ввержение - 2

      
               

ВВЕРЖЕНИЕ  В  АСПИДУ

Классическая  проза

КНИГА  ВТОРАЯ

ОБОЛТУСЫ   И   КАМЕНЬ   У  РАСПУТЬЯ



_______________________________________
«Добродетель не нуждается  в  многословии,
в  нём  нуждается  зло… и  обман.»
Антисфен.


Если  человек  не  признаёт  власть – он  идиот,
но  если  выступает  против  дураков  у  власти –
он  нормальный  человек?!  Или  -  тоже?
_____________________________________________




                ГЛАВА    ПЕРВАЯ

                _______________________   ***   ___________________
       Крест  на  Кирюшине  поставили  простой  и  торжественный. Сыграли  на  привычках. Надежно,  и  много  раз  апробировано.
       Андрей  Николаевич  посещал  обкомовскую  столовую  в одно  время,  минута  в  минуту. Приходил  перед  самым  закрытием,  когда  иссякал  поток  халявщиков. Халяву  любил  и  Кирюшин. Как-никак,  а тут  жратва  почти  бесплатна. Да  и  выпивка. Водка  в  цене  рубля  не  набирала  за  бутылку.
       Помещение  почти  пустое  и  ничто  не  отвлекало  от  размышлений. Садился  он  всегда  за  столик  в  углу  подле  окна. К  его  приходу  официанты  держали  его  свободным. Отсюда  вид  на  людей,  входящих  в  зал  и  у  буфетной  стойки. Привычка.  Вернее,  должность. По  занимаемому  положению  начальника  общего  отдела  ему  полагалось  знать  много.  А  Андрей  Николаевич  хотел  знать  больше. И  случайно  увиденное  выражение  лица, оброненное  слово, просто  встреча  людей  при  разных  характерах  позволяла  делать  некоторые  выводы.
       В тот день Кирюшин  почти  благодушествовал. День  начался  и  продол-жался  будто  не  плохо.  Чинно  и  благопристойно  в  их партийном  большом  доме,  ничто  не  тревожило  почти  счастливого  уклада. О  пропаже  денег  он  забыл,  отнесясь  к  инциденту  по-философски.  Бог  де  дал,  он  и  взял. Соратники  тайного  ордена  давненько  его  не  тревожили. Потому  Андрей  Николаевич  позволил  себе  к  обеду  присовокупить  усладу.
       - Танюша!  Сообрази-ка  ёршика! -  сказал  он,  когда  довольно  симпатичная  и  в  средних  летах  официантка  приняла  от  него  заказ. -  Сделай  милость.  И  за  лангетом  пригляди. Чтоб  посочнее  вышел.  А  то  проморгают  толстопузые. Я  их  знаю!
       И  когда  официантка  выставила  с  подноса  суп, пиво  с  водкой, салатик, Кирюшин  вдруг  увидел,  что  служитель  столовки  не  Танечка, а  очень  схожая  с  ней особа. Видимо,  благодушие,  а  с  ним  и  невольная  рассеянность  сыграла  с  ним  шутку, -  не  увидел  подмены   сразу.
       - Спасибо, Та…Извините! А  где  Танюша?!  Право,  вы  очень  схожи  и  только  сейчас…От  всего  сердца  прошу  прощения. Мне  неловко.   
       - Таня  попросила  отгул. Куда-то  съездить  по  семейным. А  я  подменяю. Разве  что-нибудь  не  так?  Меня  предупредили  о  ваших  вкусах, - нежнейше  улыбнулась  официантка. Она  смотрела  в  упор. Моложе  Танечки,  губы  чувственные,  припухлые, и  фигура…Не  было  живота, бюст  соразмерен.  Кирюшин  ею  залюбовался.  – Вы  только  скажите.  Я  же  стараюсь!
        Она  просила  помиловать  за  провинность,  какой  не  было.    
        - Нет, нет! -  запротестовал  Кирюшин,  еще  раз  отмечая  её  прелести  и  прикидывая,  как  познакомиться  с  ней  ближе. – Всё  хорошо,  не  беспокойтесь. Напротив.  Я  нахожу,  что  вам  нужно  подыскать  работу  поспокойней,  посолиднее. В  доме  отдыха,  на  природе.  Здесь  бывают   люди  приезжие,  из  разных  городов,  а  там…Только  солидные, семейные,  умеренные  во  всём  товарищи. – Он  невольно и  сдержано  усмехнулся, понимая,  что  сильно  врет. Неумеренные  -  точно! И  похотливые. И  ему  от  них  придется  её   прятать. Андрей  Николаевич  слегка  качнул  головой,  отгоняя  стороннее,  и  добавил: - Подумайте  над  таким  предложением,  и  если  оно  прельстит…
       - Я  подумаю.  Кушайте  на  здоровье. -  она  многообещающе  улыбнулась.
       Кирюшин  начал  с  ерша, с  удовольствием  похлебал  харчо. Когда  занялся  лангетом, его  взяла  какая-то  теснота  в  груди,  будто  распирало  изнутри  ребра, а  в  области  сердца  появилась  боль. Он  отложил  нож  и  вилку  и  откинулся  на  спинку стула.
       Лицо  побледнело,  и,  проходящая  от  соседнего  столика  официантка,  обратила  на  это  внимание  и  спросила:            
       - Вам  плохо?  Что  с  вами?!
       Буфетчица,  дородная Полина  Илларионовна,  вскинулась  на  громкий  голос,  стараясь  торопиться,  выплыла  из-за  стойки,  низким  контральто  пропела:    
       - Николай  Андреевич!  Дорогой  вы  наш! На  вас  лица  нет!  Прихватило  сердечко?!  Окно!  Откройте  окно!         
       Вызвали  неотложку, прибежал,  оказавшийся  под  рукой,  кардиолог,  но  он  только  констатировал  летальный  исход.  Последующее  вскрытие  показало  банальнейшую  из  причин  для  всех  смертных. Сердчишко  пошаливало,  а  покойник  пренебрегал,  уходил  с  головой   в  работу.
       Хоронили  со  всеми  почестями,  что  полагались  беззаветно  преданному  идеям  и  труду  на  благо   прогрессивного  и  пассивного  человечества.  В  центре  кладбища,  не  на  отшибе.  Распорядись  о  своем  погребении  сам  Андрей  Николаевич,  пожалуй,  он  выбрал  бы  такой  вариант. Жаль,  не  полагался  по  статусу  цивильного  оружейный  салют,  а  то  бы…Все,  кому  положено  было  проводить  товарища  в  последний  путь,  присутствовали  и  проводили.
       Авилов  и  Иванцов  почтили  память  члена  Фонда,  отбыли  ритуал  полностью,  включая  и  поминки.
       Анатолий  Иванович  Колыванов  постоял  в  сторонке  и  не  тронулся  с  места,  когда  чередой  пошли  к  могиле  товарищи  бросить  последнюю  горсть  земли. Майор  не  был  ханжой  и  кривить  душой  не  собирался. Кирюшин  враг  ему  и  обществу,  и  тем  всё   сказано. О  загробной  жизни  работник  гэбэ  ничего  не  ведал,  а  потому  и  о  покойнике  говорил,  что  хотел.   
       «А  хрен  ему! -  сказал  себе  и  сейчас,  когда  кончилась  процедура  и  все  потянулись  с  кладбища  к  машинам,  предвкушая  поминки. -  Получил,  что  заработал. И  другие  получат!»
       Егор  Исаич  Бугров  на  похороны  не  явился.  Кроме  брезгливости,  ничего  не  питал  к  безвременно  усопшему, а  к  тому,  Каин  сам  заложил  его  органам,  и,  значит, обрек  на  тюрьму,  психушку  или  на  иное  наказание.  Люди  из  органов  остановились  на  «ином».
       И  Каин слегка  усмехнулся,  прочитав  некролог  в  газете  о  деятеле  большой  души  и  поборнике  чести.  И  выбросил  из  памяти  ненужную  теперь  зарубку  -  месть  «крысе».


                ___________________   ***   ______________________
       Со  временем  Каин  положил  себе  за  правило  вовремя  устранять  сомнения.  Еще  когда  слушал  доклад  от  старлея  Травкина  о  посещении  «хаты»  Кифира,  кое-что  вызвало  подспудные  вопросы.  Чем-то  неискренним  показался  мент. Адвокат  не  подал  тогда  вида  и  даже  выразил  благодарность, но...решил  встретиться  с  подельщиком  старлея  и  потолковать. Он  желал  знать,  насколько  можно  доверять  новой  команде.
       Бесподобным  объектом  оказался  сержант  Витя  Демехин.  Жил  вблизи  работы, по  большей  части  бывал  один. За  ним  легко  присмотреть.  Егор  Исаич  умел  быть  ненавязчивым,  следил  издалека,  не  попадаясь  на  глаза.
       Среднего  роста,  не  очень  упитанный,   с  физиономией  смахивающей  на  мордочку  хорька,  молодой  «мусорок»  был  слишком  слаб  до  женского  пола  и  обстоятельства  тому  помогали.  Отдельная  квартира!  Сержант  не  очень  привередничал  при  своих  данных  и  бросался  на  всякую  «телку»,  достойную  внимания.
       Прикинув  варианты, Каин  решил  не  подсовывать  ему  для  приманки  Нину  Мамочкину,  а  с  импровизировать  и  потрясти  сержанта  где-либо  на  стороне,  вне  квартиры. И «снял»  Демехина  без  свидетелей, покуда  тот  готовился  к  встрече  с  очередной  жрицей  любви  и  заскочил  в  магазин  отовариться  к  столу  свиданий.          
       - Виктор! Мне  надо  с  тобой  потолковать. Не  возражаешь? - С  оболь-стительной  улыбкой  Каин  придержал  сержанта  за  локоть  и  отстранил  к  краю  тротуара.
       Тот  с  испуга  трепыхнулся, пробежался  взглядом  по  сторонам,  оглядел  адвоката. Импозантный  мужик  в  кожанке-реглане  и  в  темной  шляпе  Демёхину  показался  человеком  «оттуда».  Жил  будто  спокойно,  но  с  тех  пор,  как  посетили  они  хозяина  рынка,  спалось  плохо. Он  всегда  ждал  людей  в  темных  шляпах  по  долгим  ночам. И  пока  бог  миловал, вроде  забылось, но  вот…
       - Нет,  нет,  Виктор!  Не  беспокойся.  У  меня  личный  интерес,  я  не  из  конторы, -  поторопился  избавить  его  от  страха  Каин. -  Но  касается  всё  же  той  самой  деятельности,  из-за  какой  однажды  может  приключиться  неде-ржание  кала. Пройдемся  немного.  Не  станем  привлекать  внимания  зевак.  Куришь?  Сигарету?
       Но  сержант  отстранился, загородив  мужское «достоинство»  дипломатом  с  покупками  Верно,  боялся,  что  для  убедительности  просьбы,  мужик  может  врезать  в  промежность.
       - Что  вам  надо?!  -  испуг  не  сходил  с  мордочки,  несмотря  на  широкую  улыбку  адвоката  и  заверения  в  лояльности.       
       - Не  бойся.  Ты  же  милиционер,  представитель  власти. А  дело  мое  такое.  Ты  и  твои  товарищи, сержант  Мартехин  и  старший  лейтенант  Травкин,  каждый  месяц  получаете  некоторую  сумму.  Так  сказать,  за  красивые  глаза.  И, надеюсь, аккуратно  получаете,  при  том,  без  ведомости  для  выдачи  зарплаты  или  расписки, -  тихо,  но  доходчиво  говорил  Каин,  попыхивая  дымком  сигареты. – Так  вот,  я  один  из  тех,  кто  платит  вам  за  образцовое  поведение.  Другими  словами,  за  моральный  облик  советского  мусора.  Ну  и  за  некоторые  услуги  по  прямому  профилю  службы. Недавно  мы  получили  отчет  о  вашей  работе  от  старлея  Травкина. В  целом  он  нас  удовлетворил,  но  я  хочу  уточнить  детали. Ты  согласен  осветить  их  своим  восприятием?             
       - Какой  отчет?!  Какой  Травкин?! -  повысил  голос  Демёхин, делая  круг-лые  глаза  и    собираясь  дать  дёру
       - Да  ты, никак,  дурак, милый!?  И  трус.  Тебе  бы  не  меня  бояться.  Когда  грабили  Веретенникова  я  с  вами  не  был.  Но  знаю  и  молчу. Ты  можешь  слушать  и  говорить  спокойно? -  разозлился  Каин,  тоже  осторожно  огля-дываясь. – Не  так  давно  вы  ездили  на  улицу  МЮДа  и  взяли  там  алкашей  из  воровской  шайки.  Расскажи,  что  там  было.
       - Ничего  я  без  Травкина  говорить  не  буду. При  них  -  пожалуйста, -  про-бубнил  сержант.
       - Повторяю:  дурак  ты.  Работаешь  в  органах  и  мог  бы  допетрить,  зачем  надо  говорить  о деликатных обстоятельствах  поодиночке. Конечно,  я  могу  свести  вас  вместе  и  поговорить  глаза  в  глаза,  но  тогда  пропадает  смысл.  И  исчезает  резон  платить  вам  ни  за  что. Ты  не  находишь? И,  пожалуй,  я  вынужден  тебя  припугнуть.  Или  ты  рассказываешь  про  тот  случай  выезда  к  ворам,  или  я  не  только  прекращаю  выдачу  субсидий,  но  и  сдаю  вас  в  уголовку.  А  это  срок.  За  разбой. Так  что  выбирай, - жестко  потребовал  адвокат  Бугров.
       - Без  Травкина   ничего  не  скажу, -  понуро  гнул  линию  ментовский  сер-жант.
       - Как  хочешь,  но  я  могу  сказать:  три.  Ты  устал  бояться? -  вдруг  догадался  Каин.
       - Да,  -  продохнул  парень  в  милицейской  форме.
       - Но  помилуй!  Всё  давно  прошло.  Это  раньше  ты  должен  был  или  повеситься  или  пойти  с  повинной. Когда  вы  в  последний  раз  чистили  карманы  алкашей? Месяца  четыре  назад? И  базарного  сделали  давно.  Заяв  не  было, вас  не  взяли.  Всё  устаканилось! Теперь  вы  не  делаете  ничего  противозаконного. Разве  не  объяснял  тебе  простой  истины Травкин? Он  большой  болван,  ваш  начальник. Ну  хорошо.  Вы  приехали  к  ворам,  вошли. Что  там  было?  Одни  молодые  мужики  и  все  выпивши?  Баб  драли  или  телок  не  было? Песняка  орали?               
       - Нет,  маг  орал  у  них.  Сони, - невольно  поправил  сержант.
       - Жуликов  много  было  на  «хазе»? Человек  пять-шесть?               
       - Четверых  отвезли  для  плана.  Трое  совсем  пацаны  были. Но  поддатые  хорошо.  Они  по  шеям  получили  на  месте. Мартехин  врезал  от  души  каждому  за  базар  с  матом.  Остальным  по  дороге  в  машине  давал  по  почкам,  чтоб  удары  учились  держать, -  всколыхнул  тощим  животом  Демёхин.  Бояться,  видно,  он  перестал.
       - Забирали  без  эксцессов?
       - Так  Травкин  им  сразу  условие  поставил.  Или  ночевать  у  нас,  чтоб  показатель  по  плану   поправить,  или  под  статью  идти  за  воровство. Маг,  говорит,  у  вас  ворованный  и  в  розыске.  Они  и  скисли.               
       - Магнитофон  оформили  протоколом? – чуток  насторожился  Каин, затягиваясь  сигаретой.  -  Или  ворам  оставил  от  щедрот  ментовских?               
       - Ну  да!  Травкин  себе  его  приголубил! -  будто  осудил  сержант.            
       - Что  еще  было?
       - А  ничего. Отвезли  шпану  к  себе, оформили  на  помывку. Так  до  утра  у  нас  и  проторчали.
       - У  воров  больше  ничего  не  взяли,  шмон  не  делали? -  нажимал  Каин.  – Закон  не  очень  нарушали?
       - А  нам  надо?! Мартехин  к  канистре  с  пивом  приложился  и  всё.  Жалоб  не  поступало.               
       - Вот  и  ладушки.  А  ты,  дура,  боялась. О  нашей  встрече  никому  ни  слова.  В  твоих  интересах.  А  то  Мартехин  вздумает  провести  тренировку  на  тебе. Чтоб  ты   ударов  не  пропускал. Ступай  по  своим  делам,  Витя.  Телка  может  не  дождаться, -  сказал  Каин,    слегка  взмахнул  рукой,  и  потопал  по  тротуару.         
       Ему  еще   надо  посетить  подопечного  в  тюрьме. Коля  Карпинский  нахо-дился  в  его,  Каина,  колоде,  работал  на  обувной  фабрике  и,  толкая  налево  «бракованную  продукцию»,  сгорел  в  пламени  азарта. По  дороге  адвокат  купил  Карпинскому  курить  и  бутербродов,  для  поддержания  сил  телесных. Через  день  суд,  и  надо  бы  сказать  несколько  слов  и  для  души.
       Адвокат Бугров  поначалу  рассчитывал  вытащить  подзащитного  на  условное  наказание,  но  скоро  понял,  что  не  потянет. Попался  мошенник  с  поличным,  а  получатель  товара  сходу  от  страха  раскололся  до  задницы. А  если  вздумается  по  примеру  чистосердечного  раскаяния  расчувствоваться  и  Карпинскому? Тогда  вывернется  статья  о  предварительном  сговоре,  выявится  не  случайность  оптовой  сделки,  нарисуются  новые  козлы  отпущения,  а  вместе  и  срок  возрастет  с  трех  до…Самый  гуманный  в  мире  существовал  на  бумаге.  Такой  случай  Каин  хотел  упредить.         
       На  проходах  в  тюрьму,  предъявляя  пропуск,  прошел  на  второй  этаж  конторы  в  комнату  для  беседы  с  подзащитным. Карпинского  привели  скоро. Большой,  костлявый  и  нескладный  в  сутулости,  с  потухшими  большими  глазами,  он  плюхнулся  на  привинченный  постамент-табурет  и  устало  усмехнулся.
       - Давно  не  виделись.
       Адвокат  выложил  курево  и  пакет  с  едой.            
       - Отдыхай  от  мыслей,  кури,  ешь. Срок  ты  заработал  честно,  постарался,  чего  уж  там. Я  буду  просить  два  года,  прокурор  потребует  пять,  а  судья  назначит  три  с  полтиной. Это  с  гарантией. Иди  на  зону  с легкой  душой,  раз  не  сумел  чисто  работать. Мне  передали,  что  твои  друзья  по  цеху  поддержат  семью  и  потом,  когда  выйдешь,  помогут  тебе. Деньги  в  казну  ты  отчислял  честно. А  от  меня  совет. На  суде  не  вздумай  прослезиться  над  своей  судьбиной.  Про  иные  знакомства  поведать. То  бишь,  о  победах  в  социалистическом  соревновании  на  ниве  сбыта  негодной   продукции  промолчи.  Любой  трёп   во  вред. Усёк?  Ну  вот,  будь  паинькой. На  суде  еще  повидаемся  да  и  в  жизни  все  может  статься. Учить  как  на  зоне  вести  себя  не  стану. Опыта  личного  нет,  а  со  слов  иных…Знаю  твердо,  что  подлянок  никому  строить  нельзя.  Как  аукнется,  это  не  я  придумал. Но  и  подставляться -  тоже  резону  нет. Петухом  сделают  по  надобности  естества,  а  то  и  мордой  в  парашу  на  веки  вечные  определят. Так  что,  бывай,  Коля. Обиды  не  держи,  что  отсоветовал   жене  нанимать  адвоката  с  бабочкой  и  сам  денег  не  взял. Не  тот  случай. Взятку  они,  конечно  же  не  отвергнут,  работнички  Фемиды, а  вот  гарантии…Срок  они, Коля,  всё  равно  определят  не  меньше  чем  в  трояк,  а  несколько  косых  -  тю-тю. Даром  кормить  собак  не  надо. С  жиру  могут  покусать.

