Желтая осень украсила склоны гор. Это время года приходит рано в альпийские луга, еще лошадей не успеют спустить к зимовьям, а уж среди каменных лбов перевалов появляются золотые пряди, делая Алтай совсем золотым и удивительно прекрасным. Сабит, что значит , крепкий, проводил лето на перевале Кошачий, нагуливал табуны лошадей. Хорошим подспорьем была отара овец, которые так же набирали вес и вместе с тем, давали хорошую шерсть.
Дочери и жена оставались в низовьях с матерью мужчины и помогали по хозяйству. Карлагаш (ласточка), его любимая женщина, была беременная. По всем приметам должен родиться мальчик. Это не первый их ребенок. Жена его носила на шее, на чегедеках семь кожаных чехольчиков, расшитых бисером, бусинами и шелковыми нитками. В них располагались последы их дочерей, которые каждый передаются в день свадьбы, ставшей уже взрослой, женщине. А та закапывает его в землю. Семь дочерей! А вот мальчик – наследник никак не получался.
Здесь же все приметы говорили за то, что, наконец , появится богатырь в их семье. Время неумолимо приближалось к истечению беременности, и Сабит уже подготовил кусочек кожи треугольником, зерно лучшего урожая, крупинки золота найденные им в горном ручье, крошки веточек можжевельника, шелковую нить и пулю, отполированную им до блеска. По старой заведенной традиции отец все это располагает в корзинке из ивы, и вместе с последом мальчика закапывает в земле в определенном месте.
Два дня назад, уже под вечер он увидел на ближайшем перевале двух всадников, а вернее всадниц, которые медленно спускались в долину. Его зоркое зрение помогло разглядеть в них жену и ее кузину, Ширин – сладкая. В сердце словно толкнул кто чем-то острым, как на таком сроке беременности можно было решиться на длительный переезд. Он , конечно, слышал о поверье, что на высоте женщины рожают легче. Но от поселка до его зимовья добрых два дня пути, как бы не растрясла ребеночка. Так недалеко и беду накликать. И он гнал от себя дурные мысли, глядя на желтый диск солнца, который подкрался к кромке гор. Внизу у реки видимо стемнело, а вода полная в этом году. Дожди. Аккуратнее бы переправу осуществляли.
Наконец он не выдержал. Сел в седло и направился навстречу двум путешественницам. Надо же было такое удумать? Да что с них возьмешь, женщины – волос длинный, да ум короткий. Спустился он быстро и застал всадниц перед рекой. Переправился сам по бурной мутноватой воде и, ведя в поводу лошадь жены, вернулся на исходный берег. Без зла, но с тревогой высказал свое недоумение тому, что в таком состоянии совершили столь длинный путь. Но поглядел на свою Карлагаш и гневные слова сами собой растаяли вместе с последними лучами. Жена раскраснелась лицом, сквозь смуглую кожу видно, насколько трудно дался ей этот переезд. Глаза лучились от радости встречи с любимым, при кузине она этого не показывала, не принято. Но к мужу прижалась и потянулась всем телом в тот момент, когда лошади притерлись друг к другу крупами.
Мужчина спешил, знал, что рано холодает в такое время года. Вон уж белизна снежных шапок слилась с такими же белыми клубами тумана, который стремительно разрастался вниз. С туманом падала и температура окружающего воздуха. Хорошо, что он протопил жилище, словно чувствовал приезд гостей. Лошади небольшим караваном поднимались в гору. Сабит не видел лица жены, но по дыханию, которое слышал даже сквозь топот копыт, чувствовал, насколько она устала. Заморосил дождь, холодный и нудный. Наконец проследовали последний кивок и оказались у коновязи, которая располагалась под старым могучим кедром. Земля в этом месте сухая, даже в сильный дождь.
Помог женщинам спуститься с лошадей, отправил внутрь и принялся разгружать вещи. По полноте арчемаков, переметных сумок, понял, что женщины собрались на долгое время и всерьез. Ну да за ужином разговор еще будет. Плеткой бы их по мягким местам за такое безрассудное решение, да на родных рука не поднимется. Когда мужчина распряг лошадей, пристроил упряжь и занес вещи в избушку, хозяйки в четыре руки накрыли стол. Вернее, работала одна пара рук, кузины. Поскольку жена отдыхала с дороги. Ну да ничего, родственница быстра и легка на ногу, все успевает. У нее и в доме порядок. Деток ей Умай, верховная богиня не дала, вот и получается – от скуки на все руки.
