(Фотоколлаж автора)
В послевоенную пору догляд за колхозными посевами вели специальные работники - объездчики.
Один из них – Силантий – отличался в нашей деревне неслыханной жестокостью.
На фронте Силантий не воевал, прикрывался врождённой хромотой и слабым зрением.
Не гнул спину и в тылу: то амбары сторожил, то бригадирствовал над бабами да подростками.
Хотя сила в этом сорокалетнем мужике чувствовалась. Раздражал солдаток здоровый
румянец, не сходивший с лица Силантия. Завидовали они его жене – бездетной рыжей
толстухе Ганьке, сытно жившей за широкой мужниной спиной в то время, когда их
мужья защищали Родину от фашизма.
После войны Силантий и вовсе возомнил себя хозяином. Одного деда за горсть колосков
суду предал, безродного Пашку – юродивого за кукурузный початок до полусмерти забил.
С той поры люди даже близко боялись подходить к общественным полям.
Строго-настрого заказала и Анисья старшему десятилетнему сыну Митьке не попадаться Силантию на глаза.
В отца пошёл Митька - отчаянный да горячий. Вот Анисья и опасалась – не вышло бы беды.
На мужа Анисья в сорок втором получила похоронку. Закричала от горя, все домашние дела забросила,
но скоро одумалась. Четверо деток остались без кормильца. Кругом беда, не о себе,
о детях надо думать – убеждала себя вдова.
Лицом Анисья из других селянок не выделялась, а вот стати выдалась редкой.
Не успели обсохнуть от слёз глаза вдовы, как Силантий принялся тайно её обхаживать.
Но чем больше он за нею увивался, тем сильнее гнала его прочь верная солдатка,
разжигая разом гнев и страсть в душе Силантия.
Однажды сильно заболел младший сынишка Анисьи Ваня. Трое суток температура держалась
под сорок, но народными средствами матери удалось выходить Ванюшку.
Только ослабленный малыш продолжал отказываться от пищи. Да и побаловать его было нечем в ту голодную пору.
И надумал Митька порадовать брата молодым горошком, поспевающем в поле в нескольких километрах от села.
Затемно шмыгнул он за дверь и, минуя огород, зашлёпал босыми ногами по росистой траве за добычей.
С зарёй перед ним раскинулась огромная колхозная плантация гороха. У самой кромки поля, не затаптывая стеблей,
Митька стал рвать зелёные стручки, воображая, как обрадуется этому гостинцу Ваня.
Часть их спрятал за пазуху, немного себе на дорогу в карман положил.
Он уже собирался двинуться в обратный путь, да не тут-то было. Словно из преисподней,
перед ним появился объездчик верхом на лошади с плёткой в руках.
Засипел Силантий, раздувая ноздри, в предвкушении скорой расправы.
«Не себе я, дяденька, - взмолился мальчишка. - Брат у меня заболел…», - только и успел сказать Митя,
как Силантий стеганул его хлыстом меж худых лопаток, приговаривая: «Чтобы впредь неповадно было».
Вмиг пропала жалостливая нотка из голоса Митьки. Будто волчонок, огрызнулся он, вскинул брови на обидчика.
И тут в суровом недетском взгляде парнишки разглядел Силантий его погибшего отца – сильного и ловкого Матвея,
которого в душе ненавидел, завидуя по поводу и без повода. И красотой мужской того Бог не обидел,
и жена ладная досталась, не то что его - конопатая Ганька.
- Так ты, значит, Анисьи сын будешь? - смягчился Силантий.
- Ну-ка, вытряхивай всё из рубахи наземь и выворачивай карманы.
А матери скажешь – должок за ней останется.
Не мог по малолетству сообразить Митька, чем таким может расплатиться мать,
чего бы не водилось в зажиточной избе Силантия.
Темнее тучи возвратился он домой. Напрасно старалась мать выведать у сына, где
тот пропадал и что случилось?
Но уже следующей ночью Анисья узнала о Митькиной провинности и о назначенной цене за её сокрытие.
…Проснулся Митя на печи от плача матери, доносившегося из-за плотной ширмы, где стояла её кровать.
В полутьме заметил он приоткрытую дверь, а на столе – горку сладкого гороха.
Для Вани…