Не совсем о Челябинске

Инна Люлько
      Это теперь я понимаю, что и почему происходило в моей жизни. А тогда...

      Тогда я двигалась наподобие медлительной сомнамбулы. Месяц за месяцем.
      Разговаривала. Ела. Что-то делала по дому.

      И всё это в чётком непроходящем ощущении: нет... Это неправда. Там, в гробу, - это не ОН... Я же видела! это НЕ ОН!..
      Длинный разрез от вскрытия на его голове с грубыми стежками шва... Разве кто-то посмел бы сделать это с ним, если бы это был - ОН?

      Мозг в оцепенелом ступоре фиксировал нелепую одежду на нём....
      Жалкую обувь на ногах под взметнувшимся от ветра покрывалом...
      Застывшую в потрясении прощания длинную шеренгу его учеников...
      Безмятежные улыбки мальчишек на дороге, проводивших взглядом машину с открытым бортом...

                *

      Время мерно отсчитывало дни, а сознание застыло в коме.
      Моё существование трудно было назвать жизнью...

                *

      ...На исходе четвёртого месяца старший сын прислал деньги на дорогу, и почти приказал:

      - У меня отпуск, и я заказал в нашей зоне отдыха домик для нас с тобой. Жду тебя! -

      Дочери радостно поддержали его. Помогли собраться.

      И я впервые за эти месяцы осмысленно оглянулась.
      Первый раз засмеялась.


      ЭТИ ПУТЕВЫЕ ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАМЕТКИ БЫЛИ САМЫМИ ПЕРВЫМИ ШАГАМИ ВОЗВРАЩЕНИЯ К ЖИЗНИ.


     1.
     Довольно приличный и амбициозный разведенец в расцвете средних лет, в миру интернета Старый Мерлин, одновременно сын, вытащил из изнуряющего пекла Ташкента к славному уральскому озеру потрясающую женщину.
     Это я. Мать его.

     Сын мой, более двадцати лет лишённый материнского воспитания, выучился диктаторским замашкам, и время от времени, когда у него иссякают аргументы, говорит просто:

     - Не спорь, мама! -

     Я не спорю. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы наркотики не употребляло.
     Оно не употребляет. Кажется.
     Вот и чУдно!

     Конечно, я тоже не гусеница - мне палец в рот класть не надо. Но если приходится выбирать из крайностей, то лучше я уступлю ему капитанский мостик и, перекрестившись, доверюсь его решениям, чем буду видеть его - семенящим на задних лапках!


      И вот я стою на берегу.
      Это довольно странно, но озеро взирает на меня с прохладным спокойствием. Похоже на то, что потрясающая женщина потрясает только себя.

      Как же так? Всё-таки пенсионерка из Ташкента - это вам не жук начхал!

      Но Увильды невозмутим...

                *

      2.
      С утра мы с сыном поехали регистрировать меня в Челябинске, - испрашивать милостивого дозволения на то, что прежде по праву принадлежало мне от рождения.

      Несомненно, Господь изобрёл чиновников, чтобы они, поигрывая бюрократическими хлыстами и пия кровь сограждан, держали нас в жёстком тонусе и заставляли помнить: Земля - это не рай, а испытательная зона, и человеки - только болванки для ваяния совершенных существ.

      Поэтому под стенами Иммиграционной службы выстраиваются демократичные шеренги "Жигулей" и "Тойот", а их владельцы, покорно склонив выи, идут томиться во взрывоопасных очередях, вместо того, чтобы тупо наслаждаться жизнью на отдыхе.

      Это же надо понимать!

      И когда, дети мои, вы говорите:

      - Посылаю своим недругам луч любви и всепрощения! -

      не надо добавлять:

      - Пусть он сожжёт вас дотла, уроды! -


      ...А про матюги тема вообще отдельная...


      3.
      Итак, на третий день Мерлин укатил из нашей дощатой избушки в город на свою мини-Голгофу, а я, плюнув на грязную посуду и следы чьих-то ног (может, даже наших) на полу, нагло подремала час. А когда это надоело, села подбивать первые итоги.
      Что мы имеем?
      Жильё наше прогрелось, электрооборудование в порядке, ночной сортир, - на свежем воздухе, прямо за спиной дома! - освоили.
      Люди вокруг смирные, не беспокоят. Вчера только у соседнего домика кто-то пожилым мужским голосом несколько раз рассекал тишину отрывком песни про выброс тела в набежавшую волну. Замолкал (похоже, для глотка). Затем опять возвращался к полюбившейся фразе: видно, идея ему нравилась и навевала...
      Было мило.

      Вечером хлопнула у себя на руке комара и положила в спичечный коробок: повезу в Ташкент показать, какие они - российские. Верите? Этот насекомый примерно такого размера, как узбекская муха, только, конечно, поизящней.

      В лес, за ограду, Мерлин выходить запрещает, - клещи, говорит, там водятся.
      Лучше бы там не клещи, а Бармалеи водились: Бармалей энцефалитом не наградит!
      В следующий приезд прихвачу для прогулок костюм хим.защиты: уж в нём-то никакой клещ не страшен!


      4.
      Каждый домик в зоне отдыха стоит на приличном расстоянии от других. Поэтому мы с Мерлином часами смотрим клипы, фильмы, хохочем до визга, - не мешая никому отдыхать.

