Посвящается памяти Елены Анатольевны -
достойнейшей дочери достойнейшего отца.
Нашей семье шесть лет. Мы строили совместное хозяйство на чистом месте, с нуля, взяв необходимое для начала в кредит. Помогло только государство, выделив нам новую трехкомнатную квартиру по очереди молодых специалистов. И мы счастливы совершенно в этой, почти пустой и от того просторной квартире, где по новому линолеуму весело шлепают босыми ножками, черкают карандашами на, дефицитных в ту пору, обоях, двое наших детей.
Двое детей – это три года декретного отпуска, а, значит три года жизни на один инженерный оклад мужа. Нас это ничуть не огорчало, все тонуло в счастье, которым нашу жизнь наполнили эти два бесценных создания. Мы даже сумели скопить и купить дачу и этим тоже были счастливы потому, что считали ее необходимой для здоровья детей.
На этой даче дети загорели за лето, как негритята, наелись ягод и овощей, выращенных без всяких химических удобрений. Конечно, скопить на дачу, живя на один невеликий оклад – это отказаться от чего-то в новой одежде, в посуде и в чем-нибудь еще, что мы считали несущественным по сравнению с, необходимыми для здоровья, витаминами и свежим воздухом.
Но скоро выяснилось, что детям здесь не климат, и мы переехали в другой город. На новом месте обживаться - тоже трудности, в том числе с устройством детей в детский сад, а, значит опять жизнь на одну зарплату. Но мы не огорчались. Вот только надо здесь дачу тоже купить. Но денег, вырученных на продаже прежней дачи, в этом городе нам на покупку не хватает. А вариант удобный подвернулся для нас безлошадных. Нужно просто проехать на городском автобусе до конечной остановки, а потом несколько километров пешком – и вот они, заветные четыре сотки! И не надо иметь никакого транспорта для того, чтобы ездить на дачу. Но для такой удачи не хватает несколько десятков рублей.
И поехала я к своим родителям попросить в долг, зная, что мой отец очень хорошо зарабатывает. А мне ведь нужно не на пустяк какой, а на дело хорошее и нужное. Не откажут.
Еду в гости вместе с детьми, а дорога нелегкая, с пересадкой.
И вот мы в моем родительском доме, среди родных стен, от которых щемит в душе.
Услышав мою просьбу, мама взорвалась возмущением. Это как же у меня совести хватает просить денег у родителей, когда мне уже тридцать лет, и я сама должна думать и заботиться о родителях! Зачем я столько училась, если не работаю, никакого с меня толку не вышло! Да как нам деньги давать! На нас смотреть стыдно, как мы одеты! Если мы такая нищета, так от нас и возврата не дождешься……….
Длинный, тяжелый и бессмысленный разговор прерывают звонки тети Нины, которая, узнав, что племянница приехала, истопила баню и зовет помыться с дальней дороги в ее бане. Пользуюсь поводом остановить этот разговор, и иду к тете Нине в баню.
Баня у тети Нины просторная, чисто выбеленная. Прямо горница, а не баня. Усталость и недосыпание были моим ежедневным состоянием, а тут еще дорога, еще неудача с деньгами на покупку дачи. И в бане наедине с собой я дала волю своим слезам обиды, начав с дачи и захватив по пути все, что только горького мне вспомнилось, заключив в итоге: да что же это я такая безродная, что в трудную минуту мне и прибиться не к кому и опереться не на кого.
Вымыв тело водой, а душу слезами, одеваюсь, выхожу и… мгновенный полный провал в никуда.
В это время сын тети Нины, а, стало быть, мой брат, вдруг встревожился и, повинуясь непонятному беспокойству, вышел из дома на улицу и увидел меня, лежащую на снегу…….
Я, вроде как, в сознании, но странном: все слышу, но тело свое не ощущаю. Я не могу открыть глаза. Оказывается, что для того, чтобы открыть глаза, нужны силы, и их может не хватать. Я не могу сказать ни слова потому, что оказывается, чтобы говорить, нужны силы и их может не хватать. Но мысль работает. Такое состояние, словно я – это только слух и мысль. При этом я слышу все вокруг, а мысль только одна, все об одном, словно заевшая пластинка: «Что будет с моими детьми… что будет с детьми…». Вокруг меня тревожно суетятся. Звонит телефон. Это мама требует, чтобы я шла домой потому, что дети плачут и зовут мать. Тетя Нина отвечает, что скоро придет, что прилегла отдохнуть после бани. Вот она перезванивает – вызывает скорую. Напряженная тревожная тишина, слышны только сокрушенные вздохи тети Нины. Заходят. Я понимаю, что это врач. Я не чувствую ее прикосновений, но по звукам понимаю, что замеряют давление и слышу короткий ответ врача: «Не замеряется». Вдруг заголосила тетя Нина: «Да что же это ты ко мне умирать пришла!» «А как дети… что будет с детьми… что будет с моими детьми…. что будет с детьми…» - крутится одна и та же мысль.
