Улыбка господа 2 подробности

Елена Катрич Торчинская
ДОМ У ОСЕННЕГО ЛЕСА

После «Улыбки Господа» прошло несколько лет, и благодаря здешним комментариям, я окончательно убедилась, что бескорыстие – это последнее, во что люди готовы легко поверить, со всеми вытекающими последствиями, вплоть до распятия Христа, как ни пафосно это звучит. 

Снова вспоминаю свое неожиданное канадское путешествие в гости к Борису Кригеру. В те годы он еще был священником, и этот сан ему необычайно шел. Огромный и добродушный хозяин большого дома в трехстах километрах от Торонто. Я, честно говоря, не ожидала, что священник, имеющий книжное издательство, заберется в такие далекие места, где иногда на подворье приходит из леса медведица. Ехать пришлось несколько часов. Дом стоял у дороги, в пристройке – церковь, а рядом роскошный осенний лес.

А ведь я ехала к совершенно незнакомым людям. И надо же было вдруг собраться в Канаду, где никогда не была и куда лететь из Израиля больше одиннадцати часов! Ну, выбрали там для издания мою книгу, потом решили провести презентацию, но прежде мы друг друга никогда не видели, да и в моем лице они могли получить особу с какой-нибудь жуткой придурью. Но вот почему-то была уверена, что все будет нормально и не ошиблась.

Встречали меня в аэропорту двое – Хелен и Димка, но это оказалось на грани срыва, потому что паспортный контроль долго и дотошно выяснял, зачем приехала, куда именно, к кому, как надолго, и когда я уже почти утратила надежду, что при таком-то рвении не найдется уважительной причины моментально отправить меня назад, мне все-таки разрешили пройти в зал встречающих. Но там уже осталась жалкая кучка, среди которых никого с нужной табличкой. Я растерянно прошлась туда-сюда, обдумывая ситуацию, как вдруг меня заметили, и я сейчас же попала в эпицентр какого-то конфликта.

– Ох, простите, а мы тут... – воскликнула Хелен, уничтожающе глянув на Димку. – Это все твое ротозейство!

– Конечно, я во всем виноват! Это я, что ли, уходил отдохнуть, потому что табличку держать спина болит?!

– А ты где был?! Сравнил меня, пожилую женщину, с собой, молодым мужиком!

– Вот именно, я бы и один справился, хоть никто бы настроение не портил!

– Уже видели, как ты справился! Со своими-то проблемами не справляешься!

– Гос-с-поди, а это-то тут при чем?! – Димка в отчаянии закатил глаза.

– Еще как при том! Когда безответственность – жизненное кредо...

В ответ Димка скорчил кислую гримасу и тяжко вздохнул.
Не требовалось много времени, чтобы понять: эти двое – гремучая смесь, и за время ожидания их взаимная неприязнь достигла критической точки.

– Надеюсь, этот тип довезет вас в целости и сохранности, – произнесла на прощанье Хелен, бросив в сторону Димки испепеляющий взгляд. – Не вздумай лихачить! Борис доверил тебе машину!

Ох, если бы Хелен не вышла в Торонто у своего дома, мне пришлось бы всю длинную дорогу находиться между двух несовместимых миров.
Хелен друг семьи, ну а Димка – безалаберное существо, прозевавшее срок подачи документов для продления визы и рискующее вот-вот оказаться на нелегальном положении. Борис Кригер обещал помочь, и Димка уже не впервые находился под его опекой.

– Уф, вот мегера! С ней живым уж точно не доедешь, заклюет! – фыркнул Димка с облегчением.

Веселая же компания собралась вокруг отца Бориса! Однако Димка оказался хорошим водителем и по дороге успел изложить мне свою жизненную позицию, политические взгляды, презрение к масонам и много другой интересной информации, из которой, например, следовало, что от Канады вскоре может ничего не остаться, потому что  крупнейшему в мире вулкану в национальном парке Йеллоустон пришла пора просыпаться. Следовательно, если уж ты здесь, то надо жить на всю катушку, пока живется. Или спасаться бегством. Описывая ужасы предстоящего апокалипсиса, Димка без приключений довез меня до места. 

Это был восторг: дом окружала природа и именно то, что я в ней больше всего люблю – лесная тишина. Стоял разгар золотой осени, самое поэтическое время. Правда, с желтеющей листвой в эти края приходят и дожди. Классическая осень, навевающая грусть. Конечно, не сразу, но я заметила, что к моей невинной грусти примешивается какая-то другая, вовсе не поэтическая, больше похожая на уныние. С чего бы?..

