Под эскалатором разумею любое самопродолжающееся действие или самоподдерживающееся состояние...
Эскалатор вверх - увлечения продуктивные, интеллектуальные, творческие и духовные.
В.Леви
Пусть другой гениально играет на флейте,
Но ещё гениальнее слушали вы.
А. Дементьев
Одним из самых важных условий счастливой жизни я считаю увлечение интересной творческой работой, дающей как радость и удовлетворение жизнью, так и необходимый для поддержания жизни материальный достаток. Если работа человеку не по душе, спасает «хобби», увлечение чем-либо не приносящим средств существования. Это, конечно, компромисс, поскольку увлечение не только не дает дохода, но требует само затрат, иногда немалых.
Я с раннего детства пристрастился к чтению, но читал не только художественную литературу, но и такие книги как «Жизнь животных» Брэма, «Жизнь насекомых» Фабра, книги о микробиологах Поля-де-Крюи, журнал «Юный натуралист». Очень любил я читать о путешествиях Миклухи Маклая, Арсеньева, Пржевальского.
Пока я не умел читать, мне читали бабушка, отец или мать. Я до сих пор отлично помню, как выглядели мои первые любимые книжки: «Три поросенка» на твердых картонных листах, чьи-то стихи о том, что «на свете старушка жила, сухарики ела и кофе пила, и был у старушки породистый пес - мохнатые уши и стриженый нос» с синим пуделем на картинках. Помню и мои любимые «Приключения Буратино», читавшиеся мне родителями, а потом неоднократно прочитанные и мною самим.
Некоторые книги остались в памяти благодаря какому-либо курьезному случаю. В пионерлагере я взял в библиотеке книгу о детстве С.Буденного и стал читать её. И вот одна девочка обращается ко мне и спрашивает: «У тебя «Хуторская команда»? Я краснею, опускаю глаза на свои трусики, в которых мы бегали в лагере, и, наконец, соображаю, что речь идет о книге, а совсем не том, что у меня что-то торчит.
Читал я очень много, настолько много, что родители стали беспокоиться о моем психическом здоровье и ругать за то, что я мало двигаюсь, не занимаюсь домашними делами. Действительно, я читал при свете коптилки или ацетиленовой горелки, читал за едой, читал, разогревая кашу или картошку, не замечая, что она подгорела, читал, ложась спать, а иногда, проснувшись, доставал книжку из-под подушки и продолжал чтение. Я прочитал все, что имелось у нас в доме и у друзей-одноклассников.
Вернувшись с фронта, отец записал меня в библиотеку Дома Ученых, я стал брать книги оттуда. Не помню, чтобы родители мне что-то навязывали, но, с другой стороны, многое я прочитал, следуя за отцом и братом. Многократно прочитаны и запомнились, чуть ли не наизусть, «Похождения бравого солдата Швейка», «Одноэтажная Америка», «Золотой теленок», «Двенадцать стульев» - любимые книги моего отца. Фабра, Поля-де-Крюи, Арсеньева я тоже читал по совету отца или брата.
Часть книг нужно было прочитать по школьному курсу литературы. К счастью, я их прочитывал, как правило, раньше, чем мы начинали их проходить в классе, и рутина учебы не успевала у меня отбить интерес к литературным произведениям.
Все же выбор читаемых мною книг был во многом случаен. Не все оказывалось интересным и понятным. «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Агасфер», прочитанные мною в 12 - 14 летнем возрасте, не вызвали в моей душе отклика. «Войну и мир» я принимался читать несколько раз, впервые, когда мне было лет 10 - 12. Книга была хорошо иллюстрирована, на каждой иллюстрации указывалась страница, к которой она относилась. Я, заинтересовавшись изображенным, находил нужную страницу и прочитывал. Позже, в юношеские и зрелые годы, я перечитал романы Л.Толстого не один раз.
И сейчас я с удовольствием читаю книги о природе, о путешествиях. В,Арсеньев, Г.Федосеев, Фарли Моуэт, Дж.Даррел, В.Конецкий, В.Санин остаются моими любимыми авторами.
Кроме прозы я прочитал ещё в детские и юношеские годы немало драматических произведений Островского, Чехова, Ибсена, а вот поэмы я, кажется, не прочитал ни одной, если не считать того, что было необходимо по школьной программе. Конечно, учил наизусть стихи Пушкина и Лермонтова, Некрасова и Тютчева, некоторые помню до сих пор, но к поэзии оставался равнодушен.