      Мерлин знакомит меня с Интернетом: нашёл для меня такие вещи, о которых я мечтала не одно десятилетие, показал места, где можно поболтать с соседями по планете обо всём на свете.

      А ещё он подружил меня с молодой женщиной Олей. Которой совершенно не подходит определение "женщина" и совершенно не подходит слишком обыденное имя "Оля".
      Она - вечная и пылкая девушка: летящая, озорная, шальная, неодолимо влекущая, - она никогда не состарится, вот увидите!
      Она похожа на пушистую весёлую пчелу, сбежавшую из дисциплинированного коллектива улья: сама облетает интересующие лично её цветы, и сама разбирается, кого укусить, а кому - мёду дать.
      Надо найти её подлинное имя!


      5.
      Вчера вечером имела неожиданное зрительское удовольствие.

      По причалу прошествовали два купальщика-экстремала, решительно настроенных поплескаться в холодной воде после заката солнца...

      Эх, люблю я, грешница, всякие скабрёзные зрелища!..
      И давненько не было у меня случая поглазеть на носителей диагноза "зеркальная болезнь".

      (Для непосвящённых объясняю. "Зеркальная болезнь" - это такое состояние фигуры, когда мужчина может созерцать красоту своих гениталий только положив зеркало на пол.)

      Эластичные плавки с искренним доверием к зрителям обтягивали тела персонажей Херлуфа Бидструпа в области бикини.

      К сожалению, парочке не пришло в голову пройтись по причалу туда-сюда несколько раз, поэтому удовольствие моё было кратким, и я даже слегка взгрустнула.
      А тремя минутами позже в отдалении послышалась пара мощных всплесков: будто в воду рухнули два взрослых моржа...

      Ну, а я в густеющих береговых сумерках неспешно размышляла:

      - У беременных женщин внутри ребёнок. Временно... У многодетных мам - растянуты брюшные мышцы от многих родов... А что в животе у "зеркальщиков"?


      6.
      Сегодня посмотрела фильм "Амели".

      Французы не похожи на нас. Они другие. Живут легко, как дышат.

      Впрочем, Жан Габен...Мопассан...Гюго... Они вызывают другие выводы.

      В фильме меня больше всего тронул момент первого сближения Амели с парнем, в которого она влюбилась, - момент первого поцелуя.
      Мы привыкли уже видеть в последнее время поцелуи какие-то совершенно плотоядные. Такое впечатление, будто двое не целуются, а со вкусом поедают друг друга.

      Но - Амели!

      Какое чудесное у неё лицо!

      Кожа редкой чистой белизны, яркие - и чёрные глаза, и брови! А губы!..

      Я ищу небанальное сравнение, но не могу найти: в сравнении важна не цветистость, а точность. И если быть точным - её губы похожи на лепестки мака! Не цветом, а формой.

      ...И вот она прикасается своими юными лепестками к углу его рта...
      Потом прикасается к другому углу...
      И он не бросается на неё как зверь, а переносит её прикосновение как хрупкую, невесомую нежность...
      Потом она прикасается губами к его виску. И молча показывает ему пальцем те же места на своём лице.
      И он так же нежно и медленно прикасается губами к ней...


      Люди! Это такое чудо, ей-богу!

      ...Конечно, конечно, всё остальное обязательно будет, оно нахлынет!

      Но трепет первого прикосновения Любви - это чудо...


      7.
      Мы бродили по всем закоулкам зелёного берега, обнаруживая то крупный одинокий гриб для роскошного супа, то огромный валун, похожий на голову древней рептилии - с петроглифами, начертанными белой эмалевой краской пещерными людьми.

      Я увезу отсюда несколько удивительных камней, и множество снимков разноликого озера, и ощущение томительно сладкой беспричинной радости.

      А пока Увильды с тихим шорохом подкатывал свои мелкие волны к нашим босым ногам, и мы брели вдоль его берега, молчаливые и счастливые...


      8.
      Через неделю мы вернулись в город.
 
      В спартанскую простоту его рабочих окраин.
      К лесопарку с трогательно доверчивыми белками и синицами.
      К удивительно поздним уральским закатам...

      Однажды сын повёз меня в самую дорогую кофейню города. В дороге нас застал сильный ливень, и из машины я бежала к крыльцу кафе в своих шикарных замшевых туфлях на шпильках по лужам в крупных пузырях...
       А следующий культурный поход - в музей, разразился конфузом: мои туфли, размокшие во время бега по лужам, расползлись прямо посреди музейных залов!
      Это был прощальный выход моей любимой обуви: я еле добрела до нашего автомобиля...

      Только нам всё было нипочём: этот город был местом нашей радости!


      9.
      Челябинск провожал меня дождём.

      Я уже любила его. За всё, что он подарил мне за две недели счастья.

      Я смотрела в окно. Сын стоял с непокрытой головой внизу, на перроне, подставив высоко запрокинутое лицо холодному дождю...
      Я кричала ему сквозь стекло:

      - Иди, иди! Ты простынешь! -

      А он тихо качал головой - и не уходил.

      Ему хотелось быть сильным. Он прятал свои слёзы от меня в дожде...
 
      А у меня в вагоне не было дождя, я плакала навзрыд, - горячими слезами ожившего сердца!

                ***