- На передней площадке у всех проезд оплочен? – я вздрогнула от звука голоса кондукторши. Раньше я думала, что такая высота волнового диапазона доступна только писку дельфина и визгу кошки в ночной истерике.
Я, тот самый пассажир на передней площадке автобуса, послушно показала свой билетик. Кондукторша взглянула на него и снова заняла свое место рядом с водителем.
Обшарпанный салон автобуса был весь обклеен рекламными листовками, такими же потрепанными, как и сам автобус. Яркие картинки с нарисованной на них сказочной жизнью раздражали глаза. На одной из них улыбающаяся красотка, размахивая ключами, садилась в новый автомобиль, на соседней был изображен успешный бизнесмен, который летел на самолете к морю. «Купи, купи и стань счастливым!» - призывала реклама справа и слева, но люди, ехавшие в автобусе, устало отводили глаза.
Среди этой бумажной пестроты скромно белел квадратик с криво выведенными буквами: «Вас обслуживает водитель – С.Шекунов, кондуктор – Э. Крыскунова». Невольно я поежилась от фамилии кондуктора, и снова посмотрела в ее сторону.
В детстве и юности все люди прекрасны. Молодость вместе с неконтролируемой жаждой жить и чувствовать наделяет всех привлекательностью. Это красота яркая, сильная, но внешняя, а потому скоротечная. Время, вечный враг молодости, уродует идеальные линии и цвета, и тогда, не у всех, а только у тех, кто нашел в себе свет, проявляется красота внутренняя. Э. Крыскунова же была некрасива.
Это была женщина неопределенного возраста. Возможно, она была еще молода, но рано состарилась. А может, ей было уже хорошо за пятьдесят. Ее сухую, скорее даже высушенную, поджарую фигуру нельзя было назвать стройной, на ум приходила мысль о недоедании и дешевой, скудной пище. Серые, то ли от седины, то ли от висевшей в автобусе пыли, волосы были собраны в небрежный мышиный хвост.
На ней были джинсы и нестиранная водолазка того же серого цвета. Когда-то черная сумка из кожзаменителя тоже запылилась и посерела.
Среди этой блеклой серости контрастно выделялись ее черные руки. От бесконечного пересчитывания бумажных купюр и отсчитывания медной сдачи, в ее пальцы въелась черная денежная грязь. Но это была не радостная несмывающаяся ничем грязь на руках грибника, собравшего три корзины белых, или земляная грязь под ногтями труженика-колхозника. Нет. Это была грязь тяжелого труда и чужих денег.
«Остановка Кирова», - металлическим однообразным голосом провещало специальное устройство. Автобус резко дернулся. Не удержавшиеся на ногах пассажиры посыпались на соседей, ища в них опору для равновесия. Двери со скрипом открылись, три человека со вздохом облегчения вышли из замкнутой металлической утробы автобуса для того, чтобы уступить место новым входящим в него пассажирам.
В автобус зашла, нет, впорхнула, девочка. Маленькая, искристая, она со всей своей детской непосредственностью и открытостью, какая бывает только у детей, беззаветно любимых своими родителями, улыбалась этому миру, и мир улыбался ей в ответ. У нее не хватало нескольких молочных зубов, и от этого ее улыбка была еще более наивной, а весь облик беззащитным.
- Плотим за проезд, - кондукторша перестала выгрызать семечки, поднялась со своего места и с непроницаемым лицом встала рядом с девочкой.
- У меня проездной, - ребенок достал из кармана веселой красной кофточки проездной в пластиковом футляре, украшенном блестяшками и смешным и кошками.
- Показываем справку.
- Справку? – девочка растерялась, и вся как-то собралась в комочек.
- Проездной действителен только вместе со справкой из школы. Справки нет? Выходим из автобуса.
Ничего не понимающая девочка погасла. Вдруг детские плечики затряслись мелкой дрожью, послышались тоненькие всхлипывания.
Я не выдержала, вскочила с места, протянула Э.Крыскиной 26 рублей и с не скрываемым осуждением выдавила сквозь зубы:
- Я заплачу за ребенка.
Кондуктор, стоявшая ко мне спиной, не спеша повернулась, равнодушно пересчитала протянутую мелочь, разложила ее по отсекам своей сумки и ушла, но я успела увидеть, как в уголке ее глаза блеснуло.