От вида уставшей жены у Сабита заныло сердце и пропало всякое желание ругать за безрассудный поступок. Понятно, что приятное мужу хотела сделать. Сказать какие-то важные слова перед появлением наследника, иначе бы не приехала. Только перевал Холодный с его россыпями камней и колючими ветрами нужно решиться преодолеть в таком положении.
Первый день прошел в хлопотах и разговорах о делах домашних. День Сабит провел с табуном, говорили все больше вечером. Только видит – устала жена, уложил спать да на улицу вышел и делами занялся. Так и встретил луну в заботах по хозяйству. Она пришла в этот вечер кроваво красной, словно предупреждая о чем-то нехорошем.
И действительно с утра, когда табун выгонять собрался , заприметил какое-то волнение в поведении кузины. Она все старалась выпроводить его быстрее в горы, с утра сбегала на скалистый южный склон и нарвала листьев бадана. Поставила греть воду. Жена бледная, но виду не подавала, вымученно улыбалась и беспристанно приговаривала, что все будет хорошо. Кого собрались обмануть? Он знал, что листья бадана женщины используют при родах, выстилают ими ложе. А подготовка большого количества горячей воды и подавно подтвердила его догадку.
Он выгнал из загона лошадей, знают путь и дальше положенного не уйдут. И присел на камень возле зимовья, непроизвольно подыскивая работу рукам. Ремонт упряжи требовался, вот им и занялся. В жилище ему наказано не заходить, и он осматривал открывающиеся от тумана горы, словно впервые видел такую красоту. Эти взлохмаченные макушки кедров, сквозь которые острыми пиками поднимались желтые уже макушки лиственниц. Мокрые от утренней росы камни, угрюмые и торжественные. Вечные белые вершины на голубом небе.
Вскоре наступили события, от которых голова кругом пошла. Застонала жена, забегала кузина. Растерялся и он, впервые с таким столкнулся. Жена все укоряла кузину, что та забыла положить в сумки «Эмегендер» - тряпичную куклу. С этими куклами алтайские девочки играют в детстве и хранят их до зрелого возраста, чтобы была под рукой во время рождения детей. Скоро он услышал, как кузина читала молитву. Такую обычно крестная мать ребенка произносит при появлении на свет младенца:
-Дитя будь быстрее зайца,
Будь упитаннее барана.
Имеющий силу не убьёт тебя,
Имеющий язык, пусть не ругает.
Гора Ак-Сири пусть будет тебе отцом,
Бурлящая река матерью.
Вот только что-то пошло не так, нарушился заведенный порядок. Родился мальчик, да только не закричал, как обычно возвещает мир вновь появившаяся жизнь. Молчал и глазки не открывал. На жену смотреть страшно было, не уберегла младенца. Вот и куклу забыли. Сабит смотрел на наследника и впервые в своей жизни не знал, чем помочь. Приметили на носу новорожденного черное пятнышко сажи и совсем растерялись – нехорошо получается. Толи Ширин воду в очаге подчерпнула и задела рукой, да так и на нос попала черная метка.
В народе во всех сеоках, значит родах, есть понятие «двойника». В каждом человеке он находится и временами покидает тело, особливо во время сна, уходит по своим делам. Если в этот момент положить уголек на кончик носа, то двойник вернуться в тело не может. Не убери вовремя - умрет человек. Тут своевременно к каму, шаману, обращаться нужно. Только он знает, как вернуть двойника. Своего двойника при камлании, запускает в верхний и нижний миры. И возвращает всегда. Не слышал еще Сабит, чтобы от такой напасти хоть один шаман умер.
Недосмотрела кузина. Всего и пятнышко на кончике носа, да только много ли новорожденному надо. Не успел двойник в тело войти. Как теперь быть? Нужно в путь отправляться. И приняв, наконец решение, по- мужски взял ответственность на себя, отправился лошадей запрягать. Вскоре троица двигалась на восток. В том месте находилось жилище кама, молодого еще по шаманьим меркам, всего двух маралов поменял. Но делать нечего, можно опоздать.
Ехали медленно, за жену беспокоился. Случись с ней что, кто ему наследника рожать будет. Как на грех совсем испортилась погода. Накрыла перевалы плотной пеленой, заморосила сверху, словно прохудилось небо, и сыпет как сквозь сито мелкие капли. Потяжелели кроны деревьев, прилегла трава. Как там кони, одни ведь остались. В такую сумрачную погоду любого человека к земле клонит. На жену смотреть невозможно. Всю себя обвинила, кается и переживает. Что теперь говорить, дело сделано. Зачем было трогаться с места, внизу люди, транспорт, больницы. Родила бы спокойно.
Да видно судьба так уготовила новой жизни начаться в трудностях и заботах.
