ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
В своё время, учась в МГУ (в лихие 90-е годы), я готовил материал для «Вечерней Москвы» на тему алкоголизма. Меня свели с бывшим главным наркологом СССР (автором знаменитых ЛТП – лечебно-трудовых профилакториев для алкоголиков) Эдуардом Семёновичем Дроздовым. Мы с ним много говорили на эту тему. Эдуард Семёнович – в качестве прокурора, я – адвоката. Я вроде как оправдывал пьющую страну, он же запальчиво осуждал, аргументируя опытом врача. Материал в результате остался в столе, почему не пошёл – не помню. И вот я его извлёк, прочитал и понял: актуальность эти наши беседы не утратили. Тем более ЛТП сегодня нет, страна другая, но пьющих по-прежнему предостаточно, несмотря на дороговизну напитков горячительного свойства. Тогда водка стоила 3.62 да 4.12, затем в ход пошли миллионы (до деноминации), сегодня – минимум 220. И добра этого с калейдоскопом этикеток – море разливанное.
Материал мой, разбитый на главки, я и предлагаю практически без изменений – как документ времени и факт нашей истории.
ПЕРЕЛОМНЫЕ ВОПРОСЫ
Сентиментализмом русскую литературу обогатил Карамзин. Думаю, ему не было нужды утруждать себя, и так бы остался в памяти потомков одним лишь словом, вобравшим в себя все хмурые века. Во время путешествия по Европе на вопрос русских интуристов на отдыхе: «Ну как там, в России?» – мудрейший Николай Михайлович изрек, как отрезал: «Воруют». Теперь уже смело можно добавить: и пьют.
Александр Сергеевич Пушкин где только не был, чего только не пил, по бакенбардам текло и в рот попадало. Пьянствовали вокруг всесословно и зачастую невпросых. Тому способствовали византийская наследственность, но пуще русская скука, и повсеместное медвежество, и столичная еще, до нововведений Петра Великого, программа увеселений, и долгие зимы со скудным досугом, и мрачная атмосфера всей той косной толщи, что давила всех… Времена имперские, то есть отсталые и реакционные, тянулись и тянулись – пей не хочу. А неимперских уж и не помнил никто.
Выходит, пьем мы отродясь?
Ломать привычку тяжело («замена счастию она»), а пьянство в нашем разе не только привычка, но въедливо оформившийся социальный недуг. Пытались с этой пагубой побороться много раз, да не яснеют мутные очи, – осоловели!.. Позиция «зеленого змия» непоколебима экономически, исторически, психологически и, стало быть, медицински. Будто обречен народ наш на то, что сам же подарил В. И. Далю в его словарь как достаточную формулу своего благополучия: сыт, пьян и нос в табаке. На две трети выходит счастье русского человека – из области наркологии.
Россия обрела свободу и первое, что сделала – вернула чуть было не отнятое право жить вне закона – сухого. Светил ясным светом затяжной кризис – и куда уж тут без антидепрессанта. Перелом, передел и перестрой – это когда выпить милое дело. Идет процесс релаксации, организм ищет выход из проблем, навязанных государством, в которых без бутылки не разберешься. Государство на гражданскую массу начихало и забыло. Прежние гнет и притеснение были все же внимательны к человеку – его заботливо гнобили и умертвляли медленно до гроба, а тут вдруг перевели на самообслуживание. Каждый спивающийся был предоставлен сам себе, имея выбор спиваться дорогущим коньяком «Наполеон», берущим реванш за 1812 год, или бабы Маниной бормотухой, приправленной нюхательным табаком для крепости.
Страна переживает алкогольный бум, несмотря на безработицу, хронические невыплаты и прочие социальные парадоксы и парадигмы. И это нормально. Проблема из «пить или не пить» перешла в плоскость «где – что – когда» и «кому и сколько». И русский вопрос не «Почему мы пьем?», а «Почему мы пьем что ни попадя и без меры?»
«Слишком русский человек широк, надо бы сузить», – не без причины говаривал Федор Михайлович Достоевский. Делать чего-то вполсилы нам геополитическое пространство не дает, восставая супротив всею подкоркой. А понимание того, что сознание определяется как-то вразрез с высшим замыслом, усугубляет драму русской жизни. Питие вновь и вновь побеждает – от безысходности, запрограммированности средой, традицией, стереотипом мышления…Пьем, потому что не пить не можем – звучит сакраментально, брутально и фатально. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Целая нация пребывает в плену заматеревшего предрассудка. Нынешний расклад не оставляет надежд, что в ближайшее время что-то изменится. А если нет отчетливой перспективы, то остается опыт – горький, забавный, неприглядный и поучительный. И пока он есть, всмотримся в глаза отечественной истории – нет ли там ответу на наши нетрезво поставленные вопросы. И первый из них – откуда пить пошла Русская земля?
С ПОЗИЦИЙ ПАЦИЕНТА
Пройтись по мутным закоулкам русской старины сподручнее с толковым провожатым. И пусть поводырем будет нарколог. В нашем случае бывший главным в СССР, а ныне тихо перешедший на частную практику, но оставшийся государственником в своих беспощадных, но сугубо профессиональных суждениях. Доктор Дроздов стоял у истоков именно государственного лечений алкоголиков, памятного по заведениям типа ЛТП, он же активно не поддержал пресловутый «указ о преодолении пьянства» как меру безусловно тоталитарную и потому неприемлемую в деле оздоровления народа. Помня спиною прокрустово ложе тогдашних надзорных органов – КПК (Комитет партийного контроля) и МГК (Московский горком партии), кое что тогда Эдуард Семенович все же отстоял. Не на долго. Россия из многовекового запоя окунулась в загул, перейдя от пития протеста и безнадёги к возлияниям по случаю реформ и побед. А попутно наживая новые беды лишенному фарватера народу и не искушенным в столь деликатной сфере реформаторам. К проблемам алкогольным прибавились не менее «биоразрушительные». Но из ничего и выходит ничто. А что-то выходит из чего-то. Остается нам в своем невежестве попросить его разобрать, что уже было да из каких недр взошла злоба дня.
