СПЕКУЛЯЦИИ РОМАНТИЗМА И СОВРЕМЕННАЯ НАУКА
Хироси Томохиса
Введение
Цель этого эссе - выяснить связь между романтизмом и теми элементами, которые составляют метафизические рамки современной науки. Мой гипотетический ответ на этот вопрос лежит в трансцендентной природе самого человеческого разума, которая, однако, была реализована с приходом современной эпохи как Я или самосознание. Сразу четко укажем: что мы должны сделать сначала - а именно сравнить структуру времени и пространства, а также положение ума в литературном труде романтизма с тем, что стоит за наукой модерна.
Мы можем взять лучший намек на этот вопрос из того, что Уильям Вордсворт говорит в своих поэтических произведениях о Ньютоне. Его колледж св. Иоанна в Кембридже, был рядом с Тринити-колледжем, где работал Ньютон. Об этом в своей "Прелюдии", отмечая роль Ньютона, Вордсворт говорит:
И лунной ночью из окошка спальни
Напротив прямо, ярдах в двадцати,
Я созерцал часовню, где стоял
Недвижный Ньютон со своею призмой
И молчаливо-каменным лицом -
Знак неизменный, мраморная память
О гении, что неизменно бороздит
Необозримой мысли океан. (1)
Из фразы «неизменно бороздит океан мысли», мы можем представить пространство, стоящее за этим стихотворением, как бесконечное и однородное, в котором каждая точка равна другой. Что мы должны заметить сразу - так это то, что для Вордсворта измерение пространства должно совпадать с его мыслью. Из той же фразы мы можем представить время, стоящее за этим стихотворением, как то, что однородно течет из бесконечного прошлого в бесконечное будущее. И здесь мы должны заметить, что для Вордсворта длительность времени должна совпадать с продолжительностью его мысли.
Из рассмотренных выше соображений укажем, где в этом стихотворении находится позиция ума. Прежде всего, существует сам ум, который вечно странствует по "необозримому океану" мысли, и этого достаточно, чтобы предположить, что этот ум является пребывающим в бесконечном, однородном пространстве и времени Вселенной как целого. Единство ума предполагает также, что в этом разуме вселенная совпадает с миром нашей собственной мысли. В этом стихотворении, однако, существует другой ум, который может быть символом или матрицей "странника". И в этом случае этот «другой разум» фактически стоит вне мира мысли "странника", и, из-за этой позиции, он может обеспечить норматив истины для его ума. Поэтому только принимая позицию, стоящую вне мира мыслящего, разум "странника" может объективно построить этот мир как реальную вселенную.
Следовательно, Вордсворт полагает, что в зависимости от позиции, разум Ньютона может быть как умом "странника", так и умом-символом, который позволяет Ньютону структурировать мир своей мысли объективно, как реальный мир, воспринимая его извне и представляя стандарт объективной истины через установление оси координат в бесконечной однородной вселенной. Это позиционирование умов Ньютона в точности совпадает с позицией в сознании Вордсворта, когда он сочиняет это стихотворение, которое показывает, что это позиционирование ума может быть реализовано только потому, что оно происходит от трансцендентной природы самого человеческого ума.
Концепция пространства и времени Ньютона
В «Scholium» в начале его "Математических оснований натуральной философии" (1687) Ньютон излагает свою концепцию абсолютного времени, пространства и движения. Что касается абсолютного времени, он говорит: "Абсолютное, истинное и математическое время само по себе и по своей природе течет равномерно без учета чего-либо внешнего и иначе называется длительностью; относительное, кажущейся и общее время является некоторым образом разумным и внешним имея точную или неравную меру продолжительности с помощью движения, и потому используется вместо истинного времени" (2). Суть идеи Ньютона об абсолютном времени в том, что это время, которое течет однородно из бесконечного прошлого в бесконечное будущее. Тогда, если мы стоим внутри этого потока времени, для нас невозможно иметь абсолютную меру времени. Таким образом, абсолютное время Ньютона - фактически относительное время. Для того, чтобы назвать это время абсолютным и реальным, как у Ньютона, нужно, чтобы кто-то стоял вне этого потока времени. И мы полагаем, что Ньютон занимает эту позицию, когда он определяет свое абсолютное время как реальное.
Об идее абсолютного пространства Ньютон говорит: "Абсолютное пространство, по своей природе, независимо от чего-либо внешнего, остается всегда подобным себе и неподвижным. Относительное пространство есть некоторый подвижный размер или мера абсолютного пространства, которые наши чувства определяют по своему положению по отношению к телам и которые обычно принимаются за недвижимое пространство" (3). Суть идеи Ньютона об абсолютном пространстве такова, что это бесконечное пространство. Тогда, что касается его абсолютности, о пространстве можно сказать то же самое, что и о времени. Если мы стоим внутри этого пространства, мы можем иметь любую абсолютную меру для этого пространства. Абсолютное пространство Ньютона, следовательно, является фактически относительным пространством. Для того, чтобы назвать это пространство абсолютным и реальным, как это делает Ньютон, необходимо определить это абсолютное пространство как реальное.
