Сорок первый медведь от нас ушёл. Если бы мы его догнали, то убегать пришлось бы нам. Всё началось с того, что Иван Иванович пригласил меня на свой покос. Мои соседи выкосили в долине Чёрной Речки всю поляну ниже устья Ильгуменя. На зиму хватит козе и корове. Валки надо скопнить. Идём на покос вдвоём: я и Иван Иваныч. Идти недалеко, около часа. Сначала вдоль Ильгуменя, потом вниз берегом Урсула. Я несу вилы и грабли, Иван Иваныч вилы, тозовку, сидор и стальной тросик от пускача для бензопилы. Тозовка – это ружьё-малопулька, сосед с тозовкой идёт на белок, на косачей и на глухарей. Сидор – это котомка с продуктами. Из тросика Иван Иваныч хочет скрутить петлю на марала. Выспрашиваю как оно, на медведя то идти, не страшно?
- А чё страшного то? У меня то ружжо, а у него зубы да когти. Он меня когтями-то не достанет, а я его ружжом-то… да каво там…
- А потом куда с тушей?
- Дык, шкуру-то продать можно. Жир медвежий тоже хорошо идёт.
- Куда идёт?
- По людям. Продать можно. Или обменять. Полезный он. От простуды.
- И ни жалко Вам, Иван Иванович, их истреблять. Сорок медведей!
- Медведиц жалко. Обдерёшь её, а она, без шкуры-то, на женщину похожа.
- На женщину?
- Ну да. Титьки как у бабы. Первый раз меня ажна скололо.
Иван Иваныч предлагает, как с сеном управятся, сходить в Степушку. Там он припас четыре пары маральих рогов. Говорит, что «шибко уж оне большие, одному не унести. Попутно можно луком запастись» Чего тут в горах только нет! Даже дикий лук. На южных склонах под вершинами он растёт сплошными зарослями.
Скопнили сено, пошли домой по тропинке через гору. Впереди ров, за рвом тропа уходит резко влево. Вообще не по пути. Нам надо прямо.
- Это ить звериная тропа, а ты чё подумал? Када бы я её тут протаптывал. Щас поставлю тут петлю. Он, марал то, через канаву сиганёт и попадётся. Боюсь, слабая петля, шибко уж слабая.
- Короткая что ли?
- Да нет, слабая. Порвёт он её.
- Такой здоровый? Это же нечестно, Иван Иваныч! Быка надо два года выращивать, а тут Вы за минуту хотитете столько же получить.
- Оно, канешна так. Не я, так Петька его завалит. И съест. Чё теперь, не жить что ли? Порвёт он её, ох порвёт!
Иван Иваныч соорудил петлю, постоял над ней поворчал и мы пошли дальше. На середине склона в густом лесу лежит огромная трухлявая валежина. Корни выворотило вместе с землей и камнями. Бугор зарос зелёным мхом и брусникой. Забрались на него. Иван Иваныч развязал котомку, достал бутылку молока, термос с чаем, булку хлеба и кусок копчёной маралятины. Достаю свой складень, режу хлеб, думаю.
- Иван Иваныч, а если медведь нападёт, вот этим складешком можно защититься?
- Смеёшься что ли? Он же тебя съест!
- Ну, а если в глаз. Остриё же до мозгов достанет и ему кандык.
- Да ты чё! Съест он тебя тогда.
Вдруг под бугром, прямо перед нами, кто-то зашевелился, начал громко дышать. Дышит с трудом. Будто его душат. Хрип жуткий. Я выронил из рук свой складень. Сердце забилось так сильно, что я чётко почувствовал как оно изнутри бьёт по рёбрам.
- Это кто?
- Медведь.
- Иван Иваныч! Заряжай!
- Сиди! Нельзя! Съест!
- Иван Иваныч! Заряжай тозовку!
- Обозлишь его только. Съест!
Медведь ломанулся через кустарник прочь от нас. Стихло. Спустились с бугра к тому месту где хозяин тайги прилёг на обеденный отдых. Вот тут он под нами лежал, вон туда побежал, на мху глубокие следы. Ни разу в жизни так не боялся. Даже когда тонул. От снежной лавины удирал, так не боялся. Может быть, это животный страх, заложенный в наших генах? Почему конь начинает храпеть, когда впервые почует волка, хотя ни разу волков не встречал?
Иван Иванович подтверждает мою догадку и рассказывает о своих встречах с медведями. Не всем везло так как нам сегодня. Жил в селе один юродивый старик, умер уже давно. Ненормальный был. Ходил по селу и приговаривал:
- А чё там такое? Чё то непонятное, незнакомое чё то…
Раньше он был нормальным. Таким стал после встречи с медведем. Шли зимой вдвоём с другом в Степушку. Встретился медведь-шатун. Кто-то потревожил, разбудил его в тёплой берлоге. Друг полез на дерево, сам спрятался за валежиной. Медведь полез за другом, сдёрнул его с лесины и начал мять. Предсмертный крик и стоны, рёв медведя привели беднягу в дикий ужас. Стоны стихли. Медведь завалил друга кустами и пошёл прочь. Друг был ещё жив, зашевелился. Медведь вернулся и домял его.
Особенно трогательными были встречи моего соседа с медвежатами. Играют, балуются как дети. Однажды медвежонок забежал в село. То ли заблудился, то ли мать пристрелили. Безнадзорный был. Перелез через ограду и давай гонять по двору коз и овец. Играть вздумал. Жаль, что хозяин жадным оказался. Пристрелил его.