                ___________________   ***   ______________________
      Задачка  домушника  Зайца  решилась  для  авторитета  Лубянска  просто,  как  бы  сама  собой. Кифир  не  заказывал  такого  антрэ,  то  бишь  подарка  провидения.
       Запуганный  в  ментовке,  удрученный, Венька  Заяц  в  задумчивости  брел  по  городу, сутулясь  под  нуднейшим  дождиком. Расклад  выпадал  самый  хреновый.  Узнай  кто,  что    дал  мусорам  подписку  на  сотрудничество,  беды  не  миновать.  «Перо»  в  бок  сексоту. И  выхода  не  было  -  прижали  позорники. Дождик и  мысли  загнали  Веньку  в  пивнушку  Клавки  Куколки. Впрочем,  обложняк  натолкал  в  заведение  Куколки  для  согрева  столько  народа,  что  невпродых. Пивная  лужа  плескалась  на  кафельном  полу,  при  строгом  запрете,  клубился  табачный  дым,  и  сплошной  гомон  клиентов  наполнял  помещение. 
       Набычившийся  Заяц, выстроив  перед  собой  бокалы, колупал  лузгу  вяленой   чехони,  предложенной соседом. И  не  внимая  словоохотливости  его  интеллигентной  души, поглощенным  своим,  не  сразу  выделил  из  полумрака  напротив, впечатляющую  физиономию  с  узко  поставленными  глазами  и  блеском  фиксы. А  когда  сфокусировал  внимание, узнал  мужика, которого  приволокли  они  к  директору  на  мясокомбинат. А  тот  сдал  их  мусорам.      
        - Сифо-он?! -  протянул  он  с  удивлением  и  радостью. Чувство  мести  проснулось  в  нём  мгновенно. -  Ты,  пидоряка  в  проекте,  чего  здесь?!      
        В  голосе  угроза,  хотя  вопрос,  в  общем-то,  глупый.  Излил  желчь и  всё.       
        Сиплый  обратил  на  него  пустой   взгляд  и,  с  трудом  признавв,  пожал  плечами.   
        - Пью  пиво. Тебя  тоже  выпустили?  Подписку  дал.
        Он  имел  ввиду  подписку  про  невыезд,  Заяц  же  вспомнил  про  свою,  что  выдавили  из  него  лихие  слуги  закона. И  струхнул, мстительное  зло  сразу  исчезло  и  он  озирнулся. Рядом  могло  оказаться  любое  ухо, что  истолкует  информацию  не  так. Венька  распахнул  ворот  плаща, кинул  на  стороны  шарф -  жарко  стало. Льстиво  улыбнулся.    
        По  всему  выходило, Сифон  тоже  работал  на  мусоров  и,  возможно,  давно,  еще  с  лагеря. И  мог  знать  много  о  нем,  Зайце  с  подельниками.  В  ментовке  нашпиговали.  И  если  сейчас  пырнёт  Сифона  финкой,  а  о  том  прознают  в  милиции…Своих  менты  защищают  крепко.  Впрочем,  Венька  тут  же  вспомнил, что  ножика  с  ним  нет. Запретили  ему  накрепко,  инструктируя,  иметь   любое  оружие  при  себе. Он  слегка  успокоился,  но  зло  на  хмыря, который,  мало  что  подставил, но  и  стал  свидетелем  падения, снова  стало    стучаться  в  виски  и  позывать  к  действию.
       «А  по  тыкве  врезать  пивной  кружкой  менты  запретить  могут»?  -  мелькнула  весёлая   мысль.
       И  он  изложил  её  вслух.
       - Дал  не  дал,  а  морду  я  тебе  набью!
       - Иди  ты?! -  огрызнулся  тоже  весело  Сиплый. – Тебе  менты  ребра  считали, а  счет  предъявляешь  мне. Не  по  адресу,  паря!
       Добавить  пару  матерных  слов Федор  Сипунов  постеснялся. Воры  на  оскорбления  реагировали  непредсказуемо. Могли  стерпеть,  принять  игру  слов  и  жестов, а  могли  плюнуть  в  глаза  кусками  жеванного  лезвия  бритвы. Да  и  кружкой  через  стол -  чего  проще?
       И  Сипунов  лапнул  штанину,  лишний  раз  пощупал велосипедную  спицу,  свое  оружие  обороны. Спица  сидела  в  кармане  и  Федор  усмехнулся.  Против  кулака  и  даже  финки  она  имела  фору. Длинна  острая  штучка,  упредит.               
       Венька  Заяц  наливал  кровью  глаза, заводился. Игривый  тон  оппонента  взбесил,  лишил  разума. И  он  процедил  сквозь  зубы:
       - Я  тя,  пидор,  на  куски  порву! Сдал  нас  мусорам  и  еще…Да  я!..
       И схватил  порожнюю  пивную  кружку.
       Сиплый  отступил  от  стойки  и  пропал  в  желтом  мраке. Его  тоже   зако-лотило. Все  прежние  обиды,  стерпленные  от  воров  на  зоне,  всколыхнули  душу.  Подняли  со  дна  муть  и  чувство  мести.         
       «Я  не  убью,  я  сделаю  пидорману  дырку! -  подумал  он,  обходя  столик  в  толчее  ханурей  и  выдергивая  из  штанины   спицу. – Он, сука,  взвоет»! 
       И  вспомнил  случайного  жулика,  который  надоумил  заиметь  спицу.
       - Она,  стерьвоза,  чем  хороша,  кирюха! Следа  не  оставляет  на  себе. Круглая  и  тонкая! А  делает  вавку. И  если  попасть  куда  надо,  жмурика  сделает.  И  оружием  считать  нельзя.  В  крайности,  скинешь.            
       Сиплый  протолкался  к  вору  со  спины,  нацелил  глазом  место  под  лопаткой,  чтоб  не  попасть  в  кость,  глянул  мельком  по  сторонам,  и  коротко  и  сильно  всадил  железяку  в  темную  ткань  плаща  до  упора. Тут  же  выдернул  и  стал  проталкиваться  к  двери. Сквозь  густой  гомон  толпы  инородных  звуков  не  услышал. С  трудом  удерживая  дрожь, осторожно,  как  в  ножны,  вернул  спицу  в  карман, и  вместе  с  другими  вывалился  за  порог  гадючника.             
        На  улице  разбушевался  ветер, хлестал  дождем,  а  темень  окружила  сразу.  Федор Сипунов  запахнул  на  груди  кожанку,  пошел  по  тротуару  в   другую  сторону  от  остановки  транспорта.  Ступил  под  дерево  и  глубоко воткнул  спицу  в  землю,  придавив  затем  ногой.  И  распахнув  ширинку,  отлил  бывшее  пиво. Будто  для  того  здесь остановился.         
        На  другой  день,  мужик для  особых  поручений   у Каина,  привычек  не  изменил,  в  обычное  для  себя  время  явился  в  пивнушку  и  заказал  пару  пива.
       Народа  мало,  по  утрам  собирались  тут  постоянные клиенты, и  Сипунов,  не  надеясь  услышать  новости  тотчас,  распахнул  уши.
        Но  тут  же  подошедший  к  нему  бич  или  бомж  Харя,  стукнул  о  мраморную  стойку  кружкой  с  малостью  пива  и  возгласил:
        - Ставь,  Сиплый,  пару  пива  и  я  расскажу  про  место,  на  каком  стоишь.
        Федор  глянул  на  забулдыгу,  потом  под  ноги  и  лицо  его  загорелось.  Именно  тут  стоял  вчера  Заяц! Но  он  зло  сплюнул  и  проворчал:       
        - Слыхал  я  твою  сказку  про   лупоглазку.  На  халяву   выпить!
        - Да  нет,  точняк! Век  в  сральню  не  ходить! Была  вчера  история  на  этом  месте!  Вечером.
        - Вечером  я  был  и  никакого  шухера  не  слышал, -  угрюмо  парировал  Сиплый.         
        - Так  ты  рано  свалил! Бля  буду! Ставь  пиво. Ну – кружку! -  наступал  Харя, тараща  уже  пьяненькие  зенки  с  худого,  морщинистого  и  небритого  лица.          
       - Пургу  гонишь,  драть  тебя  на  тарелках. Ну,  ладно.  Я  при  деньгах  сегодня. Возьму  пару.  Новость  говори.  И  если  она  вонючая -  по  сопатке  врежу.            
       - Да-к,  стоишь  ты  на  месте,  где  вчера  дуба  дал  Заяц!  Стоял,  сосал  пиво,  и  вдруг  - с  копыт  свалился!  Инфаркт!       
       - От  пива  -  инфаркт?! -  с  недоумением  усмехнулся  Сипунов  Федор,  выкладывая  на  столешницу  деньги,  обещанные  ханурю.       
       Изумился  он  неожиданному  повороту  в  деле,  ожидая  услышать,  как  менты  рыли  землю  и  загребли  отсюда  в  свидетели  питухов. А  тут -  травма  на  месте  отдыха  с  летальным  исходом. Слабаком  оказался  Заяц,  а  говорят,  алкашам  износа  нет. Впрочем,  домушник  в  ханурях  не  числился,  он  пил  культурненько  и  в  меру.      
        Но  на  Хярю  Сиплый  смотрел  с  удивлением.
        - Да  чтоб  мне  завтра  не  похмелиться! – забожился  бомж. – Думали,  что  в  дупель  пьяный,  когда  со  стойки  ссунулся.  А  кто-то  пульс  пощупал  - клиент  на  крематорий! Ну  и  все  врассыпную: ноги  сделали! Пока  скорая  и  менты  нарисовались, пустой  зал  остался.  Клавка  за  стойкой,  да  я,  врезавший  под  завязку.  Еще  кто-то  из  пьяных  тоже  по  углам  лежали.  Бичу   чего  терять  окромя  порожней  тары?  Выстрелов  не  было,  ножа  не  видно,  крови  тоже. Жмурик  сам  по  себе  образовался.  Доктор  мусору  качал  головой  и  хихикал. Вот,  говорит,  курьёз: человек  захотел  попить  пива,  а  тут  срочный  вызов  на  божий  суд!  Инфаркт  миокарда -  не  шутка! Вот.  А  ты  не  верил.  Надо  на  похороны  сходить.  Воров  хорошо  поминают,  ништяк.  Жратвы  навалом  и  море  водки!
       Сиплый допил  пиво  и  ушел. И  никому  ни  слова  о  злодействе. Даже  Каину  только  вскользь  заметил,  что  слыхал,  будто  вор  Заяц,  что  тащил  его  под  финарем  на  мясик  к  брательнику,  в  пивной  сыграл  в  ящик.
      - Инфаркт,  Егор  Исаич,  доктора  диагноз  поставили. Вот  морковина! -  заверил  он, хотя  хотелось  посоветоваться  с  докой  о  делах  Фемиды. А  вдруг  менты  прикинулись,  что  дело  в  шляпе, а  сами  вынюхивают,  выспрашивают  ханурей? И  если  найдут  словоохотливых,  могут  взять  за  кадык. А  уж  выбить  признанку…Но  клин  клином  вышибают,  и  Сиплый  спрятал  испуг. – Молодой  вор,  а  такой  случай. Он  дубарнул  от  страха?    
       - Да  нет, Федя, -  снисходительно  улыбнулся  адвокат. – С  испуга  можно  болезнью  Топтыгина  обзавестись, а  тут случай особый. Судьба  распорядилась. Воры  в  сути  своей  неисправимые  грешники  и  бог  не  хотел  брать  его  душу.  И  кто-то  отправил  грешника  в  ад.   
       -  Ты  что, Исаич?! – удивился  Сипунов, слегка  побледнев, будто  и  по  его  душу   явились  с  вызовом. – Это  же  сила  нечистая!  Чертовщина! На  хрена  козе  баян? 
       - Никакой  чертовщины,  мой  друг  и  недруг  зоны. -  Каин  похлопал  его  по  плечу,  отчего-то  радуясь  новости  Сипунова. – Жизнь,  она  и  есть  мистика,  чертовщина  и  всякая  сила  небесная. Впрочем,  кому  как.  А  Заяц  что?  Видать,  он  заработал  вечный  покой. Вот  где  гвоздик  зарыт.  И  место  в  раю  или  в  погребах  с  котлами  для  грешников  заказал  ему  кто-то  из  нас.  То  бишь  ближних. Ты  не  находишь?         
       - Да  ты!.. -  задохнулся  в  волнении  Сиплый.         
       Но  Егор  Бугров  успокоил:      
       - Не  обязательно  ты,  Федя,  но  кто-то  из  окружения. У  него  много  завистников  было. Вот  так.  И  мы  там  будем, только  позже.  И  вообще,  не  надо  строиться  туда  в  очередь.  Вот  этого  не  надо. Покуда  хорошо  и  здесь. - И  он  опять  похлопал  Сиплого  по  плечу.