Что касается его идеи абсолютного движения, то Ньютон говорит: Абсолютное движение - это перевод тела из одного абсолютного место в другое, а относительное движение - перевод с одного относительного места в другое" (4). Суть абсолютного движения Ньютона - движение, измеряемое абсолютным стандартом в абсолютном времени и пространстве. Поэтому для Ньютона знание истины о вселенной равнозначно знанию об абсолютном движении. Поэтому, чтобы узнать реальность Вселенной, мы должны принять положение, при котором мы будем стоять вне вселенной бесконечной, однородного пространства и времени. Однако как, в самом деле, можно занять позицию за пределами бесконечной однородной вселенной? По-видимому, это невозможно, если мы используем лишь наши способности чувств и логического мышления. Это возможно только в том случае, если мы имеем способность воображения, которая может посредничать между конечным и бесконечным.
На способности воображения и разума Кант пытается пролить свет в « Критике чистого разума» (1781). Его вывод заключается в том, что идеи Ньютона об абсолютном времени и пространстве основаны на воображении и, следовательно, в них никак не показано, что такое время и пространство. Кант пытается сделать это ясным, говоря, что основные категории человеческого знания, такие как количество и качество, отношение и модальность, являются формами разума, вызванными воображением, и не может быть доказано, что все это соответствует действительности природы. Для критического положения Канта вся система современной науки основана на человеческом воображении и, следовательно, является воображаемой.
2. Воображение в романтизме
Что касается способности воображения, то романтизм принимает позицию, совершенно противоположную Кантовой. Сэмюэль Тейлор Кольридж, как и другие романтики, прибегает к воображению как высшей способности ума для посредничества между конечным и бесконечным, и для познания границ реальности вселенной, говоря: "Воображение тогда я считаю либо первичным и основным, либо вторичным. Первичное воображение, которое я считаю живой силой и первым агентом всего человеческого восприятия, есть повторение в конечном уме вечного акта творения в бесконечном Я Есмь" (5).
В этом определении видна бесконечность абсолютного Существа, Я Есмь, в вечности своего акта творения, в то время как Его абсолютность проявляется в Его творчестве, поскольку творчество включает в себя идею происхождения как стандарт абсолютности. Чтобы конечный ум мог коснуться чего-то абсолютного, для него необходимо иметь особую умственную способность, а именно воображение, для "повторения в конечном уме вечного акта творения в бесконечном Я Есмь". Здесь у Кольриджа восприятие - это творение, и если оно основано на воображении как действии разума в его системе, через воображение в своем акте творения ум совершает то действие, что Вордсворт считает необходимым для Ньютоновой вселенной.
Кольридж далее пытается объяснить творческий характер воображения на основании его идеи самосознания. Он исходит из Я как первопринципа для строительства его "динамической философии", и он пытается выразить это, не различая дух, я и самосознание, и говоря, что это "субъект посредством акта построения себя для себя" (6). Только если мы рассмотрим самосознание, сущность воображения как вечный процесс саморазвития активного субъекта, мы охарактеризуем этот процесс работы воображения как творчество.
Из всего этого можно сказать, что, используя способность воображения, ум может занять позицию вне себя, так что ему предстанет вся вселенная бесконечного, однородного времени и пространства, и, построив ее объективно как объект, он может стать субъектом. Это вечный процесс самопостроения являющийся сущностью реализации трансцендентной природы разума. Однако эта трансцендентная природа просыпается в индивидуальном Я в процессе его реализации. Она неотделима от раскрытия индивидуума, который становится сам собой, столкнувшись со всем миром как объектом для себя. В этом процессе соотношение индивидуума с миром становится соотношением субъекта и объекта, которое не есть то же самое, что "я и ты" традиционных общин. И именно в этом отношении этот ум осознает свою трансцендентную природу через романтическую стихию, которая объективно выражает себя духом, работающим в современной науке, искусстве, литературе и государственном строительстве.