Может быть, не очень радовало отсутствие прихожан в церкви? Куда приятнее, теплее, когда служба проходит при хоть каком-то скоплении народа. Но кто придет в такой-то глуши? Тут и там редко разбросанные дома, частная собственность, разделенная лесными угодьями. Похоже, здесь не принято по-соседски общаться. Полное безлюдье.

Добротный дом верно хранил тепло недавно ушедшего лета, поэтому камин в главной и самой просторной комнате пока пустовал без огня. Комната эта служила гостиной, но все ее стены, как в заправской библиотеке, заполняли книги. Ими были забиты и многие другие места, и сама библиотека – смежная комната с письменным столом. Вспомнилась и наша российская квартира, где книги простирались по стенам до самой прихожей. Да, были времена... Но тут ясно, что этот дом, подобно старому интеллигенту, расставаться со своей обширной коллекцией книг не намерен несмотря на повсеместный интернет и прочие возможности тотальной компьютеризации. Ну и хорошо.

Может быть, из-за пасмурной погоды гостиная казалась какой-то сумрачной. Не спасали и огромные окна, перед которыми раскинулся заброшенный бассейн с полусодранным синим покрытием, внося в лесной пейзаж досадный фрагмент запустения. А тут еще Димка успел поведать, что в Канаде тяжелая жизнь, местные канадцы сволочи, а эмигранты все неустроенные и несчастные. Правда, он и в Израиле успел пожить, но там тоже плохо.
Такие разговоры как-то не способствовали безмятежности. Да еще молодая женщина, которую тоже временно приютили в этом доме, рассказала свою невеселую историю о неудачном замужестве, скандальном разводе и необходимости хвататься здесь за любую работу, чтобы содержать ребенка, которого она успела вывезти на Украину от канадского отца, грозящего лишить ее материнства и заточить в психушку. Надо же, как кругом все плохо, думала я. И дом почему-то кажется пустым. Где все?
Однако дом, производивший впечатление почти пустого, был вполне себе наполнен людьми. Они изредка мелькали в кухне, тихо спускаясь с верхнего этажа, а потом надолго исчезали в своих небольших комнатках и затихали. Как выяснилось, это бездомные, которым пока некуда деться. Чем они живут, что делают целыми днями?
Две поездки в Торонто – на презентацию моей книги, совмещенной с Днем рождения отца Бориса и просто на экскурсию к Ниагарскому водопаду и в знаменитый Си-Эн Тауэр – стали  ярким впечатлением, после чего оставалась еще пара дней до возвращения в Израиль.

Как часто бывает в гостях, свободного времени оказалось с избытком, и я, помимо прогулок, иногда праздно слонялась по дому и двору. Но не я одна. Еще слонялись две кошки, собака и мальчик лет семи – сын Бориса и Анны. Он находился на домашнем обучении, и каждый вечер Анна добросовестно отрабатывала с ним школьную программу. Чем все остальное время занимался этот ребенок, было непонятно. Его я видела чаще других. Мы о чем-то беседовали, даже пыталсь декламировать какие-то стихи, но... Не знаю, насколько бы весело мне жилось в его возрасте, окажись я в полном отсутствии сверстников.

– Было время, когда мы ни в чем не нуждались, имели достаточно денег, чтобы позволить себе такой большой дом, – объяснил мне Борис, – но теперь, можно сказать, отрабатываем это наше чрезмерное материальное благополучие и разделяем свой дом с теми, кто оказался в бедственном положении. Для троих человек такое жилье слишком велико.

Что тут скажешь? Ясно, что передо мной человек неординарный, склонный глубоко погружаться во все, за что бы ни взялся. Принял сан священника и решил реально творить добро. Вот только добро это оборачивается неприятностями. По законам Канады предоставить свою жилплощадь совершенно посторонним людям и остаться безнаказанным не так-то просто. Посыпались административные письма. Одно из них пришло как раз, когда я там находилась. На какие средства живут в вашем так называемом приюте эти бомжи? Если на выделяемое им государственное пособие, то как знать, не сдаете ли вы часть жилплощади этим людям внаем и просто уклоняетесь от налогов? А если они проживают у вас на ваши средства, то есть, вы сами их содержите, то не является ли это основанием для прекращения выплаты пособия этим лицам?

– Вы видите, какая логика? Да, мы действительно оплачиваем за свой счет все коммунальные услуги, закупаем продукты для этих бедолаг, потому что с них взять нечего. Нет бы поощрить, помочь в нашей деятельности, так вот вам пожалуйста! – возмущался отец Борис.

