Вот как бывает, ты вроде бы и там и тут и нигде, задача как-то шатко валко пребывать там, где по сути бы и не хотелось, но, есть одно большое «но» ко всему происходящему в моей жизни на данный момент. Я делаю то, что могу, делаю то, что нравиться. В этом огромный плюс и, как не крути, огромнейший дар небес. Правда, делать это приходиться на территории запредельной косности и, я бы сказала, в некоем зоопарке видочеловеков, где правит бал своеобразная, уже много лет пожившая, дамочка, заряженная как пистолет, всезнающая, везде сующая свой нос, свой глаз и свое мнение. На фоне ползающих видочеловеков, она словно вавилонская башня, стоящая посреди склепа. Связь с максимальной вершиной и с еще не совсем почившими представителями данной среды происходит через не то правую или левую руку, не то правую или левую ногу, сей великовозрастной барышни. Этот челнок то спускается вниз, то поднимается вверх. По предмету, находящемуся у него в руках, можно определить с какой целью он это делает и какой смысл вложен в снисхождение до низов. Мы все люди и не маленькие, для чего кнут и для чего пряник мы познали по жизни и как они работают, тоже представляем.
Так вот, что же дамочка, считающая себя, уж точно, суперзвездой, не более и не менее, а знаете, с этим не поспоришь, все, кто с нею сталкивается, расшибают лоб и, будто в комиксах, звездный десант приземляется на их ресницы.
И так как мало здесь сопутствующих и пришлых, то развлекает она себя за счет тех, с которыми не первый год находиться в рабоче-временном сожительстве. Зная их грехи, оплошности, слабости и просчеты, она, прижимая хлюпиков ноготком и, теребя их за рубашечки, отвешивает им порцию неприятия, брезгливого неодобрения. Лишние рубли дают ей право побольнее зацепить человека, конечно же, эти деньги идут не из её кармана, но « барынька» до такой степени срослась с бюджетом, что, отдавая копеечки, она беднеет на рубли, на физическом уровне ощущая пустоту своего кармана.
Вот и подумаешь, надо ли тебе больше, или лучше оставаться при своем, ведь прося, ты как бы приглашаешь её иногда, периодически прокатываться по тебе катком или радовать расчлененочкой, мол, что там с сердцем, что там с душой.
Она этим просто живет и когда больная струна находиться где-то глубоко,в недосягаемой для неё области, то подобно тропическому животному, она своей длинной и костлявой рукой, от предвкушения наживы, перебирая сладострастными пальчиками, тянется всё дальше вглубь, рассчитывая, наверняка, зацепить эту струну и потянуть побольнее, а если ж не получиться, то хоть поскребсти всласть. Не получив ожидаемого, «барынька» вновь и вновь будет пытаться повторить это.
Она больна этой цикличностью, без запускания рук под кожу рядом существующих и уже изрядно покусанных ею, она уже не мыслит себя. Только вот радость от неоднократно используемого материала, держится недолго, насыщение со временем перестает быть сладким, сходит на нет и ситуация выглядит не как изощренное потребление человеческих нервов, разума и достоинства, а как мимолетная склока, сотканная из недовольства друг другом. И поэтому, так необходимо для неё пополнение человеческого ресурса, свежатины, вокруг которой так сладко ходить, принюхиваться, присматриваться и, зацепив ниточку, разматывать, дабы взломать клубочек и «о, да» найти первый разрыв разрывчик, надрыв надрывчик, чтобы при случае, знать где тонко и где легче будет порвать. Вот такая игра, вот такая охота. И наслаждение от первой боли еще «необъезженного скакуна» так манит, так зовет, что не повиноваться этому вся её стервозная сущность не может. А те, что не раз ощущали на себе её ноготок, как наэлектризованные серые частицы, то скапливаются, то отпадают от неё, словно «тумблер» их разума периодически дублирует и «Вкл» и «Выкл», послушно следую за цикличностью их хозяйки.
Они тоже часть игры, кормясь с её руки, слизывая прилипшие копейки, они счастливы, что жрут сегодня не их, при этом прекрасно зная, что испытывает новая жертва. Заискивая, по плебейски перед хозяйкой, всячески показывая ей « вот, мол, каков, какова…Матушка, смотри ка, мы то другие, знаем, что да как…тебя, благодетельницу, не в жизнь не обидим… Заступница и кормилица ты наша…» И как кричали Понтию Пилату «распни», так и здесь, выслуживаясь и одобряя происходящее, хор не умолкая, вторит друг другу «накажи…надругайся…чтоб не повадно было», приглашая « барыньку» ко блюду,к еще не растерзанной, а лишь еще загнанной в угол жертве.
И так порка за поркой, человек становиться не вкусным, отработанным и переходит в разряд объедков, коими выстлано всё подножие вавилонской башни и, примыкая к стаду таких же как и он, вместе со всеми он выглядывает очередную жертву, желательно аппетитнее чем он сам, чтобы подольше увлечь «матушку» процессом раскалывания людей.
И снова все происходит по кругу, это болото засосало многих обывателей и плебеев, научившихся извлекать пользу из своего униженного состояния. Хлебушек, да если ж он еще и с маслицем, сладок то как, скорей всего так же, как и ей, сладка их кровушка. Сложив ручки «лодочкой», слезно заглядывая в глазоньки, тихо ведут они разговоры за «жизнь», не упуская случая поплакать своей хозяйке. И, глядя, на эту картину, просто умиляешься, насколько палач и жертва дополняют и обогащают друг друга.