                ГЛАВА   ВТОРАЯ               

                ______________________   ***   ____________________
       На   красный  светофор   Каин  подкатил  «Волгу»  под  правый  борт  грузовика  с  нашитыми  бортами.  Держалось  пекло,  но  дул  ветерок.  Адвокат  выставил  голову  под  тень  кузова,  свободно  вздохнул. Клок  сена  сквозь  щель  борта  вызвал  мысли  про  дальнее,  почти  из  детства… «И  пахнет  сеном  и  го…»
       Егор Бугров  покрутил  носом…Ядреным  запаха  свежего  скотского  дерьма  действительно  помавало  от  грузовика. И  капал  крупный,  теплый,  грибной  дождик. Где-то  сзади  хохотали  мужики. Каин, блаженненько  улыбаясь, подумал: «Гляди.  Жарища,  на  небе  почти  не  облачка,  а  Создатель  слепым  дождиком  сподобил».
       И,  задрав  голову,  взглянул  вверх.
       Почти  над  ним  корячилась  корова,  из-под  вздернутого  хвоста  отворившаяся  труба  влагалища  собиралась уже  не  кропить  его,  а  купать!..Каин  рванулся  головой  в  кабину,  рука  схватилась  за  стеклоподъемник, но…ствол  наведен  верно, а моча  рванула  с  хорошим  напором. В  окно.  Каин  помянул  чужую  маму  и  включил  передачу  - как  раз  загорелся  зеленый. В  соседнем  такси  седоки  надрывали  животики,  а  водила  давил  на   клаксон.  Комедь  снимала  стресс  задаром.
       С  остервенением  вытирая  губы,  лицо  и  рубашку,  звонко  плюясь, адвокат  погнал  машину  домой. Скинуть  негодные  шмотки  и  сотворить  омовение  под  душем.
       На  свидание  с  Ниночкой  он  теперь  опоздал. Мыслилось  завалить  в  филармонию,  куда  приехала  показаться  заезжая  штучка  из  столицы. В  обмен  Мамона  приготовилась  показать  обнову -  длинное  платье,  вздымающее  рост,  подчеркивающее  формы  и  зазывающее  мужиков  глазами  раздевать,  рвать,  бросать  навзничь,  скрипеть  зубами,  а  то  и  ронять  слюну  зависти.
       Каин  мечтал  расслабиться. Жизнь  брала  новый  крутой  поворот  и  извилины  в  голове  взбухали  от  напруги. Думать  приходилось  много.
       Ушли  с  арены  старые  генсекаи,  пришел  моложавый,  помеченный  знаком   Планиды. Он  предложил  Перестройку.  И  она  рванула  по  Союзу! С  треском болтологии,  помещенным  в  сосуд  гласности, с  запахом  демократии,  запретом  на  алкоголь,  с  изводом  виноградников  под  корень, с  умными  дураками  и  прибавкой  социализма. Какая, по  всем  признакам,  сводила  тот  самый  социализм  на  нет.
       Вольнодумие  загуляло  по  стране  шалым  ветром,  а  от  шалости  до  беды,  как  известно, шаг  короткий. Открывался  занавес,  отделяющий  иной  мир, и  на  страну  Советов  пахнуло  запахом   капитализма.
       Запретный  плод  сладок,  и  потому  для  начала  разрешили  кооперативы  с  их  непонятной  сутью.  И  многие  туда  рванули.
       Этих  дней  дождалась  и  диаспора  теневиков  Лубянска. Каин  стал  в  позу  богатыря  на  распутьи,  приложил  ладонь  козырьком  ко  лбу,  выглядывая  прибыльную  дорогу.
       Кооперативные  позывы  сдвинули  глубинные  пласты  показного  равнодушия  к  большим  деньгам. Многие  стали  проявлять  активный  интерес  к  рыночным  отношениям. Как  мотыльки  на  свет  факела, бросились  в  котел  взбурлившей  жизни,  и  одни  достигли  цели, а  иные  стали  клиентами  адвокатских  контор.
       Гласность  шарахнула  по  мозгам  многих  деятелей,  отчего  кружение  мыслей  волной  ускорения  погнало  от  центра  к  краям,  ударило  в  надтреснутый  бетон  несокрушимых  границ  и  покатило  обратно. Первый  удар  стихии  словоблудия  сдержал  закон  сохранения. Сладкий  воздух  свободы  здравого  смысла  в  предгрозовом  разгуле  ветров  смешивался  с  запахом  полной  вольницы,  отдающей  беспределом.  Брызги  из  котла  новейшей  истории  попали  и  в  затхлую  среду  судопроизводства. Стали  катализатором  взрыва  дурной  смеси  пороков,  отчего  и  в  коллегии  адвокатов появился  новоявленный  клич  жизни:  всё,  что  не  запрещено  законом, - можно!  Потому  как  главным  законом  жизни  оставался  вопрос: «А  хрен  Его  знает?»
       Боже!  Какие  открылись  возможности!  Особенно  для  жуликов!
       Но  Егор  Исаич Бугров  оставался  психологом. Потому он  брал  под  защиту  любителей  денег  и  отвергал  простые дела  сынков  чиновников  и  номенклатуры. Этим,  в  период  гласности,  стало  трудно  уходить  от  ответственности  за  изнасилование  или  мордобой  с  поножовщиной  на  почве  пьянки  или  ревности.  Такое  дело  чревато  не  бесконечной  благодарностью  спасенного  клиента, а  возможностью  мерзостной  мести  за  владение  тайной  больших  и  малых  подлостей.  Как  невольный  хранитель  тайн,  адвокат  становился  неприятным  в  общении,  его  могли  сторониться,  а  то  и  убрать. Подкатило  время,  когда  лишние  знания  обременяли!
       Каин  унывал  мыслью,  но  процветал  в жизни,  становясь  модным  и  дорогим  адвокатом. Он  выдергивал  со  скамьи  подсудимых  новоиспеченных  кооператоров,  погоревших  в  пламени  разгорающегося  костра  базарных  отношений. И то:  деньги  у  клиентов  были,  а Егор  Исаич  знал  еще  на  начальной   стадии,  кому  и  сколько  «отгрузить  баранов»,  чтоб  снять  с  весов  Фемиды  вины  подзащитных..
       Теперь, взбешенный  адвокат,  спешил.  Но  едва  вошел  в  квартиру  и  с  отвращением  стал  сбрасывать   облитые  коровой  вещи,  как  зазвонил  телефон.
       «Ишь, какая  нетерпеливая! – подумал  он  с  раздражением. – Стоит  лишь  раз  пропустить  минуты  сладострастья,  как  уже  куксится  и  обрывает  телефон. Ну,  баба»!
       Но  звонил  мужик. И  захлебывался  в  крике.
       - Я  слышал  о  вас,  Егор  Исаич!  Вы  много  можете,  а  нас  хотят  закрыть!
       - Кого  это -  вас?! -  не  удивился  Каин,  стоя  в  одних  плавках  перед  журнальным  столиком  с  телефоном. 
        Он  отходил  сердцем,  ибо  лесть  способна  творить  чудеса. К  тому, в  перспективе,  разговор  обещал  приличные  деньги.  Без   них   жизнь  плохая,  но  деньги  Каин  никогда  не  ставил  во  главу  угла.  Им  заправлял  спортивный  интерес.  Сможет  одолеть  болячку  или  окажется  слабаком?  Хотелось  одолеть.
       - Кооператив, кирпичный  заводик! Директор  требует  отдавать  ему  продукцию  почти  задаром!  Ему  план  нужен!  А  мы  не  отдаем  и  он  хочет  нас  схавать! -  вопил  в  ухо  сигналом  тревоги  почти  мальчишеский  фальцет.
        - Так отдайте,  комсомольцы-добровольцы! Пускай  подавится! Я  при  чем?! – завёлся  Каин,  понимая,  что  где-то  ударились  лбами  амбиции,  но  одна  из  них  с  тощим  кошельком.       
       Так  он  же  хочет  почти  даром! Мы  и  так  делаем  дешевле  его  завода,  а  он!.. Мы  выпускаем  продукцию,  Георгий  Исаич,  а  нас  -  закрыть! – теперь  голос  едва  не  ударился   в  рёв.             
       - Ну  вы  и  хмыри! – проронил  адвокат  малость  остывая,  услышав  слезу  в  голосе  и  догадываясь,  что  его  хотят  подловить  на  любимом  коне. Производителей  продукции  он  всегда  поднимал  на  щит,  а  на  халявщиков-ростовщиков  плевался. – Хорошо, приезжайте  завтра  в  контору. Поговорим. А  то  я  стою  тут  обосанный,  как  в  подворотне…
       И  бросил  трубку.       
       Он  открыл  краники  и  залез  в  ванну,  а  расслабившись  и  прихлебывая  из  стакана  пиво, стал  прикидывать  ситуацию,  о  нюансах  в  которой  не  знал,  но  мог  представить  картину.   
       Кооперативы  открывались  повсеместно. Торгово-закупочных  расплодилось   как  бездомных  собак,  а  вот  тех,  что  собирались  что-то  производить  -  кот  наплакал. Да  и  жали  их. То  распахивали  ворота,  а  тут  ощетинилась  общественность  и  покатила  бочку вместе  с  партией, норовя  обуздать  алчность. Но  перекупщикам  -  то  семечки,  а  вот  производителям  чего-либо…А  всё  дело  в  разности  цен. Правительство  захотело  и  рыбку  съесть,  и…В  общем,  кооператоры  могли  купить  сырье  только  у  предприятия  и  только  излишки. И  только  по  завышенной  цене. Но  и  продукцию  мог  продать  кооператор  только  по  цене  ниже  государственной. А  даже  при  щадящем  режиме  налогообложения  такая  задачка  далеко  не  из  простых. Но  цель  -  наполнить  рынок  товарами!
       Разница  в  цене, отсутствие  здравого  смысла  и  всегдашний  славянский  базар,  то  бишь  бардак, делали  эту  сферу  народного  хозяйства  весьма  заманчивой  для  всякой  породы  жуликов. Естественно,  они  бросились  поднимать  целину. 
       Но  первым  на  старте  оказался  директорский  корпус.  В  их  же  хозяйствах отпочковывались  кооперативы.  И  без  директора:  и  ни  туда  и  никуда. Потому  и  на  финиш  приходили  первыми  они  или  их  родственники. Диалектика  жизни.      
       В  данном  же  случае  директор  или  хитрован,  или  недоумок,  а  то  и  просто  идеально  честный  хозяйственник,  свято  верящий  в  руководящие  и  направляющие  пасы  «Меченого».  Для  Каина  же  важно  установить  и  кто  такие  клиенты.  Прохиндеи  они,  или  наивные  идеалисты?   
       Он  лично  давно  не  верил  в  возможность  нравственного  и  экономического  расцвета,  потому  как  любая  страна, управляемая  кретинами  иль  казнокрадами,  обречена  на жалкое  существование долгие  годы. А  его  страной  уже управляли  прхиндеи,  в  чем  адвокат  нисколько  не сомневался.    
       В теперешнем  его  состоянии  оставалось  определить, сколько  взять  гонорару  и,  вообще,  возьмется  ли  за  дело?  В  его  практике  иногда  платили  обе  стороны, ибо  виновных  устанавливал  он  сам,  а  не  суд.       
       На  другой  день  в  адвокатуру  пришел  худосочный  клиент  в  застиранной  рубашонке  бледно-зеленого   цвета  и  в  синих  вискозных  штанах.  Худое  лицо  с  большим  крючковатым  носом  и  широким  толстогубым  ртом, прикрывали  тонированные очки  для  больных  глазами. Густые  черные  волосы  откинуты  назад,  узкий  подбородок  - вперед. И  сам  он  -  вопросительный  знак  над  столом   Каина. А  лет  ему  на  двадцать  пять.    
       - Я  вчера  вам  звонил, -  сказал  новоявленный.               
       - Мне  много  вчера  звонили, - нежнейше  улыбнулся  Егор  Бугров. -  А  ты  звонил,  верно,  когда   на  меня  побрызгала  корова. Кстати,  на  тебя  когда-нибудь  испражнялось  животное?       
       Улыбаться  клиенту  Каин  держал  за  правило. Но  этот  понравился   невысказанной  беззащитностью  и  энтузиазмом. В  глазах  было  второе,  а  в  постановке  фигуры  -  первое. Он  больше  напирал,  чем  спрашивал.      
       - У  нас  хотят  забрать  кирпичный  завод! – напомнил  клиент, -  А  вы  ругались.   
       - Я  часто  ругаюсь  вне  настроения, -  ответил  Бугров,  не  снимая  улыбки  и  разглядывая  молодого  энтузиаста. -  И  чего,  говоришь,  вас  пытаются  лишить?  Молодых  иллюзий? -  И  подумал: «А  он,  пожалуй,  идеалист. И  попрет  буром  до  упора». -  Завод  пытаются  отнять? Впрочем,  рассказывай,  мой  незнакомый  друг. Садись  и  ведай, на  других  не  обращай  внимания. У  каждого  свои  дела. Кому  деньги -  кому  срок. А  то,  выйдем  на  воздух,  сядем  рядком  да  поговорим  ладком. Жарковато,  конечно,  но  можно  найти  тенёчек. А? Пойдем?      
      Каин  понуждал  его  выбрать  второй вариант. Он  и  сам  обожал  обстановку  свободы  и  отсутствие  посторонних  ушей. Здесь  же  стояло  три  стола  и  за  каждым  хозяин  с  клиентом. Пока  что адвокатам  еще мечталось о  собственных конторах  с  секретаршами,  с  выездами  на  иномарках  и  депутатских  мандатах. Не  знали,  не  думали,  что  их  будут  бить  и  кунать  морами  в  экскременты,  и  отстреливать  как  куропаток. Но  не  всех,  некоторых.  Сначала  и  иногда.            
      Они  углубились  в  примыкающий  сквер  с  каштанами,  уселись  в  тени  на лавку,  уцелевшую  чудом.
      - Пока  что  обойдемся  без  бумаг, -  сказал  Егор  Бугров, но  сунув  во  внутренний карман  пиджака  руку,  нажал  на  кнопку  диктофона  и  достал  оттуда  пачку  сигарет. -  Куришь?  Я  слушаю.    
       Задымили  и  клиент  стал  излагать,  в  общем-то,  банальную  историю  отношений  партнеров,  где  один  хотел  «обуть»  другого.   
       В  изложенной  версии   несколько  фактов,  какие  выстраивались  в  пользу  клиентов. Они  ушлые,  и  заводик  поставили  на  пустыре  с  разрешения  городских  властей  и  при  наличии  нужной  бумаги,  да  еще  на  новом, но,  к  сожалению, не  на  новейшем  оборудовании. А  оборудование  поросята  взяли  у  этого  директора  кирпичного  завода  как  излишки,  и  заплатить  обязались  продукцией. И  даже  большую  часть  оплатили. Но  сырье  умудрились  брать  прямо  с  карьера  по  довольно  сходной  цене. А  еще  они  могли  расторгнуть  договор  на  поставки  и  перезаключить  с  другим  клиентом. Не  плохой  пунктик, весьма  приятный,   при  умелом  обращении.         
       - Так  что  вы  хотите  от  бедного  поэта? Совет  или  денег?      
       - Пока  консультацию.  Мы  о  вас  много  наслышаны,  - смущенно  проронил  кооператор,  втыкая  сигаретный  хвостик  в  подошву  своего  избитого  сандалия  под  цвет  каштана.   
       - Вы  работаете  уже  в  убыток? -  продолжал  допрос  Каин.            
       - В  долги  еще  не  влезли,  но  если  он  вынудит  нас  на  свои  условия, нам  хана. Но  ведь  можно  же  работать  с  прибылью  и  иметь  приличный  доход!  А  этот  живоглот…-     В  отчаянии  клиент  сплюнул  и  посмотрел  в  даль  аллеи. – И  сам  ни  гам,  и  другому  по  мордам!   И  что  делать?   
       - Ну,  дорогой,  мало  кто  знает  ответ  на  такой  вопрос! В  нашем  случае,  надо  сражаться  за  правое  дело. Как  хозяин. А  вы,.. вы  не  чувствуете  себя  таковыми. Глотку  врагу  рвать  не  станете. Что  я  буду  иметь  за  совет,  который  только  отсрочит  кончину  вашего  дитяти?         
       - У  нас  нет  свободных  денег,  но  за  хороший  совет  мы  наскребем  рублей  пятьсот, - с  большой  грустью  отозвался  молодой  энтузиаст  кооперативного  дела.   
       Или  он  нарочно  набивался  на  милосердие,  стороной  вызнав  характер  Каина?  Сострадание  уже  выходило  из  обихода,  но  адвокат Бугров  помогал  ближним  без  понуканий.  Если  видел,  что  нужна  помощь.         
       - Не  жирно,  но  кушать  можно, -  кивнул  Каин,  выслушав  откровение  и  в  задумчивости  осмотрел  кусок  бледного  неба  в  просвете  деревьев. -  Беда  только,  дорогой  мой  комсомольский  организатор  и  вдохновитель,  что  ваши  скорбные  пятьсот  рэ  пропадут  ни  за  понюшку.  Легкими  хлопотами  ваш  заводище  не  спасти.  А  чтобы  нажать  хорошо  и  получить  нужный  результат  мне  нужно  иметь  основательный  и  личный  интерес.  Вы  понимаете  мой  тонкий  намёк,  молодой  человек?      
       - Намёк  понимаю, -  усмехнулся  клиент,  -  но  больших  денег  у  обозримом  будущем  не  ожидается.
       - Это  потому,  что  вы  делаете  кирпичи,  а  не  банковские  билеты. Но  с  кирпичей  тоже  можно  взять  навар.  Потому  забудем  временно  о  денежных  знаках  и  подумаем  над  обстановкой. Введите  меня  в  состав  учредителей,  то  есть  в  члены  кооператива,  и  я  на  правах  хозяина  стану  драть  глотку  против  всякого  беззакония. Уставной  пай  я  могу  внести  немедля. Надеюсь,  он  не  сильно  облегчит  мой  накладной  карман?      
        Каин  умел  поставить  острый  вопрос  и  тут  же  притупить  остроту  новой  заковыкой.   И  потому  клиент  озадачился.       
       -  Мы  складывались  по  полторы  тысячи.  И  частью  последующей  прибыли. Всего  по  три  куска. Но  зачем  вам  наша  головная  боль?!            
       - Я  не  популярно  изъясняю?  Повторить  убогим?   
       - И  вы  гарантируете  успех?! –  Клиент,  по  всему, схватил  надежду  за  хвост. И  не  знал,  простота,  что  в  таких  натянутых  с  ней  отношениях  можно  простоять  всю  жизнь.   
       Каин  вскинул  ладонь.    
       - Я  гарантирую  неприкосновенность  завода  на  некоторый  обозримый  период. И  всё. А  дальше  время  покажет.  Всё  меняется  в  подлунном  мире! Это  же  аксиома!   
       - Я  посоветуюсь  с  товарищами.   
       - Кто  бы  спорил,  я  не  стану.  Но  время,  друг  мой,  фактор  почище  человеческого,  о  каком  так  славно  печется  наш  словоблудный  генсек. Помни!  Завтра  я  жду  вашего  решения  не  позже  полудня, -  заключил  адвокат  Егор  Исаевич  Бугров.      
       Через  сутки  ему  позвонили  и  согласились  взять  в  долю. 
       И  Каин  выехал  на  место  и  долго  и  с  дотошностью  осматривал  заводик  и  его  территорию,  потом  вникал  в  бумажные  дела,  а  напоследок  взял  под  локоток  директора  завода. 
       Иные  плохо  знали  жизнь.  Иногда -  совсем  не  знали. А  Егор  Исаевич  кое-что  понимал  в  ней  и  потому  предложил  директору  долю  в  участии.  Уговорил  не  быть  жлобом.   
       Детали  они  обсудили  за  добротным  столом  в  загородном  ресторанчике  у  речки,  где  счет  оплатил  адвокат.


                ____________________   ***   ____________________
       Перестройка  породила  много  неприятностей,  и  инфляция  была, на  первый  взгляд,  худшим  из  зол. Разве  что  бандитизм  можно  было  поставить  вровень, но  простого  народа  он  касался  боком.  А  инфляция  доила  всех. И  если  трудовые  массы  потеряли  почти  всё  разом  и  теперь  с  удивлением  убеждались,  что  «разводящий  руками»  так  и  не  сотворил  райской  житухи, то  денежные  мешки  в  белых  воротничках,  воры  и  грабители  боролись  за  свои  места  под  солнцем  всеми  доступными  и  запрещенными  приемами.  Они  теряли  «рабочие  ниши».         
       Егор  Бугров,  всегда  следящий  за  сменой  стариков  в  руководстве,  справедливо  полагал,  что  в  его  стране  устройство  власти  зависит  от  первого  лица.  И  с  тревогой  наблюдая  «меченого  планидой»,  вскоре  понял,  что  ничего  ладного  молодящийся  генсек  сотворить  не  способен. Ума  «нема». Во  главе  с  ним  партия  стремительно  теряла  авторитет  и  способность  влиять  на  жизнь. А  потому  Каин   готовился  к  худшему. И  как-то  на  форуме  Фонда  поделился  с  подельниками  старой  и  маленькой  тайной  о  большой  подлости  партийного  товарища  Кирюшина,  умыкнувшего  сотню  тысяч  рублей.   
       - Иди  ты?!  Егорий! -  воскликнул  то  ли  удивленный,  то  ли  шокированный  директор  мясокомбината  Иванцов. – Сообщаешь  новость,  когда  нельзя  проверить  и  вернуть. Прошло  почти  четыре  года!      
       - Смысл  какой  мне  лапшу  навешивать?  Нет,  други, лучше  поздно,  но  должно  знать  истину,  что  партиям  верить  нельзя, -  с  грустной  усмешкой  заметил  Егор Бугров. Они  сидели  у  него  на  кухне, уже  не  таясь  почти, и  Каин  потчевал  подельников  принесенными  ими  деликатесами  и  пойлом. -  Те  деньги  тогда  я  вернуть  не  смог  бы. Да  и  как? Трясти  партфункционера,  отворять  его  душу,  поднимать  большой  шум  и  показывать  нижнее  бельё  нашим  московским  товарищам  по  оружию? А  толку?  Всё  равно  из  нашей  игры  Кирюшина  пришлось  бы  вышибать.  Зачем  нам  крыса?  Но  тогда  он  противник.  А  большой  подлец  всегда  состряпает  большую  неприятность. Я  не  стал  его  трогать,  я  заложил  его  ментам.    
       Наперсники  переглянулись  и  вылупились  с  непониманием.  И  Авилов  вдруг  указал  на  адвоката  пальцем.         
       - Ты  трепло,  Жора! Я  бы  узнал  первым  о  твоей  проделке. Из  моих  рук  до  сих  пор  кормится  большой  мент. И  Кирюшина  нет,  усоп.  Не  проверишь.         
       - И-их! – с  большим  сожалением  проронил  Каин  и  взглядом  осудил  наперсников. -  Ты  много  мнишь  о  себе,  Олежек. То  бишь,  о  своем  меценатстве  для  стройных  рядов  неподкупных  ментов. Твоего  визави,  как  я  полагаю,  в  то  время  тоже  устроили  под  «колпак». И  потому  он  не  был  в  курсе. И  прошмонали  мента  вкупе  со  всеми.  Потому  как  искали  по  моей  наводке.  А  нашли  у  Кирюшина. Пускай,  думал  я,  когда  узнал  про  крысятника,  найдут  деньги  и  возьмут  государству. А  дней  через  несколько  Андрей  Николаевич  благородно  сыграл  в  ящик. Органы,  видать,  прикинули  варианты  и  решили,  что  Кирюшин  наш  приболел  сердцем.  Против  партийной номенклатуры  «конторщики»  имели  огромнейший  зуб  и  они  старались  поймать  за  яйца  любого  деятеля.  Но  и  партийцы  могли  в  оборотку  так  тряхнуть  с  них  пыль  и  перья,  что…В  общем,  вы  понимаете.  Потому  и  устроили  похороны  по  высшему  разряду. Делайте  выводы,  други.  И  партийных  крыш  больше  не  строить. Связи -  другое  дело! Непременно  расширять. Без  чиновников  самое  простое  дело  провести  сложно. В  Москве  у  нас  есть  человек,  сидит  высоко  и  до  нынешнего  дня  исправно  получал  деньги.  Его,  между  прочим,  и  «обул»  на  половинку  Кирюшин. Порывать  с  ним  отношения  нельзя. Перспективы  в  экономике  самые  туманные,  а  он  всегда  укажет  нужную  тропинку.       
       - Да,  заварил  новый  генсек  кашу,  всей  страной  не  расхлебать,  -  вздохнул,  понурившись  Иванцов. – Под  меня,  чую,  роют  глубокую  яму.  А  я  не  готов  уходить.    
       - Не  готов  он!  А  кто  готов?  Как будто  спрашивают  они,  сняли  мы  штаны  или  кочевряжимся, -  сказал  Егор Бугров,  вздымая  на  директора  мясокомбината  задумчивый  взгляд. – Тебе-то  есть  чего  терять? Комбинат  твой  не  растащили  по  камешку?         
       - На  ладан  дышит. Но  навар  кой-какой  остается.  Его  жалко.  На  что  тогда  жить?  Зарплаты  бабе  на  шмотки  не  хватает, - пожалился  Иванцов  Степан  Степаныч.    
       - Ты,  Степушка,  на  навар  плюнь. Вокруг  директора  кооперативы  бацают,  а  ты  мух  мухаешь. Сооруди  минизаводик  при  комбинате. Малое  предприятие.  А  еще  лучше,  за  забором  комбината.  Ежели  душа  к  такому  делу  лежит. А  то  телевизоры  собирать  пристройся  или  еще  какую  хренотень. Не  упускай  время! Строить  надо,  созидать, воздвигать! На  том  Союз  держался!  А  как  перестали  воздвигать  и  принялись  болтать, так  и  забрались  в  лужу, -  взял  менторский  тон  Каин,  по  привычке  подбадривая  дружбанов  и  раздавая  советы. По  натуре,  он  пессимизму  не  подвергался  и  всегда  старался  искать  выход. На  то  и  профессия  адвоката. И  обратил  глаза  на  Авилова.  -  А  под  тебя  копают?      
       - Пока  что  сижу  уверенно,  но…зарекалась  свинка  какать, -  с  грустью  ответил  начальник  торга. -  Ты  в  магазины  хоть  заходишь?  Видел,  полки  от  пыли  ломятся? Так  о  чем  речь?          
       - Н-да,  потухла  дальняя  звезда!  Но  совет  и  тебе  выделю.  Вы  не  возражаете,  если  я  сегодня  выступлю  в  роли  советника  для  тупых  и  растерянных? Так  вот.  Впрочем,  это  не  совет,  а  приказ. Возьми-ка  ты  за  грудки  директора  ювелирторга  и  пусть  он  срочно  отоварит  большую  часть  нашей  наличности  золотыми  штучками. Со  временем  золото  станет  дорожать,  а  рубль  уже  и  сейчас  сидит,  как  слива  в  одном  месте. Бери  без  камушков,  нам  нужен  лом. А  станет  предлагать  алмазы  и  прочую  красивую  дребедень,  пущай  дамам  спихивает. Нам  оборотный  капитал  потребен,  а  не  сундуки  с  каменьями. Камушки,  то  бишь  «слезы» -  вещь  опасная. Сейчас  столько  всякой  нечисти  повсплывет,  что  не  только  карманы  беречь  придется.  За  советы,  про  между  прочим,  я  с  вас  потом  по  десятине  собирать  стану.  От  доходов  ваших,  чтоб  у  меня  не  было  упущенных  возможностей.  Ага?  - с  хитрецой  оглядел  Каин  подельников  и  даже  подморгнул. – А  как  же?!  Кажный  делает  деньгу  на  своем  месте. У  меня  ума  палата,  а  у  вас  -  лопата.  Разница  есть?      
       - Ты  конечно,  голова,  Жора,  -  покивал  Авилов,  с  улыбкой  сарказма   наливая  с  рюмку  и  опрокидывая  в  себя,  - Советы  раздаешь  и  купоны  стрижешь. А  сам  как  в  новой  жизни  пристроишься?  Или  на  манер  западных  адвокатов  в  депутаты  подашься  а  то  и  в  президенты  махнешь?  С  чего  жить  тебе  помимо  должности  казначея  и  советника  Фонда  умненьких  дураков?      
       Егор  Бугров  перехватил  его  взгляд,  но  улыбнулся  беззлобно,  как  всегда  обезоруживая  простодушием. Но  в  себе  вздохнул.  Раньше,  когда  одного  Закона  стереглись  и  не  было  инфляции, гласности, перестройки  и  бандитов,  некорректные  вопросы   не  задавались. Не  наводили тень  на  плетень.  А  теперь  вот  укоры. Дескать,  Каин,  не  в  обиду  будь  сказано,  а  времена  приступили  хреновые  и  на  халяву  пить  и  есть  больше  мы  не  допустим.  Дружба  дружбой,  а  хвосты  на  бок. Адвокат  подавил  душевную  грусть  и  добавил  на  морду  оптимизма.       
       - Так  я  тоже  верчусь  в  темпе  столетия. Службу  адвоката  не  бросил  и  клиент  ко  мне  в  очереди  торчит.  Вы  знаете  мой  статус-кво,  я  простаков  со  скамейки  судимых  выдергиваю. И  попадаются  богатые  и  добрые.  На  хлеб  с  маслом  хватает. Ну  и  за  советы  с  вас  получу,  тем  и  проживу. А  покамест  я  ищу  себя,  держу  нос  по  ветру. – И  вдруг  сбросил  улыбку  и  оглядел  подельников  с  озабоченностью. -  Вот,  кстати,  надо  вопросик  один  перед  Фондом  поставить. Ставлю. Появились  кидалы,  рэкет,  помимо  привычных  гопстопников. Эти  вычисляют  богатеньких  и  присылают  уведомление:  с  вас  причитается  сумма  в  энном  количестве.  Извольте  заплатить. Каково?.. А  всякая  шваль!  Как  она  дышит  полной  грудью!  От  горшка  нет  вершка,  сморчок,  а  повесит  сигарету  на  губу  и  смотрит  взглядом  гипнотизера  с  желанием  пошарить  по  карманам. Ох,  время  идет,  други! Чуток  позже  они  обзаведутся  «дурами»  и  станут  палить  из  интереса  поглядеть!.. Упреждать  надо. Я  лично  давно  обзавелся  несколькими  товарищами,  способными  оградить  меня  от  возможных  неприятностей.  Правда,  нужды  в  их  работе  покуда  не  было,  но…проплачивал  им  содержание,  так  сказать,  впрок,  авансом.  И  чую,  близок  час,  когда  те  молодцы  станут  харчишки  отрабатывать. В  совете  Фонда  осталось  нас  трое.  Но  есть  еще  многие  люди,  каких  надо  защищать.  Они  отчисляют  в  казну. Их  интерес -  наш  интерес! Как  вы  смотрите  на  такой  финт?         
       Авилов  колыхнул  животом, пустил  через  ноздри  дым  и  покосился  на  Степана Иванцова.
       - Он  намекает,  что  если  членов  Фонда  поменеет,  то  и  казна  похудеет. Он  прав?.. Ты  умный,  Каин,  ты  много  видишь  впереди. Плати  парням  из  общих  денег,  подбирай,  если  надо,  еще,  и  действуй! Но  на  кой  хрен  мне  тогда  сдался  полковник?! Он  теперь,  по  научному  выражаясь,  - тунеядец!    
       - А  держи  вместо  декоративной  собачки. Корми  и  теши  душу,  что  мент  на  поводке. Авось,  сгодится…Но  хватит  умных  разговоров. Добро,  мы  еще  политику  всуе  не  поминаем.  Она  нам  до  срамного  места.  Пора  и  расслабиться  по-настоящему, как  в  прежние  времена  отвязывались. Чтоб  с  копыток!  А?  -  засмеялся  адвокат  Бугров.      
       - Ну  уж  -  хрена! Ночевать  по  домам  поедем, -  воспротивился  торгаш  Бирюк. – Спать  скопом  на  полу…И  баб  ты  не  могешь  вызвонить,  марать  устои  нравов  имидж  не  позволяет.  Пошел  ты!   
       - А  выпить  еще, Олег,  всё  одно  придется.  Не  расходиться  же  после  разговора  трезвыми, -  сказал  директор  мясокомбината. – Одно  хреново,  пить  не  умеем.  Как  стакан  в  руки  - так  разговор  о  препонах  в  жизни,  а  то  про  бабский  пол…Да!  А  что  пить?!  Эту  мы  усудобили.         
- Чичас  добудем  из  портфеля  товарища. Вот  кому  лафа,  дорогой  Степушка! Кругом  сухой  закон,  народ  от  жажды  изнывает  и  давит  в  очередях  друг  из  дружки  сало,  а  этот  Бирюк  затоваренный  на  всю  номенклатуру. Да  еще  спаивает  корешей!  Ну  не  засланец?!  Ты,  Бирюк,  случаем  не  шпиён  американский?  А  то  их,  пишут,  развелось   в  Союзе,  как  на  Западе  пидорманов.  Для  подрыва  планов  перестройки!  Знал  бы  о  том  Михал  Сергеич,  слезой  бы  горькой  умылся, - витийствовал  Каин,  меж  тем  извлекая  из  кейса  Авилова  бутылку  коньяка.      
       - Когда-то  нашему  Мише  народ  выскажет  много  неудовольствия, но  будет  поздно, -  с  печалью  поведал  начальник  торга,  пропуская  мимо  уха  подтрунку  адвоката. -  Дать  бы  ему  сейчас  под  копчик  коленом,  предварительно  устроив  буквой  гэ,  да  некогда  мне,  а  другим  на  ум,  верно,  не  приходит.         
       -  Да  уж!  Где-то и  ты  прав,  а  где-то  и  Миша.  Вот  воплотить  бы  с  умом…Но  воплотить  торопимся.  А  потому  обязательно  опоздаем  и  придумаем  какую-нибудь…А  всего  и  делов  надо,  вернуть  ленинский  НЭП,  пятилетки  с  ясной  целью  что-то  строить!  В  Китае  его  пользуют  втихую,  да  и  Рузвельт   Великую  Депрессию  загасил  им.  Но  отреклись  глу****енчики-толстосумы.  Им  подавай  деньгу  сей  минут!  А  про  восточных  людей  мы  еще  вспомним  и  учиться  поедем. А  они  у  нас  переняли  опыт  планов  сталинских пятилеток!  Э,  да  что  там?!  Выпить  надо,  чтоб  и  нам  не  опоздать! -  возгласил  Каин.       
                - Давай! -  поддержал  с  охотой  Иванцов.  – А  не  спихнут  нас  сапогом  в  зад  с  поезда?    
       - Пей,  Степа,  не  робей! Нас  бьют,  а  мы  плодимся.  За  расширенные  горизонты  бизнес-клуба!       


