В год 190-летия со дня рождения генерала-фельдмаршала Иосифа Владимировича Гурко и 130-летия Победы в Русско-турецкой войне 1877-1878 гг. представляем нашим читателям статью-репортаж «Действия генерала Гурко», опубликованную в январе 1878 года в столичной газете «Русский Мир» (№№ 21).
ДЕЙСТВИЯ ГЕНЕРАЛА ГУРКО
Филиппополь; 6 (18) января (телеграмма «Daily News»).
Переход всей армии генерала Гурко из Софии в Филиппополь в короткий промежуток шести дней, - перевал через большой Балканский хребет, в суровую зимнюю погоду, оттеснение рассеянных войск Сулейман-паши во всех направлениях, занятие города после ряда непродолжительных, но кровавых схваток - это один из самых блестящих подвигов в настоящую войну. Хотя диспозиция войск была известна в день отправления моей депеши из Софии, но было бы очевидно неосторожно говорить об этом, так как мы ожидали решительного сопротивления в четырех пунктах в горах, - именно: на север от Самакова, у Трояновых ворот за Ихтиманом, в долине реки Топольницы ниже Петричева и в Отлукиое. Генерал Гурко разделил свои войска на четыре отряда. Колонна на правом крыле, выступившая из Софии 7 января нового стиля, была под начальством генерала Вельяминова и должна была быстро броситься на Самаков и отрезать отступление турок, вышедших из Софии на Радомир. Главная колонна, под начальством графа Шувалова, выступила из Софии утром 9 числа по Ихтиманской дороге и должна была двинуться на Татар-Базарджик лишь после того, как туркам сделается невозможным удерживать позиции у Трояновых ворот, вследствие наступающего движения фланкирующих колонн на Восток от Ихтиманской дороги. Отряд генерала Шильдер-Шульднера должен был идти по реке Топольнице; а на крайнем левом крыле сильной колонны генерала Криденера было приказало идти на Отлукиой, по линии отступления армии Шакир-паши при Кафарли и соединиться с другими отрядами пред Татар-Базарджиком. Маленький отряд генерала Комаровского, занимавший Златицу, должен был идти на соединение с колонной генерала Карцова, к которой он принадлежал и которая шла, через Карлово, для соединения с армией, переваливавшей чрез Шипкинский проход. Успех этого сложного движения зависел вполне от своевременного прихода отдельных колонн на места их назначения. Солдатам были розданы шестидневные рационы сухарей. Каждое артиллерийское орудие имело двойное число лошадей, и колонны шли вперед так же весело, как будто они шли весной. Генерал Гурко с штабом сопровождал главную колонну и выехал из Софии только в полдень 28 декабря (9 января). Солнце светило ярко и тепло, дорога была залита водой. Но прежде чем мы достигли гор, термометр внезапно пал ниже точки замерзания, сильная снежная буря разразилась над нами и, при закате солнца, мы с трудом могли рассмотреть перед собой дорогу. В то время как мы прокладывали себе вперед дорогу, приехал курьер с известием, что на линии генерала Вельяминова явился парламентер с телеграммою от турецкого военного министра, извещавшего, что перемирие принято русскими и предстоит заключение мира. Генерал Гурко послал по этому поводу телеграмму Великому Князю, и мы двинулись вперед, забыв о снеге и морозе, рассуждая о возможности мира и поздравляя себя с приближением конца, в близости которого мы все были уверены. Предположение перемирия служило доказательством, что неприятель пал духом. Деревня Вакарель на дороге была сожжена. Мы нашли жалкое прикрытие от бури в маленькой деревушке поблизости, но пехота должна была расположиться биваком на снегу подле дороги. К утру все замерзло крепко, дорога представляла ледяную кору, дул сильный ветер, а когда мы проезжали по бивакам пред рассветом и видели солдат, толпившихся вокруг огней, то нам казалось невозможным, чтобы люди могли оставаться живыми на таком сильном морозе, без всякого прикрытия. В Ихтимане мы получили приятное известие, что турки очистили своп позиции у Трояновых ворот, и что Самаков тоже в наших руках, и появление на линиях адъютанта Сулейман-паша, майора Зелу, с письмом к Великому Князю казалось подтверждением известия, полученного накануне вечером. Однако днем из главной квартиры пришла депеша с инструкциями продолжать движение, не смотря на слухи о перемирии, и потому кавалерия двинулась через проход и заняла Ветренову. Никаких известий не доходило до нас из Бани, куда, как предполагалось, должна была загнать неприятеля колонна Вельяминова; утром 11 числа мы поспешили в Ветренову чрез проход, известный под именем Трояновых ворот, и прибыли туда как раз вовремя, чтоб видеть черные линии турок, тянущихся по дороге у Зимчины. Движение турок теперь сделалось понятным. План отступления у Сулейман-паша был такой: оттянуть войска из Самакова и Ихтимана, сосредоточить их в Татар-Базарджике и идти за армией Шакир-паши в Адрианополь. План очевидно рассчитывал на задержку на несколько дней по случаю слухов о