3. Литературное выражение в романтизме
Здесь я рассмотрю опубликованные в 1798 г. "Лирические баллады" Вордсворта, чтобы выяснить, какие факторы выражения свойственны романтизму. В предисловии к "Балладам" поэт говорит, что его целью является создание принципиально новых поэтических выражений. Здесь я исследую их характер, опираясь на первую строфу "Тинтернского аббатства":
Пять лет прошло; зима, сменяя лето,
Пять раз являлась! И опять я слышу
Негромкий рокот вод, бегущих с гор,
Опять я вижу хмурые утесы —
Они в глухом, уединенном месте
Внушают мысли об уединенье
Другом, глубоком, и соединяют
Окрестности с небесной тишиной.
Опять настала мне пора прилечь
Под темной сикоморой и смотреть
На хижины, сады и огороды,
Где в это время года все плоды,
Незрелые, зеленые, сокрыты
Среди густой листвы. Опять я вижу
Живые изгороди, что ползут,
Подобно ответвленьям леса; мызы,
Плющом покрытые; и дым витой,
Что тишина вздымает меж деревьев!
И смутно брезжат мысли о бродягах,
В лесу живущих, или о пещере,
Где у огня сидит отшельник. 7
Когда эти строки читаем мы, люди XXI века, принято считать само собой разумеющимся, что мир этого стихотворения, составленный Вордсвортом, действительно существует, и то, что говорит нам это стихотворение, создает ощущение, что мы можем войти в этот мир без какого-либо чувства неестественности. Это просто потому, что конструкция Вордсворта создает мир стихотворения как объективно существующий. В нем есть рассказчик, отличный от «Я», который стоит за этими строками. Этот рассказчик, однако, никогда не появляется в самом стихотворении. Вордсворт, как рассказчик, затем занимает позицию, чтобы построить мир стихотворения извне через «я» в нем, как бы описывая то, что действительно наблюдается. Поэтому он мог бы его построить, как если бы он существовал объективно, в соответствии со стандартами объективности, вставляя в нее какое-либо субъективное значение. То, что делает это описание столь объективным, мне хотелось бы назвать здесь перспективой в широком смысле, основанной на ньютоновском взгляде на время и пространство, учитывая трансцендентные категории, проанализированные Кантом.
В этом стихотворении Вордсворта явно есть два вида перспективы, чтобы сделать объективное выражение возможным - то есть перспективы времени и пространства. Из названия, которое включает дату и первые две строки, мы видим, что время, которое осталось позади мира поэта - это то, что течет однородно, от бесконечного прошлого до бесконечного будущего, и что этот поток времени - это то же самое, что поток времени, который мы представляем за нашим собственным миром, т.е. ньютоновское понятие абсолютного времени, в которое время течет из бесконечного прошлого в бесконечное будущее. Мы, следовательно, не сомневаемся в реальности мира этого стихотворения, основанного на том же образе времени, что и наш.
, Что касается перспективы пространства, то в этом стихотворении он функционирует как предпосылка для перспективы времени. Ибо перспектива пространства является устройством выражения, которое основано на ментальном отношении, принимающем позицию вне мира и рассматривающем его как бесконечное однородное пространство. Мир поэта, описанный Вордсвортом, находится в том, что мы представляем как бесконечное, однородное пространство, несмотря на то, что он описывает глубоко уединенное место, связанное как с верхним, так и с нижним течением реки, а ландшафт этой долины окружен тишиной неба и крутыми высокими скалами. Мы обязательно представим себе бесконечное пространство вне этой долины. И мы также должны заметить, что местонахождение пространства этого стихотворения не является Тинтернским аббатством как таковым, но "в нескольких милях" от него. Это предполагает, что Вордсворт намеренно избегает придания месту какого-либо значения, и это уклонение обязательно приводит к усилению образа однородности пространства во всем стихотворении.
Поэма написана в 1798 году, в период резких перемен, хотя это год относительного спокойствия, который специально выбран для названия и эффективен при создании изображения однородного и, следовательно, автономного потока времени. Кроме того, автор намеренно исключает из мира этого стихотворения те элементы, которые могли бы вызвать чувство присутствия людей или быть причинами оценочных суждений, основанных на человеческих интересах. Там есть плоды, не созревшие для жатвы, живые «едва ли изгороди» из небольших кустиков, и пастбищные фермы, покрытые плющом. Единственными признаками присутствия людей являются клубы дыма в "тишине меж деревьев", за которым, однако, Вордсворт представляет себе жилище бродяги или отшельника, которые освобождены от мирских интересов общества. В мире этого стихотворения все человечество похоронено в некой автономии, а объективный характер имеет лишь течение времени и пространства, которые являются бесконечными, однородными и независимыми от любых человеческих ценностей и интересов. И устройство выражения, которое вызывает это ощущение потока времени, я называю перспективой времени и пространства, которая порождена ментальным отношением, стоящим вне потока времени, так что появляется возможность для представления времени как автономного, однородного поток из бесконечного прошлого в бесконечное будущее, а пространства - как бесконечного и однородного, чтобы видеть вещи без оценочных суждений.