Вскоре показалось место, где живет кам. Небольшая поляна укрыта по кругу, от взгляда постороннего, деревьями. По краю открытого места говорливо бежит ручей с хрустальной снеговой водой. Посреди поляны большой жертвенный камень, костровище. Пути-дорожки не натоптаны. Говорят же - совсем юный кам. Когда бубен шамана изготавливается, то обтягивается шкурой лошади или марала. Такой бубен от трех до девяти лет служит. На нем жрец путешествует в других мирах. Когда срок кончается, кам новый бубен делает. А про старый говорят: «загнал коня или марала»,- кожу подрезают, а объячейку надламывают. Чем больше коней загнал шаман, тем он опытнее и бесценнее. Кам, к которому они приехали, ездил на третьем марале.
Скоро Сабит убедился, что разговоры излишни и надуманы. Кам не спросил в чем дело, а сразу начал высказывать крестной ее недосмотр: и про куклу, и про сажу. Кто только донести успел? Откуда узнал? Словно насквозь человека видит. Сказал, что постарается помочь, хотя время к закату пошло, а к вечеру большие дела не начинают. Только тут поспешать нужно, может оказаться поздно. Разместил на поляне возле жертвенника в полукруг, ребенка Сабиту велел взять на руки. Мужчина сильнее, на него и надежа вся. Развел костер, покормил его вяленным мясом, попоил молоком. Разжег можжевеловые палочки, священного для всех алтайцев дерева.
Наступил вечер, с неба опустилась темнота, густая и липкая. От огня костра заплясали тени. Словно природа пришла в помощь каму, и готовилась задобрить духов и попросить богов о помощи в святом деле – борьбе за народившуюся жизнь. Как этой помощи ждали отец и мать, почернела лицом крестная, чувствуя вину свою, и болела всем сердцем и душой возносилась вверх. Просила у богов взять ее жизнь и отдать младенцу, коли иначе делу помочь нельзя.
Тишина окружала людей и младенца, готовя небывалые испытания. От первого удара в бубен колыхнулось пламя костра, затрещали громко дрова в огне. Искры сыпанули в темноту ночи, словно звезды на небе пролегли блистающим путем. Колыхнулось тело кама, неподвижное до этих пор. Удары начали чередоваться с нарастающей частотой, задвигалось тело, загремели навязанные на костюм железки, камни, стеклянные бусины. Шаман обращал на себя внимание духов, призывал принять его двойника в верхнем мире и выслушать просьбу. Но не давалось это просто, движения становились все быстрее и кам закружился в танце вокруг костра. Темп возрастал и вскоре превратился в безумную пляску. Непонятно становилось, где шаман, а где тень, отбрасываемая им. Двойник жреца никак не желал выходить из тела и отправляться в дальний путь к верхним мирам, где у мирового же древа собираются духи, чтобы вершить судьбу и жизнь, людей, животных, птиц, деревьев. Разгоралось пламя костра, искры сыпали во все стороны. Люди устали сидеть в одном положении, затекли спина, руки, ноги. Но пошевелиться боялись, как бы не помешать удивительной и тяжелой работе кама.
Прошел час, второй, а шаман все кружил возле костра, исполняя песнь горловым пением. Звуки его общения с духами неслись вдоль ручья, рассыпались по поляне и, ударившись в нижние ветви деревьев, отражались, терялись и все равно поднимались вверх. Вдруг пламя жертвенного костра начало закручиваться по спирали и достигло большой высоты, поднимаясь на уровень стройных стволов, до самых макушек. Резко сменились движения шамана, они стали плавными. Он кружился вокруг себя пытаясь удержаться на ногах, и продолжал петь, проталкивая звуки через сдавленное горло. Что-то невесомое отделилось от его тела и начало вращаться вместе с искрами костра, поднимаясь все выше и выше. Наконец на уровне макушек деревьев вспыхнуло ярким пятном и погасло. Пламя костра опало вниз, перестало вращаться и почти погасло. Замолк бубен, замер в ожидании кам. Это его двойник покинул тело и взмыл над поляной.
И начался путь к мировому древу.
