>>
...Но только не сейчас.
Нет. Пожалуйста.
Почему так поздно?
Ни Дейв, ни Мастер не жаловали Блейка. С ним связывалось все самое худшее в их общей жизни, он был мусорной корзиной для негативных эмоций. Страшно, грустно? Нет, этого не чувствует Дейв и уж тем более — Мастер. Это проглядывает Блейк.
Блейк — пустой негатив. Бессмысленное создание.
Блейк — это детство.
Блейк — это приют. Это унижения, пытки и жизнь на грани смерти.
Нет, сейчас Дейв и Мастер тоже в порядке. У них не бывает проблем. Страдает только Блейк.
Блейк — это... сейчас.
И это очень плохо.
Природа, беспощадная тварь.
Инстинкт самосохранения играл на руку только его противнику. То, что должно бы спасать Блейка, не в первый раз лишь добавляет ему проблему.
Не в первый... но, возможно, в последний.
Кот негромко, но высоко вскрикнул — почти пропищал — когда его сбили с ног, а щеку обдало жаром позабытой было боли. Оказавшись же прижат к полу, он... лишь слабо вздрогнул, распахнув пустеющие в отчаянии глаза.
Говорят, то, как нас воспитывают в раннем детстве, влияет на всю нашу жизнь. От этой поры позже ветвятся молодые побеги личности, желаний, чувств. Богатая, разросшаяся крона может скрыть поврежденный корень, но он никуда не исчезал. Он здесь, стоит только раздвинуть ветви и приглядеться.
Свое раннее детство Блейк провел в бесконечном отчаянии. Оно навсегда стало основой его "дерева", как ты его ни скрывай, и бродяга только что грубо срезал прикрывающие листы.
Знакомые со стокгольмским синдромом знают, что он развивается в качестве защитного механизма, убеждает жертву в том, что все в порядке, так как в страхе и беспомощности сломается психика самого крепкого человека.
Блейк никогда его не испытывал. И никогда он не выделялся стойкостью, способной защитить его от побочных эффектов такого тяжелого детства.
Говорят, то, как мы проведем свои ранние годы, позже не раз даст о себе знать: в ситуациях, похожих на наше тяжелое полузабытое прошлое, мы предпочтем справляться с проблемами так же, как и тогда, если нас не приучили иначе.
Блейк привык подчиняться. Он привык сдаваться, как только на горизонте замаячит опасность, и беспрекословно передавать свою жизнь в руки агрессора. Он давно понял, что сопротивление бесполезно, что оно лишь раздразнит мучителя и вернется сполна. Что не пытаться легче и безопаснее.
Где был Блейк буквально минуту назад? Он был тем сомнением, холодным огоньком загорающегося страха, что пытался удержать Дейва от глупых, совершенно неоправданных рисков. Но нет. Блейк недостаточно хорош, чтобы его слушать.
А теперь он лежит в том же параличе беспомощного и бесполезного ужаса, что и луны назад, жалобно скулит, надеясь, что его отпустят быстрее, если он будет потакать садистичным желаниям незнакомца.
Откуда Блейк знает, что его ждет?
Он уже видел этот взгляд.
>>
А он такого не видел.
Он видел лишь горящие жаждой крови глаза, полные ярости и злобы; кривые ухмылки и кровожадные оскалы; глубокие шрамы и царапины. Видел, словно рентгеновский луч, в каких местах сломаны кости и где слабое место; видел каждую лазейку, ведущую к долгожданной победе. Слабость его не привлекала ; он привык сражаться на равных, однако, на мелководье не приходилось выбирать, какую рыбу ловить. Он слишком сильно истосковался по этому чувству превосходства, лидерства; его эго уже трепетало и пело незнакомцу реквием, потому что он, как всегда, не собирался проявлять какие-то несвойственные ему черты.
Победа над сломленным ; то ли, что ему нужно?
Верно, и его болезнь берёт начало в детстве. Знаешь то состояние, когда маленькому ребёнку говорят «не делай», а ему до чертиков хочется нарушить этот.. приказ? Когда тебе слишком долго не дают что-то, и, по идее, со временем ты должен забыть и забить на это, но тебе только сильнее хочется это получить? Знаешь?.. Он знает.
Он всегда был больше других; потому что он не такой, потому что он породистый; пускай и уродлив лицом, дико глуп на первый взгляд и несуразен до смеха, в нём всегда жило что-то большее.
