Долгое эхо войны. Часть 1. Глава 5

Жанна Светлова
Очнувшись в госпитале в отделении кардиологии, Венедикт увидел сидящих у его постели Зинаиду и Антонину. Слегка приоткрыв глаза, он наблюдал за женщинами, стараясь понять, что все это значит. Особенно поразил его расстроенный вид Тони, которая старалась незаметно смахивать постоянно текущие по ее щекам слезы, а Зинаида гладила ее руку и шептала, что все обойдется, что Венечка обязательно поправится, и они все вместе полетят справлять их свадьбу в Ленинград.
Услышав эти слова, Венедикт возблагодарил Бога, что тот привел его на больничную койку.
«Следует подольше поболеть», - решил он и быстро закрыл глаза.
Зинаида уловила его движение и, погладив Тоню по руке, вышла из палаты.
Венедикт замер от нежного прикосновения ее губ к его щеке. Он не сдержался и слегка пожал пальчики ее руки, при этом испугавшись, что Тоня сейчас же встанет и уйдет. Но она прижалась к его лицу и зашептала:
- Только не умирай, Венечка. Я тебя очень люблю.
И он прижал ее к себе, хотя слабость была жуткая, и стал целовать ее руки. За этим занятием и застал их Лешка, тихо вошедший в палату.
- Ну вот, а ты плакала, Тоня. Этот герой даже на больничной койке не упустит возможности проявить свое восхищение прекрасной женщиной. Молодец, Венька! Так держать!
Антонина поцеловала больного в щеку прямо в присутствии друга и, сославшись на оставленную срочную работу, ушла к себе в кабинет, где ее уже поджидала Зинаида.
Венедикт глупо улыбался, наблюдая, как Леша поудобнее устраивается возле его кровати.
Алексей посмотрел на него с радостью и произнес:
- А ты сомневался, что Антонина примет тебя в свои объятия после долгой разлуки. Слушай, что тебе говорит твой опытный в таких делах друг, и никогда не паникуй раньше времени. Ну, отчитывайся, как ты себя чувствуешь? Напугал ты нас всех до-смерти. Даже Петрищев не выходил из твоей палаты несколько часов. Эх, Венька-Венька, бить тебя некому. Вот пристрою к тебе Антонину и хоть спокойно спать буду. Она тебе не позволит изводить себя работой или заботой о родственниках.
Еще не докончив фразы, Алексей понял, что сморозил глупость. Нельзя было напоминать Вене об этом.
Лицо друга посерело, и Алексей нажал на кнопку вызова врача. Его попросили покинуть палату, и он всю дорогу ругал себя последними словами. Поджидавшая его у Антонины в кабинете жена поняла, что муж чем-то расстроен. Он рассказал им о своем промахе, на что Антонина заметила, что такую подлость от родного человека и здоровое сердце не выдержит и, покачав головой, заплакала, чем расстроила Алексея еще больше. Зинаида пришла ему на выручку, сменив тему разговора.
- Тонечка, я хочу с тобой посоветоваться. Леша завтра летит в Южно-Сахалинск и хочет, чтобы я полетела с ним. Мы планировали осмотреть этот край вместе с вами. Но здоровье Венедикта не позволяет сейчас осуществить наше желание. Мне тоже не хочется в данный момент совершать подобную экскурсию. Ты не будешь против, если я тебя приглашу на премьерный спектакль в ваш театр.
- Зинуля, я буду счастлива пойти с тобой в театр, но умоляю тебя принять предложение Леши и слетать на Сахалин. Когда тебе еще может представиться такой случай? Лично я просто мечтала побывать там. Венедикта я не оставлю, более того, буду постоянно держать вас в курсе его состояния. Честное слово, мне очень хочется, чтобы вы как можно больше времени побыли вместе. Если ты не полетишь, Венедикт, я уверена, будет очень расстроен. Ближе вас с Лешей у него никого нет. И он всей душой желает вам счастья. Не огорчайте его.
- Ты не права, Тоня. Теперь у него есть и ты, - заметил Леша. - Так что постарайся быть с ним поласковее. Мы тоже всей душой желаем, чтобы у вас все сложилось самым лучшим образом.
На следующий день друзья улетели на Сахалин, откуда Леша звонил Антонине каждый день, осведомляясь о здоровье Венедикта. А дела обстояли не лучшим образом. Положение больного резко усугубилось воспалением легких. Коллеги делали все возможное, чтобы снизить влияние нового заболевания на больное сердце. В ход пошли антибиотики, которые были доставлены из Хабаровска специальным рейсом.