Нелегкое это дело – облачаться в шкуру пациента и апологета. В маститом наркологе всея Руси, чувствуется сразу же, накопились раздражение, боязнь впасть в риторику и декларации, никак не способные прояснить не токмо пьяный лик разложившейся державы, но саму суть процессов, в ней проистекающих. И подумалось, как все у нас запущено, если даже профессиональный цинизм, броня любого врача, подводит моего проводника, и взгляд его на меня заведомо недружелюбен, и мы непримиримы, как прокурор и адвокат, и консенсус зыбок, призрачен, но начинать с чего-то надо, и как бы сейчас пригодилась она, белоголовая, под хрусткий упругий огурчик, брызжущий рассолом, но это невозможно, просто – никак. Приходится насухую. Гран, как говорится без ста грамм, мерси и всяческий пардон!
Илья Муромец едет по лесу, смотрит – Соловей-Разбойник сидит весь синий, побитый, жалкий.
– Кто тебя обидел, Соловушко? – ласково спрашивает Илья.
– Ты езжай, Илья, всё нормально.
– Да нет, ты скажи! Негоже моих друзей обижать!
– Да пустое, Илья, езжай.
– Ну, смотри, – сказал Илья и поехал дальше.
А Соловей-Разбойник подумал: «Какой хороший мужик Илья, когда трезвый».
Это неправда, что русские люди пили всегда, но такая легенда – лучшая реклама производителям. Миф питается изнутри, породив целый пласт смеховой культуры и фольклора вообще. Когда что-то происходит долгое время, создается впечатление, что так оно было всегда. Но как всему есть конец, так всему есть начало.
– Ситуация ведь теперь не столько алкогольная, сколько наркотическая, – произносит лицо в лицо доктор Дроздов. – Потребление среди молодежи пугает! Идет поражение генофонда!
Эдуард Семенович не констатирует, он вопиет. Я ему верю. Я это видел в Медыни. есть такой милый городок под Калугой. Его весь можно обойти пешком за полчаса. Работы там никакой, зато полно питейных заведений. Взрослые люди делились со мной: у нас все девчонки на дороге (на панели!), а все мальчишки на игле. Будущего у Медыни уже нет. Она будет колонизирована. Причем – не русскими. Это уже началось. Нестерильный шприц высосал из Медыни все, что мог. А между тем тут находится колония общего режима (недавно – «строгого»). И Медынь разделилась надвое: одни идут работать в колонию, другие туда же – под конвоем. Я видел заболоченные пруды и заросший бурьяном стадион. Тетки в детсадовской столовке вымученно шутили: «Мы сами бы встали на трассу, но кто на нас польстится. У нас руки, как у обезьян, от тяжестей висят ниже колен». По означенной трассе мчат автомобили. Они везут обитателей и гостей элитного поселка. Этот оазис создал для своих сотрудников «Газпром». Поселок напоминает маленькую Швейцарию. От Медыни его разделяет шлагбаум с вооруженной охраной. Рассмотреть это чудо градостроительства можно лишь с вертолета, на которых медынцы сроду не летали. Тут же, по слухам, есть и бывший колхоз, ныне принадлежащий столичному мэру. Он его выкупил. Это хозяйство единственное, что не издохло. Колхоз содержит молочное стадо и элитных жеребцов Юрия Михайловича Лужкова. Кстати, начинавший в кавалерии будущий маршал Победы Малиновский тоже в юности служил в Медыни.
ПЛОХО ДЕЛО
Идет поражение генофонда…
– Требуется срочное вмешательство правительства, нужна конкретная программа, работа со СМИ… Где всё это? Этого преступно НЕТ.
Доктор Дроздов на стороне народной морали, отторгающей пьянство – никто в семье не хотел бы иметь пьющего. Евангелие говорит: только пьяница и прелюбодей не унаследуют царство Божие. Но с другой стороны есть быт, это же столько лет насаждалось, образовалась мощная субкультура – общения, взаимоотношений… Упрощенная схема межличностного контакта.
Мой провожатый вспоминает 1995 год, там сама трактовка Указа о преодолении пьянства и алкоголизма заключала разрушение сложившихся барьеров, создание новой системы взаимоотношений на уровне более высокой культуры. А жить трезво – очень дорогое удовольствие. Это другие запросы: театры, кино, иной совершенно отдых… В постановлении смысл, конечно, был, но во что это вылилось… И пошла бессмыслица. Через запрет, уверяет доктор, нельзя ничего изменить, тем боле систему поведения, складывавшуюся столетиями.
В редакциях тоже работают люди. Они иногда выпивают, иногда прямо с утра, иногда вечером, но до поросячьего визга, иногда все время, поэтому незаметно: человек как стеклышко, только немножко в прострации… Нельзя не пить на некоторых должностях и в некоторых географических широтах. Особенно когда, по выкладкам специалистов, невротизация общества достигла 60-80 процентов и процессу привычной «релаксации» выстроен многобутылочный и широкоассортиментный коридор.