Я не чувствую, но понимаю, что мне ставят укол в вену. И вот начинаю чувствовать…. Начинаю чувствовать нарастающую боль в голове, открываю глаза, вижу лицо врача, к горлу подкатывает тошнота. Врач, понимая, переворачивает меня так, чтобы голова свесилась с кровати, и тетя Нина бегом несет тазик. Кажется, что голова расколется от боли. Кажется, что тошнота вывернет меня наизнанку.
Но вот стало легче, все успокоилось, врач уходит. Я еще долго лежу, набираюсь сил. Тихо плачет тетя Нина, и я ищу для нее хорошие слова в утешение, а она от этого плачет еще больше. Время от времени звонит телефон, по которому мама требует, чтобы я шла домой потому, что с моими капризными детьми никакого сладу.
Наконец я встаю, и брат провожает меня до дому. На пороге ко мне бросаются дети, и мы сразу идем спать. Мама выговаривает мне, чтобы впредь, если я ухожу куда, то и своих детей с собой забирала. Но меня уже ничто не может ни задеть, ни обидеть, я где-то на другой высоте.
Мы любим спать втроем, когда дети по обе стороны от меня ко мне прижимаются, а я могу обнимать то одного, то другого. Это минуты блаженства ни с чем несравнимые, весь мир сужается до них - этих моих человечков, и все остальное становится незначимым. Но в эту ночь все было во много раз ощутимей.
Я смотрела на освещенные лунным светом, такие знакомые стены, слушала дыхание детей, чувствовала спокойную мягкую теплоту ночи и думала, что эти минуты могли быть уже совсем другими и для меня и для детей. И из-за чего….. Из-за дачи. Да нужна ли эта дача, чтобы вот так…. Как хрупка человеческая жизнь, как за одно мгновение может все перемениться…. Как-то мы не так живем, не то ценим…..
Сколько условностей придумали люди…… Родительский дом …. Это дом родителей, где я - отрезанный ломоть, и здесь нет ничего, мною заработанного, и я здесь в гостях. У меня давно есть свой дом, где я - и жена и мать и хозяйка. Вот там мое.
Родные……чужие….. Да нет ни родных, ни чужих, а есть те, кто в жизни поддержит и те, кто толкнет. И надо ценить первых и держать дистанцию со вторыми. Вот она – Библейская притча о ближнем и дальнем. Что толку читать, если к жизни не применять. И не надо лезть ни к кому, ни в родственники, ни в друзья, ни в любимые.
Что мы зачем-то гоняемся…. Человеку для жизни не много надо. Стремимся жить лучше, а надо стремиться жить.
Это была ночь какого-то просветления, словно я в чем-то прозрела. За эту ночь я многое передумала и все переоценила, вдыхая мягкую теплоту ночи, прислушиваясь к спокойному счастливому дыханию детей, ощущая, что я живу и дышу, и не калека какая, а полноценный человек. В ту ночь я осознавала, как много имею: детей, мужа, дом, здоровье, а из-за какой-то дачи расстраиваюсь. Но я никак не могла предположить, что те мысли и слова могут забыться. Теперь я очень сожалею, что тогда их не записала.
Утром мы с первым же автобусом поехали домой. Несколько дней я была очень слаба и ничем не занималась. По мере того, как возвращались силы, я втягивалась в суету жизни, и пропадало то просветление, забывались те мысли и слова. Оказывается, человек может забыть, может потерять свои же собственные мысли. И еще я поняла, что человеку живущему этих мыслей не понять и не принять. Это прозрение приходит только на том рубеже.
Дачу мы не купили. А деньги решили не тратить, мало ли что, надо иметь на черный день какой-то запас. И черный день настал – на те деньги, которые мы выручили от продажи дачи мы смогли купить только одну булку хлеба. Зачем же мы их берегли, отказывая детям и себе в обновках и в чем-то еще, совсем не избыточном. Вот она, Библейская притча о человеке, который готовил хлеб про запас на годы вперед.
Но без дачи мы не остались. В связи с наступившими продовольственными трудностями в стране, городские власти стали давать людям, не имеющим дачных участков, землю рядом с городом для садоводства, да как раз с нашего краю. И мы получили бесплатно пятнадцать соток хорошей земли, до которой не надо ехать даже до конечной остановки на городском автобусе, а нужно просто прогуляться пятнадцать – двадцать минут от подъезда нашего дома. Зачем же было тогда так расстраиваться….
За днем сегодняшним день завтрашний не виден. Много лет прошло. Но я иногда вспоминаю тот день, сожалея, что не записала тогда тех мыслей в ночь своего просветления. Но главное не забудется – на том рубеже, к которому мы все идем, и никто его не минует, в с е п е р е о ц е н и т с я. Думаю, что об этом говорится в словах молитвы, что горько станет, когда тело с душой расставаться будет.