Узнав об этом, Алексей с женой немедленно вернулись на Камчатку.
Когда Алексей появился в палате друга, состояние больного было очень тяжелым. Температура уже несколько дней держалось в районе 40 градусов. Больное сердце не выдержало и случился новый инфаркт. Алексей, не зная, чем помочь Венедикту, просто сходил с ума от этой безнадежности. Почти ежедневно, когда он находился в гарнизоне, он навещал друга. Но частые перелеты в разные точки края по делам службы подчас делали невозможным посетить больного.
Ему пришлось отлучиться, провожая жену на материк по окончанию ее отпуска, и, будучи в Хабаровске, Алексей заглянул к старому приятелю Игорю  Хабенскому, и тот, узнав о положении Лаврова, договорился с начальством доставить в Елизово известного кардиолога, доктора медицинских наук Немецкого Аркадия Сергеевича. Светило кардиологии был представлен Алексею и вместе с ним полетел в Елизово, чтобы помочь самому дорогом человеку, как его охарактеризовал Хабенский. За время перелета и по дороге до госпиталя Алексей поведал доктору специфику и причины болезни друга, рассказал о его подвигах на войне и об особенностях службы после нее. Аркадий Сергеевич сказал:
- Вот они - последствия войны для офицера, честно прошедшего самые страшные бои, но элементарно не понимающего, что здоровье нужно беречь, что сердце у нас одно, и нельзя одному человеку спасти весь мир, тем более, если он себя не бережет. Он хоть вообще хочет жить?
- Жить очень хочет, - сообщил доктору Алексей, - жениться собирается, а тут такое безобразие приключилось.
- Будем надеяться, что этот фактор станет главным, решающим моментом, обеспечивающим выздоровление. Уныние, безразличие к своей жизни - вот спутники осложнений и гибели организма.
Алексей не стал спорить, желая остаться в палате друга, чтобы быть в курсе всего, что нужно для его спасения.
В составе группы врачей, сопровождавшей знаменитого доктора, он незаметно пристроился позади всех, с болью рассматривая бледное, с синяками под глазами, исхудавшее и постаревшее лицо Венедикта. Тот лежал совершенно безучастный ко всему происходящему, не глядя ни на кого из свиты. В таком состоянии Венедикт прибывал уже более десяти дней. Об этом поведал его лечащий врач.
Внимательно и даже скрупулезно обследовав больного, Аркадий Сергеевич сразу определил путь выхода из затянувшегося осложнения и тут же провел первые процедуры, необходимые для блокировки болезни легких, используя при этом одновременно активную терапию для сердца. Он сам сделал больному необходимые инъекции и затем обратился к Алексею с просьбой помочь вывести друга из пагубного для того состояния безразличия.
- Голубчик, - обратился он к Леше, - вы сказали, что он собирался жениться, но настроение у него явно не свадебное. Его лечащий врач - Семен Васильевич - объяснил мне свое недоумение по поводу отношения к нему невесты. И я хочу спросить у вас, где его невеста? Почему она не проводит все свободное время у постели нашего больного? Ему нужны положительные эмоции. Организуйте ему их! Вы же его друг. Иначе, на поправку он вряд ли пойдет.
- Антонина сейчас занята отчетом, который требуется составить срочно, насколько мне известно, - сам не зная почему ему пришла в голову эта мысль, заявил Алексей. - Поэтому ее не отпускают с работы раньше десяти вечера, а дома - брошенная на целый день, дочь. Ребенка ведь тоже нельзя оставить без контроля, ухода, обеспечения питания, проверки уроков. Она постоянно забегает к Венедикту, но сидеть долго сейчас не имеет возможности.
Про себя же он страшно разозлился на Антонину. Почему она не навещает Веню? Что у них стряслось?
- Плохо, голубчик, очень плохо! И самое нехорошее, со слов Семена Васильевича, к сожалению, это то, что в последнюю неделю, она, как вы выражаетесь, «не забегала» к нему ни разу. Поговорите с ней серьезным образом, приведите ее ко мне, я ей объясню, что значит быть невестой, женой. Вы ведь теперь на исповедь не ходите. Обходитесь без Бога, а это всегда кончается грустно. Здесь уж надо выбирать: или жизнь дорогого тебе человека сохранить, или свои профессиональные амбиции удовлетворить.
Он покачал голой.
Алексей не знал, что Антонина перестала посещать Венедикта, и, зайдя после разговора с Аркадием Сергеевичем к другу, как бы между прочим, спросил:
- Антонина, небось, вся извелась от тревоги за тебя, вечерами просиживает здесь?
