Мы, будто бы точно так же ехали в таком же школьном автобусе и, так же как и они, тоже на увлекательную экскурсию, тоже смеялись, шутили, дурачились, радовались жизни, строили планы, мечтали. Всё было точно так же как и у детишек в одном японском фильме. Давным-давно я его смотрел. И мне тогда поначалу показалось, что меня снова пытаются разлучить с мозгами, обеcчеловечить. Подобное чувство я испытывал, когда смотрел другой фильм - «Прирожденные ублюдки». Мерзость редкостная. Видимо автор хотел этим своим фильмом сказать, что ходить и мочить всех напропалую – большего нет удовольствия. «А ты что же, ещё не маньяк?» - будто бы подмигивал автор. «Какой ты отсталый! Мочить всех без разбору – это же так круто».
Я тогда терпеливо досмотрел фильм про ублюдков до конца, ища второе дно, ожидая какой-нибудь философский посыл. Но ничего этого не было. Была только агитация пополнить ряды маньяков. В начале просмотра кинофильма про японских детишек, подумалось – те же яйца, только вид сбоку. Но к средине картины я проникся, увлёкся и получил удовольствие от фильма, особенно не анализируя, почему так вышло. Хотя, что там анализировать – киношным японским детям сказали, что нужно всех своих товарищей убить, если хочешь выжить, и что выживет только один, видимо самый отъявленный негодяй, самый прирождённый ублюдок. А выжило трое, да ещё и тех, кто не стрелял в одноклассников как в диких зверей, и не предавал своих недавних товарищей, кто не хотел топить слабого даже под угрозой собственной гибели, и в самый трудный момент не изменил себе. Выжившие дети обманули судьбу и поменяли правила игры, в которой им отводилась роль жертвы. Это же мечта идеалиста на все времена - сделать невозможное возможным, и при этом сохранить человеческое лицо.
Мы ехали в весёлом экскурсионном автобусе, или летели в блестящем лайнере, или плыли в яркой эффектной подводной лодке и думали только о хорошем. А зря. Нельзя быть такими беспечными. Жизнерадостный оптимизм вреден, а в больших дозах даже губителен. Ехали мы, ехали, как вдруг, совершенно внезапно, плохое всегда происходит внезапно, начался шум, гам, неведомая рука пустила едкий удушливый дым, потом ещё были какие-то взрывы, удары в печень и в голову могучими кулаками, принадлежащими неизвестно кому, и, в конце концов, свет погас и сознание отключилось.
Когда мы выехали из длинного тёмного тоннеля и понемногу начали приходить в себя, то ощутили, что мы несвободны, что мы теперь заложники у каких-то высших сил. Они, эти силы, теперь диктуют нам правила игры, диктуют, как нам дальше поступать, чтобы выжить. И ты, мой молодой мускулистый друг, внимательно выслушал правила, продиктованные злыми тёмными силами (нам рекомендовано было неукоснительно следовать этим правилам, чтобы выбраться с гиблого острова, на котором мы неизвестно как очутились), потом ты задал уточняющие вопросы, потрогал прочный металлический обруч на шее, и целиком и полностью согласившись с правилами, взял в руки оружие для охоты на вчерашних друзей. Ты сказал, обращаясь ко мне: «Мне очень жаль тебя», а я услышал: «Я без сожаления прикончу любого, лишь бы спасти свою шкуру». Знаете, как это страшно, когда тебе в голову нацелились стрелой арбалета, особенно, если тебе пока невдомёк, что арбалет – детская игрушка?
Когда угрожает опасность – становишься наблюдательным, замечаешь важные мелочи. Друг мой, модно татуированный любитель фитнеса, друг мой бывший – ты знаешь, что у тебя в руках детская игрушка? Брось, положи. Ты смешон. Нет никаких злых тёмных сил, диктующих нам свою волю. В металлическом обруче на шее нет взрывчатки, которая могла бы разнести башку в лоскуты, и к тому же на этом обруче сбоку имеется застёжка – он легко снимается. Эти шум, взрывы, которые нас так напугали – это были хлопушки и петарды на чужом празднике. Всё ненастоящее. Ну, прилетело откуда-то пару ударов – в ухо и в печень. Но, это же всё мелочи. Бояться нечего, нам ничего не угрожает. Ну, зачем ты хватаешься за мачете? Они бумажные или тряпичные. Они колышутся в твоих руках, как первомайские знамёна, колышутся от твоего частого порывистого трусливого дыхания. Как же ты смешон! Смешон и жалок. Ты что и вправду хотел убить меня, мой громкий шумный друг? Шумный, как пустая жестяная банка, катящаяся по асфальту. Нас обманули! Угрозы никакой. Ложная тревога. Нет никакого гиблого острова. Мы его сами себе понапридумывали. Мы в безопасности. Но теперь мы уже напрочь лишены жизнерадостного оптимизма. Мы уже не на блестящем лайнере. Уже не дерзаем мечтать о прекрасной будущности. А может это и к лучшему?
Господи, как же хочется надеяться, что когда действительно возникнет необходимость выбирать – или ты, или тебя, я сам не схвачу оружие и не направлю на невиновного товарища своего с одной лишь целью - спасти свою шкуру. Не приведи Господи стоять перед таким выбором. А если всё-таки придётся выбирать, то лучше уж поджав уши, текать, смываться не оглядываясь, ежесекундно ожидая получить стрелу меж лопаток. И уж лучше получить эту стрелу, быть загнанным зверем, затравленным зайцем, чем стать прирождённым ублюдком. Хотя, куда как заманчивей оказаться на месте тех японских детишек, что сумели обмануть судьбу, переделать правила придуманной не ими игры, и при этом, не запятнать себя, не испачкать руки в крови невинных и слабых товарищей.
Вали мой яркий модный бывший друг. Катись. Твоя шкура цела и невредима. Выпей вон фитнес-коктейльчика. И ещё: зашей уже дырки на коленях своих джинсов. Тебе давно уже не семнадцать лет. Не солидно как-то.