Ему всегда говорили: будь осторожным, не трогай других, не дерись с братьями, не смей, не делай; глупый, ты всё испортил, ты слишком большой; ну вот, опять ты всё сломал, мерзкий, уйди, отвали. Он пугал других не только внешне, но и внутренне, когда ходил за ними и безмолвно следил за тем, как они взаимодействуют, ограждаясь от их игры чужими указами.
Ему всегда говорили: оставайся спокойным, ты ; скала, бесчувственный камень.
Но вот он однажды попал на улицы большого города. Всё меняется: теперь его силу уважали в боевом круге, где дрались всякие оторвы и прожигатели жизни. Тогда его что-то большее познало насилие.
спокойствие — ложь, есть только страсть.
Спираль стал замечать, что не всегда нужно скрывать свои чувства. Что плохого в ярости? Он слишком давно сдерживался, чтобы не испробовать её сполна.
Он видел: чем больше его гнев, тем сильнее становятся удары. С каждым боем крови и царапин становилось всё больше, и не каждой раз чужой. Но когда ему срывало крышу, пути назад уже не было ; он мог бы и легко умереть, если бы не правила и кураторы. В боевом круге нельзя было убивать.
Сколько раз он был на грани? А скольких он мог бы лишить жизни? Пальцев не хватит, чтобы сосчитать.
Он был молод и готов был поставить на кон всё, потому что у него ещё ничего не было.
Он больше не скрывал свою ярость, копившуюся в нём годами.
страсть дает мне силу.
Боевой круг стал его единственным способом выживать. Он испытывал себя и свои инстинкты, превращая это в свой образ жизни. От этого порою было до такой степени хреново, что он готов был всё бросить и просто сдохнуть, но уже тогда в нём появился тот странный запал, переходящий в зависимость. Теперь он дрался, чтобы жить, и жил, чтобы драться.
Был ли в этом смысл? Может и не было.
Но он был молод и готов поставить на кон всё..
Вокруг него стали собираться бойцы. Они сдружились. Стали братьями! Сколько их было? Можно и сейчас легко припомнить: Эрни, Крапоспин, Ми, пару старых племенных, одинокие отчаянные юнцы... Их было много. Они стали ему семьёй.
Он вёл их за собой, пока однажды не понял, что слишком к ним привязался. Ему было бы больно потерять кого-то из них. Или умереть, так и не дойдя до финиша со всеми ими.
сила дает мне власть.
Когда он перестал драться? Я не помню. Он и сам не помнит.
Раны затянулись, царапины зажили, а шрамы остались вместе с тем привычным и тёмным желанием боли, желанием её причинять и получать. Он стал зависим, но пробовал разные методы, чтобы от этого уйти. И ему... помогало? Он слишком дорожил кем-то, и понимал, что не сможет лишить ни себя их, ни их ; себя.
У него было много страхов. По ночам ему снилась ни раскалённая печь, в которую он однажды попал; не ураган, не гроза; а он сам. Просто он сам, стоящий по грудь в крови рядом с тем, кто ему дорог. Со временем её стало так много, что можно было захлебнуться.. Он думал, что значение ; защищать тех, кого ты любишь, и делал для этого всё возможное.
А потом он внезапно осознал, от кого их стоит защищать.
И покинул круг, победив свои страхи.
Он научился контролировать себя и свой разум. Но что-то тёмное.. всё ещё билось внутри него.
власть даёт мне победу.
И теперь, когда он видел это запуганное, жалкое существо у своих ног.. Он просто не мог остановится.
Ему так безумно хотелось сделать многое, то, что он так любил: медленно переломать кости, порвать нежную кожу на ушах, шее; разбить нос, до хруста прикусить загривок или тянуть хвост до тех пор, пока...
Его глаза темнели, становясь дикими.
Он делает ещё один шаг, скалится удовлетворённо, подносит массивную лапу к окровавленной морде.. Медленно, почти нежно проводит ей по щеке; тянется к шее.. и выпускает когти. Впивается в плоть, сжимая хрупкую шею в своих тисках, но не так сильно, чтобы убить ; лишь чтобы перекрыть воздух. Должно быть, страшно?
Сегодня ты узнаешь, какими жестокими могут быть боги.
Его больше ничего не сдерживает.. Возможно, один из них не покинет эту комнату, возможно ; выйдут оба.
Как ляжет карта.
