Странная гостья. Часть 5

Роза Исеева
Куляй не помнила, как оказалась за селом и сколько времени сидит на песчаном холмике. Шум низко летящего самолёта вернул её в действительность. «Кукурузник» шёл на посадку.
   В особенно тяжёлые минуты, когда осознание того, что она не сможет больше родить становилось невыносимым, Куляй уходила сюда, за село, в степь. Да и кому ещё жаловаться ... Словно трава без влаги переживания здесь бледнели и постепенно слабели. То ли ветер разгонял их, то ли ковыль забирал человеческую боль, становясь от этого бесцветным, сухим и колючим… Когда уйти от всех и побыть одной не удавалось, Куляй знала - спасительная степь рядом. Стоит только выйти за околицу, и там, пусть не сразу, а позже, можно будет обрести если не полный покой, то упорядочение дум непременно.
   Сейчас она не ждала облегчения. Предыдущие переживания не были сравнимы с сегодняшним её состоянием. Грехом ощущала она свой нынешний поступок, и липкая вина опутывала все струны её женской души. Надо было выплакаться, но мысли рассеивались мелкими горькими клубками и теряли первоначальную цельность, беспорядочно комкаясь внутри, не в силах выплеснуться слезами.

   Вечерело. Мимо шло стадо, поднимая густую пыль. Мычание коров и разноголосое блеяние заполнило степь. Сытые и уставшие животные возвращались домой.
«Домой… Какое ласковое, уютное слово», подумала Куляй. «Всё есть у меня - и работа, и муж, и дети, и достаток. А есть ли у меня дом? Или я - вечная гостья и для родного сына, и для дочерей мужа? Что моя жизнь? А если бы не было войны, и был бы жив Едиге? Тогда у меня были бы ещё дети, я это знаю, чувствую. И мы жили бы в нашей долине, в нашем доме…» По степи пробежал отдохнувший за день ветерок, заколотился, потрескивая, ковыль, задрожала полынь, пахнуло горечью. Огни звали в село.

   Наутро состоялась беседа с директором школы Анастасией Ивановной Паршиной. Лихое время забросило её семью в эту далёкую от Подмосковья казахскую степь. Похоронив мужа, а затем и сына, она осталась здесь, в степи, где её любили и уважали, где были могилы родных.
- Присаживайтесь, Куляй Карабаевна, - как обычно встретила Куляй директор, приглашая жестом к столу. - Я понимаю, нелегко растить детей. Неродных, наверно, ещё труднее. Вы никогда не жаловались. Но вчерашним поступком Вы меня удивили. Расскажите, что случилось.
   Неожиданно для себя Куляй начала издалека, с самого трудного, с Еламана. Но спокойного, обстоятельного рассказа не получилось. Тридцатипятилетняя жизнь уложилась в несколько минут прерывающихся из-за волнения нескладных предложений, куда второпях запихивались важные моменты…
Анастасия Ивановна умела слушать. Перед ней сидела молодая женщина, взявшая на себя смелость стать женой безногому мужчине, стать матерью неродным девочкам, оставившая своего единственного ребёнка одинокой свекрови.
«Это какой же силы дух надо иметь, какой характер?», спрашивала себя Анастасия Ивановна, слушая Куляй... 
- За свою долгую жизнь я впервые встречаюсь с такой судьбой, - сказала она, - а судеб в моей памяти много. Нелегко Вам, Куляй, понимаю… Вам надо поговорить с девочками. Им не хватает маминого тепла. Их надо не только учить, но и поддерживать, вовремя похвалить. Попробуйте просто обнять, прижать к себе. Попробуйте, и Вы поймёте, как они соскучились по материнской ласке.
… - Вы допустили ошибку, - продолжала директор, - надо было всё рассказать мужу, Ваш мальчик мог бы стать сыном и ему. Сколько времени упущено. Свекровь могла бы стать бабушкой и девочкам… Расскажите ему. Может, ещё не поздно. И не обижайте девочек. На селе тумаки и подзатыльники – дело привычное. Но Вам нельзя, Вы – педагог, к тому же завуч. Поговорите с Асенькой, найдите подход… А бесплодие – это не конец жизни. Возьмите себя в руки, - посоветовала Анастасия Ивановна на прощание.