Лицо Венедикта потемнело и сделалось старым и несчастным до такой степени, что Алексей сам невольно схватился за сердце, так кольнуло.
- Нет, Лешенька, Антонина молодая, красивая, умная женщина, достойная более счастливой участи, чем жизнь с инвалидом. Меня ведь и списать на гражданку могут по болезни. Буду жалким. врачишкой с мизерной зарплатой. А ей дочь на ноги поднимать нужно. Я не хочу, чтобы она принесла себя мне в жертву.
Алексей разозлился так, что в его руках треснула мензурка, в которую капали для Вени лекарство.
- Позволь узнать, - скрежеща зубами, спросил он. - Кто же из вас двоих пришел к столь оригинальному выводу? Ты что ли? Цицерон несчастный! Или она у нас такая передовая мыслительница? Что она тебе сказала такого, что твой котелок смог сварить столь неаппетитную кашу?
- Брось, Леша! Ничего она мне не говорила. Я ее не видел дней десять. Так что мой котелок сварил «неаппетитную кашу» из тех фактов, против которых не попрешь, тем более что все на самом деле так и обстоит. Нравится нам это или нет, но жизнь - штука капризная и коварная!
От сказанного ему вдруг стало самому плохо. Он весь побелел и тяжело задышал, хватаясь за сердце.
Срочно пришлось вызывать доктора, и вконец расстроенный Леша, готовый убить Антонину за ее подлость, как он считал, помчался в ее кабинет.
Антонина сидела у себя расстроенная и готовая в любую минуту разрыдаться от малейшего пустяка. Вид взбешенного Алексея, однако, насторожил ее и, решив, что с Венедиктом случилась беда, Антонина забыла на время свои обиды и с ужасом уставилась на вошедшего.
Алексей молчал, стоя у дверей, и испытывающее смотрел на нее. Этот взгляд был просто невыносим, и Антонина не выдержала его.
- Что случилось, Леша? С Веней беда?
У нее тут же на глаза выступили слезы.
- Какая трогательная забота с вашей, сударыня, стороны! Вам конечно же невдомек, что могло произойти от вашей непорядочности. Хорошо играете, Антонина Васильевна! Браво! Вам не в бухгалтерии прозябать нужно, а в примы драмтеатра поступить.
- Как вы смеете, Алексей, разговаривать со мной в таком тоне?! - разозлилась Антонина. - Вы, по-видимому, сами великий актер и интриган. Что вам от меня нужно? Друзья неразлучные. Один делает предложение руки и сердца, но, поняв, что женщина с ребенком - это такая обуза по сравнению с молоденькой сестричкой, свободной, симпатичной, выхаживающей его, даже не предупредив бывшую претендентку в жены, передает через новую пассию, чтобы она оставила свои намерения женить столь знатного жениха на себе и больше не докучали ему своими визитами. Другой врывается в мой кабинет, оскорбляет меня и старается унизить мое женское достоинство! Пошел вон отсюда и передай своему другу, что я его знать не знаю и впредь не желаю слышать о нем ничего.
Она буквально грохнулась на свой стул и разрыдалась. У нее началась истерика, и Алексей, несмотря на ее отталкивания, еле сумел влить ей несколько глотков воды, облив все ее платье и свой китель.
Антонина плакала и жалобно причитала:
- Уйди отсюда, уйди! Мне невыносимо видеть вас обоих! Можете не переживать, я уеду отсюда очень быстро, не дожидаясь свадьбы твоего дружка! Я не позволю трепать мое имя какой-то медсестре Людмиле, рассказывающий всем, что я не даю жизни Венедикту, который влюблен в нее и не знает, как отвязаться от назойливый бабы, навязывающей себя и свою дочь такому чудному, милому доктору, и мешающей ему жениться по любви.
Внезапно она перестала плакать и устало сказала:
- Леша, я тебя очень прошу, иди, не мешай мне работать. Я рада за Венедикта, но прошу тебя, помоги мне перевестись в Петропавловский госпиталь. И, если можешь, поговори с Людмилой, пусть она прекратит распространять слухи о моем непременном желании женить Лаврова на себе. Я не собираюсь вставать на пути их счастья. Передавай привет своему другу и пожелания скорого выздоровления.