победа разрывает мои оковы
Он нагибается к его лицу, чтобы видеть на нём каждую эмоцию, каждый дрогнувший мускул, каждый хриплый вдох ; нет, он не задушит его, а лишь дождётся, пока тот не увидит космос. Безграничное фиолетовое пространство пляшущих огней...
; ты видишь звёзды?
Многие отдают этому годы, а он знает, как достичь этого в один миг.. Это так хрупко и мимолётно, так нежно и почти сверхъестественно, как полёт бабочки-однодневки; важно знать грань, черту, чтобы звёзды тебя не убили.
Спираль не был глупцом: он знал.
У него было всё.
Звёзды, небо, галактика.. Он был один. И он был свободен.
сила освободит меня.
В его глазах ; не ярость, не злость. Его глаза ; бесконечный синий небосвод, усыпанный бликами звёзд. И он дарил это всё безвозмездно.
Тёплая кровь на его руках..
Ещё чуть-чуть, и будет поздно, но он отчетливо видит грань, и держит хватку, пока воздуха в лёгких незнакомца не становится критически мало... О, он знает это чувство.
Будто земля уходит из под ног с каждым всхрипом, а голова идёт кругом; в глазах всё мутнеет и бешено бьётся вена на шее...
Он отпускает.
И, если это всего лишь очередной кошмар... Этот кошмар прекрасен.
>>
Проклятые...
...психопаты.
Расчетливые ублюдки.
Садисты.
Отбросы общества.
Не от этого ли бежал Мастер, ненароком вступив в племя? От города, полного поехавших? Города, приютившего тот сброд, что не прижился в коллективе?
Кто придет за ним теперь?
Город никогда не был достойной альтернативой племенам. Местные одиночки бывают добры только смолоду, от неопытности, не опробовав той кружащей голову власти, которой сейчас упивался рыжий бродяга. Позже все они черствеют, теряют сочувствие и совесть, отрезают себя от окружающих. Сдерживают себя или поджидают момента — Блейк никогда не понимал, что творится у них в голове.
А они не знали, что чувствует он.
Не знали, как страх отравляет твое существование, как страх, один только страх может подтолкнуть на крышу многоэтажки, потому что лучше умереть по своему желанию, чем жить, пока самозваный хозяин тебе позволяет. Потому что лучше один раз испытать невероятную боль за секунду до смерти, но по своей воле, чем корчиться от боли в чужих руках и выжить, и жить с этим, и сглатывать слезы, засыпая, просыпаясь, потому что "хозяин" навсегда отметил тебя как своего, приходя в кошмарах. Чувствовать холодок, пробегающий по коже, и мороз, пронизывающий насквозь.
О, он знал, каково бояться. Он знал, каково жить, однажды побывав чьей-то игрушкой.
Каково быть самым слабым в любой группе и получать от остальных ее членов, пусть даже таких же аутсайдеров, что и он.
Не первый раз, но каждый — как последний.
Он не слушал. Почувствовав чужую мощную лапу на своей шее, он лежал, зажмурившись, пронизанный леденящим ужасом, и думал о тех, кого больше не встретит.
Когда-то мать вытащила его, рискуя собственной шкурой, чтобы он больше не испытал этой обезоруживающей беспомощности.
Когда-то ему повезло оказаться в компании сильных. И я говорю не только о Грейс, но о Вестнике — бывшем профессиональном убийце, который скрывал от него свое прошлое, который защищал его, когда это было нужнее всего.
В его памяти всплыли и иные лица.
Та серая шутница, с которой он пересекся в поисках Вестника — кажется, это было в горах?.. Как ее звали? Дымка? Блейк не запомнил...
А тот, с которым они почти сразу разошлись, не узнав друг друга? Блейк запомнил только взгляд. Люцифер, кажется — судя по имени, одиночка. Возможно, альбиносу повезло не узнать его получше.
Сегодняшний, чьего имени он даже не удосужился узнать...
Если они мертвы, то погибли без мысли о Блейке. Если живы — он им не нужен.
Пара случайных знакомств. Ни одного друга.
Воздух...
Блейк чувствовал, как отнимаются лапы, затем тело... Как от кончиков пальцев разливается глухая ноющая боль, сменяющаяся потерей чувства — быстрее, чем кот успевает заметить.
Что изменилось? Он так же беспомощен, как и всегда.
Он видел звезды, но не те, о которых говорил огромный перс. Перед его глазами проносились, угасая, огоньки воспоминаний, чувств, поглощенные пустотой. Той же, что медленно всасывала его тело, подбираясь к шее.
