Ноябрь, 2009 год. Мои студенты вернулись с плавательской практики: кто из дальних морей, кто с больших рек. Читаю отчеты о практике, и в одном из них нахожу знакомое название корабля – «Баскунчак».
На судне с таким названием я работал в 1963-64 годах. И вот теперь, встретив родное имя - «Баскунчак», хотелось узнать, какому судну оно присвоено. Каково же было моё изумление, когда оказалось, что речь идёт о нём самом, что «Баскунчак» жив и, несмотря на прошедшие полвека, продолжает трудиться.
Тогда, в начале шестидесятых годов, ещё совсем молодым, я ушел с престижной должности механика-наставника пароходства на буксир старшим механиком. Официально из-за совмещения профессий на речном флоте моя должность имела более широкое звучание – механик-второй штурман, но фактически я был просто старшим механиком, как это было принято на морских судах, что и было зафиксировано в судовой роли. «Баскунчак» был передан в наше пароходство с Лены для выполнения морских операций на баре реки Индигирка. Это судно могло работать в море по конструкции, оборудованию и судовым документам.
Моему назначению способствовало то, что в Колымо-Индигирском пароходстве, где флот был в основном паровой, и только что стали появляться дизельные суда, не было механиков, знакомых с тяжелыми немецкими дизелями, которые были установлены на «Баскунчаке». А я до этого навигацию отработал на дизель-электроходе, где стояли похожие чешские дизели «Шкода».
Северные дороги необычны по своим траекториям. Мне предстояло принять теплоход в Нижнеянске. Чтобы туда попасть, я сначала перелетел из Зырянки в Якутск, потом на «Аннушке» добрался до Батагая, что рядом со знаменитым оловянным прииском Депутатский. От аэродрома с чемоданом на плечах я километров пять ковылял по холмистой местности до пристани. На моё счастье ждать рейсового теплохода мне пришлось немного по северным меркам – всего сутки. Ещё сутки потребовалось на то, чтобы «Москвич», выполнявший дальние пассажирские рейсы, довёз меня до Нижнеянска.
В том году происходила очередная реорганизация Янского пароходства – база была переведена из уютного порта Янск в нехороший порт Нижнеянск, который располагался на побережье Ледовитого океана и продувался всеми ветрами, и где не было ни одного деревца, а все строения, дороги и тротуары были на сваях. Из Нижнеянска судно надо было перегнать сначала в Тикси, где формировались караваны, а оттуда - на индигирский бар.
Для таких операций обычно назначается небольшой перегонный экипаж. По «Судовой роли» - документу, в котором перечисляются люди, присутствующие на судне в момент отправления из порта, нас было пятеро в перегонной команде – капитан, механик, два рулевых-моториста и кок. На самом деле, вопреки суровым морским документам, состав экипажа был более многочисленным, потому что кокша, переезжавшая жить с Яны на Индигирку, категорически отказывалась идти в перегон без своих детей – четырехлетней малышки и пятнадцатилетнего сына. Пришлось их взять под уголовную ответственность, если с нами что-то случится. Был ещё один член экипажа – крупный пёс Пират.
Я не стану останавливаться на моментах знакомства с кораблем, экипажем и о переходе из Нижнеянске в Тикси, а оттуда на Индигирку. Об этом подробно рассказано в моей повести «Северные дневники». Остановлюсь только на том, что было упущено.
История «Баскунчака» такова. В конце пятидесятых годов по заказу нашего министерства речного флота в Финляндии было построено около десятка специализированных судов-буксиров, которые могли работать как в море, так и в реке. Они имели небольшую осадку – всего полтора метра, мощный корпус из шведской стали и оборудование, соответствующее правилам как морского, так и речного Регистров. На судне было предусмотрено достаточно жилых помещений для проживания более многочисленного морского экипажа. Суда планировали использовать в устьях рек. «Баскунчак» попал на Лену, а потом на Яну, где и работал до 1963 года. Сложные условия перевалки грузов на баре Индигирки потребовали присутствия мелкосидящего буксира с морскими допусками.
Для несведущих: бар – это огромная отмель при впадении реки в море, когда водный речной поток резко теряет скорость, и взвеси песка с илом опускаются на дно. Глубина на баре небольшая; например, на Индигирке она составляет около двух-трех метров при нагонном северном ветре и около метра при сгонном южном. Эта отмель может вдаваться в море на десятки километров. Из-за бара морские суда не могут войти в устье реки и останавливаются в море далеко от берега. Здесь, за баром, происходит перевалка грузов на речные баржи, которые нужно, используя хорошую погоду, подвести к морскому судну и, после погрузки, увести их в безопасную реку. Этим и занимался буксирный теплоход «Баскунчак».