перемирии, так как у самаковского отряда Фауд-паши была более трудная и более длинная дорога, чем у русских до Татар-Базарджика. Таким образом когда этот план потерпел неудачу, самаковский отряд должен был идти день и ночь, чтобы выйти в равнину раньше своих преследователей. Само собою разумеется, отряду, занимавшему Трояновы ворота, было достаточно времени убраться, а армия Шакир-паши прошла чрез Отлукиой еще неделю назад, так что самаковскому отряду угрожала опасность быть отрезанным совсем от остальной армии, и потому он отступал с поспешностью, требуемою положением дел. Трояновы ворота, - перевал значительной высоты и трудный для перехода даже и летом - представлял сплошную массу льда, когда мы переваливали через него. Лошади падали на каждом шагу, пехота двигалась с чрезвычайным трудом и должна была расположиться биваком в горах, так как дорога была занята артиллерией, и мы, к величайшему нашему огорчению, должны были смотреть из Ветренова, как арьергард турецкой армии исчезает на дороге к Татар-Базарджику, и не могли преследовать его, потому что пехота не перебралась через перевал. Тем не менее, в течение ночи Московский полк взял обоз почти из трехсот телег и рассеял три батальона неприятеля. На следующий день, в новый год, четыре колонны соединились в окрестностях Татар-Базарджика; отряд Вельяминова немного не дошел до назначенного ему места вследствие слухов о перемирии. Татар-Базарджик горел уже во многих местах, когда мы увидели его с перевала; достигнув рано утром вершины горы, окаймляющей большую Филиппопольскую равнину, мы увидели поднимающимися от города девять отдельных столбов дыма. До пяти неприятельских батальонов тащились по дороге в миле расстояния от города с двумя линиями застрельщиков и сильным кавалерийским арьергардом, расположенным по дороге. Нападая на них, очевидно, ничего нельзя было выиграть, так как они маневрировали для прикрытия отступления, которое мы надеялись остановить на следующий день, поэтому только между аванпостами произошла легкая перестрелка. На следующее утро мы проскакали через Татар-Базарджик, совсем разграбленный и полусожженный, с редким населением, и ехали вперед до заката солнца. Тут напротив нас была турецкая колонна, отделенная рекой Марицей, удобною для переправы в брод только в некоторых местах. Обе армии шли по параллельной линии: одна торопилась добраться до Филиппополя по железной дороге, а другая, идя по грунтовой дороге, пыталась отрезать ей отступление. Войска с той и с другой стороны были страшно утомлены; но между ними была та разница, что отсталые турки были почти все отрезываемы, тогда как русские, после непродолжительного отдыха в какой-нибудь деревне, снова присоединялись к своим полкам; в то же время, как турецкие силы постепенно редели, русские колонны оставались целыми. Часть отряда Шувалова, после безостановочного перехода в тридцать миль, перешла реку в брод вечером 1 (13) января, при нуле градусов, и бросилась стремительно за турками; но, найдя их слишком сильными для атаки с малым отрядом, отряд расположился в деревне. На рассвете граф Шувалов с десятью батальонами находился в 1.500 ярдах от сильно-утомившегося неприятеля, и начал демонстрировать, чтобы замедлить по возможности дальнейшее отступление до тех пор бы замедлить отступление до тех пор, пока бригада генерала Шильдер-Шульднера переправится в брод чрез Марицу у Филиппополя и обойдет неприятеля справа. Турки, в количестве около сорока батальонов, заняли позицию на железной дороге; левое крыло их опиралось на деревню Каватер, а правое на деревню Айранли; центр же находился на невысокой горе за Кады-киоем. Шувалов делал демонстрацию против их центра и левого крыла. Битва продолжалась целый день, и так как рисовые поля представляли плохое прикрытие, то потери были значительны с обеих сторон. В то время, как происходила эта битва, колонна генерала Криденера шла по дороге к Филиппополю, а Шильдер-Шульднер приказал двинуться в обход правого крыла неприятеля. При восходе солнца в день битвы генерал Гурко с штабом находился на дороге в ее месте, где она всего ближе подходит к реке. Дорога была загромождена артиллерией, пехотой и вьючными лошадьми, как вдруг правое крыло турецкого отряда появилось на расстоянии ружейного выстрела на другом берегу потока. Три батальона были тотчас же посланы за реку, частью в брод, частью на лошадях штабных офицеров и конвоя, и в скором времени огонь, начавшийся на правом крыле, распространился и до нас. Направо и налево от нас начали действовать батареи. Турецкие гранаты начали разрываться у дороги; пули сыпались со всех сторон и ранили людей и лошадей. К счастью, мы были прикрыты до некоторой степени небольшим бугром и стояли там весь день, пока битва свирепствовала без всякого перерыва. Целые часы мы ждали авангарда колонны Шильдер-Шульднера, подошедшей лишь поздно