Алексей вышел от нее, не зная, что предпринять, идти к Венедикту и выяснять у него, в каких он отношениях с Людмилой, было не время. У того опять был приступ, разговаривать с этой девицей не хотелось. Он вспомнил, как она старалась не пускать его к Вене, как мрачнела, лишь стоило ему появиться. Очень неприятная особа. Мысли о ней не давали ему покоя. «Значит, она распускает слухи о своей близости с Венькой, хочет расстроить свадьбу друга с Тоней». Ему стало невероятно жаль Антонину. «Бедная, она столько пережила. Блокада, потеря родных, Соловей, трудности жизни в гарнизоне. Одной воспитывать дочь. Неужели Венедикт дал этой девице повод говорить о нем, как о близком ей человеке? Нет, это невозможно! Во-первых, он все время находился в тяжелом состоянии. Во-вторых, когда ему стало легче, у них с Тоней все складывалось наилучшим образом. В-третьих, Венька не мог дождаться, когда они поедут подавать заявление в ЗАГС. От расстройства у него случится новый инфаркт. С этого момента Людмила сторожила его палату, аки пес, никого не пуская. Выгнала Тоню и наговорила ей невесть чего.
Этого так оставить нельзя! Пойду к Аркадию Сергеевичу, расскажу все ему, и пусть ее уберут из медсестер. Такую подлость непозволительно делать персоналу, пусть даже влюбленному в пациента. Нет! Ну какова дама. Находчивая, ничего не скажешь!».
Ему вспомнился летний день, когда он летал в Усть-Камчатск с командующим и его свитой на борту. После осмотра гарнизона и заседания у командира полка все поехали на горячие источники, где планировался ужин для гостей. Валентину Титову тогда не повезло. Разжигая костер, он сильно поранил руку, вызвали прилетевшую с ними медсестру. Кажется, это была она - Людмила. Леша напрягся, стараясь вспомнить весь вечер, скорее даже ночь, было уже около двенадцати часов ночи. «Она, точно она. Валентин называл ее Люсей. Они сидели в обнимку и вместе исчезли с мероприятия».
Лешка вспомнил, как она прижималась и не смущаясь целовала Валентина. Но Валька женат.
Интересно, что последовало далее. Но додумать свое воспоминание ему не удалось. Через час он должен был вылетать на Курилы, а он так и не успел не пообедать, не проверить готовность самолета и экипажа к вылету. Поэтому двое последующих суток Лешке было не до воспоминаний и их анализа.
Однако, вернувшись после рейса, он, быстро переодевшись, полетел в лазарет. К другу он пошел не сразу, а лишь после беседы с Аркадием Сергеевичем, которому нечем было порадовать Алексея.
- Полное безразличие ко всему, - сообщил он ему. - С таким настроем трудно выкарабкаться из этой ситуации.
Алексей расспросил доктора о медсестре Людмиле, неотлучно дежурившей у палаты Венедикта, не забыв рассказать о ее выходке в отношении невесты больного. Светило медицины, специально задержавшийся в госпитале, услышав эту историю, пришел в ужас. Он, как мальчик, а не ученый муж, вскочил и немедленно помчался добиваться, чтобы перевели эту подлую сиделку на другой участок работы. Алексей пошел к другу, увидев которого, был потрясен его видом. Казалось жизнь уже еле теплилась в этом незнакомом Алексею мужчине, который совершенно никак не отреагировал на приход самого близкого ему человека. А ведь совсем недавно Венедикт именно так оценивал присутствие Леши в его жизни.
Алексею этот «незнакомый человек», как мысленно он назвал друга, был неприятен. Более того, он вызывал в нем бешенство. И Леша решил не церемониться с этим «слабаком», раскисшим, как баба. Он отважно бросился на штурм крепости, окруженной рвом безразличия.
- Ну, приятель, не знал я, что со мной под маской дружбы живет столь непорядочный и предприимчивый субъект, как ты, Лавров. Я, по твоей милости, дошел до оскорбления женщины весьма достойной, хватившей и без меня не мало горя в жизни. И что же я выяснил в результате своего безнравственного поступка?
Лешка, как бы вскользь, взглянул на больного и понял, что привел его своими словами просто в оторопь. Венедикт смотрел на него с интересом, как на буйно помешенного, ожидая, что пришедший к нему посетитель, явно не в своем уме, способен выкинуть вообще что-то невообразимое. Он был так удивлен тоном и словами бывшего друга, что даже присел на постели.
«Сейчас я тебе устрою представление», - злорадно усмехнулся Алексей, видя, что несмотря на отсутствие сил, его друг готов подняться и влепить ему пощечину за «непорядочного субъекта».