По белой шерсти медленно спускались редкие дорожки крови, заползая в зажмуренные глаза, приоткрытый рот, напрасно глотающий их вместе с воздухом. Перекрыт не воздух, но кислород, и тут уж дыши сколько влезет — делу не поможешь.
А альбинос думал о том, как прижимался к матери, как она за шкирку перетаскивала его, подросшего уже котенка — в племени он бы сгодился в оруженосцы — с места на место, вечерами возвращаясь с новыми ранами.
Как холодными ночами он жался к Вестнику в промерзшем насквозь амбаре, а наутро, проснувшись, завтракал тощими мышками, которых приходилось делить на двоих. Как Вестник все равно пытался скормить ему больше.
О том, как они покинули жизнь Блейка, оставив лишь воспоминания — его величайшую ценность. Он последний и единственный, кто помнит об этом... И сегодня все это, все прожитые вместе моменты, каждый раз, когда его герои спасали его, не требуя ничего взамен — все исчезнет по воле жалкого садиста, сломанного еще больше, чем Блейк, но по иронии судьбы занявшего высшую ступень пирамиды.
А солнце встанет как ни в чем не бывало.
Резкий вздох, больше похожий на всхлип.
На глазах Блейка уже выступили слезы, когда пустота отпустила его и вернула чувства.
Ему от этого стало ничуть не легче. Блейк знал: они только начали.
Знаете, чем было бы хорошо иметь настоящее растроение личности? Дейву бы не пришлось притворяться, что его боль чувствует кто-то другой — это было бы правдой. И, что важнее, личности не подстраивались бы под окружение, как это делает настроение. Вторая или третья личность смогла бы вытащить Дейва из переделки, когда он не справился бы сам.
Но нет. Мастер и Блейк — лишь то, как он себя чувствует, и в данный момент чувства были... такие себе.
Происходит что-то хорошее — вылезает Мастер, радуется жизни и находит неприятности на свой хвост. Плохое — Блейк тут как тут, сдается прежде, чем пытается.
Но это ничуть не разные коты. Это один Дейв, импульсивный и беспомощный перед лицом опасности.
Просто так легче.
Говорят еще, что жертвы вырастают в мучителей. Что насилие, пережитое в детстве, возвращается в зрелости.
Блейк не знал, насколько это правдиво — он никогда не применял силу. Конечно, еще не вечер, он совсем молод... все впереди.
Если он выберется отсюда, кто знает, какую шутку выкинет судьба? Возможно, и он помутнится рассудком, найдет утешение в пустом садизме. Возможно, точно так же будет плакать под его когтями случайный прохожий, оказавшийся не в то время не в том месте.
Возможно, перс начинал так же?..
Блейка мало волновало его прошлое, говоря откровенно. Единственное оружие слабых — всепоглощающая ненависть к угнетателю, пассивная, бесполезная злоба, которую он ощутит сполна, стоит только жертве получить власть. И они этого боятся. Боятся однажды оказаться на месте слабых, прочувствовав на себе их ярость, боятся мести, отдают ли они себе в этом отчет или нет.
Ненависть отрезает сочувствие, человечность (хотя и странно относить этот термин к котам). Ненависть — это предубеждения и презрение, не пропускающие ни мысли в поддержку.
Ее особенность, правда, в том, что у нее всегда есть причина, сколь бы мелочна она ни была. Есть ли у бродяги повод ненавидеть Блейка?
И этого он никогда не понимал.
Зачем?
Чего они хотят добиться?
Что приятного в чужих страданиях? Что им дают чужие бессмысленные мучения?
Блейк слышал, что иногда противника пытают, чтобы получить ценные сведения. Борьбы между племенами и бандами он тоже не понимал, но у них был хоть какой-то надуманный повод.
А что взять с него? Слабый безобидный подросток, выживающий в надежде найти давно потерянного Вестника. Кому он мог перейти дорогу?
Власть. Совершенно бесполезная. Мимолетная. Ощущение превосходства над живым существом, покорно ожидающим следующего твоего шага.
Блейк никогда ее не понимал.
Он никогда ее не ощущал.
В тяжелые моменты порой удивляешься, как много мыслей способно уместиться в секунду.
За пределами головы Блейка перс только-только успел от него отстраниться, что-то, кажется, бубня при этом под нос.
Блейк не слушал, да и при всем желании не смог бы разобрать. Бродяга опрометчиво уложил его глухим ухом кверху.