Лет в 50 я почувствовал, что память моя слабеет - я не мог вспомнить в нужный момент какой-нибудь термин, фамилию, но до поры - до времени это меня мало беспокоило. Как-то летел я на самолете в командировку, кажется, в Москву. В соседнее кресло уселся хорошо знакомый мне человек, раньше работавший в нашей экспедиции буровиком. Я поздоровался, мы начали разговор. Я лихорадочно вспоминал и никак не мог вспомнить ни фамилии его, ни имени. Было очень неудобно, я отвечал на вопросы, стараясь не обращаться к нему и ничего не спрашивать. Так и не вспомнил до конца полета, что его фамилия Гутнов.
Этот случай послужил толчком к моему решению тренировать память, а для этого учить стихи. Но что учить? Наверное, то, что покажется интересным, затронет душу.
Начал я с двухтомника стихов Пушкина, и, к своему удивлению, должен признаться, не нашел ничего подходящего, кроме «Телеги жизни». Невостребованным остался и Есенин, хотя не могу сказать, что он мне не нравится. Больше повезло Тютчеву. Я очень люблю образы природы в его лирике («Люблю грозу в начале мая...», «Есть в осени первоначальной...»), знаю и давно люблю стихи и романс «Я встретил вас», но выучил другое -
Когда дряхлеющие силы
Нам начинают изменять,
И мы должны, как старожилы,
Пришельцам новым место дать, -
Спаси тогда нас, добрый гений,
От малодушных укоризн,
От клеветы и оскорблений
На изменяющую жизнь и т.д.
Дальнейшие поиски материала для тренировки памяти привели меня к Беранже:
В надутом чванстве жизни чинной
Находят многие смешным
Обычай чокаться старинный.
Что любо нам, то чуждо им.
Нам это чванство не пристало.
Друзья, мы попросту живем –
Чтоб выпить, чокнемся сначала,
И пьем, чтоб чокаться потом.
На мой выбор этой песни из наследия Беранже, видимо, повлияло сознание того, что мой труд даром не пропадет - можно будет блеснуть на каком-нибудь застолье.
Потом я обратился к Омару Хайяму. Его рубаи показались мне довольно однообразными по тематике — бренность всего земного, тщета познания, прелести гурий, чаша с вином ..., но кое-что запомнилось:
Чтоб мудро жизнь прожить знать надобно не мало.
Два важных правила запомни для начала
Голодным лучше будь, чем, что попало, есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
И ещё -
Хорошо, если платье твоё без прорех.
И о хлебе насущном подумать не грех.
А всего остального и даром не нужно-
Жизнь дороже богатства и почестей всех.
При чтении томиков советских поэтов мое внимание привлек И.Сельвинский, одно из стихотворений которого поразило метафорой, показавшейся великолепной -
Не знаю, как кому, а мне
Для счастья нужно очень мало –
Чтоб ты приснилась мне во сне
И рук своих не разнимала.
Чтоб кучевые две гряды,
Рыча, катились в поединок,
Или петлял среди травинок
Стакан серебряной воды
Вторая половина тоже хороша -
Не знаю, как кому, а мне
Для счастья нужно очень много –
Чтобы для честности в стране
Была широкая дорога,
Чтоб вечной ценностью людской
Слыла душа, а не анкета
И чтоб народ любил поэта
Не под критической клюкой.
У Л.Мартынова мне нравится далеко не все, но у него есть великолепные строки :
Это почти неподвижности мука –
Мчаться куда-то со скоростью звука,
Зная прекрасно, что есть уже где-то
Некто, летящий со скоростью света.
Сразу захотелось выучить вот это —
Он залатан, мой косматый парус,
Но исправно служит кораблю.
Я тебя люблю. При чем тут старость,
Если я тебя люблю!
Может быть,
Обоим и осталось,
В самом деле, только это нам, -
Я тебя люблю, чтоб волновалось
Море, тихое по временам.
И на небе тучи,
И скрипучи снасти.
Но хозяйка кораблю -
Только ты.
И ничего нет лучше
Этого, что я тебя люблю.
У Заболоцкого в «Некрасивой девочке» есть строчки, которые стали крылатыми:
А если так, то, что есть красота?
И почему её обожествляют люди?
Она сосуд, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Очень нравится мне близкое по смыслу стихотворение того же автора -
Есть лица, подобные пышным порталам,
Где всюду великое чудится в малом.
