Клип 3

Юрий Костин 2
Сделав два клипа, мы начали задумываться о третьем. А что? Как говорится: «Бог Троицу любит. И какой же текст выбрать для работы? Мы пересмотрели (и переслушали) немало песен, по большей части из советского репертуара, а потом решили остановиться на песне на стихи Евгения Евтушенко. По нашему мнению – достойный поэт, один из лучших, ставший ещё при жизни классиком поэтического жанра. Да и песня, на музыку Эдуарда Колмановского, с исполнением Георга Отса звучит очень … убедительно, что ли.
И вот мы решили выбрать эту песню и наложить на неё свой зрительный образ. Насколько она от этого изменится? Давайте посмотрим сами:
Начало сентября 1939 года. Стоит прекрасная погода. Местами. Кое-где идут дожди. Начало осени. Деревья украшены разноцветной листвой. Порывом ветра проносит черно-белую фотография, на которой Риббентроп, а по другую сторону стола Молотов (оба ухоженные) что-то подписывают. Фотографию уносит порывом ветра. Вдалеке виднеются черепичные крыши домов хуторян. За деревьями скрываются части Кавалерийской армейской группы комдива Тюленева. На роскошном лугу, украшенном любовно поставленными стогами заготовленного сена, стоит Певец. Отсюда не разобрать, это Георг Отс, или кто другой. Певец поднимает руку, широко поводит, указывая на дали, расстилающиеся перед ним, и начинает глубоким поставленным голосом:
– Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины,
К нему уже бегут люди в военной форме, с петлицами, размахивают руками, указывая на прятавшиеся эскадроны, прикладывая вертикально поставленный палец к губам, что, мол, тише, тише (!), тс-с … Но уже поздно и с «той стороны» уже кто-то появился, что-то увидел, и уже несётся к домам, оглядываясь. Певец продолжает петь, но уже не столь громко, не столь зычно, уже как бы и чуть виновато, и даже руки прижимает к груди, словно винится, но на него уже никто не смотрит:
Над ширью пашен и полей,
И у берёз, и тополей.
Уже звучат выстрелы, уже бьют залпами, и с этой, и с той стороны осуществляются манёвры, но с той стороны защитников много меньше, и это понятно. Эти земли, входящие в состав Польши по Рижскому мирному договору 1921 года, оставлены без должного военного внимания по той причине, что неделю назад на Польшу весьма вероломно напала гитлеровская Германия. Польская армия в одиночку пытается наладить оборону против превосходящих сил противника. Оттого и обезлюжены восточные рубежи. Грех ли этим не воспользоваться?
Выстрелы, взрывы. Обливаясь кровью, падает молодой парнишка. С чьей стороны? Так ли это важно? Молодой, ещё не целованный никем парень в военной форме. А дальше ещё тела, и ещё … Одни солдаты отступают, другие их преследуют. Слышен лихой кавалерийский посвист и конная лава пропадает из вида. Певец указывает жестом руки на павших воинов:
Спросите вы у тех солдат,
Что под берёзами лежат,
И вам ответят их сыны

Тем временем шум боя отдаляется, делается уже неслышным, и снова доносятся до нас звуки всполошившихся птиц, тревожное мычание коров,  крики и стоны людей, одни из которых ранены (убитые молчат), а другие - женщины, старики, детишки постарше, которые мечутся между раненными и пытаются найти признаки жизни у тех, кто молчит. Гражданские подхватывают песню, с украинским акцентом:
Хотят ли русские, хотят ли русские,
Хотят ли русские войны.
Порывом ветра проносит кучу листков, и мы видим, что это листки, вырванные из отрывного календаря. Последний листок показывает число – тридцатое ноября 1939 года. Ровное поле, щедро покрытое снегом. Посередине поля стоит наш Певец в добротных тёплых бурках, а на плечи его наброшена доха, подбитая волчьим мехом. Волосы Певца раздувает студёный ветер. Певец старается делать непринуждённый вид, но видно, что ему зябко и хочется оказаться в зале Оперного театра, но он выполняет важную миссию и надо терпеть. Певец поводит перед собой рукой, указывая на дали финской стороны:
Не только за свою страну
Солдаты гибли в ту войну,
За несколько дней до этого дня, 26-го ноября, в районе советского пограничного пункта Майнила, силами НКВД был произведён провокационный обстрел наших позиций, и теперь, 30-го ноября, началась военная кампания, должная поставить власти (и народ) Финляндии под контроль СССР, как это было проделано с народами Прибалтики, а также жителями Западной Украины и Западной Белоруссии. Снова ударили пушечные залпы и снова бросились вперёд группы вооружённых трёхлинейными винтовками «ребят» в шинелях.