после полудня. Таким образом обходное движение не удалось потому, что люди не успели переправиться через реку раньше заката солнца. Днем отряд Криденера занял часть Филиппополя к северу от Марицы, но мост был сожжен, и никто не попытался переправиться через реку в брод. Два орудия, поставленные на скалистой возвышенности в центре города, обстреливали, отряд Криденера, но не причинили большого вреда. Вечером эскадрон гвардейских драгун, под начальством капитана Бурого, ворвался в город и нашел его очищенным, но отряд неприятеля, вероятно, из 1.500 человек, собрался в беспорядке у горевшей железнодорожной станции. Спешившись и поставив своих лошадей под прикрытие, этот небольшой отряд переправился спокойно по дороге на станцию и, увидев в рву турок, вдруг открыл по ним огонь, производя при этом возможно большой шум. Турки сначала отвечали на огонь, но скоро затем отступили, очевидно, думая, что на них напал сильный отряд, и таким образом город остался в руках капитана Бурого и его маленького эскадрона. Утром, 4 (16) числа, когда мы выехали на левый берег Марицы, напротив города, целый армейский корпус стоял там у сожженного моста, а на другом берегу собралась громадная толпа болгар, кричавших и жестикулировавших, что река слишком глубока в этом месте, чтобы переправиться чрез нее в брод. Мост был совсем разрушен, и никому, по-видимому, не приходила в голову мысль поискать броду или устроить паром. Князь Церетелев переехал на маленькой лодке тотчас после прибытия генерала Гурко, и в несколько минут был устроен паром из бревен. Несколько человек из местных жителей были перевезены для указания бродов, и
чрез час генерал Гурко с своим штабом вступил в город. Не происходило никакой церемонии встречи, а только был отслужен молебен в церкви. Генерал Гурко поместился в русском консульстве. Офицеры нашли себе роскошные помещения в домах богатых граждан города. Тут везде царствовал полный порядок, и хотя орудия все еще гремели на склонах гор к югу от города, но мы забыли все в восторге от первых часов комфорта после Софии. Всю ночь, 4 (16) числа, и весь следующий день на горе происходила битва. Отступив с своими силами по узкому промежутку, оставшемуся между Шуваловым и горами, Фуад-паша занял позиции в нескольких милях к югу от Филиппополя в виноградниках, будучи принужден защищаться против отряда Вельяминова, и в то же время он должен быть действовать против Шувалова и Шильдер-Шульднера, угрожавшего его авангарду. Трудно сказать, сколько тысяч турецких войск выбыло из строя, взято в плен, рассеяно или бежало к Сулейман-паше; но когда они стояли в горах спиною к покрытым снегом склонам, их было там не более 15.000 человек. Генерал Дандевиль с третьей гвардейской дивизией, переправившись чрез Марицу ниже Филиппополя, двинулся по Станимакской дороге, по той самой, по которой бежал Сулейман-паша с 30.000 или 40.000 человек, занял город и таким образом образовал половинную цепь вокруг турок. Последние потеряли весь свой обоз, и не имели теперь никакого пути для своего отступления, так как их артиллерия не имела снарядов. Утром, 5(17) числа, они бросились с гор в штыки в безумном желании взять обратно восемнадцать орудий, оставленных в руках Дандевиля. Но эта атака окончилась полной неудачей; при отражении ее в особенности отличился генерал Краснов во главе бригады третьей дивизии; в этот день турки, отступая с одной террасы на другую, бросили еще двенадцать орудий. После неудачи этого геройского, но безнадежного сопротивления, дезорганизованные, усталые, голодные, полузамерзшие остатки армии разбились на маленькие отряды и под прикрытием темноты рассеялись в горах, оставив на поле битвы остальные двадцать орудий. Между тем мы очень мало слышали о движениях других армий. Часть шипкинской армии пошла в обход на Чирпан, не зная, что генерал Гурко так близко от Филиппополя, и теперь опять бросилась на восток. Филиппополь пострадал и от огня, и от ятагана; хотя порядок в городе по-видимому царствует полный, но по временам еще случаются убийства. Болгары все вооружены, большинство усовершенствованными ружьями, которые они ищут случая пустить в дело, так как среди них есть таки люди башибузуцкого типа. Мы вступили в город, когда базар был уже сожжен, все лавки по соседству с ним разломаны, товары разбросаны по улицам или растащены. Часть города у моста на обоих берегах реки была сожжена. Турецкий квартал совсем опустошен, остальная часть города имеет свой обычный вид; сегодня много лавок уже открыто. Цены разом учетверились, как и в Софии, и несколько купцов, успевшие спасти свои товары, могут сделаться миллионерами. Между жителями теперь господствует сильный страх не пред возвращением турецкой армии, а пред тем, что мусульманское население в горах, известное своею мстительностью, воспользуется уходом русских для отмщения за потерю города.