– Потребление у нас идет как вещества собственного. Существует эндогенный этанол в организме, образующийся за счет окислительных процессов – он создает комфортное состояние. А экзогенный этанол содержится в алкоголе. Организмом он воспринимается так же естественно, видоизменяя весь механизм. Эндогенный этанол сажается, происходит привыкание. Образуется потребность в выпивке. Пробуждается и алкогольный юмор, и особое застольное общение, и желание выпить – то есть атмосфера. Вплоть до особых правовых отношений!
Доктор Дроздов, похоже, не курит, а так уже хочется выйти на волю и покурить. В коридоре поликлиники темно, тут какой-то тупик, старые стулья, мы сидим среди них, бок о бок, я не вижу доктора в фас, лишь в профиль, он говорит все как бы и не мне, а в никуда. Он устал от бесполезного повторения прописных истин. Сейчас он похож на автоответчик.
– У нас растет количество неврозов. Человек ищет, чем себя успокоить: алкоголь, транквилизаторы… Начинаются расстройства: биологические, психосоматические, вегетососудистые… Раскачанный организм не может противостоять активным требованиям: ты должен, ты обязан!.. Сейчас уже не отсидишься на работе за чьей-то спиной. Стимуляторы приводят к новым проблемам, это – псевдоэнергетика. Мозг – наш самый ценный инструмент. Как над ним можно так издеваться?!
ВИНОВАТА ТРАДИЦИЯ?
Глубокие наши предки пили зелья заморские. А поскольку дело это было дорогое, о повальном пьянстве славян говорить не приходится. Свое пиво на Руси появилось лишь в пятнадцатом веке. В одном из дошедших рецептов его приготовления говорится: «Взять солоду ячного четвертушку, да ржаного солоду полумеру или овсяной муки полумеру и растереть как следует муки гороховой четвертушку… А в то время, когда закипит твое пиво, в ту пору готов был бы хмель… А как станет доходить пиво – укрой его плотно, чтобы запах не выходил».
В средневековой Руси уже знали множество сортов пива: светлое и темное, «пиво обычно», «пиво сычено», «пивцо», «полпиво»… При царском дворе готовили «подельное» и «малиновое». Варили пиво осенью, на Михайлов день – 6 сентября. И в «осенины на кузьминки» – первые три дня ноября. То есть по окончании полевых работ. Пивные праздники звались «кануны», в них производилась коллективная варка пива для братчин – общих застолий. Это в деревнях существовало испокон. Говорили: не то мудрено, что пиво сварено, мудрено, что не выпито. Подавали пиво в долбленых ковшах-скобарях и медных чашах с носиками – ендовах, а пиво вкруговую пили из братин.
Водка – «хлебное вино» или просто «вино» – впервые упоминается в десятом-одиннадцатом веках. Видимо, потребление ее тлело тихо. Первая на Руси государственная монополия на водку введена была лишь в пятнадцатом веке. И с той поры крепкое питие обрело державный масштаб, а политику алкоголизации народа взяла в свои руки государева казна.
Когда, замкнув теченье лет,
Наступит Страшный Суд,
На нем предстанет мой скелет,
Держа пивной сосуд.
Игорь Губерман
– Вопрос-то в том, что одурманенным народом проще управлять. Народ не так глуп. Поэтому были бочки с вином, с пивом: гуляй, народ!..
Но пили и наверху.
У доктора Дроздова диагноз непредвзятый. Как с затуманенным взором, не ворочая языком, можно ворочать страной? Ну, Иван Грозный велел сечь пьяниц батогами. Петр Первый придумал чугунную медаль на шею… Это были жестокие игры тиранов в благо через насилие. И никакая это не борьба была, а всего-то один из элементов политики устрашения как предлог. Сами-то правители показывали обратный пример. Царские разгулы всем известны, а народ подражал. Существует вековая мораль, ею все сказано. Вот загадка: на вид красиво и хорошо, на вкус дико! А в пословицах сколько мудрости, ну! В пословицах пьянство осуждается, высмеивается, выявляется унизительная и разорительная суть бражничанья: «Вино уму не товарищ», «было ремесло, да хмелем поросло», «водка вину тетка», «вино вину творит», «напьется – с царями дерется, проспится – курицы боится»…
А тосты, здравицы, обрядовое питие, удалые песни – это остроумие на случай, мудрость пословиц – на века. В обыденности простому человеку пить никак не выгодно, потому что пьянки да пирушки оставят без полушки. Все дело в чувстве меры.
– А если эта мера – химера?
– Тогда алкоголизм.
– Но тот же народ не жалует и непьющих. Подозрительно.
– Я скажу крамольную вещь. Тридцать-сорок граммов водки даже полезны для человека. Профилактика сердечно-сосудистых заболеваний. Но эту дозу надо выдерживать. А практика таких гарантий нам не дает.
Ох, не царское это дело – лупить пьяниц. Непристойно самодержцу нисходить до бродяг и шпыней. Другое дело – показательные порки для лиц сановных, родовитых: и государству польза – отрезвление власти! – и народу острастка. Опять же царю забава плюс авторитет.
