Саморазоблачение Ершова

Елена Шувалова
  Сказка «Конёк-Горбунок» вышла в октябре 1834 года. Она сразу, - как пишут современники (А.К. Ярославцев), - имела огромный успех.

   Но при этом автор – девятнадцатилетний Пётр Ершов, - уже в январе 1835, - судя по сохранившимся документам, – а фактически, - получается, - ещё ранее, – ищет место в Тобольске, - вовсе не желая оставаться в столице и наслаждаться своей славой.

  Петербургский университет Ершов окончил в том же 1834 году, когда и вышла сказка «Конёк-Горбунок». И, - получается, - несмотря на выход сказки и так удачно начавшуюся карьеру писателя, - Ершов умоляет своих попечителей (Дондукова-Корсакова и Никитенко) о месте в столице Сибири…

  Причём, ему всё равно, какое это будет место, - лишь бы неплохо оплачивалось. А куда пропали уже к январю 1835 года 500 рублей, вырученные за сказку (большая по тем временам сумма, на которую можно было прожить не один год при экономии), - непонятно!*

 

Судите сами, вот письма Ершова.

 23 января 1835 года Ершов пишет А.В. Никитенко (профессору словесности Петербургского университета; цензору):

    "Пользуясь полученным от вас позволением - писать к вам, я беспокою вас новою просьбою. В министерстве народного просвещения ещё не получено от князя Корсакова известия о моём желании быть учителем. Сверх того я узнал, что новый штат ещё не введён в сибирские гимназии и преподаватели остаются на старом окладе, т.е. по 700 руб. Это, признаюсь, весьма малое пособие в расстроенном моём положении. В таком случае я решаюсь сперва к вам прибегнуть с покорнейшею моею просьбою: не можно ли положить то жалованье, какое введено новым штатом? или по крайней мере сделать прибавку до преобразования сибирских гимназий? В случае невозможности я, к сожалению, может быть, должен буду отказаться от службы и занимать какие-нибудь частные должности, которые могли бы обеспечить моё состояние.
Оканчивая письмо сиё, я остаюсь в полной уверенности, что вы, по влиянию своему у г. попечителя, сделаете всё возможное для вашего ученика".


Так же А.В. Никитенко, 26 марта 1835 года:

    "Сделайте милость - выведите меня из недоумения. Я решительно не понимаю, что мне предлагают и чего хотят от меня. В воскресенье я получил приказание явиться сегодня к г. попечителю. Я исполнил. - Князь встретил меня вопросом: в какой город вы хотите?
    Я отвечал: в Тобольск, - не понимая, впрочем, о чём идёт дело. Князь продолжает, что министр согласен дать мне звание корреспондента и что теперь от меня зависит окончание. Мне хотелось бы знать: одну ли должность корреспондента предлагают мне или вместе с учительскою? Какое жалованье для той и другой? Какую обязанность я должен принять на себя, согласившись на звание корреспондента?... Что до меня, то, если для корреспондента назначено будет довольное жалованье, я с охотою приму эту должность и откажусь от учительства. Здоровье моё очень расстроено: медики советуют мне ехать на родину, и потому я должен буду благодарить этот случай, что не по-пустому сделаю трёхтысячное путешествие...

 P.S. Ещё одно: звание корреспондента будет ли считаться в действительную службу?".

  То есть, как видите, Ершов вёл себя так, как будто никакой сказки он не писал и вовсе не прославился… Он практически сразу начал искать место учителя в Тобольской гимназии.

   Да и потом Ершов пишет друзьям:

В. Треборну, - декабрь 1836 : "Скоро 22 года; назади -- ничего; впереди... Незавидная участь!"...

   То есть, сказка "Конёк-Горбунок", со всем её успехом, для автора, - выходит, - "ничего"?!..


И потом, - как подтверждение этой нашей мысли:

В. Треборну, 04.10.1838.):

   "Два года уже, как я не писал ни одного [стиха], и около полугода, как не читал ни строки. Сам удивляюсь моей деятельности. Иногда даже приходило мне на мысль: как бы сделать это, чтобы с первого моего дебюта пред публикою на Коньке-Горбунке до последнего стихотворения, напечатанного против воли моей, в каком-то альманахе, всё это - изгладилось дочиста. Я тут не терял бы ничего, а выиграл бы спокойствие неизвестности."..