   На следующее лето Куляй с мужем и девочками поехали к Апе и Еламану.

…Еламан стоял на крыше. Перед ним до самых гор лежало зелёное поле. Здесь он вырос, здесь играл с друзьями, скакал с ними верхом наперегонки навстречу ветру, в восторженном единении с конём и долиной… Сейчас он поглядывал на дорогу: Апа предупредила, что едет Куляй со своей семьёй.
   Только что отцвели тюльпаны, и в долине ещё мелькали красные и жёлтые пятнышки. Маки уже увяли. Весной, когда они цвели, Еламан любовался ими, сидя на корточках - головки цветов сливались в сплошной красный ковёр. А вечерами дух захватывало от волшебной красоты их перелива с лучами заходящего солнца.
   Дине и Асие сама поездка понравилась. Сначала на машине, потом на поезде, потом снова на машине. Горы, увиденные впервые, вызвали у них удивление и лёгкий страх. Такие громадины. Но в гостях было невесело. Говорили мало. Никто не улыбался.
   Молчание Шаке настораживало Куляй весь последний год. Не упрекал, ничего не говорил о сыне, о страшном диагнозе. Но согласился познакомиться с мальчиком и усыновить его.

- Я ждала, что ты приедешь раньше, и готова была отдать тебе сына, - начала разговор Апа. - Теперь надо спросить у него самого. Он знает, что ты его мать, догадался, разубеждать его я не стала. Как он решит, пусть так и будет, большой уже. Обо мне не думай, среди людей живу, да и вы будете наведываться... Не думала, что так получится, и у тебя уже не будет детей, - с тяжёлым вздохом заметила Апа. - Мужу твоему нужен сын. У нашего народа дочери – всего лишь гости в доме. Придёт время, уйдут в семью мужа. Один Аллах знает, что их ждёт там. Поэтому испокон веков девочек в родном доме холят и лелеют. Относись к своим хорошо. Они с тобой временно. Не смотри на них так сердито, смени выражение лица. Не всем детям нужна строгость, прежде их надо понять, полюбить… Если не как родных, то хотя бы как детей. Не путай их с теми, которых учишь в школе, у тех есть мать, родная мать... Не обижайся, я неграмотная и не имею права тебя учить, но попробуй понять мои слова.

   После ужина Еламан ушёл к реке, Куляй до сна так и не успела поговорить с ним.
«Вырос как. Наверно, уже и на девочек поглядывает», думала она, рассматривая сына за завтраком. Выслушав приглашение Шаке жить у них, Еламан поблагодарил его и молча вышел во двор. Апа вернула его и оставила наедине с матерью.
   Куляй расспросила его об учёбе, о друзьях, о планах и предложила переехать к ним, а после школы учиться дальше. Еламан шагнул к двери.
- Подожди, Еламан, - почти крикнула Куляй и попыталась его обнять. Еламан отпрянул. Не появилось у него желания обнять её. Не было её рядом тогда, когда очень хотелось прижаться к ней в детской радости, в моменты обид или непонимания. В жаркие часы болезней рядом была Апа со своей грубоватой лаской, с тёплым молоком, с поглаживанием головы от макушки до самых глаз, с тихим шёпотом просьб у Аллаха о выздоровлении её «жеребёночка»…
   Они молча стояли у порога, каждый смотрел в свою невидимую точку, слегка переминаясь, будто приноравливались к наплывающим мыслям, отыскивая друг к другу должную любовь. В тугом молчании тонули не прожитые вместе годы. Куляй боялась первой нарушить это безмолвие, боялась, что сын откроет дверь и покинет её. И вместе с ним уйдёт надежда.



Продолжение http://www.proza.ru/2018/10/03/1282