– Никак я не считаю эти репрессии государственной программой. У Грозного были свои мотивы. А то, что пьют и люди известные, кто на виду – отдельная это история. Возьмем Высоцкого: он же свою гениальность проматывал. Человек-борец, человек-боец, глашатай, как хотите – но в чем-то не находивший выхода. Хотя народный бард и все такое. Он мог сказать во всеуслышанье многое… И из-за каких-то психосоматических расстройств мог глушить себя чем угодно. Это иллюзия комфорта. Почему он не сказал: «Пьянство – зло, наркотики – гибель»? И вот сейчас идет промывание мозгов, творится новая культура, с красиво навязываемой алкоголизацией в среде «новых русских». А к ним примазывается наша богема – актеры, певцы, музыканты…
Ох, ох, ох! Богема и вино нерасторжимы. Все классики советской литературы сидели с ночи до утра в ресторане ЦДЛ, это же их Мекка – родник историй, перлов, баек, где фигурируют сплошь нетрезвые «глашатаи, горланы, главари».
– Тем живучее субкультура, когда она творится на высокоинтеллектуальном уровне. Это мощная подпитка «пьяной» традиции. Государство развращало нас как хотело, чего тут ожидать. А потом разом решило всех отрезвить. Дров наломало. Легитимировали наркоманию, которая была подспудно, а тут вовсю хлынула в образовавшуюся пустоту. И теперь эта проблема стоит очень серьезно, а государство безмолвствует.
– Оно само то в запое, то в похмелье.
– А вы знаете, во что это выливается? Все же видно! Откуда у власти злость, раздражительность, публичные разносы? Типичное состояние перед запоем. Потом тишина. А спустя время – бурная активизация: пакеты постановлений, распоряжений, смещения и назначения… Демонстрация управления страной! После запоя подгоняет чувство вины, все очень симптоматично.
ПИРЫ ВАЛТАСАРА
Для эпохи Ивана Грозного пиры были характерной деталью быта царского двора. Вот обычный церемониал званого застолья с иностранцами. Еду подносили гостю с приговором: «Царь тебе посылает это». Та же процедура повторялась с напитками. Гость выбирал из них, что больше по душе. А приправы гостям не глянулись. Состояли они из шафрана, кислого молока да огурцов в уксусе. Необходимость отсиживать за столом мягкое место по пять-шесть часов добивала самых выносливых. Ни от одной подносимой чаши нельзя было отказаться. Кроме того был обычай после пира посылать почетным гостям кушанья и напитки, которыми те делились с царскими подданными. Один посол за раз получил семь чаш романеи, столько же рейнского вина, мускатного, белого французского, канарского, аликанте и мальвазии, двенадцать ковшей меду высшего качества, семь низшего, восемь блюд жареных лебедей, столько же журавлей со специями, несколько блюд из петухов, жареных кур без костей, глухарей с шафраном, рябчиков в сметане, уток с огурцами, гусей с рисом, зайцев с лапшой, лосиных мозгов, множество мясных и сладких пирогов, желе, кремов и засахаренных орехов. Все это получил бедняга, только что вылезший из-за стола.
При дворе, как и у частных лиц, пиры с их ужасным обжорство и неумеренным пьянством были необходимым условием всякого празднества и самым любимым развлечением. «Ассамблеи» Петра Алексеевича и «пиры Валтасара» под управлением Иосифа Виссарионовича – по сути явления того же порядка. Русская традиция, понимаешь, досуг власти.
…Ночью подлый народ до креста пропивался в кружалах,
А утрами истошно вопил, становясь на правеж…
…И в Обжорном ряду, там, где заваль кабацкая пела,
Где сивухой разило, где было от пару темно,
Где кричали дьяки: «Государево слово и дело!» –
Мастера Христа ради просили на хлеб и вино…
Дм. Кедрин, «Зодчие»
…Его икота била. Молотками
гвоздил его железные виски
всесильный хмель. В текучих смерчах – черных
и пламенных – плыл перед ним чертог.
Сквозь черноту и пламя проступали
в глазах подобья шаткие вещей
и рушились в бездонные провалы!
Хмель клал его плашмя, хмель наливал
железом – руки, темнотой – глазницы,
но с каменным упрямством дикаря,
которым он создал себя, которым
он в долгих битвах изводил врагов,
дикарь борол и в этом ратоборстве:
поверженный, он поднимался вновь,
пил, хохотал, и ел, и сквернословил!
Так веселился он…
Дм. Кедрин, «Свадьба»
– Горбачевская кампания в чем-то была оправдана. Я не говорю о политической подоплеке. Но после 85-го года резко упало потребление алкоголя в стране, сразу же заметно снизился уровень сердечно-сосудистых заболеваний, травм, вызовов «скорой помощи2… Другой вопрос, что почти одновременно стало набирать обороты суррогатное пьянство. Подобное ищет взамен подобное.
– И высококультурным досугом это не заменить?
– Время для этого нужно, время! Перестройка всей системы ценностей человека. Ведь нельзя же сразу стать интеллигентом, нужны три высших образования – от деда до внука.
СИСТЕМА СДЕРЖЕК И ПРОТИВОВЕСОВ
О суррогатах я знаю страшные вещи. Мой сосед сжег себе пищевод электролитом из аккумулятора. Хватанул в гараже по ошибке. Стал инвалидом, ходил с трубкой в боку, через два года его похоронили. Ему было чуть больше тридцати. На военных сборах, где я находился, все поголовно пили технический спирт, им бойко торговали азербайджанские шабашники, строившие в совхозе коровник. Мой бывший одноклассник добывал спирт из клея «БФ-6». Алкаши скупали коробками в аптеках настойку боярышника и календулы. Пацанье пристрастилось нюхать бензин, ацетон, клей «Момент» и прочую бытовую химию. В качестве дурмана годились невероятные смеси и препараты.