                ГЛАВА  ТРЕТЬЯ


                _____________________   ***   ___________________
       Что-то  в  их  отношениях  не  так  пошло. Егор Бугров  стал  очень  занятой, расширял  клиентуру. Из  исправительно-трудовых колоний  изгонялись на  волю  экономические  умы,  Каин  прикладывал  руку,  консультировал  новые  кадры  свободных  предпринимателей  и  внедрялся  в  кооперативы,  скупая  долю. А  здоровая,  красивая  и  довольно  молодая,  кровь  с  молоком,  Ниночка  Мамочкина  скучала  и  нудилась  по  вечерам. Волнами  шла  депрессия, то  глухое,  то  яростное  озлобление  наполняло  душу. Ниночка  понимала,  что  болезнь  мог  снять  её  сожитель,  но…черт  его  где-то  носил. Она  гнала  дьявольское  наваждение,  призывала  на  помощь  благоразумие  и  благодарность  Георгию  за  все  жизненные  услады, что  давал  он  в  прошлом, но  природа,  она  требовала  своё.      
       А  тут  вышла  прикупить  кое-чего  в  магазине  и  наткнулась  на  вора  Кифира.         
Она  узнала  его  сразу.  А  уж  ему  ли  изумляться,  когда  «пас»  кралечку  несколько  дней?  А  вот  что  влюбился,  как  последний  бакланчик,  Митька  понял  только  сейчас.    
       Было лето  и  жарко.  На  Ниночке  тонкая  кофточка  из  нейлона,  из-под  какой  рвались  наружу  налитые  силой  груди, плиссированная  светлая  и  удлиненная  юбка, скрадывающая  полноту,  миловидное  личико  в  ореоле  каштановых  локон,  и  глаза…Большие  и  почти  синие. И  в  них  Дмитрий  прочел  нечто  такое,  отчего  внутренне  задрожал.      
       - О,  мадам! Какая  встреча! Надеюсь, вы  не  держите  на  меня  зла!  Лично  я  не  сержусь,  мои  кости  срослись. И  я  помнил  вас, всегда  искал  встречи. И  теперь…Разрешите,  я  искуплю  грех!  Прикажите, я  сделаю  невозможное!    
       Загорелый,  одетый  тоже  в  светлые  тона, высокий  и  сильный,  он  притягивал  к  себе    взгляд  Ниночки. И  к  тому, -  манера  речи.  Не  зря  на  зоне  Кифир  почитывал  душещипательные  романы.
       Конечно,  она  не  сердилась, она  давно  забыла  тот  страшноватый  и  малость  забавный  эпизод. Тогда  Нина  ничего  не  потеряла. Ну,  может  чуточку,  явив  ему обнаженные  прелести. Но  это  пробежало  в  памяти  мгновенно,  мимолетно,  как  лишний  довод,  что  теперь  нельзя  отказать  ему  в  домогании   знака  внимания.         
       - И  что  вы  теперь  хотите? -  спросила  она,  распахивая  пухлые  яркие  губки  и  морща   носик. –  Залезть  в  квартиру  через  балкон?         
       - О,  мадам! Мне  больно  вспоминать! И  я  готов  запрыгнуть  на  балкон,  только  бы  приложиться  к  вашим  губкам! Я любви  хочу,  Ниночка! И  приносить  вам  радость!
       - А  вы  жуир! И  помнится,  рекомендовались  вором. Рассказать  кому,  так  не  поверят,  что  воры  могут  быть  любезны  и  обходительны. Так  проводите  меня  в  магазин. Признаться,  времена  наступили  развязные. Тогда  я  вас  не  боялась,  а  теперь  боюсь  всякого  незнакомого  человека  на  улице. Боже,  не  верится,  что  прошло  почти…Полгода?!   
       - Около,  Ниночка,  вы  правы.  Время  летит. Так  что  вы  хотите  купить? Полки  в  магазинах  почти  порожние,  но  в  подвалах… Давайте,  я  помогу  вам  скупиться.  Я  знаю  тут  многих  и  для  меня  не  всё  -  дефицит.       
        Действительно, шелупень  лубянская  знала  своих  героев.  Кифир  вошел  в  подсобку  к  грузчикам  и  скоро  вынес  полную  сумку  всего,  что  заказала  Мамочкина.   
       И  доставил  покупки  до  квартиры.   
       За  порогом  Ниночка  его  не  оставила.   
       - Чай,  кофе,  коньяк? -  спросила  она,  упрятав  покупки  на  кухне  по  шкафчикам  и  приведя  себя  в  порядок  мимолетно  у  зеркала.   
       И  взглянула  на  него  так  загадочно,  удивленно  и  обещающе,  что  Дмитрий  тряхнул  давно  нестриженым  чубом  и  почти  вскричал:         
       - Какой  чай?!  Ниночка!.. Мадам!  Я  вас  хочу!   
       Ниночка  не  противилась,  когда  домушник  Кифир  рвал  с  неё  одежду  и  летели  вон  многие  пуговки  и  кнопки  с  кофточки  и  юбки.  И  было  всё: ярость  и  нетерпение, взрыв  вулкана  и  потоки  лавы, огонь  и  нежность  и  экстаз,  и  полная  безоглядность.            
      Каин  пришел  на  следующий  день,  опоздал  ровно на  сутки. И  каким-то  шестым  чувством  всё  разгадал,  едва  взглянув  на  Ниночку.
       - Перейдем  сразу  к  делам,  ласточка,  потому  как  совокупление, то  бишь, перепихнин  тебя  интересует  мало. Синие  круги  под  очаровательно-лживыми  глазками  говорят  о  многих  трудах  и  усталости, -  сказал  он,  присаживаясь  с  чашечкой  кофе  у  журнального  столика.
       Она  хотела  возразить,  сказать,  что  сношение  полов  её  интересует  всегда  и  слёзы  отчаяния  оставили  след  на  лице,  но  промолчала.  Врать  Ниночка  умела,  но  не  терпела  мелодрам.  Что  же,  Егор  сам  научил  её  прагматизму. И  лишь  спросила  со  злом:    
       - Что  за  идеи   у  тебя  появились,  что  ты  забыл  подержаться  за  мою  задницу?
       Нина  Мамочкина  рассердилась. Вчера  она  поступила,  по  её  мысли, назло  любовнику. Отдалась  вору  с  ярой  верой,  что  мстит  за  обиду, за  утраченную  память. Но  тут  же  поймала  себя  на  избирательности  довода  и  прогнала  возмущение,  обиделась  на  себя. «Не  рисуй  картинки,  милочка,  всё  кончено.  Он  не  идиот. Он  тоже  ****ь, но  не простит. Гордый  очень  и  занятой». Опустила  углы  губ,  скукожилась, ждала  объяснений. 
       - Не  серчай  сильно,  друг  мой  Нинок. Я  был  занят,  ездил  по  области. Ты  давно  знаешь,  для  мужика  в  жизни  главное -  работа. Достать  пожрать  себе  и  на  семью. И  то,  что  ты  не  выдержала, -  он  пожал  плечами,  объятыми  безукоризненно  чистым  полотном  белой  рубашки, - закон  природы. Я  всегда  знал,  как  и  ты,  что  твоя  утроба  способна  забыть  всё  перед  новым  чувством  влечения  к  непознанному. Впрочем,  не  только  ты, - всякий  человек  любопытен. Так  что  не  жди  упреков,  но  пути  господни  неисповедимы,  и  они  нас  разводят  по  сторонам. Как  ни  странно,  я  даже  догадываюсь,  с  кем  совокупилась  ты  в  великом  блаженстве. Это  был  вор  Кифир.  Тот  самый,  предновогодний, которого  я  спустил  с  балкона. Дмитрий…Шевчук.    
       Он  делал  вид,  что  напрягает  память,  тогда  как  был  уверен,  что  Нинок  навряд  ли  поинтересовалась именем  партнера. Да  и  самого  Кифира  адвокат  повстречал  вблизи  этого  дома  всего  несколько  дней  назад. И  даже  предупредил  о  возможности  неверного  хода  вора.
       Но  тот  послал  его  на  три  буквы.  А  после  заметил:    
       - Любовь  крутить,  это  тебе  не  бабки  делать. Башли   заготавливать -  голова  нужна,  а  в  постели -  член  твердый. А  уж  баба  знает,  какой  хрен  ей  нужнее:  твой,  с  умной  головой,  или  мой  дубовый. По  делу  замечания  имеешь?       
       Молодой,  многого  еще  не  понимающий  в  жизни, но  уверенный  в  своей  правоте  Кифир,  намекал  на  некоторые  обстоятельства.    
        - Ладно, -  продохнул  с  натянутой  улыбкой  Каин, восхищенный  наглостью  и  неотразимостью  доводов  вора. – Вали  отсюда, Дима.  Пользуйся  моей  добротой.  У  меня  принцип:  баба  решает.  Если  ей  главное -  игры  в  постели,  и  чередовать  с  иными  играми  жизни  не  может,  то  её  воля. Но  тогда  и  тебе  задачка – её  содержать. Меня-то  не  будет  возле!   
       Каин  вспомнил  это  и  похвалил  себя  за  сдержанность. Из-за  слабого  пола  не  стоило  ломать  много  дров. Вспоминая,  он  простодушно  улыбался,  но  Мамона  прогнала  его  легкую  грусть  истерическим  визгом.      
       - А  тебе  какое  дело?! Жорик!  Хрен  правильный! Учишь  других  жить,  а  сам!...Забыл  меня! Оставил  одну  на  целую  неделю! Ты  думаешь,  просто  удержаться,  когда  мужики  тебя  раздевают  глазами  в  любом  месте?! А  мне  хочется!  Мне  всегда  хочется!..Паразит!
       И  она  зарыдала, бросилась  грудью  на  диван,  сотрясаемая  обидой,  стыдом  и  злостью  на  него,  себя  и  жизнь,  и  что  такая  сложная  выпала  в  ней  доля.  А  еще  жалко,  жалко  и  обидно  терять  его  навечно. 
       Егор Бугров  подрастерялся,  он  вообще  не  любил  слез  женщины. И  полез  успокаивать,  что-то  говорить,  гладить,  прижимать  к  себе  и  голубить.      
       И  догладился. Пришлось  ставить  пистон. Так  получилось.  Слаб  человек.       
       Обмываясь  в  ванне, Каин  жалел  о  содеянном,  боялся  прихватить  после  вора  сифилиса  иль  трипперка,  а  то,  и  того  хуже,  -  страшную  чуму  гомиков,  какая  уже  не  призраком  бродила  по  просторам родины  чудесной. Потом,  когда  устроились  на  кухне  чаевничать, адвокат  приступил  к  интересующему  его  вопросу. Как  ни  крути,  а  дело  есть  дело.   
       - У  вас,  я  слышал,  смена  руководства. Новый  директор  со  стороны  или  свой? -  сказал  он  как  бы  случаем,  помешивая  в  чашке  сахар.   
       - Уже  пронюхал! Потому  и  пришел, -  возмущенно  проронила  Ниночка,  уворачивая  взгляд.  Но  любопытство  партнера  удовлетворила. – Свой  мужик, бывший  главный  экономист. Этот  балычка  подвернет  вам,  а  не   даст  вокруг  сосен  водить. И  не  включай  меня  в  планы! Мне  не  надоело  спокойно  спать. 
       - Можно  и  не брать  в  дело. Хотя  жалко  будет  упускать  на  сторону  такие  деньги. Теперь  многое  разрешено.  Вернее,  не  запрещено. Гм.  Выдумали  же,  ловкачи!  Всё,  что  не  запрещено  законом  -  можно!  Этот  тезис  еще  выйдет  стране  боком. Взвоют,  да  поздно  будет.  Особенно  в  нравственном  аспекте,  если  можно  так  выразить  мысль, - задумчиво  говорил  Егор  Бугров,  сотворяя   из  черной  икры  осетра  и  мягкого  масла  бутерброд  на  свежей  булке. Бутылка  с  коньяком  тоже  ждала  своей  минуты.       
       В  перестройку  очень  многим  стало  туго,  но  только  не  им. И  когда  адвокат  задумывался  иной  раз  над  таким  оборотом  жизни, то  успокаивался  тем,  что  не  воровал  у  государства,  у  народа. Просто  много  работал  и  умел  заставить  заплатить  за  труды  извилин  в  голове  в  полной  мере. Как  и  положено  по  здравому  разумению. Он  тихонько  вздохнул, сожалея  о  многом,  опрокинул  в  себя  из  рюмки  коньяк,  и  посмотрел  на  голубку  Нину.  Она  скукожилась,  сморщилась,  думая  о  своём,  и  выглядела  теперь  дурнушкой.   
       Перехватив  его  взгляд,  Мамочкина  решительно  заявила:
      - Всё  равно  не  пойду  в  твои  дела. Назло  кондуктору  пешком  пойду!
      - Полезешь  в  дела,  никуда  не  денешься! – качнул  головой, всхохатывая,  Егор Бугров. – Раскинешь  умишком  и  согласишься. Время  объявило  нам  благоприятствие,  а  запасы  твои  от  прежних  трудов  при  теперешней  скоробеглой  инфляции  скоро  из  загашников  вытряхнутся. А  жить  на  гольную  зарплату,  сама  понимаешь,  при  твоих  запросах,  тебе  в  тягость  будет. Ты  стареешь,  а  содержать  тебя  даже  фартовому  вору  Кифиру  будет  не  просто. Думай  о  завтрашнем  дне,  Ниночка!  В  экономике  теневые  людишки  выходят  на  божий  свет  и  хапают  без  огляду  свободные  покуда  ниши. Скоро  кусать  друг  друга  станут, давить  у  кормушки,  а  там  и  постреливать  примутся.  Свободный  капитал -  это  штука  мерзкая. И  что  экономист  ваш  новый  шеф,  тоже  не  плохо. Он  уж  должен  догадаться  открыть  при  фабричке  несколько  кооперативов. Себе  кусочек  от  государева  пирога  слямзить  и  родичей  подкормить. А  в  одном  из  малых  предприятий  без  тебя  не  обойтись,  если  бабки  не  из  воздуха  создавать. Ты  же  технолог – божьей  милостью. Приемные  часы  у  него  есть?      
       - Занятой  он,  бегает  по  городу. А  на  фабрике  только  со  специалистами  встречается. Меня  на  разговор  еще  не  вызывал. Хоть  я  и  технолог  божьей  милостью,  как  ты  изволил  выразиться.  У  нас  есть  главный  технолог  фабрики.  Мужик! – нажала  Нина  Мамочкина  голосом,  а  в  том  Каин  уловил  скрытую  обиду. Не  разглядели  её  талантов  руководители  фабрики.   
       На  виду  хотелось  быть  бабоньке,  тщеславна. А  это  вредно  при  определенном  раскладе. Бугров  констатировал  в  себе  запоздалое  открытие,  подавил  досаду, что  не  придется  теперь  использовать  его  к  обоюдной  выгоде. Характер  у  него  не  тот.  С  виду  будто  бы  мягкий  и  добрый,  а  под  спудом  что-то  жесткое  держит. Иной  раз  очень  даже  схожее  на  металл. Как  можно  равнодушнее,  он  вопросил: 
       - Мне  бы  аудиенцию  у  него  выхлопотать.  Примет?    
       - Я  с  ним  не  в  тех  отношениях,  чтобы  устраивать  тебе  встречу, -  раздраженно  отрезала  Нина  Андреевна. – Передок,  прикажешь,  подставить,  чтоб  снизошел?  Так  он  верный  муж. 
       - Эка,  понесло  тебя,  ласточка! -  нахмурился  Каин.  -  Успокойся,  я  сам  найду  к  нему  дорогу,  если  случится  надобность. А  ты  пока  поразмысли. Мне  кажется, ты на  первых  порах  могла  бы  поддержать  кооператив. Да,  еще  одно  дело!  Посетить  надо  нам  мамашу  твою,  золотишко  забрать. Его  мне  пора  к  делу  пристраивать. А  там  изрядный  запас. Ты  своё  не  пыталась  взять?
       - Как  я  - без тебя!? Там  батарею  снимать  надо,  ты  говорил. Да  и  зачем  оно  мне  теперь?  Пусть  долежится  до  черного  дня.
       - Как  скажешь.  А  мне  мое  потребно,  -  заключил  адвокат.
               