Когда к ослабевшему альбиносу вернулись ощущения, он попытался хотя бы свернуться в комочек, защищаясь, но безуспешно — тело не слушалось, отяжелевшее от страха. Он вжимал лапы в пол, давил на грудь. Бродяга едва к нему прикоснулся, но страх — о, страх знал свое дело.
Он заставлял едва слышно скулить и одновременно не позволял открыто взмолить о пощаде. Задуманный природой как средство спасения, он играл против Блейка.
И вот за стенами встает солнце, пока комок белого ободранного меха, готовясь к худшему, прощается с его светом.
>>
Спираль видел его потуги, но ему был неведом страх.
Никогда: ни в драке, ни в огне, ни на крутом обрыве, ни на последнем этаже многоэтажки. Он не боялся распрощаться с жизнью в один миг, ни по ошибке, ни по глупости; он был безумным и бесстрашным, что делало его ещё опаснее.
Его чертовски заводил адреналин, что тёк по венам, когда он находился в самом эпицентре событий, в самом пекле; он дурел от ощущения головокружения из-за потери крови, и ему это до боли нравилось. Он никогда не знал, что можно отказаться от опасной авантюры ; не умел, да и зачем? Что страшного в том, чтобы в один миг исчезнуть?
Храбрый на грани глупости, он знал, где грань, но никогда не желал останавливаться. Он может умереть? Черт с этим. Там опасно, там ; всепожирающее пламя? Да пошло оно лесом.
У него не было инстинкта самосохранения: он дрался до потери пульса, пока в его глазах не мерк свет; пока всё тело не слабело и не отказывало. И он был страшен, страшен тем, что не знал, каково это ; испугаться.
Никто не внушал ему страха. Он уважал сильных и игнорировал слабых. Он шёл до последнего и ставил на кон всё, потому что не знал, как больно что-то терять.
А у него осталось из воспоминаний? Лишь жалкая горстка.
[ i'm going to get so high
you'll never get inside ]
Смотрит на хнычущего, напуганного до крайности незнакомца, и едко хмыкает. Остановиться сейчас? Ни за что.
Не смей меня игнорировать.
Его желание причинять боль... Не той природы, о которой мы говорим. Ему не нужна эта минутная власть, чья-то слабость, лужи крови.. всё, что он получает ; живые чувства. Ощущения. Дрожь и чужие вскрики. И ощущать, как кто-то бьётся в твоих руках.. это, наверное, сладко.
Он с новой силой бьёт незнакомца. На этот раз ; под рёбра, глубоко и довольно сильно вжимая лапу под солнечное сплетение, вырывая из чужой пасти резкий выдох. О, он знает, как это больно. На пару секунд ты абсолютно перестаёшь дышать, и всё, что тебе остаётся, это хватать воздух ртом, не в силах сделать вдох. Я тоже знаю.
Что ему нужно? Когда ему наскучит? Спираль пока что не знал.
Тело, что находилось под ним, было дико чувствительным: незнакомец, судя по всему, прощался с жизнью от простого удара по голове и пары секунд удушья. Некоторые делают это специально, но этот..
Спираль ухмыляется.
Ему точно не надоест.
; почему не сопротивляешься?
Смеётся глазами.
[ i swore i'd never turn into you
i'm closer all the time ]
Нагибается над ним, словно хищная птица. Что же будет? Вдруг пойдут позитивные сдвиги? Вдруг его, наконец, отпихнут?
Это не сыграет большой роли, но это.. было бы интересным.
Спираль ухмыляется, виляет огромным хвостом из стороны в сторону.
Казалось, что он стал ещё больше и занял собою всю комнату, гигантской грозовой тучей нависнув над хрупким белым телом.
Красная-красная кровь, белая-белая шерсть..
Вкус, запах, цвет. То, что можно пожирать вечно всеми органами чувств.
Бесстрашно.
>>
Как же давно он этого не ощущал.
Жизнь под чужой защитой позволила ему привыкнуть к комфорту одиночества. Дейв научился избегать всех, кто мог представлять опасность — каковыми ему казались абсолютно все окружающие — и долго избегал неприятностей... пока не заглянул в этот домик, на удивление удачно встретив здесь маньяка.
Проклятые садисты.
Считают, что их желания важнее чужой жизни.
От удара Блейк глухо и коротко проскулил, распахнув глаза и рефлекторно поджав задние ноги к животу. В горле словно появилась заслонка, перекрывшая воздух, и кот несколько раз тяжело попытался вдохнуть. Расширяясь, грудь лишь отвечала слышным только Блейку сипением.