Но пили и прежде. У нас в армии (это было начало 80-х годов) каждые полгода командование издавало грозный приказ под обязательную расписку каждого, потому что насмерть травились или горели заживо. Это была какая-то роковая традиция – пить тормозную жидкость и стирать форму в бензине. Приказы не помогали.
– Всякая программа должна быть комплексной. Прежде чем приказать, запретить, внушить – обеспечь механизм исполнения. Об этом вспоминают тогда, когда наружу выползают непредвиденные вещи. Так я много доказывал в свое время о перегибах с пивом. А как создавалась наркологическая служба? Не было ни коек, ни помещений, ни специалистов… Стационары размещались в ведомственных объектах «ЗИЛа» и «АЗЛК»… На всю страну меньше трехсот коек! А в наркологи шли психиатры. мы вообще проходили по ведомству психиатрии.
– Поэтому в ЛТП сдавались, как в психушку?
– Но идея-то позитивная. Сеть лечебно-трудовых профилакториев – это прежде всего адаптация больного. Трудовая, общественная, групповая. На этом построена завоевавшая мир американская программа «Анонимные алкоголики». Принцип общности, взаимоподдержки. Он действует с пятидесятых годов, когда один человек попробовал завязать пить, но на пару с товарищем. Это простое и действенное решение положило принцип, завоевавший полмира.
– Но прежде же лечили от запоев…
– Да всегда лечили: заговорами, травами, медом… Биологическими продуктами. В любой методике главное – изоляция и применение успокаивающих, седативных средств – отмывающих, очищающих. Сейчас вот появилась метаболическая терапия.
– Наша?
– Наша, наша, мы тут немцев превзошли. Она построена на естественных метаболиках. Не хотел бы говорить о ценах, но индивидуальное лечение всегда дорого. а принцип ее в том, что идет поиск тех средств, которые вырабатывает сам организм. Надо его разбудить. И вот нашли один ключик…
Методики бывают разные. Есть на страхе, как кодирование: человек знает, что если выпьем – умрет или ему будет очень плохо. Есть на усовестливании, на осознанном отношении к своему состоянию. «Анонимные алкоголики» -- это система «двенадцати шагов». Люди намеренно уходят от своих проблем и активно пропагандируют свой опыт. Поэтому эти центры так популярны в мире.
– Наши алкоголики ближе к восточным или к западным?
– Лечим мы по-западному. Несколько отстаем, правда, но быстро догоняем. Наркотики – продукт Востока, но они захватили и Европу, и Америку. Причем, тяжелые наркотики – героин, опиум… И сейчас там происходит алкогольный бум, он затронул даже детей. Женская эмансипация привела к развалу семей. А где кризис – там алкоголь. Обратная цепная реакция: потерял женщину – потерял дом, потерял дом – потерял ребенка, ребенок вышел на улицу… Это наркотизация. Она идет из обеих частей света, мы зажаты и мы – заманчивый, малоосвоенный плацдарм для этого психотропного десанта.
ЧЁРТИКИ НА ТРОНЕ
Царь Петр свои прогрессивные реформы проводил деспотичной рукой. И водочная монополия была одним из пунктов укрепления государственности, а попросту – единовластия. Дикие кутежи самого императора повергали подданных в ужас. Об этом со знанием дела поведал миру Алексей Толстой, сам не последний гурман, сибарит и чревоугодник. Им же подан ассортимент зелий в кружалах – царских кабаках для народа то есть. И там уже водку кабатчики – целовальники – безбожно разбавляли (что не во вред, как раз, а наоборот), кабы те не приправляли ее всякой дурью: химичили в общем! И народ укушивался этими коктейлями до беспамятства, за что и терпел воспитательные порки. Императрицу Екатерину Вторую на российский трон возвело дворянство. В благодарность за это государыня ввела привилегию винокурения для дворян, освободила тех ото всякого налогообложения. Литраж определяла иерархия, прочие же сословия довольствовались казенным градусом. Помещичий питейный ассортимент зело разросся и потек за бугор Отечества, золотя русскую корону. Эта убойная сила валила с ног уже не только родовитых Шереметевых и Бестужевых, но и Смитов с Делакруа, изнеженных своей виноградной кислятиной… Столбовые винокуры не всегда отличались отменной порядочностью, порой вливая в общий алкогольный поток откровенно «самопальные» напитки. Преуспел на этом явном мошенничестве, например, брат поэта А. Н. Некрасова, известного нам со школьной поры. Сам крестьянский заступник был барин и картежник, хоть и демократ, и, говорят, имел от доходов близкого родственника свою долю – на прогрессивные цели, конечно. Если Некрасов-винокур, спаивая соотечественников, еще их и травил их чем попало, не повергая в краску смущения издателя передового журнала «Современник», то брат писателя А. П. Чехова, доктора и гуманиста, был сам горьким пьяницей. И доставил много огорчений совестливому и интеллигентнейшему автору «Чайки» и других реалистических пьес и рассказов.
Танееву сказали как-то об одном человеке:
– Вы знаете, он часто болеет…
– Кто часто болеет, тот часто и выздоравливает, – ответил Танеев.
Ему сказали о том же человеке: он, говорят, пьяница.
– Ничего, – сказал Танеев, – это не недостаток. Это скорее излишество.