  Мог ли так писать молодой автор только что (4 года назад) вышедшей сказки?.. И Ершову – всего 23...
 
   Но вот – Ершову 41 год, - и он, похоже, забыл собственную сказку и растерял весь свой поэтический дар:

   в письме А. К. Ярославцеву от 26 декабря 1856 Ершов, - в благодарность за то, что друг добился напечатания цикла его рассказов «Осенние вечера», пишет:

   Ну, спасибо, брат Андрюша!
   Взвеселил мою ты душу.
   И на радости такой
   Вот тебе поклон большой.


В «Коньке-Горбунке» это, соответственно, стихи:
 
  Вот люблю дружка Ванюшу!
  Взвеселил мою ты душу,
  И на радости такой –
  Будь ты царский стремянной!


  Такую же поэтическую глухоту и беспамятность Ершов проявляет и к пушкинским стихам из стихотворения «Клеветникам России», в письме В.Я. Стефановскому:

  «На Коньке-Горбунке воочью сбывается русская пословица: не родись ни умен, ни пригож, а родись счастлив. Вся моя заслуга тут, что мне удалось попасть в народную жилку. -- Зазвенела родная -- и русское сердце отозвалось
   
   от хладных финских скал
   до стен недвижного Китая.

У Пушкина –

                От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
                От потрясенного Кремля
                До стен недвижного Китая,..


   Да и что это такое: "не родись ни умён, ни хорошо. а родись счастлив"? Разве для создания такой остроумной сказки не было нужно у м а?!..


     Ещё, – это выявил исследователь С.Е. Шубин, - Ершов был удивлён, когда увидел «Конька-Горбунка» в новом виде  в 5-м (1862) издании, переизданном учеником и преемником Смирдина книгопродавцем Крашенинниковым.

     В 5-ом издании изменения видны с первой страницы, - в нём появляется та самая одиозная третья строчка "Против неба - на земле", и вместо "У крестьянина три сына" стоит "У старинушки три сына". Так же была изменена самая первая строчка "За лесами, за горами..." на "За горами, за долами...".

    Вот что пишет Ершов своему зятю (мужу падчерицы) – великому русскому химику Д. И. Менделееву:
   
   «Вот г. Крашенинников -- другое дело: не внимает ни просьбам, ни внушениям. Слова его, что будто бы он отправил ко мне деньги еще на страстной неделе -- новый обман его. Будьте так добры, Дмитрий Иванович, кончите начатое Вами. Словам его можно поверить только тогда, когда он подтвердит их свидетельством почтовой квитанции об отправке денег. Иначе мне придется еще долго мучиться самому и мучить других. Нельзя ли пугнуть его цензурным уставом, так как последнее издание его сильно смахивает на контрафакцию».

Контрафакция – это:
 Книжное: нарушение авторского права, состоящее в незаконной перепечатке чужого произведения.
 

   То есть, Ершов признаёт, что Крашенинников напечатал «не его» текст сказки? И его это не волнует, - его волнует только гонорар, который издатель задерживает!..


   Когда в 1864 году на столичной сцене был поставлен балет Цезаря Пуни "Конёк-Горбунок", Ершов узнал об этом от своих друзей. В Петербурге же никто не вспомнил об авторе (что несколько странно).

   Пётр Павлович просил петербургских друзей прислать ему фотографические карточки главных действующих лиц - Ивана (хотя в балете он как раз не главный) и Царь-Девицы.
   
   Об артисте, исполнявшем партию Иванушки - Николае Троицком - Ершов отозвался лаконично: "это - тип Ивана".
 
    А вот две исполнительницы партии Царь-Девицы - Муравьёва и Мадаева - заинтересовали Петра Павловича гораздо сильнее!


    Владимиру Треборну, 1865:

    "... не можешь ли ты прислать мне фотографический портрет Муравьёвой. Её имя, как имя "Царь-девицы", теперь близко родительскому сердцу автора; и если бы мне какими-нибудь судьбами довелось побывать в Петербурге, то я непременно постарался бы быть у этих чародейных ножек...". 

   Треборн послал Петру Павловичу фотографический портрет Муравьёвой в роли "Царь-девицы" ...