Есть лица - подобие жалких лачуг,
Где варится печень и мокнет сычуг.
Иные холодные мертвые лица
Закрыты решетками, словно темница.
Другие как башни, в которых давно
Никто не живет и не смотрит в окно.
Но малую хижину знал я когда-то,
Была неказиста она, небогата,
Зато из окошка ее на меня
Струилось дыханье весеннего дня.
Поистине мир и велик и чудесен.
Есть лица - подобье ликующих песен
Из этих, как солнце, ликующих нот
Составлена песня небесных высот.
А еще был Роберт Рождественский с его «Мастерами», Евгений Евтушенко (наверно, помните « Со мною вот, что происходит,...» или «Проклятье века эта спешка, и на лице стирая пот, по миру носишься как пешка, попав затравленно в цейтнот.
Только разыскивая хорошие, нравящиеся мне строки, я понял, а точнее прочувствовал, потому что умом я понимал это и раньше, что стихи - это не только, и даже не столько рифма и благозвучие, сколько мысль и чувство.
Наверно, поэтому в копилке выученных мною стихов больше всего произведений петербургского поэта и писателя Вадима Шефнера. Томик его стихов «Личная вечность» стал для меня одновременно учебником жизни и тренажером памяти.
Я думаю, вы согласитесь со мной, что это замечательный поэт, прочитав мои любимые стихи -
«МИГ»
Не привыкайте к чудесам — Приглядывайтесь к облакам,
Дивитесь им, дивитесь! Прислушивайтесь к птицам,
Не привыкайте к небесам, Прикладывайтесь к родникам, -
Глазами к ним тянитесь. Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Все будет так - и все не так
Через одно мгновенье.
«ЛИЧНЫЙ ВРАГ»
Не наживай дурных приятелей -
Уж лучше заведи врага:
Он постоянен и внимателен,
Его направленность строга.
Он учит зоркости и ясности.
И вот ты обретаешь дар
В час непредвиденной опасности
Платить ударом за удар.
Но в мире и другое видано.
Добром становится беда,
Порою к дружбе неожиданно
Приводит честная вражда.
Не бойся жизни,
Но внимательно свою дорогу огляди.
Не заводи дурных приятелей –
Врага уж лучше заведи,
Это только три его стихотворения, а есть еще - «Умирает владелец, а вещи его остаются», «Есть у каждого тайная книга обид...», «Над собой умей смеяться...», «Много слов на земле. Есть дневные слова — В них весеннего неба сквозит синева. Есть ночные слова, о которых мы днем вспоминаем с улыбкой и сладким стыдом...» и т.д.
А вот еще одно из моих любимых стихотворений Вадима Шефнера:
ЗАБЫВАНИЕ
Если помнить все на свете,
Ставить всё в вину судьбе, -
Мы бы, как в потемках дети,
Заблудились бы в себе.
Утонув в обидах мелких,
Позабыв дороги все,
Мы кружились бы, как белки,
В безысходном колесе.
Памяти союзник строгий,
Забывание - оно
За нее всегда в тревоге,
Вечно вдаль устремлено.
Глядя в облачные дали,
Слыша дальние грома,
Зерна счастья и печали
Честно сыпьте в закрома,
Отметая от былого
За незримую черту
Цепкой зависти полову,
Мелких распрей суету.
Очищайте забываньем
Закрома души своей, -
Чтобы хлеб воспоминаний
Не горчил на склоне дней.
Уже после переезда из Таджикистана в Ташкент, когда я стал работать в Институте Минеральных Ресурсов, мне пришлось выехать на полевые работы в район городка Янгиабад, близ уранового рудника. Там в небольшом книжном магазинчике мне попалась книга в зеленом мягком переплете: «Гарики на каждый день». Имя автора Игорь Губерман мне показалось незнакомым, но позже я понял, что небольшие стихотворения в 2 - 4 строки под названием «Дацзыбао» я читал в «Литературной газете», среди них мне запомнились такие:
«Не стесняйся пьяница носа своего,
он, ведь, с нашим знаменем цвета одного».
В этой же книжке я обратил внимание на четверостишие: В халате, хате и кровати ; Покой находит обыватель. ; А кто романтик, тот снуёт ; И в шестеренки х... суёт.
Провокационный, но, по существу, верный образ «путешественника - романтика» мне очень понравился.