Знал жрец, что обращаться нужно к духам верховного бога Ульгеня. За живого младенца просил. Поспешил двойник, времени было мало, а путь долог. Предстояло ему преодолеть в пути семьдесят семь крутых заснеженных, каменистых, заросших лесом перевалов. Девяносто девять рек и ручьев предстояло преодолеть, чтобы добраться к пупу Земли и подняться к священному озеру, где обычно находят занятие за игрой в азартные игры духи. В этом стремительном полете двойник раздвигал руками облака, подныривал под туманы. Сторонился осыпей, обходил мимо камней, лежащие на нестойкой опоре и готовые в любую минуту обрушиться и присыпать зазевавшегося путника. Все дальше и выше, минуя высоту и водные струи, то прикрываясь от солнца, то закутываясь от холода. Вот и древо: два верных пса охраняют местность, чтобы не вылезли из-под земли шулмусы – злые духи. Здесь же пасется крылатый конь, да не к нему пришел двойник. Молчат и птицы судьбы, сидящие на ветках. Ждут, когда к ним обратятся.
На пригорке сидят духи. Отвечающего за души младенцев признал сразу. Тот на одежде имел отличительный знак – игрушки: тряпичные куклы, дудочки, мячики, скатанные из войлока.
- Ждал тебя, глаза проглядел. Совсем младенцу мало времени осталось.
- Спешил к тебе обратиться, понимал, что часы считанные остались. Да путь труден был сегодня. Видно накопилось грехов у отца с матерью.
- Не причем здесь родители. В крестной дело. Сама не желая того беды наделала. Невольно колыхнулась зависть в душе ее и случайно навредила. Ты уж поругай ее.
- И так досталось ей, переживает смертно. Свою жизнь готова младенцу подарить.
- Не нужна мне ее жизнь пока, пусть живет, да младенцу любовь свою отдает. Тем и искупит вину. Эй, постреленок,- позвал дух.
Над озером крутились, играя разноцветные огоньки – маленькие двойники детей. От них отделилось небесного цвета пятно и подплыло к двойнику шамана. Бережно взял на руки сокровище, за которым и стремился сегодня в верхний мир, нежно прижал к груди и, благодаря духа, попятился к озеру. Потом вспорхнул и полетел вниз, в обратную дорогу.
Люди сидели у огня, боясь шевельнуться. Понимали, что сейчас решается судьба младенца. Костер почти угасал, не давая никакой надежды. Отчаяние подступало к матери и к отцу, на крестную смотреть без слез невозможно. Казалось, что она находилась в прострации и не видит ничего вокруг себя. Не получилось у молодого кама вернуть к жизни маленькое сокровище семьи. Но покидать жреца без его последнего слова нельзя, а он как замер, так и сидит. Лишь изредка словно очнется, ударит в бубен и опять тишина.
Участники этого действа сидели в ожидании, как вдруг вспыхнул костер, пламя ни с того ни с сего вспыхнуло с огромной силой и вновь спиралью поднялось в небо. Оживился кам и опять, под частые удары бубна и горловое пение, закружил неистово вокруг костра. Из черной темноты неба вынырнули два огня: большой и поменьше, начали спускаться по пылающей дорожке. Затем словно отступили в сторону и замерли рядом с жертвенным костром. Большое пятно вытянулось в огненный шлейф и вошло в тело шамана. И вновь закружил кам по поляне то быстрее, то тише. Круги становились все меньше, он словно звал за собой маленького двойника, приглашая его приблизиться к телу мальчика. А когда яркое пятно приблизилось, несколькими ударами в бубен загнал двойника через правое ухо в тело малыша.
Резко и гортанно вскрикнул кам и упал в установившейся тишине головой в направлении к камню. Тихо догорал костер, упала ночная роса и потянуло холодом.
Вдруг в этой отчаянной тишине пискнул тоненький голосок, а затем все громче и громче заплакал ребенок. Уже не дожидаясь указаний кама, мать метнулась к мужу, приняла ребенка на руки и приложила его к груди. Тот не понимая, чего от него хотят, потыкался носом в теплое тело матери и, припав к соску вкусно зачмокал, успокоившись. Люди пришли в себя, но нарушить тишины не решались: улыбался отец, плакала крестная. И только кам не мог прийти в себя, растерял силы через двойника в тяжелом путешествии в верхний мир.
Погас костер, догорели можжевеловые палочки. Пришел в себя шаман, сел прямо на земле, отложив в сторону свой бубен. Хорошее общение с духами сегодня было. Доброе и нужное. Отец мальчика вел под узду коня – дар шаману. Что может быть дороже коня для алтайца? Нет, конечно, жизнь наследника выше, но что мог в дар принести простой смертный. Шаман пришел в себя и махнул рукой – поезжайте домой.
Опасности нет, теперь жить будет.
Можете звать алкыша, исполнять обрядовые песни и благопожелания.
Запомни истину простую: борись до конца, используй все возможности. Неважно кто ты: кам, врач, просто человек. Ради новой жизни, беззащитной в этом мире, сделай все. Помоги ей зацепиться за борт большой лодки под названием жизнь!