                ___________________   ***   ______________________
       Директора  трикотажки  Каин  подкараулил  в  коридоре  горисполкома,  когда  тот  выходил  из  приемной.
       - Сергей  Александрович! Можно  вас  на  минутку-другую? На  производстве  вас  изловить  сложно, а  у  меня  в  вас  нужда. Я  адвокат. У  вас  интерес  к  экономике, а  у  меня  деловое  предложение, которое  даст  эффект.   
       - Я  спешу, у  меня  нет  времени, - коротко  и  высокомерно  взглянув  на  Егора  Бугрова, отмахнулся  директор. -  Что  вы  можете,  словоблуды?!      
       - Времени  и  у  меня  мало,  но  я  нашел  его  для  вас, -  заступил  дорогу  Каин, распахивая  до  ушей  в  улыбке  рот. -  Я  согласен,  время  - товар. Оно  бежит,  оно  уходит,  и  может  оказаться  так,  что  мы  оба  опоздаем  на  поезд. В  машине  говорить  нельзя  при  шофере. Отойдем  на  пару  шагов?      
       - Вы  нахал, батенька! – вкрадчиво заявил  Колышкин,  уже  с  некоторым  интересом  рассматривая Егора  Бугрова. – Что  вы  можете  предложить  такого, чего  я  не  смогу  сообразить  сам?      
       - Например,  открыть  кооперативный  цех  и  из  отходов  производства  тачать  модные  вещи. Выгода  всем.  А  к  тому  и  деньги.      
       - Какой  такой  цех, батенька?! Вы  рехнулись! Кооператив  на  фабрике!  Чушь! -  торжественно  пророкотал  басом  директор.   
       И  попытался  обойти Каина,  всё  еще  стоящего  перед  ним  столбом.   
       - Кооперативам  скоро  перехватят  дыхалку,  верно. А  наш  будет  здравствовать,  кооператив  на  базе  экспериментального  цеха. – Егор Бугров  уступил  дорогу  и,  держа  улыбку  на  щеках,  пошел  рядом. – Золотое  дно! Пять  лет  назад  он  давал  прекрасные  результаты,  а  вы  даже  не  в  курсе. А  теперь  бы,  с  вашим  умом!.. Эх,  не  напрасно  ли  я  открывал  Эльдорадо?! Угробить  идею  просто, да  чтоб  не  кусать  локти!    
       Директор  остановился.   
       - Хорошо,  покурим  у окна.    
       Закурили  каждый  свои. Каин  не  стал  строить  подхалима,  навязывать  «кэмэл». Для  начала  уже  пригладил  Колышкина  и  понял,  что  клиент  слаб  на  лесть. Егор  Бугров  развернул  кредо.
       - Я  не  стану  говорить  вам,  Сергей  Александрович,  о  выгодах  государству  и  нам  от  такого  проекта. Государство  трещит  по  швам,  но  по  мне  тогда  страна  сильная,  когда  в  ней  люди  живут  нормально. К  чему  я  клоню,  поминая  прописные  истины  всуе?  Ведь  помимо,  можно  наладить  экспорт  товара! При  тутошней  дешевой  рабочей  силе,  это  ли  не  дно  золотое?! Присовокупить,  правда,  должен,  что  в  таком  кооперативе  народу  платить  достойно.  Чтоб  удержать  нужные  кадры. Возражения  есть?   
      - Но  помилуйте,  батенька! Целый  цех  под  кооператив!      
      Колышкин  обратил  глаза  на  сигарету  меж  пухлых  пальцев  и  старался  хмуриться,  сделать  вид  озабоченности, но  игра  плохо  удавалось.  На  круглом  лице  никак  не  удерживалась  хмарь.      
      - Зачем  же  так  замахиваться?! Мы  будем  скромнее.  Площадь  цеха,  конечно,  не  малая,  но  и  не  ахти. Вам  пока  что  не  до  экспериментов,  быть  бы  живу. А  площадь  будет  простаивать?.. А  как  уголок  будущего,  трамплин,  скажем,  в  рыночные  отношения  частной  и  честной  экономики  заложить  уже  сейчас?  И  при  нём  хозяин  или  хозяева. И  только  они  без  всякого  указа  сверху  или  со  стороны  определяют  вид  и  палитру  продукции. Еще,  разумеется,  средства  производства  для  кооператива.  Их  разрешено  выделять  из  фондов  фабрики. Надеюсь,  найдутся  станки  и  прочее  оборудование  для  поддержки  новорожденного  дитяти? Кооперативу  бы  обзавестись  основными  фондами,  и  вовремя! Разве  плохо? -  развернул  панораму  Каин,  по  прежнему  улыбаясь.   
       - Вы, батенька,  как  змей-искуситель. Право  слово, - скупо  улыбнулся  директор  фабрики,  уловов  идею  на  лету  и  не  найдя  ей  отвода.       
       - Программа,  какова  программа,  дорогой  Сергей  Александрович!  И  всё  законно  на  данном  этапе.   
       - И  с  кем  же  вы  там  в  свое  время  вязали  узлы,  если  не  секрет?  - не без  иронии  поинтересовался  Колышкин. – Кто  там  ваш  человек? Неужели  эта  мымра?!      
       - Нет,  начальницу  цеха  придется  исключить. Она  телефонный  руководитель,  а  таких,  сами  понимаете, подальше  держать  от  дела. А  вот  технолог  тамошний…Мамочкина. Если  я  когда-либо  стану  хозяином  трикотажной  фабрики,  непременно  сделаю  её  главным  технологом. Умница! Но  только  в  частном  секторе, когда  есть  личный  интерес.  Тщеславна,  а  у  вас  на  фабрике  ей  даже  грамотки  вручали  редко, -  подчеркнул  Егор Бугров,  как  бы  заранее  снимая  её  кандидатуру  с  поста  технолога  на  фабрике  Колышкина.         
       - А  не  боитесь… 
       - Нет,  поезд  ушел  и  назад  не  приедет…Да  и  работы  у  милиции  теперь…Мундир  бы  очистить, -  проронил  адвокат,  верно  понимая  директора  и  лениво  улыбаясь. – Я  даю  вам  первичный  расклад,  а  вы  думайте. И  если  что…Ваше  решение  можете  передать  через  Мамочкину. Мы  сожительствовали  до  недавнего  времени. Но  спарка  по  работе  остается.    
       - А  другого  вы  не  боитесь?  Что  я  могу  кинуть  вас,  как  нынче  выражаются, -  директор  Колышкин  взглянул  на  него  с  хитрым  прищуром.
       - Этого  я  тоже  не  боюсь,  милейший  Сергей  Александрович. Освоили  бы  производство  с  пользой  не  только  себе,  а  и  для  ближних,  и  -  бог  вам  в  помощь. А  личные  обиды  я  иной  раз  прощаю.  Когда  зряшные. Так  что  гадайте. Не  смею  удерживать. А  детали,  ежели  надо,  утрясем  позже.    
       На  том  и  расстались.   
       Через  недельку  на  фабрике  возник  кооператив. Учредила  его  Мамона,  а  членами  стали  сын  и  племянник  Колышкина,  да  еще  Каин. Со временем  директор сумел  перевести на  кооператив  не  мало  основных  фондов,  подразул  фабрику.  Впрочем,  тогда  так  поступали  все,  кроме,  естественно,  трудящихся  масс. К  чести  Колышкина, он  приобрел  новейшее  оборудование  из-за  «бугра», заменил  им  убывшее. Успел  до  развала  Союза. И  погнал  трикотаж  за  границу,  заработал  валюту,  а  работниц  уволил  мало,  сохранил  «золотой  фонд». Ну  и -  показатели  по  стране.  Производство  работает  и  дает  державе  прибыль  в  «зеленых».
       Народ  той  державы,  между  прочим  будь  замечено,  весь  поголовно  ходил  об  ту  пору  в  импортных  тряпках, жевал  забугорные  окорочка  буша  и  сникерсы,  всякую  хреновину  с  запахом  мяты  и  даже  без  сахара…Но,  сколько  мечтали  иные,  чтоб  так  жить!   


                ___________________   ***   ______________________
       Свобода  развязывала  языки  и  руки, трудящиеся  и  пенсионеры  надрывали  глотки  на  митингах,  а  ворьё  и  бандюги   укрепляли  статус  деньгами.
       Кифир  заправлял  братанами  по-современному. Собрал  предложения,  обсудил,  как  и  что  деять. Решили  обзавестись  мехгруппой,  сесть  на  тачки.  Вор  Грыжа  пригнал  три  «жигуленка», покрасил  из  пылесоса  в  неброский  цвет  асфальта,  нацепил  номера  от  соседних  областей,  и  -  поехали! Прихватили  обрезы  от  старых  тулок, разведчики  прапора  Стяга  указали  адреса  богатеньких  завмагов  и  буфетчиц,  директоров  ресторанов.
       Когда  Кифир  разглядывал  список  наводки,  подсунутый  прапором, несколько  адресов  вычеркнул.
       - Этих  не  трогать!
       - А  чё  так? -  удивились  подельники-исполнители.
       - У  них  крыша  крепкая. Зачем  нам  лишнюю  стрельба  из  автоматов  в  оборотку? И  башлей  там  наличными  не  держат.
        То  были  адреса  людей  Каина:  Авилова  и  Иванцова. О  них  адвокат  предупредил  вора  настрого. Не  спутать  и  не  пошарашить.
       - Зачем  нам  ссориться,  Дима? А  в  нужде  будешь, скажи. Я  всегда  отстегну  на  прожиток.   За  нами,  видишь  ли,  грешок  водится:  не  держим  больших  денег  в  доме.   Они  у  нас  на  работе. А  вот  у  людей  поменьше  рангом,  завмагов,  завбазами  торговли,  барменов, -  там  золотишко  можно  поискать.
       Кифир  ухмыльнулся. Что  ж,  раньше  они  воровали,  теперь  грабили.
       Отставник  Стяг,  а  сейчас  уже  и  преступник  Николай  Кривуля,  разработал  план, получил  добро  и  приступил  к  исполнению.
       Он  приехал  к  исходу  дня  на  троллейбусе  к дворцу  спорта  «Динамо». В  это  время  спортсмены  всяких  мастей  со  всех  концов  города  стекались  к  комплексу,  чтоб  потренироваться,  ополоснуться  водичкой  иль побаловаться  водочкой, потасоваться  среди  своих. Они  теперь  до  фига  государству,  и  жизнь,  если  и  катилась  для  кого-то  своим  чередом, то  скорей  по  инерции.    
       Поодаль  от  остановки  транспорта  гужевались  спортсмены  в  костюмах  адидас,  в  остатках  прежней  эйфории. И  на  мордах  их  уныние,  усталость  и  тоска. Иногда  набегали  улыбки,  но  то  наносное,  счужа.      
       Прапор  остановился  подле  трех  амбалов. Они  стояли  в  кружок,  невесело  плевали  под  ноги  и  что-то  измышляли  друг  другу. И  двое  стреляли  у  третьего  курево,  может,  потому,  что  американские  сигареты  «кент»  по  пяти  рублей  пачка. Дорогие, фасонистые.
       - Живешь  ты,  Витя! Нашел  золотую  жилу  или  мощами  придавил  кооператора? – то  ли  поддел, то  ли  похвалил  богатенького  наперсник.      
       - Да  нет,  пацаны  духарились,  а  я  забрал.. Им  мама  купит  еще, - ухмыльнулся  кореш-спортсмен.            
       - А  маленьких  обижать хорошо?  -  суясь  прикурить  от  их  огонька  свою  «приму», сказал прапор  Стяг  и  смело  оглядел  могучих  дивов. -  А  ежели  б  тебя  кто  лишил  удовольствия?   
       Впрочем,  отставник  тут  же  отступил  на  пару  шагов.      
       Николай  Кривуля,  маленький  против  них  и  худой,  даже  в  камуфляже  смотрелся  плохо.  Да  и  старый. Под  пятьдесят  подкатило,  а  выглядел  на  шестьдесят.
       - Ты,  дядя,  какого  хука  в  чужой  разговор  лезешь? Скучно?  Но  ты  рискуешь. Можно   по  тыковке  схлопотать, - сказал  Витя,  обидчик  пацанов.
       - Скучно,  -  вздохнул  прапор. -  И  вам  ни  в  дугу. Денег  нету  приличное  курево  купить. Я  предпочитаю  нашенские,  а  вас  на  забугорное  тянет. Модники!  Вы  кто  будете? Боксёры  или  пузами  толкаетесь?   
       Кривуля  держался  спокойно,  но  внутренне  подобрался, готовый  дать  тягиля. Молодые,  они теперь  психованные, нервишки  шалят  от  всякой  дряни,  что  приучаются  глотать. А  еще  музыка,  что  дергает  за  жилы,  тяжелый  рок!
       И  верно,  заводной  среди  физкультурников  было  дернулся  действом  пу-гнуть  старикана, но  дружок  придержал  за  толстую  руку.         
       - Погоди,  Витя! Мужик  охренел  с  голодухи, а  ты… Солдат  кормить  надо,  а  командиры  их  политинформацией  напихивают  вместо  хлеба. Тебе  рубль  на  пирожки  дать,  солдатик?    
       - Да  ладно,  ребята!  На  пирожки  есть  у  меня. И  на  курево  вам  выделю,  если  на  вопрос  ответите, -  отмахнулся-усмехнулся  отставник. – Бодаться  умеете,  чтоб  такой  бык  как  вы, но  необученный, -  с  копыток? Только  борцов  мне  не  надо. Пускать  ветры  с  гороха  я  сам  умею. Учили  вас  боксу  и  самбе?  Есть  для  таких   работа.      
       Они  переглянулись  и  улыбнулись,  но  на  Стяга  уставились  с  интересом.      
       - Ого!  И  сколько  же  собирается  платить  командир  за  разгон  митингов? – вопросил  один  из  дивов  в  адидасе.         
       Ему  хотелось,  чтоб  не  повернулась  задом  вдруг  подступившая  надежда.   Надоело  безденежье  и  тоска,  безделье. А  вдруг  прапор  волшебник?! Времена  наступили какие!  Кто  был  никем,  вдруг  стал  богатым,  а  гегемона  послали  просить  Христа  ради.
       Стяг гыкнул  и  сказал:    
       - Рублей  по  пятьсот  для  начала  положить  можно.      
       Он  назвал  цифру  от  потолка, лишь  слегка  прикинув  возможности  местного  рынка.
       - В  неделю? -  показал  ровные  белые  зубы  Витя-большой,  что  обижал  маленьких.
       Наверное,  он  жадный  был, но  прапор  Кривуля качнул  панамой  на  голове.
       - Мы  не  в  Америке, у  нас  по  пятницам  не  платят. Разве,  по  просьбе  трудящихся. Нет,  ребятки:  полкуска  аванс,  и  столько  же  по  окончании  трудов.
       - Это  ж  сколько  водки,  мужики! -  воскликнул  один  из  дивов, переводя предложенную  сумму  в  эквивалент  бутылочной  продукции. Так  шутили  теперь  многие, Миша  Меченый  приучил  дефицитом. – Записывай,  командир!  Мы  согласны  разогнать  митинг,  собрание  и  любую  маёвку!      
        Но  тут  же  другой  спортсмен  поморщился  и  потребовал  внести  ясность.   
        - Смеяться  будем  потом,  пацаны,  когда  башли  получим. За  какую  работу  такая  аккордность? Вон  стреляли  в  Баку, в  Тбилиси, на  Балтику  переключились. И  тут  заваруха? Демократов  надо  усмирять?
        - Начнем  с  центрального  рынка,  парни. Там  люди  с  гор  свободу  раздают  для  карманов  покупателей. И  хочется  поглядеть:  смогут  они  демократическим  путем  поделиться  башлями? Отдадут  таким  худым  и  скромным  спортсменам  десятину?    
       Кривуля  тоже  умел  подначить  в  нужную  минуту. И  надавить  на  чувство. А  то  языком  болтать  многие  навострились. Ёрничают,  словоблудят,  чтоб  страх  или  глупость  спрятать. А  рэкет, он  позывает  на  действия  и  уже  сразу  видно:  может  иль  слаб  в  коленках  товарищ  и  братан,  со  всякого  прочего,  глядя  в  глаза, ни  за  что  ни  про  что,  потребовать  кошелёк  или  шмотку?      
       - Так  ты  хочешь,  чтоб  мы  грабили?! – наконец  догадался  спортсмен  Витя.      
       В  газетах  не  раз  писали о  таком  простом  способе  решать  личные  финансовые проблемы,  да  не  случалось   на  себя   прикинуть.
       - Это,  братан,  не  пацанов  шарашить  на  курево. Но  грабить  не  будете. Вы  присутствовать  будете,  а  башли   брать  я  буду, - ощерился  Стяг  и  приподнял  спереди  полевую  куртку,  показал  рифленую  рукоять  «Макара»  за  поясом. -  Ассистентами  будете  при  нём.   
       Физкультурники  молоды  и  бедны,  им  явно  не  хватало  острых  ощущений, а  прапор  предлагал  романтику. И  они  согласились,  прикинув  в себе  шансы.      
       - Веди  нас, прапор,  указывай  путь! – сказал  один  за  всех. – Мы  постоим  в  почетном  карауле.   
       Братья  спортсмены  стесненно  ухмыльнулись. Сравнение  с  давно  забытой  армейской  службой  пришлось  кстати.            
       - Тогда  вперед,  мальчики! – скомандовал  Стяг,  подмигивая  удаче.      
       Оказалось, – легче  простого  набрать  парней  для  легкого  труда.    
       По  пути  прапор  Кривуля  задержался  у  киоска, пошептался  с  продавцом. Повернулся  к  спортсменам  и вручил  по  пачке  «кэмела».
       - Обещал -  получите. А  по  стопорю   ударить  не желаете? И  закусь  есть. – охмуряя, он  кивнул  на  ларек.
       - А что?  По  полбанки  на  двоих – это  норма, -  поддержал  идею  остограммиться  один  из  дивов. – Для  разгона  крови!   
       - При  такой  работе,  прапор,   нам  допинг  даже  на  пользу, - сказал  другой.             
       - Наливай,  шеф! -  скомандовал  прапор  в  скважину  ларька. – Пущай  побалуют  себя!    
       Причастившись,  закусили,  дружно  закурили.    
       - Двинули? – вопросил  затем  прапор.  – И  уверено  свернул  на  рыночную  площадь.
       Перестройка  уже  вошла  в  «штопор»: кто  планировал  нужный  для  себя  её  исход, лыбились  и  потирали  руки. Никакого  порядка  и  правил: цены  росли,  деньги  обесценивались  и  народ  избавлялся  от  лишних  бумажек,  меняя  их на  вещи. Которые  поумнее. А  кто  верил  в  роскозни  про  рога  изобилия  после  западных  технологий, тот  держал  «бабки»  в  сберкассах.  Уже  потом  они  получили  и  рога,  от  государства  ушедшего  в  Лету.  А  многие  отбросили  копыта.   
       На  базаре  круговерть  людская  даже  к  вечеру. Народ  волнуется,  ищет  куда  приложить  банковские  билеты.            
       Отставник  Стяг  к  этому  походу  готовился  накануне, не  раз  прошелся  маршрутами  в  одиночку,  выбирая  объекты,  намечая  пути  отступления  и  прикидывая  возможный  «навар». Но  то  намедни,  а  сейчас  глаза  обострились,  в  черепушке  быстрей  побежали  мысли.          
       Ментов  в  форме  на  базаре  не  видно, дураков  нет  подставлять  физию  под  плевки,  хотя  люди  в  камуфляжах  встречались  часто. Это  или  ОМОН  хлопотал  про  завтрашний  день,  или  переодетые  бандюги. Им   удобней  работать  под  спецвласть.         
       И  прапор  Кривуля  давно  приспособился  и  вырядился  в  униформу, -  раствориться  в  массе  таких  опознаваемых  проще. Он  вел  свою  группу  в  заранее  выбранный  район  толкучки  возле  магазина  «Россия». Там,  на  газонах  стояли  ящики  с  товаром,  толпился  народ,  окружая  плотных  кольцом  продавцов  в  кепках  «аэродромах». По  тротуару  катилась  разношерстная  волна  посетителей  рынка.         

