Мы понимаем, что смущает людей в отношении Ершова: как он мог оказаться таким нечестным человеком? Как мог называть своей вовсе не свою сказку?
Но если вам что-то подарят, - ведь вы будете называть это своим?
Но здесь – другое, – скажете вы, - здесь интеллектуальная собственность, авторское право!..
Как он мог называть сказку «своей», когда знал, что её написал Пушкин?..
Видимо, он рассматривал её только как «товар». А товар этот был – под его именем и в его пользовании, - после смерти Пушкина, - уже окончательном…
Да мы и не знаем, на каких условиях отдавал сказку Пушкин; возможно, у Ершова были пожизненные права на неё.
Ершов же был – с матушкиной стороны – потомком купцов. А купцы что делали? Покупали и продавали товар. Почему Ершов должен был здесь оказаться выше своих предков? Сказка была его «товаром». И он вёл себя в отношении неё – как купец. До того, как раздражиться на книгоиздателя Крашенинникова, он бесился в отношении книгоиздателя Шамова: в письме Треборну от 13 ноября 1843 года, Ершов пишет: «Но что меня бесит, то это подлость людей, называющихся книгопродавцами. Можешь себе представить, что нынешний издатель Конька, некто Шамов, напечатал мою сказку прежде окончания с ним условий и не получив моего согласия. И до сих ещё пор я не имею от него ни денег, ни назначенных экземпляров. С 1 декабря, если не получу от него удовлетворения, заведу судебное дело: за правого Бог!».
Как он не боялся разоблачения? Но кто будет его разоблачать? Участники мистификации? Им это не было выгодно, – поскольку они подставили бы прежде всего самих себя. Да, мистификацию со сказкой мог (и готовился, как мы открыли) разоблачить Николай Языков, ненавидящий Пушкина, - но только до тех пор, пока был жив Пушкин! Разоблачать такого бесцветного человека, как Ершов, ему было неинтересно и не нужно.
По крайней мере, при жизни Николая Первого никто из участников мистификации ни в чём сознаваться бы не стал, - поскольку мало бы ему после этого признания не показалось! А после смерти «Неудобозабываемого» иных уже не было, другие были далече, да и давность лет наступила, и к авторству Ершова все привыкли… Мало того, наступившие "народовольческие" времена более соответствовали разночинцу Ершову, чем аристократу Пушкину.
Хотя, - как пишет Ярославцев, - многие уже считали, что Ершов давно помер, - а сказка «Конёк-Горбунок» жила как бы сама по себе.
Об этом же говорит и надпись на могиле Ершова на Завальном кладбище в Тобольске: «П.П. Ершов. Автор народной сказки «Конёк-Горбунок»».
Автор н а р о д н о й сказки!.. Даже эта могильная надпись отдаёт какой-то двусмысленностью ...
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/09/26/1247