Рассматривая мир, построенный таким образом в первой строфе «Тинтернского аббатства», с точки зрения времени и пространства в совокупности, мы имеем, без сомнения, его реальное существование, и у нас возникает чувство единства с этим миром. Из всего этого, что мы понимаем как отношение ума и рамки мышления, свойственные романтизму, выявляется просто то, что Кант определяет как эстетическое отношение незаинтересованности в своей "Критике способности суждения" (1790), отношение, стоящее вне мира, на расстоянии от него, сталкиваясь с ним без какой-либо субъективной ценности суждения, то есть отношение эпохи. Это отношение есть взгляд на мир как ландшафт, через который можно воспринять объективное существование и иметь чувство принадлежности к нему. И это отношение незаинтересованности, посредством которой можно увидеть мир и людей в нем с чувством единства с ними. Именно таково чувство сопереживания и единства, которые должны были стать моральной основой для ковки национального самосознания в современном государственном строительстве после краха традиционных общин.
Это отношение незаинтересованности, другими словами, есть отношение нейтральности к миру, чтобы описать и построить его в соответствии с жесткими объективными стандартами, также является тем, что должно быть основным для знания современной науки. Из всего этого можно сделать вывод, что в романтизме Кант видит пределы человеческого разума в его трех критических моментах синтетически можно преодолеть через то, что мы можем назвать эстетическим отношением.
Заключение: деконструкция топографии
То, что было разъяснено в результате рассмотренных выше соображений, состоит в допущении, что в науке модерна и романтизме есть сходное отношение ума. В этом отношении, используя способность воображения, разум принимает способность увидеть мир снаружи, а также конструирует и представляет его объективно. Только в этих рамках ума литературные описания становятся объективными и считаются выражением реальности мира. Что же тогда было вызвано отношением романтического разума в искусстве и литературе? Это то, что приходится назвать деконструкцией, топография которой была первой строфой «Тинтерна» Вордсворта. Аббатство является здесь типичным примером. Топографический сайт - это место, которое появляется с учетом априорных значений и, следовательно, является телеологически скомпонованным. Место монастыря Тинтерн - это святое место, а его руины все еще имеют символическое значение, такое, как скоротечность жизни или memento mori. Другое дело, что выражения Вордсворта в этом описании полностью уничтожили любое символическое среднее значение, взамен дав то, что появилось там как природа или пейзаж, с которым можно иметь чувство единства, как это ни парадоксально, в соответствии с его универсальными законами и, следовательно, нейтрально по отношению к любым человеческим интересам. То, что случилось с умом Вордсворта, когда он написал «Тинтернское аббатство", похоже, произошло и в сознании Кольриджа, когда он писал то, что считается его самым ранним стихотворением (8).
Славная перспектива, которая разбудила Кольриджа от сна, на самом деле была лишь набором простых, тривиальных вещей, - деревьев, лугов, зеленых холмов, которые встречаются на каждом шагу в его родной стране. Почему же Кольридж нашел эту сцену столь значимой? Единственный возможный ответ заключается в том, что здесь он находился в совершенно бескорыстном состоянии ума, освобожденный от любого мирского желания, когда то, что раньше было природой его родины внезапно обнаруживает себя как природу в себе, то есть автономную природу, объективно существующую по собственному закону, которая для Кольриджа является природой в своем абсолютном, оригинальном состоянии, разработанном и усовершенном Высшим Существом. И это, собственно, и есть природа в состоянии Его его абсолютного существования, которое никогда не перестает раскрывать благодать и мудрость Абсолютного Бытия.
1 Wordsworth, W., The Prelude or Growth of a Poet’s Mind; An Autobiographical Poem, (London, Edward Moxon, 1850), Book III, pp.57-58.
2 Newton, I., The Mathematical Principles of Natural Philosophy, Eng. tra.by Andrew Motte, 2 Vols, (London, printed for B. Motte, 1850), Vol. 1, p.9.
3 Ibid., p. 9.
4 Ibid., p. 10.
5 Coleridge, S.T., Biographia Literaria, ed. J.Showcross, 2 vols, (London,Oxford UP, 1907), I, p. 202.
6 Ibid., I, pp. 178-83.
7 Wordsworth, W., Lyrical Ballads with Other Poems, 2 vols, (London,printed for Longman and Rees, 1800), Vol. 1, p. 201.
8 Coleridge, S.T., Poetical Works I in The Collected Works of Samuel TaylorColeridge 16, ed. J.C.C.Mays (Princeton, NJ, Princeton UP, 2001), p. 15.
Пер. с англ. (С) Inquisitor Eisenhorn