- Если ты так подло бросил Антонину из-за какой-то медсестры и даже не соизволил признаться своей невесте в том, что любовь прошла, самостоятельно, без помощи Людмилы, объявив через нее, что теперь даже не желаешь  видеть свою бывшую страсть, то тебе следовало бы подумать, что этим поступком ты оскорбил не только Антонину, но и всех своих друзей, и подобная манера поведения так просто тебе не сойдет с рук.
Венедикт уже стоял перед Алексеем, намереваясь дать ему по морде, но тем не менее, успел опередить свое желание вопросом:
- Ты что, друг, из дурдома сбежал? Такой бред даже сумасшедшему в его больную башку не придет! Какая медсестра, какая Людмила, причем здесь Антонина? Говори или я убью тебя! Не посмотрю на то, что ты был моим другом.
Алексей чувствовал, что еще минута и Венедикт пустит в ход кулаки.
- Решил дураком прикинуться, - продолжал он гнуть свое. - Молодец! Ничего не скажешь. Находчивый мальчик. Испортил жизнь достойной женщине, которая теперь ищет место, куда уехать подальше от вашей с Людмилой пошлой и подлой любви, чтобы не слышать твои стенания о том, как она насильно хотела тебя женить на себе, чтобы пристроиться на твоей шее вместе со своей дочерью. Приятно ей это слышать, не правда ли?
Видно Лешка переборщил, он и сам понял это, еще не договорив до конца фразы. Внезапный удар, обрушившийся на его голову, чуть не свалил его с ног. Видно все силы, оставшиеся у больного, были брошены на ненавистного ему теперь друга. Но Лешка разогнулся и удивленно изрек:
- А говорили, что ты при смерти, не можешь даже сидеть в подушках. Твоя Людмила всем уши прожужжала о твоей невероятной слабости и ее безмерной любви к тебе.
- Если ты еще раз скажешь мне «твоя Людмила», я тебя прибью. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю.
Венедикт дышал тяжело, но, не задумываясь о своем состоянии, готов был умереть, но не позволить этому негодяю порочить его честь.
- Бросаешь, еще как бросаешь. Клянешься женщине в любви и вдруг влюбляешься в другую и через свою новую подругу переделаешь обманутой тобой женщине, чтобы она оставила тебя в покое и не мешала твоему счастью. Потрясающее благородство!
Такого удара Лешка не ожидал от больного человека. Он лежал на полу, изображая из себя мертвого, а внутри у него была такая боль, что глаза лезли из орбит.
Венедикт склонился над ним.
- Эй, ты там живой, псих недоделанный? Запомни, за такие слова я могу убить кого угодно.
Однако, говоря это, он старался поднять Алексея, и друг боялся позволить ему это сделать. Он открыл глаза и сказал:
- Вень, ты считаешь себя невиновным после того, что натворил?
Венедикт лег рядом с другом на пол и спросил:
- Что я натворил, Леша? Объясни по-человечески. Зачем ты оскорбляешь меня. Неужели ты мог бы дружить с таким подонком, каким сейчас старался представить меня. Я что, бабник какой-нибудь, без совести и чести?
Алексей сел на полу, вытирая кровоточащую рану на щеке, и рассказал Венедикту все, что произошло за это время, объяснив почему его не навещала Антонина и в каком тяжелом положении она теперь находится. Особенно красочно он изобразил, как Тоня просила его, Лешу, помочь перевестись ей в Петропавловск, а Венедикту передать ее лучшие пожелания.
Венедикт был потрясен.
- Клянусь тебе, Леша, я даже не знал, как эту сестру зовут. Меня это совершенно не интересовало. Однажды, правда, после укола она поцеловала меня в щеку и сказала, что готова за мной идти на край света, но я расценил это, как шутку, ответив, что именно туда я пока не собираюсь.
Пришедший Аркадий Сергеевич был потрясен видом Алексея, у которого под глазом сиял фингал и на щеке был кровоподтек.
- У вас, что здесь шли бои местного значения? - спросил профессор и забрал Алексея для оказания ему помощи в ординаторскую.
Когда они вернулись в палату, то обнаружили, что больной из палаты исчез. На поиски были брошены все силы отделения. Беглеца обнаружили в кабинете главного бухгалтера, где он утирал слезы, катящиеся по щекам его невесты.
Вернулся он в палату под конвоем Антонины и избитого им друга, у которого просил прощения на коленях в присутствии своей дамы сердца.
Через неделю доктор Лавров приступил к исполнению своих обязанностей в возглавляемом им отделении. Не прошло и месяца, как Антонина стала законной женой Венедикта.