Денег у меня не хватило, но на следующий день я занял необходимую сумму и книгу купил. С того времени она стала и удовольствие мне доставлять, и лечить от склероза.
Тогда И.Губерман был мало кому знаком, и я решил его пропагандировать. Я выбрал из своей книги самые яркие, с моей точки зрения, четверостишия, разделил их по темам: «Назидательные»,«Пессимистические», «Оптимистические», «Сатирические», «Лирические», «Семейные», «Эротические» и пр., набрал их на компьютере с помощью одной сотрудницы у себя на работе.
Однако, заведующий лабораторией, возмущенный «непотребным» содержанием стихов, удалил их. Тогда я обратился к знакомому, работавшему в Институте геологии Узбекской Академии Наук, и тот, заинтересовавшись стихами, снова набрал подготовленную мной подборку.
Меня, однако, и теперь преследовала неудача: под влиянием благопристойной сестры он заменил все «сомнительные» слова не всегда удачными синонимами и подпортил стихи.
Пришлось вновь заняться ими и вернуть стихам первозданную «прелесть». Я сделал около двух десятков копий составленного мною сборничка и раздал их своим друзьям и знакомым по учебе в институте и по работе.
Мне кажется, что Игоря Губермана у нас недооценивают, его «Гарики» и рубаи О.Хайяма близки не только краткостью, афористичностью, но подчас и глубоким философским содержанием, а по тематике Губерман гораздо разнообразнее. Попробую убедить вас в этом.
Вот назидательное четверостишие –
Не стоит скапливать обиды.
Их тесный сгусток ядовит,
И гнусны видом инвалиды
Непереваренных обид.
А вот лирическое —
Родясь не обезьяной и не сфинксом,
Я нитку, по которой стоит жить,
Стараюсь между святостью и свинством
Подальше от обеих проложить.
Оптимистическое -
Живи и пой. Спешить не надо.
Природный тонок механизм:
Любое зло своим же ядом
Свой отравляет организм.
Пессимистическое -
Нету в этой жизни виноватых,
Тьма находит вдруг на государство,
И ликуют орды бесноватых,
И бессильно всякое лекарство.
Пожалуйста сатирическое четверостишие -
Владыка и кумир вселенской черни
С чарующей, волшебной простотой
Убил фольклор, отнял досуг вечерний
И души нам полощет пустотой.
Два юмористических -
В сердцах кому-нибудь грубя, Носишь радостную морду
Ужасно, вероятно, И не знаешь, что позор -
Однажды выйти из себя При таких широких бедрах
И не войти обратно. Такой узкий кругозор.
Эротическое ( по нынешним временам без эротики не обойтись) –
Летят столетья, дымят пожары,
Но неизменно под лунным светом
Упругий Карл у гибкой Клары
Крадет кораллы своим кларнетом.
Губерман великолепно играет словами и звуком, не теряя мысли, вслушайтесь и вдумайтесь –
Беда, когда под бой часов
Душа меняет крен ушей,
Следя не тонкий вещий зов,
А полногрудый зов вещей.
И, наконец, поэтическое, раз уж мы говорим о поэзии –
Я пришел к тебе с приветом,
Я принес твои тетради:
В прошлом веке неким Фетом
Был ты жутко обокраден.
Я воспитывался в семье, в которой мат не был в употреблении, но никто не опускал глаза и не краснел из ханжеской скромности, слыша матерное слово и другие нескромные или грубые слова.
Я не представляю бравого солдата Швейка или другого подобного персонажа, будь он в книге, кинофильме или театральной постановке, без мата.
С другой стороны, меня всегда коробило употребление мата некоторыми чиновниками Министерства геологии, с которыми я встречался во время командировок в Москву. Мне казалось, что таким образом они хотят показать прибывшим из провинции свою «близость к народу», хотя, может быть, они были просто плохо воспитаны.
В студенческие годы был период, когда я невольно мог выматериться, но в привычку это не вошло. Позже в нашей среде среднеазиатских геологов «мат» был мало употребителен, возможно, из-за отдаленности России. В узбекском языке он присутствует, но слышен редко.
В своих «Пожилых записках» И. Губерман грудью встал на защиту мата, приводя примеры меткого его применения, но он не сказал о том, что очень для многих эти слова являются словами — паразитами. Они упрощают не только речь, но, оказывается, и мышление. Что же касается «заборных» надписей, то одна остроумная никак не оправдывает пошлых и гнусных.