Перед глазами вновь стало мутнеть, когда он наконец смог сделать протяжный всхлип, тут же неровно, обрывчато выдохнув.
Что он говорит?.. Блейк едва различает интонацию, когда незнакомец произносит очередную фразу, но, судя по тону голоса, ничего полезного.
И ничего хорошего.
Может быть, альбиносу повезло не слышать, как над ним беззастенчиво глумятся.
Солнечный свет постепенно проступал сквозь щели и окна, освещая комнату, и кот вновь зажмурил глаза. Чуть светлее, и он будет отчетливо видеть своего мучителя. Нет, нет.
Блейк успел рассмотреть его на рассвете, только забравшись внутрь, и теперь узнает на улицах — если, конечно, выживет. Большего ему не надо. Нет, он не хочет его видеть. Не хочет отдавать себе отчета в происходящем, вместо того он постепенно теряет контроль и диссоциируется, отделяется от реальности, прячась в пустоте мыслей. Так легче, так легче...
Тело постепенно теряет чувствительность, и Блейк думает, как хорошо было бы жить без этой слабой оболочки. Жить в безопасности, неуязвимости, не заботиться о болезнях и голоде... Навсегда потерять страх.
Его тело не дало ему ни единого преимущества. Не случалось ситуации, где он был бы лучше — поставь рядом с ним племенного котенка, и котенок победит по всем параметрам. Блейк не выдерживает болезней и травм, он глух на одно ухо и плохо видит. Он не вынослив, не умеет плавать, плохо видит в темноте. Иногда он думает, зачем продолжает жить, и не находит достойного ответа. Ради Вестника? Ради поисков и сохранения воспоминаний? Он прекрасно понимал, как жалко это звучит. Надуманный повод жить, прикрывший страх гибели.
Зачем он терпит сейчас?
Это не стоит того.
Было бы неплохо сейчас умереть.
Прошло едва ли больше минуты с момента встречи, а Блейк уже сдался.
Пускай.
Пускай мучает.
Лишь бы убил.
>>
Издаёт какие-то хрипы, звуки.. но это всё, чего от него дождёшься. Спираль готов был поверить, что он глухонемой, если бы не говорил с ним в самом начале. И это всё, на что он способен?
Лежать и размазывать сопли, думая, какая жизнь хреновая и несправедливая?
Я не тот, кто должен упрекать.. Но, если однажды не встать и не дать отпор, можно закончить так же, как может закончить Дейв.
Спираль ухмыляется. Груша? Тряпка для битья? Он не против. Если незнакомцу так уж сильно плевать на свою жизнь.. Ай, к черту. Пускай.
Заносит мохнатую лапу для нового удара. Наносит его хаотично, совершенно не глядя, куда бьёт; попадает по плечу, затем выпускает когти и начинает заново. Бок, лапа, грудь, бедро ; красные полосы остаются на коже, будто капот машины царапают гвоздём. Дорожки красных капель мокрой паутиной обвивают тело незнакомца, а тот, кажись, уж еле дышит ; сам себя накрутил.
Он чувствует, как с каждым ударом тело содрагается всё сильнее, и его глаза наполняются кровью. Он словно сам не свой: его ощущения обострились в сотню раз, будто он симбионирует с жертвой, но получает лишь положительное. Это, знаешь, как будто в состоянии алкогольного опьянения: ты можешь не курить день, два, неделю; но как только сделал хоть глоток ; готов лезть на стену.
И Спираль ч е р т о в с к и с и л ь н о з а в и с и м.
Он клацает зубами, как голодная лисица. Во рту становится слишком много слюны.. Он сглатывает и хищно шипит, затем пихает незнакомца в плечо, откидывая на спину. Что дальше?
Дальше ; выше.
[ i made it 10 miles high
can't tell my truth from my lies ]
Бьёт в морду. Кажется, завтра заплывёт глаз ; силу он не рассчитал. А какая разница, контролируешь ли ты себя, или отдаёшь полностью? Незнакомец, видно, никому не нужен. Даже на помощь не пытался позвать. Не пытался вырваться. Хочет умереть? Что ж, самая сладкая прелесть этой ситуации ; не дать ему это сделать, оставить в живых.
Ведь жизнь в муках больнее, чем мучительная смерть? Спираль наносит ещё один удар.
Слабее, по уху.