 "Такой фотографии, - говорит Ершов в ответном письме (19.11.1865) - в Тобольске ещё не видали... А мила же "Царь-девица", особенно глазки! Одного жаль, что чудодейные её ножки спрятаны, а хотелось бы взглянуть и на них. Ведь о Муравьёвой можно сказать то же, что говорили о Тальони:

Что говорит она ногами,
Того не скажешь языком.


... Но мир её балетной памяти... Теперь сердце моё обращается к другой богине - Мадаевой. Если б у него, то есть, у сердца, были ноги, то ты увидел бы, как оно стаёт перед тобой на колени и просит у тебя портрет новой "Царь-девицы". Удружи, не откажи...". ***


   Ершову "стукнуло" пятьдесят лет, он жил с третьей своей, молодой, женой, - говорят, - красавицей, - но вот поди же, - "бес в ребро!"... И - ничего по существу, - только о ножках ...


   Удивительно и то, что Пётр Павлович Ершов, автор известной сказки, чурался более-менее образованного общества. В Петербурге он, - по свидетельству Ярославцева,  - ещё в первые годы своей славы, один раз оказавшись по приглашению у их общего друга, - человека богатого и не чуждого искусствам, - вернулся из гостей крайне недовольный и больше ни на какие приглашения не отвечал.

  А во второй приезд, - в 1858 году, - как пишет А.К. Ярославцев:

   "...Ершов тяготился всё более и более пребыванием в Петербурге, даже в нашем небольшом кружке, где он мог уже не стесняться ничем, он иногда выражался: "Нет, поскорей бы из вашего Петербурга!..
... Он не посетил ни музеев, ни театров, даже уклонился от приглашений в театр. Не решился он так же быть и на свадьбе одного хоть и дальнего, но уважаемого им родственника: свадьба праздновалась не в духе его - довольно парадно. Он не отдался ни любопытству, ни любознательности...".

  Не боялся ли он каких-либо вопросов о "Коньке-Горбунке"?..

  Сейчас известна только одна рукопись "Конька-Горбунка", написанная рукой Ершова ( с текстом первого издания сказки). Эта рукопись доступна в Интернете. Так вот, в ней есть такие огрехи, которые настоящий автор никогда бы не допустил. Например, в стихах: "Наш отец-старик неможет, Работать уже неможет"  слово "неможет" оба раза написано слитно. А предложение "Ну, которую ж, друзья, расскажу сегодня я?" записано так: "Ну, которую ж, друзья! Расскажу сегодня я...". Вместо слова "решёточных" написано - "решечных" (вероятно, московские решёточные были сибиряку Ершову неизвестны). Из этой рукописи видно, что человек явно не задумывался над тем, что пишет (и даже что переписывает), - что изобличает в нём неавтора.



   А что касается нас, то, даже если бы мы не были уверены в авторстве А.С.Пушкина по отношению к сказке "Конёк-Горбунок", мы бы усомнились в авторстве Ершова только из-за одного его неосторожного признания, сделанного под конец жизни художнику Знаменскому, - и воспроизведённому в книге А.К. Ярославцева:

  "Дома, в свободные минуты, одною из любимых им забав было - впрягать в каретку, сделанную им самим из бумаги, четвёрку или шестёрку тараканов."

   Человек, так развлекавшийся в детстве, по определению не может стать создателем прекрасного. А сказка "Конёк-Горбунок", - несомненно, - прекрасна!





Продолжение:  http://www.proza.ru/2018/09/26/1188



* Ещё в документах Петра Павловича сохранилась расписка книгопродавцу Лисёнкову, выдавшему Ершову 600 рублей за продажу "Конька-Горбунка", - но только в 1836 уже году. Непонятно, - те же самые это обещанные ему 600 рублей, - тогда Ершову пришлось их подождать! - или же ещё одни, уже вырученные непосредственно с продажи книги? Ярославцев пишет, что Ершову заплатили за "Конька" всего 500 рублей, - мы написали эти "500" с его слов, - но биограф по прошествии стольких лет мог запамятовать и ошибиться....

** Первая исполнительница роли Царь-Девицы, М.Н. Муравьёва, после замужества оставила сцену, её партию Царь-Девицы стала исполнять балерина М.Н. Мадаева.

***Писем этих нет в Интернете: http://az.lib.ru/e/ershow_p_p/text_1866_pisma.shtml

Мы печатаем их по юбилейному печатному изданию П.П.Ершова: "Конёк-Горбунок" и другие произведения, -  2005 года.