Я была поражена. Человек из благих побуждений взвалил на себя такую миссию, а его травят. Если сдавать свое жилье внаем ради бизнеса, то уж конечно не каким-то неблагополучным и подозрительным лицам, среди которых попадаются и пьяницы, и наркоманы, и еще неизвестно кто. Какой здравомыслящий пойдет на это ради наживы? Первое, что приходит в голову – пансион для людей с достатком, желающих отдохнуть на природе, попариться в баньке, благо она в этом доме имеется, поплавать в бассейне... А тут ведь, оказывается, и бассейн не без причины заброшен – на эту роскошь уже нет средств. Но настоящий служитель церкви должен быть далек от суеты с целью набить себе карманы, и отец Борис увлеченно следовал этому принципу.
Не знаю, что делалось не так, я не юрист, или сама по себе именно эта затея с пансионом-передержкой для обездоленных была провальной, однако было заметно, что счастья в этот дом она не прибавляет.

Матушка Анна, радушно встретив меня в день приезда, даже не присела с нами за стол, похлопотала на кухне и исчезла. Как вскоре выяснилось, каждый здесь мог обслужить себя сам, залезть в холодильник, достать... Вот тут вопрос. Что достать, свое или общее? Это загадка. Если каждый из примерно пяти постояльцев чего-то там из холодильника возьмет или положит, как планируется приготовление еды? Впрочем, я как-то не замечала строго отведенного времени на завтрак, обед, ужин. При поездке в супермаркет запаслась кое-какой провизией – да много ли мне надо? – и решила не вдаваться в подробности существования обитателей такого необычного дома. Разве мое это дело?

Отец Борис – приветливый, невозмутимый, с неизменным чувством юмора.

– В этом доме не всякий день встретишь всех, кто тут есть, но попадетесь мне на глаза – получите проповедь.
 
Наверное, нормальная семья, живут как считают нужным, ведь в браке с самой юности. Значит, ладят. И все-таки странное чувство какой-то недосказанности. На фоне видимого благополучия я всегда совершенно бессознательно, поневоле проникаюсь истинным настроением в семье. Какое-то неуловимое беспокойство, невидимая щель, куда потихоньку ускользает радость бытия.

Мне отвели прекрасную комнату, и было заметно, что и самой хозяйке приятно доставить гостье удовольствие. Вот тогда-то я и застала матушку Анну в состоянии оживления, и то на какой-то миг. А в основном – замкнутая озабоченность, если не подавленность. Такое лицо я уже где-то видела. Да, видела. У жены одного израильского раввина, как-то пригласившего нас к себе на субботнее застолье. Скромная квартира, да просто тесная для такой большой семьи – пятеро детей, по всей видимости, родившихся один за другим. Странная для меня кухня, разделенная на две части – молочную и мясную по всей строгости законов Галахи. Углы, заваленные тряпьем, до которого у многодетной матери не доходят руки... Но главное – какое-то тусклое настроение хозяйки дома. Она молчит, раздает еду, но не хватает чего-то в человеке, и все тут. Муж диктатор?.. Хронически однообразная жизнь?.. Если однообразно-счастливая, тогда ладно, но тут, похоже, с однообразием все в порядке, а вот со счастьем туго. Почему? Ну, в случае с женой раввина можно допустить, что причина – бытовая замороченность, когда твоя жизнь как движение робота, четко и бесконечно производящего одни и те же действия. Так живут многие, но не все это осознают, а вот для творческих натур подобный образ жизни губителен. Так, может быть, в матушке Анне подавлено творческое начало, которому некогда голову поднять в вечных заботах о таком большом и многолюдном доме? Я слышала, она пишет стихи, любит рукодельничать...

Наступил День Благодарения с традиционной индейкой. Среди постояльцев дома один оказался бывшим поваром и его чрезвычайно интересовал процесс приготовления этой птицы. Наконец откормленную великаншу разморозили, и он буквально вцепился в нее, так что индейка сейчас же попала в опытные, жадные до привычного дела руки. Приятно смотреть, а главное – забота с плеч. Но в матушке Анне почему-то никакого праздничного подъема:

– Ох, он меня просто задолбал этой индейкой! Можно подумать, без нее конец света настанет.

Индейка получилась превосходно, вечером впервые я увидела всех одновременно за большим кухонным столом, и у меня отлегло от сердца. Нет, все в этом доме нормально, просто что-то сдуру показалось. Наверное, и правда всего лишь осень, дожди...

В дальнейшем я с сожалением узнала, что тревожное предчувствие меня не обмануло. На этот дом все-таки свалились большие неприятности. Но самое печальное, что благотворительная деятельность отца Бориса довела до распада семьи.
Воистину, благими намерениями устлана дорога в ад.