Затем наступает левой лапой на переднюю лапу Дейва, придавливая к земле. Вдруг решит повернуться? Он решил заняться пластической хирургией.
Что это? Челюсть. Какая неровная? Надо вправить! Удар.
Глаза? Ладно, он и так их закрыл.
Лоб? Слишком большой, нужно оставить отметину: сжимает череп в грубой мужицкой лапе, больно впиваясь когтями в кожу; придвигается к коту вплотную; он практически ощущает вкус крови и слёз на кончике языка; он почти чует страх и отчаяние, но может лишь его слегка пожалеть, так как почти не чувствует этого.
Теперь-то он точно его услышит. Он ведь заполонил собой в с ё.
[ i swore to god i would never turn into you
i'm getting closer... all the time ]
; чего же ты молчишь?
Язык проглотил? Эмм, нет, совать лапу в его узкий маленький рот мы не будем... Дышит перегаром ему в лицо и не отпускает, ждёт ответа, разглядывая свежую и старую кровь.
Всё как ты и хотел, дорогой.
>>
Ха! Попробуй достучаться до ушедшего в деперсонализацию.
Когда его обмякшее тело перевернули на спину, а голова безвольно опрокинулась, Блейк приоткрыл закатившиеся глаза и направил пустой взгляд в никуда, на старые доски домика лесника. Едва освещенные, они слились для него в неоднородную цветную лужу, в которой кот утонул, пытаясь спасти свой рассудок от бродяги.
"Это происходит не со мной".
Зачем, если надеешься на гибель? Какая разница, умрешь ли ты здоровым?
...Говорят, самоубийство — это крик о помощи.
Боль стала глуше, не приводила в себя, как когда-то, а затихала где-то на фоне, почти не тревожа. Ныло все тело, куда ни глянь, но Блейк перестал думать и чувствовать.
После каждого удара он вздрагивал и скулил, постепенно переходя на хрип, но Блейк это не контролировал. Это происходило независимо от него, не с ним. Он ощущал лишь малую часть тех страданий, которые ему надеялись причинить — или же старался себя в этом убедить. Но так ли важно, результат ли это его самоубеждений, если они работают?
Реальность субъективна.
Он не был близок к обмороку, хотя рыжий явно надеялся довести до него. Блейк оставался в сознании, но наблюдал себя со стороны, уйдя в глухой блок.
Со стороны это выглядело так, будто он постепенно отключается, не выдержав издевательств, что, возможно, убедит обидчика в бессмысленности продолжения. Возможно, нет, и он будет пытаться получить удовольствие, истязая бесчувственное тело. Не угадаешь.
Это не раз спасало Блейка в детстве, когда он, подобрав момент, притворялся потерявшим сознание. Не всегда ему верили — иногда он пытался "сбежать" слишком рано, и его обман раскрывали, после чего мучили с удвоенной страстью. Но постепенно он научился использовать парализующий страх для защиты, а те не обратили внимания на постепенное уменьшение его стойкости — не выдерживает, что с него взять.
Сейчас же его не волновало выживание, как раньше. Сейчас ему было все равно. Он лишь пытался дистанцироваться от реальности, сбежать от нее в никуда, скрыться от проклятой боли. Отключение внешне — лишь побочный эффект.
Что говорить, слишком многое изменилось с тех пор, как подобное времяпрепровождение было привычным для Блейка. Он забыл, каково это, и боялся вспомнить.
И, надо сказать... все еще боится.
Даже с учетом того, что он пока только разогревается... Спирали придется очень постараться, чтобы достигнуть заданной сверстниками Блейка планки.
Выдержит ли это альбинос — другой разговор.
>>
От него всячески прятались, закрывались за видом бесчувственного тельца, изредка хнычущего. Незнакомец был похож.. на опоссума, да, верно; опоссума, что при каждой опасности имитирует смерть. Спираль не был падальщиком, но умел различать притворство и реальное состояние. Почему? Он многие луны дрался, и было бы глупо, если бы он не умел определять состояние соперника. Однако, это был не соперник.. а жертва, которую он кровожадно замучает.
Спираль смотрел на яркую тёплую кровь, что была уже повсюду: на нём, на полу, на незнакомце.. Всё перед глазами перемешалось в единое красное марево, однако, оно не действовало как сигнал для быка. Спираль был внутренне спокоен, и его ощущения постепенно пропадали.
Но он принципиально не мог остановится.