                ГЛАВА  ЧЕТВЁРТАЯ

                ______________________   ***   ____________________
       Эти  бросались  в  глаза  сразу, к  ним  толпилась  в  два  хвоста  очередь,  понукаемая  нешуточным  интересом. Двое  кавказцев  торговали  кожаной  обувью. На  червонец-два  пустили товар  дешевле  конкурентов  и -  толпа. Наглядный  урок  честного  рынка. Женские  изящные  туфельки,  изготовленные  теневиками  южных  республик,  шли  нарасхват  по  семьдесят  рэ  за  пару. Два  продавца,  две  очереди. Между  ящиками  на  траве  стояла  высокая  спортивная  сумка,  почти  до  верха  набитая  деньгами.    
      Стяг  сказал:         
       - У  этих  надо  взять  долю.         
       - Так  тут  чернозадых! -  шепотком  усомнился  в  результате  наезда  один  из  физкультурников. – Не  справимся. 
       - И  наших  много. Но  все  заняты. Кругом  торгуют  и  покупают. Вы  готовы?  Подходим,  говорить  буду  я,  -  приказал  прапор  Кривуля.       
       Три  амбала  раздвинули  очереди  на  стороны,  в  ряд  придвинулись  к  торгашам. Стяг, на  голову  ниже  спортсменов, почти  незаметный,  ступил  вперед  и  вкрадчиво  проронил:    
       - Рафик. Дай  из  сумки  десятую  часть  и  продолжай  торговать. Налог  за  нашу  территорию.  Если  понял,  всё  будет  тихо.    
       Один  молодой  и  дюжий, уставился  на  них,  пораженный  столбняком. Усатый,  носатый,  выбритый  до  синевы,  он  задержал  в  толстых  волосатых  пальцах  красные  купюры,  и   ветерок  слегка  их  трепыхал. Но темно-карие  зрачки  на  желтеющих  белках  глаз  бегали  по  лицам  спортсменов  и  что-то  осмысливали. И   капля  на  кончике  долгого  носа,  казалось,  застыла  в  удивлении.         
       Прапор  Стяг  посмотрел  на  другого,  меньшего  ростом  напарника. В  кепке-аэродроме,  он  склонился  достать  просимую  покупательницей  пару  туфель. На  миг  разогнулся,  услышав  слова  Кривули,  но  тотчас нырнул  руками  в  ящик, достал  коробку  с  обувью.    
       Отставник  положил  пальцы  на  рукоять  пистолета  и  чуточку  отступил, втиснулся  в  строй  амбалов. Кавказец  снял  крышку  с  коробки,  прижатой  к  груди, И,  выхватив  «ствол»,  трижды  пальнул.  Четвертый  и  пятый   выстрелы  были  прапора.   
       Медленно  оседали  туши  спортсменов,  человек  с  юга  уронил  «дуру»  на  ящик  и  упал  лицом  вперед. Его  напарник  рухнул  навзничь. Кривуля  спокойно  достал  левой  рукой  из-под  кавказца  оружие,  кинул  в  сумку  с  деньгами, застегнул  «молнию»,  и,   оглядывая  толпу  растерянных покупателей, повелел  жестом  уступить  дорогу.  И  быстро  подался  прочь  по  тротуару.         
       Стяг  не  бежал  и  оглянулся  лишь  раз, у  поворота,  возвратив  «Макара»  за  пояс,  но  не  убирая  с  него   руку.  Рынок  остался  позади,  ментов  не  было,  никто  за  ним  не  гнался. Он  снял  панаму, сунул  за  пазуху  и,  свернув  за  угол  улицы,  пошел  к  остановке  транспорта. Тут  же  подошел  троллейбус  и  Кривуля  проехал  пару  кварталов  и  сошел.  Пересёк  улицу  и  запрыгнул  в  трамвай. На  нём  вернулся  в  центр,  а  там  уже  уселся  на  автобус,  который  доставил  его  почти  до  дома.      
       Слежки  за  собой  Кривуля  не  заметил.  Её  просто  не  было.   
       Дома  тоже  никого  не  было, братва  пребывала  на  «деле». Воровская  «хаза»  замка  не  имела - в  пробое  торчал  колышек. Отставник  прошел  на  свою  половину,  разгрузил  на  койку  спортивную  сумку,  перед  тем  аккуратно  вынув  старого  и  облезлого  «токаря». Чужих  пальчиков  трогать  не  стал, авось, пригодятся,  на  них  кровь  спортсменов. Осторожненько  посадил  пистолет  в  пластмассовый  мешочек,  поверх  укутал  тряпицей. Подумав,  отхватил  еще  и  кусок  клеенки  со  стола, -  казалась  длинной, обернул  оружие,  и  снесши  в  подвал,  устроил  в  дальнем  углу  под  бочкой  с  какой-то  засолкой.
       Вернувшись  в  комнатушку, пересчитал  деньги,  складывая  по  номиналам. «Бабок»  оказалось  больше  семи  тысяч.
       «Премиальных  надо  выделить  физкультурникам,  может  живые, -  отчего-то  пришла  мысль. Он  поморщился  и  загрустил,  но  по  куску  отложил  в  сторону,  на  троих. – Должны  быть  живые».
       Кавказец  стрелял  в  упор  и  «ТТ»  его  силён, но  шмалял  он  по  торсам  и  в  сердце  мог  не  попасть.  А  вот  он,  Стяг,  стрелял  хорошо,  в  армии  от  безделья  тренировался  много,  палил  по-ковбойски,  навскидку,  и  добился  результатов  поразительных. И  на  базаре  садил  торгашам  в  головы,  а  с  двух  метров  промазать  не  мог,  это  прапор  знал  точно.
       Когда  вечером  пришел  Кифир, отставник  отчитался  за  расклад  дня,  сдал  десятину  в  общак  и  спросил:   
       - По  городу  не  базлали  про  дела  на  толкучке?  Живые  паны  спортсмены?  Не  слышал?
       Слух  по  городу  прошелестел  на  другой  день,  с  утра. Молва  утверждала,  что  люди  кавказской  национальности  пали  жертвой  налёта,  отказавшись  платить оброк  городским  бандитам  и  постреляв  посторонних.  А  настоящие  бандиты  скрылись, прихватив  выручку.  К  тому,  оказалось,  что  спортсмены  живы  и  лишь  легко  ранены  без  зацепа  серьезных  органов.   
       Такая  концовка  Стяга  устраивала, но  он  даже  под  видом  знакомого  не  сунулся  тотчас  в  больничку,  а  переслал  жратвы  и  выпить  с  пацанами  и  стал  выжидать,  наблюдая,  не  пасут  ли  менты.    
        «Мусоров»  будто  бы  не  было,  как  не  нашлось  и  прямых  свидетелей. Народ  теперь  дошлый  пошел,  в  протоколы  попадать  не  желал.  Свяжись  только! Да  и  время  мутное,  не  давало  работникам   уголовки  даже  малого  шанса,  а  погибшие,  люди  знойного  юга  -   спикули,  как  их  характеризуют  трудовые  массы. В  их  пользу  нельзя  ждать  свидетельств.      
        Начальник  уголовного  розыска  по  району  Лыков,  изучив  материалы  и  потерев  указательным  пальцем  утиный  нос, уронил:       
        - Дохлое  дело, насколько  в  этом  понимаю. С  них  десятину  требовали,  а  они  открыли  стрельбу. Порядок  свой  нарушили. Так  кого  искать? Да  и  не  в  чести  у  нас  некоторые  чурки.       
        И  бросил  дело  на  полку,  уверенный,  что  не  придется  к  нему  возвращаться.   
        Спортсменам  же  прапор  Кривуля  подослал  с  пацанами  записку  с  извинениями  за  случай,  по  полкуска  жалования  и  по  штуке  больничных. А  когда  те  не  отказались  от   внимания,  жратвы  и  денег, Стяг  самолично  припёрся  в  палату.      
       Принес  амбалам  бананов,  цитрусов  и  ананасы,  заместо  рябчиков -  ножек  Буша  от  американских  петухов  или  квочек,  но  прожаренных  до  золотистого  блеска,  выпивки  приложил  на  всякий  вкус  и  еще  цветов,  чтоб  на  тумбочке  красовались. И  приложив  палец  к  губам,  показывал, что  печется  о  их  благополучии,  но  боится  их  гнева  и  возможной  трепки,  а  потому  отступил  почти  к  порогу.   
       - Как  вы  тут? – спросил  он  тихо  и  с  большой  виной  на  хитрой  морде. – Ребята!  Бляха  буду,  так  получилось!    
       - А  ты  хмырь,  прапор! -  процедил  спортсмен  Витя, который  дольше  всех  приходил  в  норму  по  причине  прострела  легкого  и  большого  испуга. – Подставил  нас  чернозадым. Вот  погоди,  оклемаюсь! Я  тебя  на  дне  сортира…
       - Углохни! – перебил  его  другой  витязь  с  хворобой. – Ты  же  знаешь,  он  дал  им  оборотку. Уложил  обоих.      
       - Так,  ребята!  Я  не  знал,  что  у  него  шпалер! Думал,  мирно  разойдемся,  а  он  жлобом оказался. Я  бы  первый  им  ствол  в  рожи  сунул,  кабы  знал! -  оправдывался  Стяг.    
       - Мирно  грабить  нельзя,  прапор. Эта  дорога  вниз, -  сказал  третий  див  и  спортсмен, спеленатый  по  ребрам.       
       Коротко  стриженные, кругломордые,  укутанные  в  больничные  шмотки,  они  казались  Николаю  Кривуле  на  одно  лицо. Всем  троим  он  возразил:      
       - Сейчас  у  многих  жизнь  под  откос  пошла. Не  станешь  грабить,  сдохнешь  с  голодухи. Мы  же  не  бедных  тряхнули! И  требовали  свои  десять  процентов. За  дела  в  нашем   городе. А  они… - Стяг  не  договорил, потерялся, не  привыкший  рассуждать  на  трудные  темы. Махнул  рукой  и  вздохнул. – Я  в  переделку  случайно  попал. В  отставку  выйдя,  женился,  а  у  неё  сын  -  вор.  Ну  и…от  скуки,  можно  сказать,  разок – другой  советом  поделился. А  теперь  на  мне  две  загибшие  души. Куда  мне  с  ними?  И  жрать  надо…А  вы  куда  потом?  Ничего  не  умеете. Кому  нужны  теперь  спортсмены?.. Только  нам,  ворам.  Вместе  легче  прохарчиться. А  мокруха – дело  случайное. Дураки  попались. И  чтоб  я  кого-нибудь,  если  он  на  меня  не  полезет…Нет!  Никогда!  Так  что,  заходить  потом?  Или  вы  в  завязке  теперь?       
       - Забредай, - кивнул  один  из  корешей-лружбанов. -  Покуда  жизнь  такая. 
       - Она  долго  будет  такая, братва, - хмыкнул  отставник. – Так  я  загляну.  На  днях.    
       Вот  таким  макаром  появилась  у  прапора   группа  «стреляных  воробышков».
               
             
                ____________________   ***   ___________________
        В  свое  время  теневики  Ордена  Каина  приложили  много  усилий,  чтоб  сделать  своим  полковника  Терещенко. Они  перевели  его  из  районного  в  горуправление,  поставили  во  главе,  и  пообещали  вышибить  погоны  генерала. Пообещали  давно,  но  что  добыли…  Авилов  сообщил  новость  по  телефону.
       - Привет,  генерал!.. Но, но, но,  я  не  шут  гороховый,  а  поставщик  добрых  вестей. И  ты  уже  не  вашбродь,  а  ваше  пре..во..восходительство. О!.. Приказ  подписан  и  завтра  будет  в  тресте…Можно  подумать,  что  ты  и  во  сне  не  видел  себя  при  погонах  с  зигзугами, -  начторга  с  усмешкой  отвергал  нечленораздельные  междометия  притворства  с  другого  конца  провода и  не  стеснялся  ёрничать. – Обмыть  бы  звезды,  вашество!            
       Терещенко,  откинувшись  на  спинку  кресла  и  слегка  прижимая  трубку  к  уху,  почти  в  меланхолии  созерцал  дерматиновую  дверь  напротив,  переваривая  новость. Она  слегка  всколыхнула  душу,  верно,  но  сердца  не  взволновала.         
       «Поздно,  ах  как  поздно!...Ну  и  получи  он  вожделенное  годиков  пяток  назад…Жизнь  бекова!  Нас  бьют, а  нам  -  некого»!  Он  вздохнул  не  скрываясь,  а  в  трубку  проворчал:      
       - Поздно,  дорогой  товарищ  Авилов. Не  веселит  такая  радость. Наоборот,  налагает  обузу. А  мне  она  надо?      
       - Это  ты  брось,  Семён  Ефремыч! -  почти  разочаровано  ответствовал  начторга,  настроенный  посидеть  в  уюте  среди  мужиков. – Жизнь  текёт,  куда  ей  деться? Она  бьет  ключом  и  никто  не  виноват,  что  большей  частью  достает  по  филейкам. Или  ты  наладился  на  пенсию?         
       - Да  в  самый  раз,  если б  что, -  неожиданно  для  себя  согласился  Терещенко.      
       - А  вот  это  уж  -  хренушки! – резко  сказал  Авилов,  со  злом  уставляясь  глазами  на  конверт  перед  собой. Там  лежали  погоны  с  «зигзугами»  и  звезды  к  ним,  которые  надо    обмыть. – Поздравим,  поставим  в  известность  общественность,  хорошенько  обмоем  звезды,  погоны  и  лампасы,  а  уж  тогда,  могет  быть,  отпустим  душу  твою  на  волю. Генералом,  конечно,  на  пенсию  идти  лучше,  чем  рядовым  ментом. Но  сначала  прикинь,  что  ждет  тебя  на  пенсионе. Торчать  по  очередям  ради  худого  брюха! И  в  очереди  тебе  пинок  в  зад,  а  не безмерное  уважение! Даже  если  в  штанах  с  лампасами  припрешься  на   смех  курам. Посмотри,  какой  бедлам  по  магазинам!.. Э,  да  ты  туда  не  ходишь,  правда.  Жизни  не  знаешь,  какая  она  теперь  романтическая.         
       Семён  Ефремович  представил  нарисованную  картину  и  посерел  лицом. Воображение  устрашало  и  он  пробурчал:         
       -  Ты  хочешь  прямо  сейчас  приехать  с  бутылкой?
       - А  что  тянуть? – благодушно  отозвалась  трубка. -  Хорошее  дело  нельзя  откладывать  на  опосля.   
       - Ладненько,  приезжай, черт  плешивый. Как  я  понял,  в  случае  отставки,  ты  меня  на  довольствие  в  своем  синклите  ставить  не  собираешься.
       - Что  за  вопрос? Мы  нахлебников  не  любим,  а  для  пенсионеров  отделы  в  магазинах  выделили,  кормушки  поставили. Там  и  торчите! – всхохотнул,  колыхаясь  за  столом  в  кабинете  Авилов. -  Так  я  бутылочку  марочного  прихвачу  с  закусью  и  мы  с  тобой  посидим  над  общей  радостью. А  прочим  уж  потом  шепнем  и  с  ними  посидим  отдельно.  Ага?         
       Домой  Терещенко  явился,  в  общем-то,  как  всегда,  подгадал  на  ужин. Жена  ожидала  одна. Дочка  Юлька, последняя,  непристроенная   покуда  замуж,  ушилась  по  молодым  делам.            
       - Опять  хмурый, Сёмушка, опять  на  работе  мороки  добавилось, -  взглянув  на  мужа  и  заторопившись  собирать  на  стол,  констатировала  со  вздохом  Вера  Васильевна. –  Или  какие  нелады?          
       Она  поставила  перед  мужем  тарелку  с  борщом, пристроилась  подле  и  подперла  кулаком  пухлую  щеку.  Смотрела,  как  насыщается,  чем-то  недовольный,  служака.
       - Ты  почти  угадала,  мать. Теперь  я  в  новом  чине. – отставив  ложку, Терещенко  взглянул  на  жену  с  больной  улыбкой.       
       - Понизили?!  За  что?! – почти  ужаснулась  половина  и  всплеснула  руками.
       - Эх, мать!  За  что,  они  всегда  найдут, -  вздохнул  своим  мыслям  Терещенко. – Навряд  я  рассказывал,  но  уверен,  краем  уха  ты  слышала  про  ту  скабрезную  историю  двух  Шуриков, Ильченко  и  Ветрова. Незадолго  перед  тем  ввели  у  нас  институт  политотделов,  чтобы  блюсти, полагать  надо,  нравственность  в  органе  нашем  правопорядка. А  Сашка  Ветров  и  Шурик  Ильченко  в  ту  пору  блудили  потиху,  у  одной  молодухи  собирались  двумя  парами  для  сношений. Хорошо  проводили  время,  расслаблялись,  как  теперь  говорят.       
       - К  чему  это  ты,  старый?! – насторожила  выцветающие,  а  когда-то  синие  до  изумления  глаза  Вера  Васильевна. – Издалека…Уж  не  попал  и  ты…   
       - Да  наберись  ты  терпения,  мать! -  раздраженно  отмахнулся  глава  дома. -  Взбрело  же  на  ум,  заподозрить…Я  к  тому, что  выгнать  с  работы  и  ни  за  что  можно. Вон  турнули  же  Шуриков,  не  посмотрели,  что  те  в  своем  деле  боги. Выгнали  на  пенсию  без  пенсии.  Одному  год,  а  другому  и  того  менее  оставалось… 
       - К  чему  ты  ведешь,  Семён?! Душу  не  рви! -  взмолилась  жена,  заламывая  руки  и  являя  на  глаза  слезы.    
       - Да  ни  к  чему  не  веду  я! Генерала  мне  дали,  а  я  и  вспомни  сдуру  глупую  историю. Чтоб  не  радоваться  особо! А  генералом  теперь  быть -  не  пряники  жевать! -   вдруг  разошелся  Терещенко,  понимая  своё  раздражение,  но  не  умея  сдержать.      
       Мечтал  он  о  генеральских  штанах,  очень  мечтал. Но  теперь,  когда  перемены  накладываются  одна  на  другую,  когда  дергать  станут  за  руки,  таская  на  сторону…   
       Жена  вскинулась,  бросилась  обнимать,  миловать,  целовать.   
       - Сёмушка,  любушка!  Поздравляю! Ты  так  мечтал  стать  генералом!  Я-то  знаю!      
       Мужику  приятно  в  объятьях  радостной  жены, но  он  всё  же  осторожно  и  решительно  отлепился,  пробурчал:       
       - Ну, ну,  хватит! Что-то  много  стали  все  знать. Нежности  развели. Был  бы  повод,  а  то…      
       - Так  повод,  Сёма! Повод  большой! Не  гневи  планиду. Я  водочки  сейчас по  такому  случаю…    
       - Сегодня  молоком  перебьемся, -  жестко  проронил  Терещенко.
       Вера Васильевна  изумилась, но  зная  крутой  характер  мужа  и  не  понимая  его  раздражения, потупила  взгляд  и  снялась  с  места. Скоро  явилась  от  холодильника  с  молоком. Налила  в  стаканы  и  горько  усмехнулась.       
       - За  твоё  генеральское  благополучие!       
       Подняла  стакан  и  взглянула  на  мужа  с  искрой  язвительности.         
       - Ладно,  мать,  не  серчай. Налей, пожалуй,  по  рюмочке. Приказа  по  управлению  еще  нет. Меня  упредили  по  телефону  знающие  люди. Хорошо  ли,  плохо  будет,  а  отметить  надо.  Ну  и  гулянку  придется  устроить. Отбояриться  не  удастся, не  тот  случай.       
       - А  без  шума  нельзя?   
       - Не  принято  у  нас  без  грома  и  молнии, -  пророкотал  басом  всё  ещё  сердитый  Терещенко. – У  нас: или - или. Гулять,  так  чтоб  всем  тошно  стало,  а  нищенствовать  тоже  скопом. Да  что  тебе  говорить!  Сама  хлебнула.      
       - Злишься,  Сёма,  что  поздно  добился. А  надо  радоваться.  Все  же  добился  и  будто  обошлось. С  той  должности  увели. Думаешь,  я  не  догадывалась,  что  ты  ради  детей  унижался, головой  седел. Сколько  подушек  слезами  перевела, сухари тайком  сушила. Да  теперь  не  принесут  взятку,  а  сунут -  отвергни. Нам  много  не  надо, и  на  зарплату  переживем, -  изливалась  Вера  Васильевна, прикрывая  ладошкой  рот  и  протирая  слезы. 
       - Эх! – хозяин  дома  рыкнул  зверем,  повел  вокруг  затравленными  глазами  и  сдавил  длинные  пальцы  десницы  в  кулак. – Напрасно  надеешься,  мать!  Не  для  того  генералом  сделали,  чтоб  выпустить  из  тенет. Жилы  тянуть  станут. Тем  более,  время   для  процветания  шаромыг  подоспело.         
       И  скрипнул  зубами.       
       - Да  кто  они,  Сёма?! Мучители  твои, -  опять взмолилась  жена, наполняя  глаза  слезами. -  Неужто  погибели  на  них  нет?!       
       - Эх,  мать.  Это  нам  погибель  грядет,  а  толстосумам,  авантюрам  всяким  простор! – тут  Терещенко  осмысленно  оглядел  водку  в  графинчике,  налил  в  рюмки. Кивая  мыслям,  продолжил  уже  вовсе  тихо. – Не  надо,  мать,  дуру  корчить. Люди  те,  которые  вокруг  нас,  заведуют  жизнью. Взятки  не  брать,  говоришь.  А  они  мне  и  сейчас  платить  станут. Через  кассу  управления. Они  меня  генералом  сделали!  А  это  не  взятка?! Она,  мать,  самая  неприкрытая,  если  колупнуть. И  как  мне  теперь  отказаться? По  самые  уши  в  дерьмо  влез. Ведь  раньше  думалось:  дали,  выручили,  а  чем  мог  вернул.  И  всё,  завязал!.. Не  получалось.  У  них  больше   и  больше  становилось  проблем. Перестройка  завертела  наши  карающие  органы,  а  то  бы  меня  давно  определили  в  холодную. Недосуг  им  заниматься  мелочевкой. Да  и  не  возьмут  теперь, так  что  не  волнуйся. Прикидывай  лучше,  какие  расходы  нести,  кого  приглашать,  где  усаживать. Сейчас  лето,  а  всё  ж  лучше  на  хате. От  чужих  глаз. Дачу  мы  не  достроили,  а  к  деткам  проситься…Нет.       
       На  другой  день,  не  соврал  Авилов,  пришел  приказ. Человек  из  обкома  партии  когда  еще  машину  запустил,  уже  самого  черви  съели,  а  покуда  госмеханизмы  функционировали,  под  шум  перестроечной   вакханалии  произвели  полковника,  начальника  горуправления  милиции,  в  генералы. Как  в  какой-то  столице.       
       Приунывший  было  от  паршивых  мыслей  Терещенко  прикинул  и  тряхнул  головой.    
       «А  хрен  с  ними  со  всеми!.. Будем  жить»!    
       И  верно, есть  ли  время  перебирать  прошлое,  когда  своих  за  полы  дергают, в  подъездах  морды  бьют  не  только  простым  ментам,  а  и  прокурорам  перепадает?!
       «Вон  Меченый  прибавил  еще  оборот  гласности  и…звон  пошел  по  всему  миру  от  лихой  борзости. Дураку  всякий  хрен  игрушка,  а  уж  стеклянный»!…    
       Новый  генерал  смеялся  на  своем  празднике,  выдавая  сентенции  за  пьяным  столом. 
       Но  отгуляли,  отшумели  и  уложили  жизнь  в  новое  русло.         


