Я лежал на полу. Раскладушка, отскрипела, отпела свой век. Пружины, натянутые, как жилы, потеряли свою упругость и лопнули, с кусками выдрали материю. В недавнем ещё служившая мне ложем, раскладушка, теперь походила на обглоданный чайками, ветрами и временем, остов кита. Я лежал на полу и сквозь опухшие веки рассматривал замысловатую вязь трещин на потолке. Не хватало в этом рисунке бьющейся в агонии мухи и жирного паука, в предвкушении потирающего лапки. Перевёл взгляд на стену. Обои безжизненно висели, как отошедшая от ствола береста. Подумалось-надо подклеить. Да, надо. Но для начала, нужно поднять собственное тело. Спина затекла. Как давно я лежу на полу? Ответа не предвиделось. Скрепя, как когда то раскладушка, всеми суставами, сначала перевернулся набок. Потом на живот. Встал на корячки. Постоял пережидая головокружение. Тихонько, по стеночке, встал. Шатаясь прошёл в туалет. Зашёл в кухню. Из крана, тонкой струйкой текла вода. Надо подтянуть. Да, надо. Но сначала надо попить, чтобы хоть как-то убить эту пустыню внутри себя. Первые глотки возвращают к жизни. Теперь можно подумать и о хлебе насущном. На столе бутылка и общипанная четвертушка Бородинского. Поклевал. В углу стояли опустошённые сестры бутылки. Иди и ты в угол. Взял бутылку со стола. Не может быть! На самом дне, на два пальца. Как в пеонерском лагере, я был там горнистом, исполнил утреннюю зорьку, запрокинув голову. Но краток миг, в душе печаль...
Собрал бутылки в пакет. Восемьдесят семь ступенек вниз. Дверь давно уже поменяли на железную, с кодом. Я код помню, когда из дома выхожу. А, как возвращаюсь, забываю. Жму все кнопки подряд. В квартиру то дверь я не запираю. Там кроме стен выносить нечего. Поэтому ключи я и не ношу, валяются где-то. А соседи привыкли. Поначалу возмущались, а теперь ничего, открывают. Летом можно и в беседке, на скамейке перекантоваться. А по осени, как примораживать начинает, холодно на улице спать. А соседи привыкли, знают, если заполночь звонок, это я домой иду, открывают. А иногда и помню код. Тогда захожу, даже дверь придерживаю, привычка.
Возле приёме посуды, как обычно, старые знакомые, Витя чокнутый да Мишаня морячок. Он как из большого плавания на берег сошёл, так и не просыхает. Пока он по загранкам мотался, жена дома не сидела. А ну-ка, бабе шесть месяцев на воде с хлебом. Мишаня как из рейса приходит, жена беременная. Один раз поверил, а второй-третий, надавал ей по пьяне трендюлей, квартиру правда, трехкомнатную ей оставил, а сам к матери переехал. Теперь мы с ним кореша. Интересно с ним за жизнь поговорить. Много он разных историй знает. А Витя дурачок за нами как увязался, так и ходит. Но он безвредный. Тихий. Как выпьет, в детство впадает. Обоссытся и спит, пока мы с Мишаней за жизнь говорим. Вот и сейчас, бутылки сдам, скинемся, кто сколько может, и в поход. Жалко, что раскладушка своё отжила. Но спать на полу, врачи говорят, полезно для спины.