О ТОЖДЕСТВЕ ИСКУССТВА И ФЕХЦЕСТЕРИАНСКОГО ПРОЗРЕНИЯ.
По мере того, как тождество бытия и сущего в феномене восприятия достигает временной вечности, вырисовывается контур фехцестерианского мира. Безымянный бог еще не растоптал свое творение, утверждающего его помимо себя для того, чтобы сокрушить надежду. Безнадежность фехцестерианского мира есть истина вопросившего себя творца о своем предназначении. Сбылось ли то, чем он стал, или он ничем не стал в становлении. Оглянувшись назад, он не заметил бы ничего из того, что было, но что есть состав его души, обреченной умереть вместе с воспоминаниями. Так что останется после того, что было? Только то, что будет. И вот это то, что будет, есть предмет фехцестерианского искусства. Поэтому под будущим подразумевается не то, что следует из настоящего и продолжением чего оно является, а то, что появится после исчезновения бытия сознания.. Этот парадокс вечности, прогрезившийся в еще не наступившем, есть, тем не менее, суть бытия, воздвигнувшего себя из недр своего забвения и объявившего войну самому себе в смертном мире и в вечном несокрушительном величии. Что скрывается за этим величием? Какая тайна грядет на смену открытости? Нет этой тайны. Фехцестерианская мудрость творения явила ее для себя в вечном бытии, ничто которого ничем не отличается от того ничто, бытие которого и есть жизнь, записанная в книгу вечности на вечные времена.