После завершения арктической навигации оставшиеся несамоходные суда были собраны в караван, и «Баскунчак» повёл его к месту зимнего отстоя – в Дружину, где была ремонтная база и дислоцировалось управление Индигирского эксплуатационного участка. Путь был непростым из-за низкого уровня воды в реке. Выпал небольшой снег, и стало понемногу подмораживать. Наш караван, состоящий из двух лихтеров, трёх барж и плавкрана, медленно тащился среди тундровых берегов. По пути к Чокурдаху мы сделали две остановки: чтобы заправиться топливом в местечке, что названо Табором, и на безымянной рыбалке.
Табор больше похож на хутор посреди пустынной береговой тундры. Здесь живёт всего лишь одна семья. Хозяин семьи по фамилии Харюшин ведает складом с топливо-смазочными материалами для заправки судов. У него большая свора ездовых собак. Зимой он занимается охотой на песцов и диких оленей, а летом ловит рыбу. Все его дети в школьный период живут в интернате.
Недалеко от Табора находится метеостанция, где работают две семейные пары специалистов.
Нам больше запомнился рыбацкий стан, где промышляла семья: отец и мать с дочерью. У этого семейства мы решили пополнить запасы рыбы и мяса. Нас встретил глава семейства - опрятно одетый русский человек. Его жена была якуткой. Их семнадцатилетняя дочь нас поразила. Она была удивительно красива. От матери девушка переняла слегка миндалевидные глаза и чуть смугловатую кожу. А стройная фигура с длинными ногами досталась от отца. Командный и рядовой состав «Баскунчака» уставился на купринскую Олесю с раскрытыми ртами.
Девушка очень смущалась. Она ничего, кроме этой рыбалки, не видела. Она никогда не была в школе, читать и писать научилась самостоятельно. Для неё Чокурдах был центром вселенной - единственным населенным пунктом, который она видела в своей жизни. На наш вопрос о её будущем отец грубовато сказал, что от учёбы больше рыбы в сетях не будет.
Мы повели девушку на корабль. Как блестели её глаза, когда она увидела кают-компанию, рулевую рубку и камбуз! Она восхищенно смотрела на кастрюли из нержавейки, на эмалированную посуду и электрическую плиту. А машинное отделение её напугало своим шумом и запахом сгоревшего масла. Мы подарили ей тельняшку и несколько книг. Она долго махала нам рукой, когда мы отошли от берега.
Оголодавшая без женского общения мужская часть экипажа ещё долго обсуждала судьбу несчастной рыбачки и жестокость её родителей.
Наш корабль был самым мощным, который когда-либо посещал Индигирку. Были здесь разные пароходы и теплоходы, но это были чисто речные суда с двигателями меньшей мощности. В середине 30-х годов прошлого века сюда ненадолго прибыл колёсный пароход такой же мощности, но он проработал недолго. Каждому хотелось посмотреть на морское судно с эхолотом и локатором, радиостанцией и могучей буксирной лебёдкой. Мы на некоторое время стали местной достопримечательностью; какими-то путями по берегам реки летела весть о большом корабле, и на каждом рыбацком стане к нашему борту приставали лодки и катера с желающими познакомиться с необычным судном и узнать, что там у него внутри.
Чокурдах – первое селение на нашем пути; грязный, неухоженый посёлок, по улицам которого бродят безработные ездовые собаки. В посёлке, как и всюду по побережью, в течение арктической навигации действует «сухой» закон. Чтобы заправить судовые компасы смесью спирта и глицерина нам пришлось получать разрешение у первого секретаря райкома партии.
Одним из первых в Чокурдахе нас посетил легендарный индигирский капитан Каблуков Николай Иванович. Сейчас на Лене работает буксир с его фамилией на борту. О Каблукове я слышал, ещё будучи в Зырянке, а теперь увидел его воочию. Невысокого роста мужичок в шапке-ушанке и телогрейке, с трубкой в зубах совсем не казался героем Арктики. Лишь позднее, поработав с ним, я понял насколько это был мудрый и знающий профессионал.
В Чокурдах Николая Ивановича послало руководство, чтобы он помог в поисках утонувшего теплохода. За неделю до нашего прихода в низовьях Индигирки перевернулся «Ярославец» - небольшой красивый катер, выполнявший разные вспомогательные операции. На этот раз он вёз на палубе несколько бочек масла и солярки. Теплоходы этого типа были изначально спроектированы не для перевозки грузов, и для снижения центра тяжести у них в килевую полость закладывались чугунные болванки. Команда решила, что возить лишний груз незачем и эти чушки были выброшены. При крутом повороте палубный груз сместился, и катер опрокинулся. Люди выплыли, добираться до жилья им пришлось пешком по тундре.
«Баскунчак», несмотря на ледостав, всё же дотащил свой воз до отстойного пункта и благополучно перезимовал. А потом вновь ушел в море выполнять свою работу.
Обо всём этом я поведал своим студентам-практикантам, которые ничего не знали об истории корабля, на котором им довелось работать.