И вдруг всё разительно переменилось. Словно снежный вихрь пролетели календарные листочки, знаменую собой истекающее время. Глаз успевает зацепить последний листочек с датой 8 августа 1945 год. Сорок пятый год – год Великой Победы над гитлеровской Германией. Эту дату, как поётся в другой песне, мы приближали как могли.
Давайте же осмотримся – мы находимся совсем в другом месте, и это не Украина. Неподалёку виднеются горы. Это – Большой Хинган, а перед нами – Маньчжурия. И наш Певец тоже здесь, и он успел скинуть с себя зимнее облачение, которое было на нём в том месте, на границе с Финляндией. Певец стоял точно в такой же патетической позе, с поднятой многозначительно рукой. Он продолжал петь, словно не пролетели только что шесть бесконечно длинных лет, наполненных кровью, смертью и неисчислимыми страданиями десятков и сотен миллионов людей. Впрочем, когда говорят о Второй мировой войне, то чаще всего подразумевают Европу, а прочие места оставляют вне зоны внимания и обсуждения. Это – чужая война? Но что же тогда делает здесь наш Певец, который громким голосом исполняет нашу песню:
А чтобы люди всей земли
Спокойно ночью спать могли.
Голос его раскатывался, распространяясь до горизонта, а может и того далее. Справа, слева его споро обгоняли солдаты генерала Пуркаева, а может и маршала Малиновского, понять было нельзя. Они были опытными воинами, не теми, которые начинали войну в 1941-м году, не теми, кто атаковал финнов, не теми, кто брал брестскую крепость, выбивая оттуда польских солдат. Эти прошли Большую Войну и имели колоссальный опыт. Они спешили, спешили изо всех сил, атаковать солдат Квантунской армии. А те находились в трауре, потому что накануне, шестого августа американцы сбросили ядерную бомбу на город Хиросиму, от взрыва которой погибло, и было ранено свыше двухсот тысяч человек. Японский император Хирохито признал поражение Японии и объявил об окончании войны. Японским солдатам было трудно осознавать себя проигравшей стороной, но и они устали от этой затянувшейся войны, которая продолжалась с 1931-го года. И вот теперь, когда японские солдаты, наконец, расслабились, ожидая, когда они попадут домой, пусть и побеждённые, на них напали те, про которых они и думать перестали. Как сражаться, когда ты признал своё поражение? Но их не спросили об этом, начиная атаку. А Певец продолжал петь, указывая в спины тех, кто миновал его и обстреливал противника, который начал приходить в себя, и открывал ответную стрельбу, от пуль которой падали и атакующие солдаты, прошедшие сквозь сотни боёв под Варшавой, Будапештом, Берлином.
Спросите тех, кто воевал,
Кто вас на Эльбе обнимал,
Мы этой памяти верны.
Теперь в кадре солдаты Квантунской армии в Маньчжурии, в Китае, на Корейском полуострове. Все они измучены затянувшейся военной кампанией, которая теперь, уже после своего признания поражения, тем более – со стороны императора, который в Японии приравнивается к живому богу, и после его слов надо снова поднимать оружие, это … выше здравого смысла. Но они держат оружие в руках, и даже стреляют из него, и при этом поют, пытаясь выговаривать слова на чуждом им языке:
Хотят ли русские, хотят ли русские
Хотят ли русские войны?
И снова вихрь белых листочков с отрывных календарей. Даты сменяют друг друга. Их едва можно заметить. Кажется, на листках пятидесятые годы. Да, перед нами мелькает листок с датой – 4 ноября 1956 года. Кажется, это центральная площадь Будапешта, на которой стоит наш Певец. Его рука по прежнему вытянута, и указывает она на … советские танки, которые лихо катят, разворачиваются почти на месте и открывают ураганный огонь по правительственным зданиям, где находится Имре Надь, премьер-министр Венгрии. Он несколько дней назад (1 ноября) заявил о выходе из Организации Варшавского договора, а в этот день (4 ноября) попросил защиты суверенитета Венгрии у ООН. Гремят выстрелы танков, но громкий голос Певца перекрывает канонаду:
Да, мы умеем воевать,
Но не хотим, чтобы опять
Солдаты падали в бою
На землю горькую свою.
И снова «картинка» кардинально меняется. Теперь это не городская площадь, а палуба корабля, а городские квартала с горящими и разрушенными многоэтажными домами сменяется океанской поверхностью, по которой тревожно несутся крупные волны, с верхушек которых слетают пенные хлопья. Певец пытается делать вид, что не чувствует ветра, что ему всё нипочём, но губы его синеют, а тело пробивается дрожью. На него насторожённо поглядывают матросы, и вооружённые «калашниковыми» солдаты, которые охраняют ракеты, сложенные в трюмах корабля. Эти ракеты должны убедить американцев, насколько мы готовы биться за мир на всей планете, и нанести упреждающие ядерные удары на коварные помыслы смертельного врага. Певец сурово смотрит на нас и сжимает протянутую руку в кулак, чтобы его слова поняли правильно:
Спросите вы у матерей,
Спросите у жены моей,
И вы тогда понять должны
Американцы, которые находятся на многочисленных кораблях, блокирующих остров Свободы, пытаясь помешать советским кораблям завести туда советские ракеты, поют, т голоса их сливаются в разноголосый хор:
Хотят ли русские, хотят ли русские,
Хотят ли русские войны.
