С климатом действительно что-то происходит. То ли глобальное потепление, то ли глобальное похолодание, то ли одно вытекает из другого и, видимо, втекает обратно. Вместо мартовского таянья идет снег, но это не удивительно. Деды говаривали, что и в мае сидячего кобеля с головой занесет. Потому что стоячий кобель понижает шкалу возможного сугроба. Да что там говорить, если во времена Бориса Годунова летом Черное море замерзало, и мужики по льду ездили на санях в Царьград, то есть в нынешний Стамбул. За что и досталось по мономаховой шапке царю. Мол, от него одни несчастья. Приплели ему и три неурожайных года, хотя он житницы открыл и народ накормил, и добавили, конечно, якобы убиенного царевича Димитрия. Короче, оппозиция не дремала. Она никогда не дремлет и умеет всякое лыко вставить в строку. А царь Борис был прогрессивный, пусть и не совсем легитимный, всего-то шурин Ивана Грозного. Народу этого мало, ему царскую кровь подавай. Вот и доигрался народ до смуты, чего оппозиции и было надо.
За то теперь есть памятник Минину и Пожарскому, а Годунову нет. Поставили хотя бы как великомученику. Он же предварил судьбу Николая Второго – всем семейством под нож пошел. Но вернемся к погоде.
Нам что жара, что холод. В Оренбуржье регулярно сохнут хлеба, выгорают просто. Такой регион. И саранча еще жрет и жрет, жрет и жрет… А житница вроде как не скудеет. Парадокс. А можно было бы взвыть и пойти крестным ходом в поле. И навешать собак, скажем, на губернатора. К тому же он немец. Вот и решение проблем. Но как-то обходится, губернатор чист, как банный лист. Ведь не дракон он, чтоб хлеба жечь. Он ездит на поля и страдальчески трогает дохлые колосья, где нет зерен. С мая ни одного дождя. Трещины в почве – ногу вставить можно. И цивилизованность дошла до того, что ничьи шапки с голов не летят, тем более сами головы. Спасают резервы. У нас так принято: соль, керосин, спички… так, на всякий случай. Мы зона рискованного земледелия. Хотя нас не предупреждали, когда мы тут селились. Это форс-мажорные обстоятельства. А иначе – наша жизнь. Всегда.
А европейцы – они нежные. У них Гольфстрим совсем иммунитет ослабил. Чуть минус – клошары замерзают до смерти. И как они с Наполеоном к нам полезли в 1812-м году, в нашу русскую зиму. Красивую, но беспощадную. Не в нынешнюю, а в тогдашнюю? Ну просто дети неразумные! Там лишь скандинавы морозоустойчивы. Одно слово – викинги. Не зря они служили в русских дружинах на-равных с нашими предками. А французы – гувернерами. Чтоб в тепле. Немцы при Екатерине Великой по Волге расселились, так после адаптировались. И то потому, что у них там Балтика, холодноватое море, не привыкать, а то больше голландцы ехали, а эти вообще мореходы. Но их в степь. А там сухо и жарко. Пообвыклись, однако. У нас всем, кто не сбежал, Бог навстречу. Мы же живем как-то.
А потепление налицо. Причем Гольфстрим холодеет. И отношения холодеют. Народ дичать начал от избытка благ. Слишком хорошо – это уже плохо. Нарушается равновесие. Вот и колеблются весы: потепление – похолодание. Куда все-таки качнет? Да ведь нам без разницы. С севера переедем на юг, если что, а с юга на север. Места всем хватит. И еще тыщу лет будем осваивать территорию. Будем делать из рискованной зоны другую. Какую – кто ж его знает. У нас все так непредсказуемо…