Смотрел в эту худую, исполосованную царапинами мордашку.. Это.. красиво. Если бы он был другим, если бы он был кем-то, но не собой, ему было бы до боли жалко незнакомца. Но он тот, кто он есть. Спираль щурится, вслушиваясь в его болезненные вскрики. Наносит последний удар под рёбра.
Следит.
так ты меняешься в лице,
когда тебе больно,
когда ты в печали
Скучно.. Это плохо. Это неприемлемо. И, кажись, он уже порядком кричал, чтобы их кто-то мог заметить.. лучше немного сменить обстановку. Спираль пинком переворачивает Дейва обратно на живот, затем хватает зубами переднюю лапу, рывком подкидывает, слегка приподнимая тело; в этот же миг просовывает шею в появившийся просвет между полом и белой шерстью, и разгибается.
Кот оказывается безжизненной тушкой повешенным ему на шею.
Это.. легко, будто бы от Дейва уже ничего не осталось. Будто бы он много лун назад покинул своё тело, и осталась лишь пустая серая оболочка, как змеиная кожа.
Кажется, он уже почти привязался к безмолвному визави.
я посажу тебя на цепь
в этом промозглом и черном подвале
Направляется прочь отсюда. Подышим воздухом? Вслух не произносит, так как знает, что ответа не будет ; и что он вообще не будет говорить.
Яркие солнечные лучи скрыты за слоем туч, и кот смеётся тому; день выдался на редкость мрачным и холодным, прямо как и его грязные дела.
Вот-вот снова начнётся дождь.
Уф.. Должно быть, он сейчас провоняет чужой кровью. А если их кто-то увидит... Будет дико забавно.
Спираль не откажется от ещё одной драки, даже если получит он сам.. Но у него сейчас немного другие планы. Мозгу его друга же нужен кислород, как-никак? Дождь начинается.
>>
Кого-то боль отрезвляет. Блейку всегда было интересно, как? Как страх и вызванный им стресс могут помочь, а не сбить с толку и забросить в обрыв паники?
Может быть, они говорят о легком щипке, совершенно несравнимым с тем кошмаром, что не в первый раз проходит молодой альбинос. Может быть, они бы заткнулись, оказавшись на его месте.
Блейк был почти уверен, что смотрит на происходящее со стороны, хотя его маленькая измученная фигурка и избегала попадания в поле обзора. Он видел мешанину постепенно светлеющих красок, в которой красного становилось все больше и больше, казалось, видел бродягу сбоку...
Он тоже краснел, пусть на его рыжей шерсти это было не так заметно. Роскошная грива слипалась шипами, льнула к телу, и он казался чуть меньше прежнего. Блейк видел это, но не себя... что, быть может, и к лучшему.
Слабость диссоциации совсем не похожа на ту, что вызвана физическим изнурением. Теперь Блейк физически не мог сдвинуться, даже если б исчез его травматический ступор. Он чувствовал, как все больше горело тело, и в то же время терял чувствительность с каждым ударом. Он слабел, не выдерживая мучений, приближался к реальному обмороку, заметно это со стороны или нет.
И был уверен, что приближается к смерти.
Но так даже лучше. Пусть, пускай это наконец прекратится. Блейк слишком долго боялся этого дня, чтобы выжить после. Пусть!
Кому есть дело до его чувств, целей и воспоминаний? В чем их смысл?
Однажды этот день должен был наступить. Пройди Дейв мимо — нашел бы свою судьбу чуть позже. Его конец очевиден и неизбежен в мире, где сила стала ценнее жизни.
Так пусть это случится сегодня.
Резкая боль в запястье и плече, удар в живот. Блейк не понял, что с ним произошло, заторможенный болью. Его... подкинули? А после он свесился лапами по обе стороны... чего-то, что кот едва смог отнести к телу бродяги, но без деталей и уточнения его конкретной части.
От боли в животе помутнело в глазах, казалось, что внутренности подступили к горлу. С глухим, слабым кашлем вырвались мелкие капельки крови, заботливо подобранные рыжей шерстью. Она лезла в глаза и рот, щекотала нос при малейшем движении, но у Блейка не было сил попытаться спрятать от нее морду — и, уж тем более, слезть.
Зачем его подобрали — альбинос подумал лишь на выходе, запоздало, когда цель была довольно ясна. Зачем его куда-то тащили — вот вопрос, достойный рассмотрения, но на него одиночка и так знал ответ.
Ему наскучило это место... либо он знал что-то более подходящее.
30-Авг-2017, 18:00