Поют не только американцы, которых уже смело белым вихрем календарных листочков, на которых уже 1968-й год, да и океанские волны сменились городскими  пейзажами Праги, где снова крутятся и стреляют танки СССР, Болгарии, Венгрии, ГДР и прочих членов Варшавского договора. Среди поющих чехов мелькает лицо писателя Вацлава Гавела. Но вот Прагу сменила Варшава и уже поляки пропели эти же слова. И снова вихрь листков, в котором появляются лица афганцев ...
Теперь календарных листочков столь много, что они напоминают девятый вал с картины Ивана Константиновича Айвазовского. Двадцатый век остался позади, но наш Певец всё ещё готов исполнять свою песню. Он старается бодро держаться, но видно, как он уже постарел, хотя и хорошо одет и блистает белизной вставленных зубов. В прошедшем веке он перескакивал из страны в страну, убеждаю всех своею искренностью. Наш певец находился в Цхинвале и пел в честь двадцать девятых Олимпийских игр, проходивших в Пекине, когда, по исторической традиции, прекращаются военные действия. Певец поёт:
Поймёт и докер, и рыбак,
Поймёт рабочий и батрак,
Поймёт народ любой страны
Внезапно его слова перекрывает рёв снарядов. Народ начинает разбегаться.  На улицах Цхинвала появляются русские танки, для защиты осетинского народа от грузинской агрессии. Так объясняют разбегающимся серьёзные люди в камуфляже. Внезапно оказывается, что это не площадь, а зал заседаний парламента Крыма, где проходит голосование   за независимость полуострова от Украины и вхождение его в состав России. По совпадению это приходится опять на Олимпийские игры в Сочи. Так уж получилось. В зале поют парламентарии, косясь на «вежливых людей» с автоматами:
Хотят ли русские, хотят ли русские,
Хотят ли русские войны.

И снова другое место. Уже Украина. Или не Украина? Короче говоря, то место, которое двести лет назад носило имя Новороссия. Это ДНР. Или ЛНР. Впрочем, не так уж и важно, потому что всё застилает дым от пожарищ. Сверху пикирует сбитый малазийский лайнер. Его пассажиры выглядывают в иллюминатор. Они то ли кричат, то ли поют, не разобрать. Впрочем, поющих хватает и без них. Здесь и украинцы, восточные и западные, в разной военной форме, в камуфляже, просто в гражданской одежде. Русские, чеченцы, не пойми кто. Но почти все поют. Не считая тех, кто прицельно стреляет. И кое-кто из поющих падает, разбрызгивая капли крови. Слышно, отдаляясь:
Хотят ли русские, хотят ли русские,
Хотят ли русские войны.
Слов песни уже не слышно, да и поющих не видно. Слышна канонада. Громко стучит крупнокалиберный пулемёт. Весь передний план затянут пеленой пожарища ...
+ + +
Вот такой у нас получился клип. Мы его заставили себя (и вас) увидеть силою воображения. Песня впервые прозвучала в 1961 год, когда родился автор этого «клипа». Может потому он эту песню и взял для своего варианта содержания. В юные годы он не раз ходил в первомайской демонстрации и держал красный флажок с надписью «Миру – мир», и был искренне уверен, что живёт в самой миролюбивой и великой державе мира. Наивное дитя … В детстве всё видится сквозь «розовые очки». Мы осуждали американцев за их войну во Вьетнаме, не подозревая, сколько там находится советских инструкторов. А потом случился Афганистан, и уже не корили американцев за их заокеанские авантюры. В своём «клипе» мы не упомянули о военных инструкторах в Йемене, Анголе, Египте, в той войне, которая разгоралась на Корейском полуострове, на Кубе, о тех специалистах, которые обучали пользоваться нашим оружием, о том, что автоматы Калашникова распространены по всему миру и входят в гербы ряда африканских государств. Ничего не сказали мы и о войне в Сирии, которая нужна России как собаке – пятая лапа. Много ещё не сказала чего, потому что песня о мирности нашей оказалась чрезмерно короткой …
Песня (и стихи) вышла в тот период, который назвали «оттепелью», но с той поры много чего изменилось, и содержание её с тех пор имеет некоторый оттенок … лицемерия, что ли. Мы бы её советовали ставить рядом с другой песней – «Не стреляй», написанной Юрием Шевчуком в 1980-м году. Пусть они идут вместе, рука об руку. Может это добавит в содержание искренности …