До нас дошло и то, что последний российский император сильно закладывал за воротник, что не помешало ему влиться в пантеон наших православных святых. Как великомученику. Так и вверглась Российская империя в пучину революции на фоне сатанинских кутежей Распутина и тихого, обреченного алкоголизма Николая Второго. Николай Второй не исключение, многие святые и подвижники при жизни не были трезвенниками. С темой монастырских вин доктор Дроздов ведет меня в подвалы, где этого вина превеликое изобилие. «Но это уже не моя епархия, – говорит он, – а проблема церкви».
Иван Грозный после игуменских молений с «монахами» – опричниками – переходил в трапезную и устраивал дикие оргии. Напивались в Александровской слободе до того, что выходили травить народ медведями, а Басмановы и Скуратовы, царские фавориты, понуждая голых крестьянских девок гоняться за курами, пронзали их стрелами. Даже если летописей переусердствовал в описании хмельных утех Иоанна Васильевича, то едва ли без оснований.
– В пьяном шабаше все возможно. Алкоголь внушает чувство превосходства: ты – над, ты – супер, ты сверхчеловек. Иван Четвертый был жесток сердцем, алкоголь же распалял его до состояния чудовища. Это если комментировать легенды о Грозном сугубо медицински. Поэтому к царю на ночь приводили трех слепцов, которые его буквально баюкали сказками – царя преследовали ночные кошмары.
ОТ ЛЕНИНА ДО ГИМНАЗИСТА
У доктора Дроздова был больной, по чьей истории сняли художественный фильм «Джамайка». История чисто документальная, хоть и разыграна актерами. Этот Джамайка, таксист, рассказал о себе писателю, когда вез его. Он допился до того, что на рынке воровал мешки у колхозниц и им же их продавал. Его поймали. Когда его привели к доктору, тот не понял, мужчина это или женщина. Что-то красное, опухшее, замотанное в тряпье. Как наполеоновский шаромыжник со старой Смоленской дороги или фриц из-под Сталинграда. Этот Джамайка после выздоровления ходил к Дроздову до самой смерти, ежегодно – праздновал свое второе рождение. А вот второй, что с ним вместе лечился, не выдержал – повесился. Доктор Дроздов был консультантом у Родиона Нахапетова. Сюжет фильма «Зонтик на двоих» тоже взят из жизни.
Я думаю, а вот Ленин пил?
– Давайте выпьем, Владимир Ильич?
– Нет, батенька, больше не пью. Помню как-то в апреле нализались, занесло меня на Финский вокзал, взобрался я на броневик и такое нес – до сих пор разобрать невозможно!
Про морковный чай для вождя революции – русская народная сказка писателя Бонч-Бруевича. Прежде чем запалить с четырех сторон дом Романовых, господин Ульянов неплохо изучил кабачки и кафешки старой Вены, Женевы, Лондона и Парижа. Естественно, в целях глубокой конспирации. В России в это время действовал сухой закон – шла война с Германией. Керенский это все пролонгировал «на вечные времена». Александра Федоровича трогательно поддержал Совнарком – на целых шесть лет…
И все-таки интересно – выпивал Ленин?
– Эх, ну о чем вы спрашиваете? Волна наркомании перебила давно волну пьянства. Кому сейчас интересно, пил ли Ленин? Когда это было… Бросьте!
Я не могу представить Ленина, пьяно поющего в Шушенском с мужиками «Вихри враждебные». Не любил он эту публику. Да и кто знает, куда бы его понесло, хватани он с мороза, после охоты, деревенского первача? И хорошо ли, что мужики не догадались по-своему приручить этого лысеющего политссыльного с татарскими глазами. Может, и расхотелось бы ему делать революцию вот так, бесповоротно и в мировом масштабе. Не щадя этих самых мужиков. Может, они ему в свое время не налили и тем обидели. Может, он не только за старшего брата мстил. Кроме того вспоминается эпизод из фильма «Сердце матери», где Мария Александровна на Светлую Пасху идет с детьми из церкви, через гуляющую площадь, говоря: «Как прекрасен русский народ в веселье…» Именно русский, потому что из уст урожденной шведки смешанных кровей. И, видя подпивших уже мужичков, заканчивает фразу: «…и как безобразен в пьянстве!» Для молодого Володи это материнское резюме – программное. Но уж пивком он, скорее всего, в Европе-то не пренебрегал. Там культура пития другая.
Кто не пьет? Все пьют – выйдите на улицу. И каждый десятый становится алкоголиком, потом – девятый, потом – восьмой… В общественном сознании потребление – норма, злоупотребление – асоциально. Вот и всё. Проблема сложнее ваших рамок. Вот наборщики пьют? Пьют. Вообще считалось, что это сильно пьющий контингент. Передовой рабочий класс, теперь – в прошлом. То есть те, кто вышел из среды социальной защиты. Если они пили и тогда, набирая передовицы газеты «Правда», в том числе тот самый злополучный Указ, то как теперь? Пьют. Может быть, меньше, чтоб оставалось время зарабатывать деньги… Бомжи? Пьют. Старухи, которые побираются? Пьют. Молодежь? Пьет и курит, и еще как.
– А среднее звено, специалисты?
– Я понимаю, вам нужно дать статью – пустую, бездушную. У вас заказ.
– Ну, не совсем так…
– Да ладно, мы же не примитивные люди. Ну вот чем для населения является алкоголь?