                _____________________   ***   ___________________
       Группа  «стреляных  воробьев»,  под  мудрым  руководством  прапора  Стяга,  довольно  скоро  показала  себя  с  лучшей  стороны  при  добывании  «бабок».  На  рынке  они  «засветились», Кривуля  пошарил  по  нишам  и  нашел  свободную. К  нему  повалили  «клиенты»  от  кооперативов  с  просьбой  взыскать  с  партнеров  должки.      
       Прапор  объявил  за  таксу  половину,  упирая,  что  в  противном  случае  клиент  останется  при  пустых  интересах. Для  тех,  кто  соглашался  на  повышенный  тариф,  Кривуля  изымал  деньгами,  каким-либо  закладом   или  шмотьём. 
       Правда  и  должник  попадался  ушлый,  обзаводился  охраной,  стволами  и  пробиться  даже  для  разговора  иным  вышибалам -  задачка.  Но  Стяг,  худой  и  малый  ростом,  и  потому  не  вызывающий  опасений,  прорывался  в  кабинеты  легко,  а  уж  изложить  диспозицию  должнику  было  делом  немногих  слов.   
       Для  визитов  прапор  одевался  под  стать  деловым. В  приличном  костюме,  при  галстуке,  в  блестящих  штиблетах,  а  в  сезон  и  при  шляпе,  в  дубленке,  заходя  в  «офис»,  сразу  требовал  «самого». Здоровался  за  руку  и  заводил  разговор,  подвигаясь к  теме  визита  исподволь. Он  никогда  не  угрожал,  прикидываясь  мирным  послом,  и  вопиял  к  разуму. Но  когда  здравые  размышления  пропадали  в  голове  визави  без  явного  отклика  из  души,  отставник  выкладывал  на  стол  невиннейший  аргумент.
       - Прошу  пардону  за  невольную  досаду.  Меня  попросили  передать  про-сьбу,  я  передал. А  на  случай  вашего  категорического  отказа,  мне  поручено  предупредить  вас  еще  большим  категорическим  извинением. Привет  семье,  геноссе!    
       И  не  глядя  на  замороченную  голову  крупного  члена  кооператива, воздев  подбородок  и  повесив  на  морду  ухмылку  пройдохи, Стяг  покидал  территорию  офиса.   
       Почти  всегда  загадочное  предупреждение  срабатывало,  потому  как  иметь  результат  от  обратного  наш  человек  научился  довольно  скоро.
       Впрочем,  попадались и  нахальные  клиенты. Но  к  повторному  визиту  прапор  Стяг  имел  заложника  из  членов  семьи, и,  как  правило,  самого  любимого  и  дорогого.      
       При  ином  раскладе  отставник  Кривуля  наведывался  со  своими  «воробушками»  к  должнику  на  дачу  или  домой,  ближе  к  утру,  и  до  зари  управлялся  с  задачкой. Вид  нагретого  паяльника, готового  расширить  задний  проход,  не  выдерживал  никто,  потому и  применять  угрозу  не  приходилось.   
       Сегодня,  сидя  в  кафе  «Караси  и  щука», где  обычно  принимались  заказы,  отставник  цедил  пиво  и  размышлял  о  превратностях  жизни.  Полоса  везения,  видимо,  прошла  и  уже  больше  недели  у  него  не  было  работы. И  Кифир,  не  далее  как  вчера,  высказал  недовольство,  намекая  на  дармовые  харчи,  что  скармливали  ему  в  доме.
       Кооператоров,  точно, в  последнее  время  убавлялось. Их  прикрывали,  разоряли, поджигали,  давили  из  них  «сало»,  они  переходили  в  иные  формы  собственности,  извивались  ужами,  приспосабливаясь  к  новым  условиям,  желая  жить  в  новой  среде. И  эти  новые  условия  денежных  отношений были,  им  просто  некуда  деться,  а  вот  к  прапору  Стягу  на  поклон  не  шли.   
        «Переходной  период,  сто  шампуров  им  в  зад»!  -  ворчал  про  себя  отставник,  размышляя:  где  бы  еще  найти  поле  деятельности,  а  то  и  дураков  на  поле. 
       Без  дела  скучно,  но  могло  стать  голодно. Вон  и  «воробышкам»  подходило  время  выдавать  аванс  в  пятьсот  оговоренных  рубликов, а  «бабки»  гуляли  в  чужих  карманах. Денег  можно  взять  и  из  общака,  под  проценты. Но  вернуть  в  срок,  а  то  счетчик  включат. 
       И  тут  в  кафешку «Караси  и  щука»  вошли  трое. В  джинсах,  майках  с  фиговинами  западной  экзотики, на  пальцах  через  плечо – замшевые  куртки. Жарко,  чтоб  таскать  на  телесах. Парни  смахивали  на  работяг, но  фиксы  и  короткие  стрижки  над  низкими  лбами,  и  настороженные  глаза  выдавали  другую  масть. У  стойки  долго  осматривали  выставку  бутылок,  один  из  них  на  коротко  обернулся.      
       «А  это  мой  клиент! -  дрогнул  сердцем  отставник  Кривуля,  перехватив  взыскующий  и  вороватый   взгляд  человека,  боящегося  ошибиться. – Ему  обо  мне  рассказали.  Он  залётный!»   
       У  стойки  они  выпили  по  кружке  пива,  двое  с  ленцой  покинули  забегаловку,  а  третий,  который  искал  Стяга  глазами,  с  нехудой  мордой  и  швейцарскими  «бочатами»  на  жилистой  руке,  держа  перед  собой  кружку  с  пивом,  направился  к  столику  прапора.      
       - Ты  Стяг?  Мне  сказали. Давай  потрёкаем.
       Кривуля   кивнул.      
       - Валяй. Я  весь  в  слуху.
       Залетный  поднял  руку,  щелкнул  пальцами. Подскочившей  официантке  приказал:    
       - Водки  и  закусить.  На  двоих! – когда  фифочка  в  кокошнике  побежала  исполнять  наказ, клиент  подмигнул  прапору  ржавым  глазом. – У  меня  должник. В  старое  время  я   сам  бы  занялся  этим,  но  теперь  не  с  руки. Я  в  гостях,  а  тут  -  заноза.  Говорят,  её  можешь  решить  ты.  Ничтяк?  Работа,  братан,  пыльная.      
       Приложившись  к  кружке,  залетный  допил  пиво.
       - Полста  процентов. -  Стяг  пожал  плечами. – Если  сумма  аховая,  а  работа  так  себе, когда  клиент  вшивенький  на  расправу  и  не  дается  только  тебе,  тогда  я  скидываю  десятину.
       - Иди  ты?! Во  блин! Выходит, ты  круче  крученого! -  показал  в   ухмылке  желтые  фиксы  моложавый   урка. – Мой  клиент  меня  послал!
       - У  меня  тоже  бывают  срывы. Сдохнет  клиент  или  когти  рванёт. Что  за  фраер  твой  должник  и  кто  ты,  геноссе? – Кривуля  не  рисовался,  говорил  без  ухмылки  и  в  бегающие  глазки  залетного  не  смотрел. Он  догадывался  про  подлянку,  потому  как  жизнь  знал.      
       - Я  Патефон.  Слыхал? – опять  усмехнулся  с  тенью  презрения  будущий  партнёр,  и  стал  разливать  принесённую  водку.         
       - Про  такого  не  слыхал.  Видать,  издалека. У  нас  свой  пахан,  от  него  про  тебя  не  слышал, - поведал  прапор,  качая  головой  и  показывая  пальцем,  что  водки  пить  не  станет.  И  отхлебнул  из  чашки кофе  с  ликёром,  каким  всегда  угощал  его  хозяин  «карасей  со  щукой». –  На  пальцах  твоих  нет  ксивы. В  кооператоры  подался,  не  заходя  на  зону?
       Но  теперь  уже  показал  ухмылку,  а  сквозь  неё  родные  зубы. Кривенькие,  занехаенные,  но  без  фиксов.  Конечно,  не  от  хорошей  жизни  зубы  редко  виделись  с  порошком  или  пастой. Ворам  зубы -  до  лампадки. Им,  чтоб  в  карманах  водилось  хотя  бы  у  клиентов. Телеящик  они  редко  глядят,  газет  не  читают.  Откуда  знать,  что  есть  «блин  на метр»? Потому  Кривуля  не  стеснялся  своей  улыбки. Какой  есть,  таков  и  сидит  супротив.    
       Патефон  сощурился,  уколол  взглядом.      
       - Зачем  торчать  на  зоне,  когда  строишь  бизнес? А  лохов  на  наш  век  хватит  не  только  в  Сибири. Западло?   
       - Да  нет,  всё  правильно. Тогда  базарь, геноссе  из  Сибири,  про  своё  дело, -  повелел  отставник,  неторопливо  оглядывая  зал.  Отыскав  своих  «воробышков», повел  бровью,  давая  знать,  что  быть  на  «товсь».   
       - Есть  у  вас  в  городе  на  центральном  рынке  мудрый  карась  по  кликухе  Шлямбур.  Знаешь  такого? Ну  вот.  В  прошлый  год  я  привозил  ему  партию  рыжевья,  но  за  половину  за  ним  остался  долг. А  за  год  инфляция  цену  подняла.  Шлямбур  же,  падла,  разницу  не  желает  платить. Я  потребовал  песочек  обратно,  а  он  уже  продал  и  предлагает  бабки.  Без  учета  инфляции. Ну,  я  включил  счетчик. Конечно,  потом  мы  его  разберем  на  запчасти  и  перекрутим  на  фарш! Но сначала  нужно  получить  бабки.
       Хмырь  упёрся  взглядом  в  лицо  Стяга  и,  напрягшись,  чего-то  ждал.      
       «Ишь  какой  рыжий  кот.  Целый  рысь!  И  понтует, -  решил  себе  прапор. – Приехали,  как  три  сливы  в  заднем  месте, и  катят  бочку  на  базарного  героя.  И  мажется  под  блатного, сука!  Ну,  поглядим».
       Спросил:   
       - Лавэ  в  баксах  снимать хочешь?  Сколько  он  должен?   
       - Долгу  за  ним  пятьдесят  штук  баксами.  Теперь  бежит  процент  за  каждый  день  по  штуке.  Завтра  пять  дней  будет,  как  счетчик  мотает.
       Сибиряк  закурил  из  пачки  «кента»,  прапору  не  предложил,  потому,  верно,  что  тот  его  водкой  побрезгал. Стяг  в  свою  очередь  пыхнул  «беломориной»  и  оценивал  жилистого  Патефона  со  скуластым  лицом,  указывающим  на  татарина  в  предках. Из  новых,  подхватных  и  жадных  хмырей  подался  загребать  деньгу. Приноровился  чужими  руками  каштаны  таскать. Блатного  строит,  чтоб  в  цвет  времени  попасть. И  в  «шестерки»  взял  пару  фуфлыжников, способных  воткнуть  финаря  в  бок  или  поработать  кастетом. А  «пером»  много  не  снимешь  навара,  чтоб  хорошо  поиметь  -  головой  надо  трудиться.   
       Так  думал  Николай  Кривуля,  уже  с  новой  позиции  обстоятельств  оглядывая  зал. Но  чужих  не  было -  все  знакомые  лица,  постояльцы  тут.  Могли  быть,  но  нету.  Значит  их  только  трое.
       «Может,  и  стволы  в  карманах  носят.  А  что? Дело  с  золотом  имеют».  Еще  раз  переоценил  возможный  расклад  прапор  Стяг  и  сказал:
       - Счетчик  мне  до  бабы  Фени.  А  Шлямбура  я  знаю. Кликуха  у  него  по  цвету. Менты  могут  «обуть», а  чтоб  лопухнуться  с  тобой…Базар  просто  так  не  удержишь,  потому  держит  бригаду  «быков». За  жабры  его  не  возьмешь  и  от  схочу  за  яблочко  не  придавишь. Стараться  надо,  шурупить  извилинами  и  кое-что  знать  по  жизни  про  Шлямбура,  - нажал  баритончиком  Стяг. – Так  сколько  тебе  отстегивать,  когда  проверну  дело?   
       - Давай  остановимся  на  половинке  от  полтинника.  За  счетчик  я  потом  посчитаюсь  с   сукой, - цвиркнул  на  пол  слюной  залётный.         
       - Я  на  зоне  не  сидел,  мне  тоже  повезло, -  сказал,  поморщившись  отставной  прапор, - Но  плевать  в  заведении  не  советую. Могут  не  так  понять. Потом,  ты  намекал, клиенту  собираешься  перо  в  бок  вставить. А  как  же  я? На  меня  могут  навесить  мокруху, а  я  всегда  даю  гарантию  на  жизнь,  если  долг  отбираю.  Несходняк  у  нас,  геноссе  Патефон. Так  что  щас  я  тебе  слова  не  дам. Прикинуть,  обмозговать  надо. Завтра  об  это  же  время  -  здесь  встренимся. Или  где  скажешь.  Идет?       
       - Почему  отсрочка?  Время   бегит,  торопиться  надо  навар  схватить! – Патефон распахнул  пасть,  показывая  фиксы,  но  смеялся  понарошку,  что-то  скрывая. И  глазами  юркал.    
       - А  что? Дело  советуешь, но…- Стяг  качнул  маленькой  головой  и  со  значением  хмыкнул. – Мне  еще  никто  рекламаций  не  предъявлял,  и  этот  отмазку  даст. А потому  подготовиться  надо.  Я  со  своими  ребятами  варианты  прикину,  а  завтра  дам  слово. И,  если  что,  гарантии  могу  приложить  должнику,  в  смысле,  неприкосновенность,  когда  долг  заберу.  А  тебе -  нет. Заказчика  он  уже  знает. Так  что  тебе  сразу  смываться  из  города. 
       Патефон  выложил  на  стол  деньги  в  расчет  с  кафе  и  сказал, поднимаясь  на  ноги.    
       - Договорились. Завтра  здесь.  С  открытия.       
       - Один  вопрос,  геноссе  Патефон! -  задержал  прапор  подельщика. – Я  догадываюсь, ты  и  сейчас  песочку  притаранил. Если  клиента  сыщу, по  пяти  процентов  отстегнете? Бабки  сделать  я  не  упускаю  возможности. А  десятину  от  вашей  сделки  взять – святое  дело. А?!   
       Кривуля  удивился  вдруг  пришедшей  мысли, но  смотрел  простодушно,  глазами  лоха. Доигрывал  импровизацию.      
       Залетный,  полуоборотясь,  не  задумываясь, обронил:
       - Ищи  клиента. Пускай  готовит   кусков  двадцать  баксами.  А  то  и  четвертак.
       - Ага!  С  миру  по  нитке -  голому  на  трусы! Схвачу  десятину!  Бывай!      
       За  приезжими  побежали  пацанята-бакланята. Проследить,  где  устроились  ночевать,  как  при  нужде  разыскать  сибирячков.          


                ГЛАВА  ПЯТАЯ

                ___________________   ***   ___________________
       Николай  Кривуля   отчего-то  не  поверил  Патефону, заподозрил  «халяву».  То  ли  интуиция,  то  ли  шестое  с  седьмым  чувства  направили,  но   к  вечеру  подался  на  рынок  к  Шлямбуру.
       Илья Иванович  Веретенников,  базарный  бог,  директор  и  махинатор, принимал  посетителей  без  разбора  в  одном  кабинете.  Отбор  вел  амбал  у  двери.  Наметанным  глазом  определял:  впустить  или  ждать  оставить  на  лавке  у  крепкого  затвора,  когда  хозяин  в  кабинете  и  один.   
       Отставник  Стяг, наверное,  уже  завел  себе  некие  качества:  взгляд,  осанку и  одежду, по  каким  вертухай  оценил  его  положительно  и  кивнул  на  обитую  жженным  деревом  железную  дверь. 
       Шлямбур  за  столом  имел  деловой  вид, углубившись  в  бумаги  и  прихлебывая  из  стакана  колу.  Кривуля  еще  у  порога  засёк  напускное:  на  дверной  рып  директор  рынка  взгляд  поднимал. 
       «Ишь,  хрен  свинячим  хвостиком! Крутого  корчит,  колу  пьет!.. А  мы  тебе  в  задницу  мышку  запустим  нагретую. Тогда  как»? -  с  интересом  осудил  прапор. И  кхукнул,  прокашлялся.      
       - А-а! Чем  могу? Извините,  погряз  в  текучке. – Илья  Веретенников  взмахнул  ресницами,  на  полные,  сочные  губы  приклеил  виноватую  улыбку,  и  слегка  приподнявшись, протянул  через  стол  руку.  Рост  позволял. – С  кем  имею  радость  общаться?   
       Лето, в  кабинете  даже  вентилятор  на  сейфе,  дующий  с  разворота, не  мог  унять  предвечернюю  духоту,  но  Шлямбур  в  белой  рубашке  с  черным  галстуком,  туго  стягивающим  шею. Привык  к  манерам  и  хотел  пофорсить.         
       Стяг  оценил  кабинет  и  хозяина  и  тоже  реши  показать  себя. Потому  без  приглашения  сел  на  мягкую  кожу  кресла,  утвердившись,  колыхнул  задом,  чтоб  ощутить  прелесть. И  брякнул:   
       - К  тебе  тут  заходил  Патефон. Залетный  из  Сибири. Чё  он  хотел?       
       В  голосе  нахального  недомерка  сквозила  требовательность, знакомы  они  не  были,  а  наглоты  Шлямбур  не  терпел  с  детства. Сам  такой,  потому  и  директор,  а  не  бомж. Он  прищурился  и  процедил:      
       - Ну  ты,  ретивый  конь! На  кой  хрен  тебе  знать  Патефона?       
       Прапор  достал  из  бокового  кармана  легкой  рубашки  «беломорканал»,  щелкнул  зажигалкой,  придвинул  к  себе  хрусталь  утки-пепельницы.    
       Хозяин  кабинета  сразу  не  кликнул  вышибалу, а  при  имени-кликухе  сибирского  гостя  напрягся. Получалось,  интерес  -  у  обоих.  Вести  окольные  лясы  не  в  привычке  Кривули  и  он  «покатил  бочку».   
       - Тот  Патефончик  заявил,  что  ты  задолжался  ему  баксами  полста  кусков. А  отдать  жилишь. А  у  меня  с  воробьями  дело,  вышибать  долги  клиента. Усёк,  почему  я  хочу  всё  знать  и  почему  для  мирного  и  предварительного  разговора  пришел  один?      
       - Иди  ты?!  Аж  пятьсот  кусков!? -  весело  изумился  Шлямбур,  но  когда  смысл  услышанного  стал  укладываться  в  голове  порядком,  восторг  стал  меняться  на  озабоченность.   
       - Не  пятьсот,  а  пятьдесят,  -  поправил  Стяг. -  Он  что,  заломил  с  походом? И  сколько  лишка  накинул?    
       Подсознательно  Кривуля  уже  входил  в  образ  потрошителя  и  все  эти  фигли-мигли, испуг,  удивление  и  иные  приемы -  не  более  чем  игра.  Почти  все  прежние  клиенты  ужасались,  кричали  и  плакали, впадали  в  восторг  насмешливого  изумления,  хватались  удавиться  и  применяли  иные  выверты. Но  долги отдавали.      
       А  Веретенников  почти  справился  с  шоком,  хлебнул  питья  из  стакана  и мотнул  головой.
       - Тебя  как  зовут?      
       - Свои  погоняют  Стягом.  Братва  наша.
       Тыкая  куревом  в  нутро  хрустальной  утки, отставник  пожал  плечами. Братва  на  улице  была  ему  неплохим  козырем.  «Воробушки»  и  сейчас  сидели  на  улице  и  слушали,  и  ждали  сигнала. И,  если  что,  ворвутся  и  станут  крушить… И «Макарыч»  за  поясом  кое-что  значит. Потому  как, - кто  выхватит  первым.  Но в  таком  раскладе  Кривуля  за  себя  знал  всё.  Успеет,  ковбоя   упредит. А  что  может  Шлямбур?      
       Тот  размышлял  вслух.            
        - Стяг -  это  что-то  торжественное и  военное. Штандарт,  прапор, флаг  и  знамя. Ну  и  стяг. – Он  усмехнулся. – Хорошо, корнет. Был  у  меня  тот  Патефон. Сибирский  пилигрим  и  пройдоха. Предлагал  партию золотого  песка,  но  заломил  много. Так  я  пока  воздержался от  сделки. В  прошлом  году  я  брал  у  него  рыжий  товар, но  рассчитался  сполна. Так  что  нет  у  меня  перед  Патефоном  долгов. Напрасно  ты  подвязался  к  темному  делу.      
       Теперь  в  прострацию  впал  отставник.         
       - Ты  фуфло  не  толкаешь? Не  может  же  просто  так,  простой  баклан,  шить  нахаловку  и  гнать  пургу. И  загнуть  такие  бабки! Можно  проверить,  свести  лоб  в  лоб.      
       - Ах,  мудрейший  Стяг!  Надо  полагать,  стареешь  на  такой  службе. А  то  мог  бы  сообразить,  что  теперь  фуфлыжники  приспособились  делать  бабки  даже  из  обычных  фекалий. Ты  вот  ударился  в  вышибалы. А  они  считают  меня  лохом,  с которого   можно  выдавить  жирок. И  ты  согласился  за  половину,  с  потолка  взятой  суммы,  взять  с  меня  несуществующий  долг, -  вздохнул с  укором  хозяин  базара. – Эти  новые,  они  как  будто  с  чего-то  сорвались  и  живут  просто  так,  одним  днём. Варианты  просчитывать  неприучены  или  вовсе  без  образования?       
       - Да,  дела,  - вздохнул  и  прапор, вдруг  понимая,  что  залез  к  черту  даже  не  в  пазуху,  а  в  загривок. Теперь  и  выбраться  отсюда  стало  проблемой. Хозяин  может  сильно  обидеться  за  нахальный  визит  и  потребовать  несуразного. И  даже  наломать  ребер, потому  как  обернуться  может  всяко.   
       Но  Шлямбур  озаботился  другим  и  беседу  продолжил  мирно.      
       -  Я  вот  прикинул.  Хорошо,  братец  Стяг,  что  ты  решил  сначала  покалякать,  а  не  тотчас  принялся  добывать  из  меня  башли. Я  про  такие  делишки  наслышан. Выходит,  мне  повезло,  что  ты  такой  обстоятельный  и  неторопливый. А  то -  пригладил  бы  утюжком  или  паяльником…- Шлямбур  улыбнулся,  криво  и  нехорошо  распахивая  рот  с  кривыми  зубами. – С  Патефоном,  как  я  понял,  тебе  предстоит  дружеская  встреча.
       - Ну  да,  ответа  ждет. Слова  я  не  давал,  заниматься  делом,  решил  сначала  побазарить  с  тобой,  с  братанами  решить…Но  если  твоя  правда,  можно  с  Патефоном  сыграть. Сказать,  что  взял  с  тебя  баксы. – Кривуля  осторожно  взглянул  на  Шлямбура. -  У  него,  говоришь,  есть  золотишко…      
       Хозяин  кабинета  кивнул.
       - Он  точно  с  песочком. И  цену  поднял,  чтоб  вперед  взять за  инфляцию. Жадён,  сучара  и  подл. А  за  подлянку  я  никогда  не  спускал. И  не  приди  ты  теперь  потолковать,  а  явись  сразу  давить  масло… - Веретенников  снова  прикидывал  на  себя  ситуацию  и  сейчас  возмущался,  чувствуя  запоздалый  страх. – Так  выдавил  бы  баксы!.. Слаб  я,  как  всякий  живой. Жить  хочу  и  не  терплю  боли. И  всякий  не  терпит.. Это  в  кино  герои  боль  терпят. Но  там  другие  расклады. За  что-то  другое   страдают,  за  родных.  А  тут -  за  башли… И  ведь  забрал  бы! Много  у  меня  не  наскребешь,  но  и  последнего  не  пожалеешь…Так  ты  предлагаешь  сыграть?…А  что?! Я  сейчас  позову  человека,  а  уж  он… 
       И  снял  с  аппарата  трубку.  Ему  очень  понравилось  спонтанное  предло-жение  Стяга  провернуть  оборотку  залетному  Патефону.    


