Он задумчиво потягивал виски из стакана и сказал тихо, словно для себя:
- Ловлю себя на мысли о самом себе. Может я и стал писать стихи потому, что ищу потерянное время. Никогда раньше не думал об этом: я уже другой - не тот, что в детстве, когда каждый день приключение - неожиданное, свежее, удивительное, радостное наваждение жизни. Это сродни щенячьему восторгу. Это нельзя описать словами.
Она удивлённо смотрела на него, поставив бокал на стол.
- Пытаюсь найти в себе хоть отблеск того состояния, когда ощущаешь мир кожей, корнями волос, лёгким холодком в груди, - и дыхание замирает от свободного полёта в бесконечном пространстве и времени. Жизнь была, есть и никогда не кончится! Это не мысль - это вера...
Он тоже поставил бокал на стол и продолжал:
- Но нет этого чувства... Оно ускользает, не успев вернуться. Есть память о нём, как о чужой жизни в другом мире. Тягостные мысли и повседневные заботы переполняют меня уже давно, а якобы радостные моменты - праздники, дни рождения, удачи и неудачи и т.п. - лишь фиксируются холодным рассудком, имитируются тусклыми эмоциями, принимаются, как привычные нормы поведения в мире людей...
- Где же вы, о свежие и яркие, переполняющие душу ощущения первозданного детского бытия! Когда прыгаешь как козлик, если хочется прыгать, кричишь и визжишь как поросёнок, если хочется кричать, бесишься и кувыркаешься без мысли о том, что нужно у кого-то спросить разрешения... Грандиозные открытия в жизни уже позади.
Она откинулась на диван и внимательно смотрела на него, словно видела в первый раз.
- Не идёт из памяти эпизод из раннего детства. Мне было лет около пяти. Жил я с родителями в Одессе. У отца была машина - старенький "москвич 412" - , на котором однажды мы поехали в область, в деревню к родственникам, где родился мой папа. Приехали поздно ночью - я уже уснул на заднем сидении, - и меня перенесли на руках в хату, уложили на высокой деревенской печи, на лежанке моего прадеда...
Утром я проснулся от солнечных лучей, коснувшихся моих сонных глаз. Я услышал шум жизни во дворе: лай собачки, щебетанье птичьей стаи, крик петуха, мычание коровы... Не сразу осознав себя, я на мгновенье потерял ориентацию во времени и пространстве... Глянул с печи вниз - крепкий деревянный стол с кринкой молока. Рядом пол-каравая деревенского хлеба - резкий, неслыханный ранее аромат ударил в ноздри.
Я слез с трудом с высокой печи и сел на лавку за стол. Молоко пил прямо из кувшина, закусывая хлебной мякотью. Никогда в жизни больше не было у меня такого пира!..
Выйдя во двор, я попал в удивительный мир - на другую планету! Мимо вышагивали индюки, покачивая алыми бородками, издавая пронзительный клёкот. Кокошили курочки, выискивая лапами зёрнышки в траве, шуршали длинными крыльями головастые стрекозы. Натужно крикнул петух, сидя на заборе. И всё это было огромным миром, шумным, облитым жёлтым утренним светом и теплом. Запахи соломы, навоза и свежескошенной травы смешивались с ароматом цветов от каких-то пышных кустов, растущих у крепкого тына, за которым паслась стреноженная лошадь, лениво обмахивая длинным хвостом лоснящиеся от пота коричневые бока. В цветах копошились пчёлы, дополняя этот соборный, вселенский хор жизни весёлым жужжанием...
Сидя у стенки хаты на брёвнышке, словно маленький муравей, я познал тогда самое важное в жизни - сжимающую сердечко радость счастливого растворения в мире бесконечного блаженства.
Вот чего я не могу до сих пор найти и вернуть себе - это чувство. Хоть на минуточку, хоть иногда, ну хоть ещё разик. Только раз...
Она удивлённо застыла на диване всё в той же позе:
- Слушай, поэт, я тебя не узнаю! Никогда ничего подобного от тебя не слышала за всю нашу жизнь - только циничные высказывания, иронию и насмешки.
Что с тобой случилось?! Неужели ты опять безнадёжно влюбился?..