– Привычкой, допингом, средством забвения…
– Ну да, в том числе. А вы: какие слои пьют? А какие остались? Бывший главный инженер подметает улицы и счастлив, потому что по утрам его никто не видит. А он зарабатывает себе на хлеб. Бывший ученый продает газеты… Речь должна идти о другом. Причем тут слои? На людей обрушился шквал. А при таком спросе что – не будет предложения? Ассортимент на каждом углу и по телевидению. Мы автобус ждем в тени огромных пивных бутылок и сигаретных пачек с надписью «ТАК КОМФОРТНО». Кто станет разглядывать, о чем там мелко-мелко Минздрав предупреждает? Контрпропаганды нет в принципе. Врачи имеют дело уже с патологией. Вот вы пьете?
– Бывает.
– А теперь перенесите это на все общество. Почему вы это делаете? А вам общественное мнение позволяет. А когда вы отказываетесь, как оно реагирует? Не понимает. Потому что вы отступаете не только от ритуала, но и от философии.
– Как тогда быть?
– Есть книжка от скуки: «Алкоголизм: сто вопросов и ответов». И нечего нам жевать общеизвестное.
– А необщеизвестное?
– А тогда надо так отточить каждое слово, чтоб в ответе были заинтересованы я, вы, Светлана Михайловна и Иван Иванович из соседнего подъезда. Вот почему продажа напитков разрешена с двадцать одного года? Надо бы с двадцати пяти. И все равно в девять, одиннадцать, пятнадцать лет есть законченные алкоголики. Спросите у семиклассника в любой школе, пробовал он пить? Вам признается семьдесят процентов мальчиков и сорок процентов девочек. А в десятом – по девяносто и тех, и других. Пэтэушники пьют? Ладно, нет пэтэушников, тогда гимназисты, учащиеся колледжей…
ПЬЯНИЦА ОБЫКНОВЕННЫЙ
Светлана Михайловна – не выдуманный персонаж, это врач, с чьего ведома мы тут с доктором Дроздовым развели дискуссию. Эдуард Семенович специалист нештатный, приходящий, как и в той же московской коммуне «анонимных алкоголиков». Он вроде знаковой фигуры из модной нынче сферы консалтинга – придает тому или иному лечебному учреждению нужный статус.
– Вас интересует клубничка? – провоцирует меня Светлана Михайловна. Такая пора на дворе – вся пресса перемазана этой невинной, в общем-то, ягодой, равно как и желтым жиром жареных газетных уток. Престиж моей профессии с некоторых пор изрядно подорван. Но меня не гонят прочь – и на том спасибо. Светлана Михайловна, видимо, решила меня добить, чтоб спасти мэтра отечественной наркологии. – Ну, пьют учителя с учениками – да.
Скажу больше. Одна моя знакомая курила со своей теткой марихуану. В кабинете директора школы. Ее тетка в этой школе завуч.
Со стула я не рухнул и не рухну. И сам улетал в астрал однажды – попробовал жареной конопли. Как говорится, лишканул. Могу сказать одно: незабываемые ощущения. Буквальное раздвоение личности. С непривычки – жутковато-с… Запомнилось еще и потому, что едва не погиб – под этим делом сверзился с крутой плотины вниз, но, по счастью, не в пруд (в начале ноября), а в то место, где отлив, и чуть не захлебнулся тиной. Ужас в том, что всем это показалось невероятно смешным и спасти меня догадался лишь один человек – единственный трезвый и не бывший под кайфом.
Дроздов мрачен и совсем не в духе. Он грузен. На улице жара. Асфальтовые окрестности станции метро «Октябрьская». И мы в коридорном аппендиксе. Тут еще советский линолеум и темная масляная краска стенных панелей. Тут остановилось время. Я не могу отделаться от воспоминаний о медвытрезвителе, где тоже сподобился побывать. Давно. В юности. Мы тогда много пили. Мы пили портвейн «Три семерки» и прочую плодово-ягодную бурду. Мы взрослели в «застольную» эпоху. Говорят, в вытрезвителях до сих пор не дают подушек и одеял. Для меня вытрезвитель – как «Обыкновенный фашизм» Михаила Ромма. Олицетворение дискриминации и произвола. Как это вяжется с хартией о защите прав человека – я не понимаю. Это портит мне настроение. В советских ЛТП я не был. Но имел возможность наблюдать этих «узников» режима на главном конвейере «ЗИЛа». Там они выполняли роль дешевой рабсилы. Конвейер создан не для людей, а для роботов. Роботом становишься за месяц: тупеешь и превращаешься в функцию. Тогда как раз хоронили Брежнева – конвейер встал на траурные пять минут. Это случается крайне редко. Обычно ограничивается тем, что конвейер переводят на замедленную скорость. Если конвейер встал – в стране что-то случилось. Трудовая Москва гудела в память о почившем в бозе генсеке. В буквальном, а не переносном смысле – заводскими гудками. Для нас это был праздник, передышка. Это при том, что я только что демобилизовался из армии, где тупого хватало. Тем более в Монголии, очень похожей на одну из безжизненных планет нашей солнечной системы. На «ЗИЛ» я попал как курсант автошколы – мы зарабатывали для нее новый грузовик. Который наполовину или на две трети собирали «элтэпэшники». Сейчас я беседовал с главным изобретателем этих лечебных «шарашек». Не выходило живой беседы. Мы давим социальный гной, не дожидаясь перитонитов, а я думаю про «Утиную охоту». Там у главного героя фамилия – Зилов. Пьющего представителя потерянного поколения играл пьющий Олег Даль. Он сам был Зилов. Депрессивное кино. И этот коридор, и муссируемая тут тема, и наше обоюдное настроение… «Веселие Руси есть пити» – это сказал христианнейший князь Владимир, когда еще был язычником. Какое же тут, к черту, веселье?
– Ваш папа пил?
