Они были рядом с нами (г. Шуя, школа № 10)
(Интеллигенты первого поколения)
Их давно уже нет среди нас. Это были люди нашей родины, родившиеся в конце девятнадцатого - в начале двадцатых веков, в основном выходцы из дворянского сословия. Всесторонне образованные, воспитанные, люди высокой культуры и нравственности, глубоких убеждений и твёрдых жизненных позиций, преданные своему гражданскому долгу, своему народу и своей родине. Кому удалось в жизни общаться с ними, или быть рядом с ними, тот не мог не поражаться их высокому творческому потенциалу, поразительной внутренней духовной монолитности, стремлению в годы наших испытаний сделать всё, от них зависящее, ради быстрейшего возрождения любимой Отчизны. Многие из них погибли на фронтах войны, многие были уничтожены во время репрессий, кого-то выслали из страны, иные всю жизнь трудились где-либо далеко в провинции, находясь на невысоких должностях, до конца выполняя свой гражданский долг и не меняя своих высоких морально-нравственных убеждений.
Мне посчастливилось быть рядом с такими людьми в годы моего далекого детства. Перенять у них знания, обычаи, нормы поведения, кое-что из их бесконечно глубокого духовного мира. Это были мои бабушка с дедушкой (Морган-Жуковская Мария Алексеевна и Морган Леонид Николаевич), а также наши учителя в пятых-седьмых классах школы №10 города Шуи Ивановской области (моя бабушка - учитель истории, и Дербенёв Владимир Алексеевич - учитель русского языка и литературы).
О своей семье я уже много написал в воспоминаниях (в книгах и отдельных публикациях в интернете). Здесь хочется побольше сказать о Дербенёве. Как он попал в провинциальную Шую со своими богатейшими знаниями и творческим потенциалом? - об этом, вероятно, знала бабушка. По-видимому, он, как и мой дед, покинул одну из наших столиц в тридцатые годы, опасаясь начавшихся в то время репрессий. Но скромная должность педагога в 5-7-х классах его, вряд ли, удовлетворяла. Зато нам, сорванцам из 5-б, он запомнился на всю жизнь.
Я до сих пор отчётливо помню его уроки, его стихи и прибаутки для лучшего запоминания правил и исключений правописания, его прочтение классиков отечественной и зарубежной поэзии. Он читал нам в подлиннике Шиллера, Гёте, Гейне, Гюго, Верлена, Ламартина, Лафонтена, Готье, Бодлера... Приводил, для примера, изречения на латыни... И ... безжалостно ставил нам двойки и единицы. Помню, как он поставил мне единственную в моей жизни двойку за то, что я привел недостаточно примеров образования множественного числа от существительных мужского рода, посредством добавления окончания "а" - "учитель-учителя, профессор-профессора, стул-стулья"... На этом мои познания этого параграфа категорически заканчивались, и последующие полминуты я трагически молчал, с надеждой взирая на моих собратьев, тоскливо уткнувшихся носом в парты. Педагогу, не привыкшему терять время понапрасну, это всё быстро надоело, и он с удовольствием вывел мне на всю страницу жирную, запомнившуюся надолго, "красавицу".
Она в последующем постоянно стимулировала меня на дополнительную, самостоятельную работу. И я даже смог удивить невозмутимого учителя, когда через несколько дней сам вызвался к доске, чтобы привести несколько десятков примеров на данную тему: животные (котёнок-котята и т.д.), грибы (масленок-маслята и пр.), и много других слов, которые я сумел выкопать из "глубин" своих скромных знаний. Особенное Ему понравилось слово "кол" с ответом "колы". Но у меня было заготовлено и другое - "колья", которые мы в те годы часто видели в деревенских заборах...
Именно под влиянием Дербенёва у меня возникла тяга к французскому. И я постоянно читал французские адаптированные тексты, потихоньку познавая красоту и этого языка. Бабушка с удовольствием помогала мне в этом. Разучивала со мной стихи французских классиков, многие из которых сохранились в моей памяти до сих пор. Любовь к родному языку и определённое владение им - это тоже во многом результат работы с нами этих прекрасных педагогов.
А как работала с нами моя бабушка! Она была нашим классным руководителем и придумывала массу интересного. Здесь были и литературные вечера, на которых мы читали не входящие в программу обучения стихи Тютчева, Фета, Алексея Толстого, Жуковского, поэтов серебряного века. Были и географические путешествия - прежде всего, по нашей стране. Помню, как я рисовал карту с открытым совсем недавно Среднеазиатским оросительным каналом, орошавшим плодородные земли Ферганской долины. А потом рассказывал про эту грандиозную "Стройку Коммунизма" всему классу.
Проходили у нас и музыкальные вечера. И я аккомпанировал Герке Воронину, исполнявшему старинные романсы. Кстати, в те годы романсы не были популярны, но бабушка решилась на это, проведя с нами много часов в зале за старинным роялем. На классных уроках мы говорили и о науке, и об искусстве, о культуре. Помню свой доклад об отечественной музыке XIX века. Рассказывал о Чайковском, о Даргомыжском, о Могучей кучке Балакирева. Но больше говорил о М.И. Глинке. Я как раз разучивал его "Жаворонка", и этот композитор мне в то время нравился больше других. И справедливо со мной спорил Валька Слоев, доказывая, что П.И. Чайковский сделал больше для развития отечественного музыкального искусства...
Да, те годы нашей учебы и нравственного воспитания были прекрасны! Главное же в них было то, что в это время очень многое было заложено в нас на будущее, в том числе, и возможно, в первую очередь, ветеранами нашей педагогики, Людьми с Большой буквы - представителями Первого поколения нашей русской интеллигенции.