Я вздрагиваю. Я как раз намеревался развернуть оглобли в сторону дурной наследственности. Думал – имеет ли смысл?.. Дроздов депрессивен. Мой папа пил. И допился до поножовщины. Его судили. Я появился на свет, когда он отбывал наказание за ошибки молодости. Неподалеку, в Самаре, тогда – в Куйбышеве. Но этого было достаточно, чтоб я его больше никогда не увидел, то есть – практически не запомнил. Мать с ним заочно развелась, посчитав пропащим. Или поняла, что любви не осталось, а больше и держать не за что. Потом отец взял себя в руки и наладил достойную жизнь с другой семьей. Мать получала на меня алименты, вдвое превосходящие ее зарплату. Такие вот метаморфозы.
– Вы же не спились после этого? Вот. Генетически к алкоголю расположены все люди, он входит в химический состав нашей крови. Американцы вывели ген, который является тестом к развитию алкогольной болезни. А есть ген – есть и опасность. Всегда найдется что-то, что включит программу. А что дает нам знание об этом? Возможность правильной профилактики. Есть она у нас? Нет. Ни денег нет, ни общественной заинтересованности… Поэтому под угрозой весь генетический фонд страны.
– Вырождение нации?
– Этого никогда не произойдет, потому что человек все равно воспроизведется заново.
– А как же пример северных народов? Их еще при царизме купцы начали спаивать: и наши, и американские…
– Они не вырождаются, а вымирают. Это разные вещи. Вырождение – это снижение интеллекта, деградация… А мифы о тупом чукче – то же самое, что о слишком умном еврее, воре цыгане и дураке русском.
ДОКТОР, МЫ УМРЁМ?
Доктор Дроздов считает, что человек в должных условиях хорошо адаптируется к общественным требованиям, но его надо вмонтировать в сообщество, спровоцировать на нелепые поступки. В обществе должно быть самоочищение, здоровая часть будет превалировать всегда.
– Вот Римская империя, – говорит он, – с ее вакханалиями, где пьянство носило оргиастический характер, должна была рухнуть, верно же? Но Рим стоит и итальянцы живы. Мы же не хотим, чтоб общество оказалось настолько больно, что некого бы стало брать в армию. А у нас именно такая ситуация.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Вот конкретный случай: поминки с ритуальными ста граммами. Пить или не пить?
– Вы же не бьетесь головой о стену, вы ее щадите. Это же вызовет смех. Тогда зачем ударять себя по мозгам этими ста граммами? Не нравится мне ваша позиция.
– Это не моя позиция.
– Вы сказали – уже ваша. А если день рождения, свадьба, первый гонорар… Какая разница, когда вы сопьетесь.
– Если выпил – надо опохмеляться? Ведь легчает. Я знаю и обратные примеры, с трагическим финалом.
– Вот у вас логика пьющего человека, протаскиваете что хотите. Ладно, нашли вы это средство облегчения. А в другой раз опять напьетесь. А если бы помучались – подумали бы, надо ли вам это. Алкоголь приводит к биологической катастрофе в организме. Набухает мозговая оболочка, начинается гипертезионный синдром – подскакивает давление внутри черепа, боль, рвота, замедляются окислительные процессы, печень не справляется с токсинами, каждая клетка кричит «караул»… И вот – похмельный стакан! Вы представляете картину? Это путь к белой горячке. Но сначала – к снижению интеллекта и половой функции. То самое вырождение.
– Ну, а пиво?
– Что значит пиво? А сигарета? После – марихуана, там – героин… Это пусковой механизм к развитию зависимости.
У моего брата тесть лет двадцать как завязал, но перешел на крепкий чай. И характер у него с той поры отвратительный. Жена его так и говорит: уж лучше бы пил!
Дроздов комментирует:
– Ну хорошо, бывший пьяница становится чифиристом, а бывший бабник – онанистом… Ищется замена утраченному комфорту. А с пагубной привычкой рвать надо окончательно, иллюзии не помогут. Вот и необходим для этого благоприятный фон.
По легенде святой равноапостольный князь киевский Владимир мог принять мусульманство. В тогдашней столице Руси жило и множество иудеев. Выбор у князя был. Кланяться русскому человеку по-прежнему идолам (в том числе персидским Хорсу да Семаргу), срочно учить арабский язык или уподобиться ромеям? Князь однако загнал подданных в Днепр, идолов сокрушил, а от Степи отгородился осьмиконечным крестом (мог, опять же, и четырехконечным). Перед Владимиром стоял пример несокрушимой бабки – княгини Ольги. Личной жертвой князя стало упразднение гарема, уравнивавшего его с библейским царем Соломоном. Басурманским миссионерам Красное Солнышко поведал про то самое русское веселье, которое немыслимо без выпивки и которую Коран не приветствовал. И это, говорят, перевесило чашу весов, направив страну к совершенно иной цивилизации. А политика тут дело десятое.
Моя бабушка не пила вовсе и умерла от инсульта, когда ей не было и пятидесяти. Бабушка моих сводных братьев умерла в девяносто три года, а ее родная сестра – в девяносто один год. В ясном уме и трезвой памяти. Обе любили петь: «Давай выпьем, кума, тут, на том свете не дадут! Чай, дадут, чай, не дадут – давай выпьем, кума, тут!»
Идет мужик, а на пути пьяный барахтается в луже.
– Ты че делаешь?
– Ищу.
– Давай вместе искать.
Минут десять искали, пьяный кричит:
– Нашел!
– Что нашел?
– Берег.