                ________________________   ***   _________________
       На  звонок  Шлямбура  Каин  приехал  почти  тут  же,  из  чего  прапор  Стяг  вывел,  что  живет  мафиози  где-то  поблизости,  в  центре.  Или  контора,  штаб-квартира  его  под  боком.      
       Егор Бугров  прошествовал  к  столу, пожал  руку  Веретенникову, затем  его  малорослому  гостю. Внимательно  оглядел  морду  отставника,  одежду. Легкая  рубашка-пиджак  с  боковыми  карманами, мятая  физия  и  убегающий  взгляд  рассказали  нелестное.            
       «Бухгалтер  какой-то», -  подумалось  адвокату. А  у  Шлямбура  спросил: 
       - И  чего  ты  выдернул  меня  почти  с  постели?      
       Стяга  он, еще  раз  мельком  окинув,  все  же  вспомнил. Видел  на  фотках  братанов  Кифира. В  ином  виде,  правда,  но  узнаваем.  Руководитель  боевиков  у  вора-бандита. Умен,  дерзок  и  подонист. Хотя,  с  какой  крыши  глядеть. Жизнь  пошла  кувырком  у  многих. Разве  что  иной  работяга  и  скромный  интеллигент  еще  помнят  о  совести  и  душе,  о  нравственных  порогах. Весь  остальной  люд  судит  о  справедливости  только  в  свою  пользу. Каин  хмыкнул  и  уставился  на  Шлямбура.   
       Илья  Иванович  доставал  из  бара  бутылки,  стаканы,  сооружал  закуску,  наливал  кофе. Затем  кивнул  на  прапора  Кривулю.
       - Вот  прапор,  Стяг  и  Флаг  пришел  по  некоторому  делу. А дело  вшивое  и  пахнет  керосином.      
       И, часто  сбивая о  край  пепельницы-утки  с  сигареты  пепел, пересказал  вкратце  историю  появления  отставника  в  кабинете,  особо  выделив  суть. 
       - Залетные  сибирячки  заложили  подлянку.
       - А  что?  Всё  может  статься  на  нашей  длиннопрекрасной  родине, -  не  удивился  Егор  Бугров, и  прохаживаясь  рядом  и прихлебывая на  ходу  кофе,  опять  не  надолго  задержался  взглядом  на  недомерке  Стяге. Тот  смаковал  марочное  вино  и морщил  носик, делая  мину  брезгливости. «Каков  поганец! Ну  чистый  сибарит»! Подумал  адвокат,  но  проронил  другое: - А  можно  сделать  так. Изловим  сибирских  землепроходцев  и  усадим  мордой  к  морде  товарища  Стяга. Узнаем,  кто  врёт. Ну  и  накажем, чтоб  впредь  неповадно  было.      
       - Ага! -  огрызнулся  Кривуля,  но  без  всякого  страха. – Он  своё  трекать  станет,  а  я  загну  своё. И  кто  прав?  Кто  клиент?    
       - Клиент  всегда  прав,  это  верно. А  клиента  определим  судом  божьим, -  проникновенно  заглядывая  в  глаза  прапору  и  благодушно  улыбаясь, сказал  Каин. – Повесим  обоих  и  кого  веревка  не  выдержит…      
       - Ага!  При  моем  комарином  весе  вопрос  сразу  снимется! -  попытался  засмеяться  Кривуля,  но  лицо  исказилось  гримасой  тоски.
       Он  хорохорился,  но  трусил,  понимая,  что  мафиози  наверняка  развлекается,  обдумывая  ситуацию,  но…В  жизни  многое  случается  не  так. Ведь  стоит  Патефону  категорически  отказаться  от  знакомства  с  ним  и  стоять  на  том  крепко…   
       Каин, все  еще  оставаясь  на  ногах,  приблизился, уложил  на  седеющие  вихры  отставника  ладонь.
       - Клиент  ты  у  нас,  командир  изгоев  и  товарищ  по  разуму. А  потому  рассмотрим  дилемму  с  твоих  позиций. Я  верю Илье  Ивановичу,  что  тот  Патефон  приходил  сдать  золото,  а  когда  случился  облом,  просчитал   варианты  и  все  же  решил  сорвать  куш. Но  каштаны  из  огня  послал  добывать  тебя,  наш  маленький  негодяй. В  том,  что  у  Ильи  Ивановича  есть  некоторые  накопления  жирка  залетный  определил  по  прошлому  разу. – Егор  Бугров сотворил  променад  по  кабинету, выбрал  на  столе  выпивку  покрепче,  плеснул  рома  и  взял  малость  на  язык. Пожевал  губами  и,  удовлетворенно  кивнув,  выпил  одним  глотком. -  А  что,  Илья,  если  набрать  на  нужную  сумму  фальшивых  баксов  и  вручить  Патефону,  будто  этот  товарищ  снял  с  тебя  долг?  Сибиряк  успокоится,  обрадуется  и  смоется  к  пенатам?       
       - Естественно  и  наверняка. Знаки  старые,  россыпью,  проверить  их  некогда.  Да  и  пужнуть  можно,  чтоб  ноги  уносил. Но  вот  золотишко…
      - Ты  прозорлив. А  почему -  нет? Он  же  хочет  взять  у  тебя  на  халяву  баксы. И  они  у  него  будут…Пятьдесят  кусков  фальшивой  капусты. И  на  половину  этого  типа  он  отстегнет  песочка. -  Каин  дрогнул  в  открытой  усмешке  голосом. – Как  предвидели,  не  выбросили  на  мусор  работу  принтеров. Ты, Илья  Иваныч,  тоже  по  сусекам  поскребешь,  поишешь  капусты  прокисшей…А  ты  как  смотришь  на  возникшие  коллизии,  друг  наш  и  мастер  разбойных  дел  Стяг? – оборотился  к  отставнику  адвокат.   
       - За  нахаловку  пускай  отвечает, -  сразу  отозвался  Кривуля,  обрадованный  другим  поворотом  в  деле. -  Разделим  рыжье  как? На  троих? И  кто  провернет  дело?  У  меня  люди  под  рукой  и  могут  хоть  сей  минут… 
       И  остановился  глазами  на  Каине,  понимая,  что  первая  скрипка  - его.      
       - На  три  кучки,  -  кивнул  Егор Бугров. – Хотя  медведя  еще  не  вытряхнули  из  шкуры, но  оговорить  нюансы  не  вредно. А  Патефоном  займутся  мои  люди  и…твои. Подключим, когда  надо, быков  Ильи  Иваныча. У  всех  появился  интерес  замазать  обиду. И  чтоб  на  взаимном  доверии. Но  парадом  командовать  буду  я! – задрав  подбородок,  Каин  засмеялся, бросил  взгляд  на  столешницу  и  плеснул  себе  еще  рома. -   А  вот  паровозом  поедешь  ты!  Тебя  Патефон  знает,  тебе  и  заканчивать  разговор  с  ним.   
       - Значит,  до  завтра? – спросил  Стяг,  желая  ускорить  бег  времени  и  с  вожделением  взглянул  на  бутылки  с  выпивкой.       
       - Да  ты  прикладывайся  смелей! -  поощрил  Шлямбур,  перехватив  его  взгляд. –Дела  завтра,  а сегодня  слегка  можно  и  оттянуться. Снимай  напругу  да  покалякаем  про  жизнь.      
       Покуда  ублажали  естества,  Каин  обмозговал  стиль  работы  на  завтра,  прокатал  картину  в  своем  воображении  и  потребовал  внимания.      
       - Ша,  други  застольные,  слушай  сюда! К  утру,  наш  дорогой  Стяг,  ты  получишь  приготовленную  капусту  с  плесенью  на  нужную  сумму. Придется  попотеть,  но  с  куклами  играть  не  будем.  Может  подняться  шум,  а  он  не  нужен.  Баксы  для  них  вещь  экзотическая  и  верхним  слоем  не  отделаешься,   перебирать  станут  проказники. Сделать  их  надо  тихо. Патефон,  если  не  дурак, придет  до  кафешки  пораньше. Посмотреть  подходы  и  куда  смываться. А  мы  расставим  людей  пораньше, еще  ночью. При  встрече  скажешь,  что  желаешь  на  свою  долю  купить  песочка. Патефон,  если  золото  привез,  клюнет. Такой  тип  жаднее  койота. Ну  а  дальше – дело  техники. Станешь  покупать  металл, усеки  сколько  остается. Мало,  так  пускай  отваливает,  а  приличный  запас -  шалишь. Отнимем  в  налог  за  подлянку. Тебя  будут  прикрывать,  но  уши  не  развешивай.  Халявщики -  народ  подлый. Конечно,  если  неординарная  обстановка  сложится, действуй  по  обстоятельствам. Надо,  так  уноси  ноги. Второй  жизни,  дорогуша,  бог  не  даст. А  за  Патефон  проследят  наши  люди. Обижаться  на  гостеприимство  оснований  у  него  не  будет. Всё  ясно?  Тогда  разошлись.


                _________________   ***   ______________________
       В  середине  августа,  совсем  неожиданно,  из  Москвы  позвонил  давно  подзабытый  Патрикеев.   
       Говорил  он,  вероятно,  с  автомата,  потому  как  чувствовалась  некая  напряженность  и  сжатость  речи.    
       - Приветствую,  Георгий  Исаич! Это  Иван  Антонович.  Не  забыл? -  нажал  он  голосом,  донесенным  спутником  и  ударившим  в  барабанную  перепонку  резким  тембром.   
       Адвокат  тут  же  уловил,  что  партайбонза  намеренно  не  уточнился  фамилией.  И  отозвался:   
       - Рад  приветствовать  вас, Иван  Антонович! Признаться,  уже  не  чаял  услышать.  Что  новенького  в  вашем  мире?             
       - Отрадных  новостей  нет,  но  жизнь,  сам  видишь,  подбрасывает  фортели.  Я  тут  прикинул  кое  с  кем,  и  звоню,  чтоб  упредить  своим  ходом. Я  тороплюсь  немного -  дела. Активизируйте  работу  на  периферии,  срочно  меняйте  профиль. Ты  знаешь,  что  такое  рыжьё  или  рыжевьё? Язык  пошел, свихнуться  можно. Так  вот  вам  рекомендация:  покупайте  этот  товар. Меняйте  деньги  на  него.  И  приобретайте  крепкую  инвалюту. Уже  сегодня. Завтра,  может  статься,  станет  поздно. Помнишь  известное  выражение  Ульянова? Вчера  было  рано, а  завтра  поздно. Правильно  понял? На  все  возможные  средства. И  нажимай  на  рыжевьё! Вы  очень  рискуете,  не  послушав  совета. Разумеется,  если  средства  ваши  в  наличке. Надеюсь,  ты  понял  с  полуслова. Тогда,  будь  здоров,  Георгий!   
       И  в  трубке  раздался  гудок  отбоя.      
       Егор  Бугров  малость  посидел  у  стола,  осмысливая  разговор.
       После  многих  передряг  в  Москве  Каин  было  потерял  контакт  с  Патри-кеевым  и  уже    подумал,  что  молодой  и  упитанный  аппаратчик  скатился  под  горку  и  где-то  затерялся,  сокрушенный  амбициями  номенклатуры,  но…Пару  лет  назад  вдруг  объявился  собственной  персоной  в  Лубянске  и  выдал  реко-мендации  на  перспективное  направление. Прощаясь,  не  отказался  от  помощи  в  «Центральный  фонд». Патрикеев,  по  виду,  мелко  врать  не  умел,  и  Егор  Бугров  не  мог  не  навязать  толику  средств  помощнику  по  какой-то  части  в  окружении  генсека.
       И  точно. Едва  адвокат  сориентировался,  как  всколыхнулась  волна  кооперации.
       Теперешний  звонок  указывал  на  возможность  неожиданных  и  нежела-тельных  перемен  в  расшатанном  до  хлипкости  государстве. Зачем,  иначе,  рекомендовано  срочно  избавляться  от  рублей?    
       Правда,  Каин  и  сам  старался  держать  лишние  деньги  в  валюте  и  золотишке,  а  рубли  под  рукой  оставались  на  спешные  расходы. Но  добывать  золото   крупными  партиями  опасно  для  дела,  а  конвертировать  не  проще. Никто  не  отменял  регламентацию  «конторы»  и  милиции  даже  при  поли-тических  штормах. 
       «Что-то  там  должно  случиться, - сказал  себе  адвокат. В  политизированной  стране  политикой  интересовались  почти  все,  но  Егора  Бугрова  до  этого  звонка  касалась  она  лишь  боком,  как  предмет  конъюнктуры. -  Они  собираются  заключить  новый  Союз…Но  это  нам  до  лампочки. А  что  поставит  под  угрозу  наши  интересы?..Нет,  срыв  подписания -  ничего. Стихийные  катаклизмы?…Разве  что  мирового  масштаба,  но  партии  сие  не  по  зубам. Развал   государства  на  княжества?.. Хреново,  но  пережить  можно. А  вот…война! Гражданская  война  или  военный  переворот !? Да,  в  борьбе  с  разрухой  только  этот  вариант  сгодится.  Переворот,  выпуск  новых  денег,  и  всем  начинать  с  нуля!  Готовится  смена  власти! Черт  возьми,  Георгий! Патрикеев  сидит  в  Кремле  и  что-то  пронюхал. Политики  заигрались  в  заумные  игры  и  ситуация  выходит  из-под  контроля! Нет  уверенности  в  завтрашнем  дне,  вот  о  чем  намекает  Ваня! Вот  ключ!  А  уверенность  при  любом  режиме  даёт  только  золото! Пожар,  Георгий!  Горим!  Надо  вызывать  команду!»    
       И  он  немедленно  вызвонил  Авилова  и  Иванцова.
       В  его  старенькой  «хрущевке»  они  всегда  собирались,  если  приходила  нужда  расслабиться  по  мужски  или  обговорить  серьезные  детали «Фонда  хитрованов»,  как  подшучивал  над  их  делами  Каин.      
       - Что  за  срочность?!  Где  пожар?! – спросил  Авилов,  едва  переступив  порог  квартиры.
       Он  слегка  припоздал,  хозяин  со  Степаном  Иванцовым  сидели  на  кухне и  чего-то  переживали. На  то  указывала  ополовиненная  бутылка  перед  ними  и  мало  убывший  с  блюдца  семужный  балык.   
       Но  сходу  приняв  на  грудь  стопарик,  Бирюк  плюхнулся  на  стул  и  потребовал  уточнений.    
       - Так  что  за  шум  без  ничего?!   
       - Повтори,  отдышись,  а  потом  утолишь  любопытство,  - буркнул  Каин  и  кивнул  на  стол. – Останемся  тут  или  в  зал  переедем? Не  тесно?  А  дело  серьезное.       
       - Чего  езжать?  - отмахнулся  Авилов. -- Мы  тут  привыкли. От  слухачей   всегда  шумом  воды  хоронились  и  радионом. А  что?  Опять  по  наши  души  ротозеи  в  форточки  полезут?    По  такому  поводу  действительно  надо  хорошенько  дерябнуть, а  не  только  повторять! Так  что  пить  мы  не  устанем,  а  для   продолжения  прений  вокруг  стола,  я    прихватил,  как  всегда,  чтоб  мало  не  казалось.   
       Начторга  кивнул  на  кейс  у  двери  и  взял  для  повтора  рюмку.         
       - С  закуской  напряженка  вышла. Степа  буженинки  прихватил  да  рыбного  балычка,  а  вот  в  жару  чего-нибудь  холодненького.  Салатика,  что  ли,  сообразить.. -  хмуро  оправдывался  почему-то  Егор  Бугров. И  встал  и  подался  к  холодильнику. – Помидоры,  правда,  есть…Во!  А  строганинки  если?! Сейчас  я  попотчую  вас  забытым  закусоном!    
       И  принялся  колдовать, выложив  на  доску  из  морозильника   филейки,  стал  мелко  строгать  мясо Уложил  на  тарелку, покропил  уксусом,  снабдил  перчиком  и солью,  добавил  зелени,  помидорчика.   
       - Прошу,  други  мои! Без  всяких  секретов  кулинарии  закуска,  до  гени-альности  проста. И  отменна.  Примем  же  под  неё  по  стопарику  для  упокоя  мыслей  наших! Бегмя  сюда  стремясь,  поди  волновались.    
       - Вот  гусь  кучерявый!  Взревел  в  трубку,  будто  менты  всей  области  навалились!  Еще  б  не  бежать.  Так  что  за  беда  приключилась? – Авилов  вытер  платком  потный  лоб  и  хищный  нос. Пить  крепкое  не  хотелось,  а  вот  что  за  дело  срочное? Но  знал:  у  Каина  всё  просчитано  и  в  свой  черед  выложит  тайну.  Не  раньше. Бирюк  покорился  и  вздохнул. Но  спросил  с  подначкой. – Без  выпивки  секрет  не  откроешь?      
       - Он  и  меня  напугал, -  заметил  хозяин  кооперативного  мясного  заводика,  что  сгоношил  по  совету  Каина  и  вовремя.  Иванцов,  наоборот,  был  не  против  великой  пьянки  и  тут  же  прихватил  со  стола  рюмку. -  Заставил  выпить  и  молчит.  Велел  ждать  тебя. Теперь  все  в  сборе,  говори,  Жора.    
       Егор  Бугров  примостился  к  столу.      
       - Ну  ладушки. Спасайся,  кто  может. Ты  пей,  а  ты  не  пей. Мне  всё  едино  надо  выпить  под  забытый  рецепт  закуски.  Бери,  Степа,  вздрогнем  под  строганинку, может,  в  последний  раз  вместе.    
       - Ты  что?!  Приснился  сон? -  насторожился  Бирюк  и  взгляд  его  стал  диковатый,  отталкивающий,  за  что  и  схлопотал  когда-то  кличку. – Или  кто  дал  установку  завязать  навечно?      
       - Сначала  выпьем, закусим.   -  скомандовал  Каин,  и  они  приняли  по  чуть-чуть  и пожевали  строганины.  А  адвокат  продолжил  излагать.– А  теперь  сообщаю  великую  тайну. По  телефону  мне  только  что  звякнули,  что  в  государственном  масштабе  ожидается  какая-то  хренотень. То  ли  великая  заваруха,  то  ли  всесоюзный  бардак.  Но  посоветовали  быстренько  скинуть  рубли,  а  взамен  брать  золото  и  валюту. Человек,  который  брякнул,  врать  не  будет. Ему  выгода -  сказать  мне  правду.   
       - А  что  за  тип? Чего  он  может? – с  суровым  удивлением  вопросил  Иван-цов.    
       - Что  мог,  он  сделал.  Упредил  о  какой-то  беде.  Для  нас,  людей  почти  подпольного  бизнеса. Да  и  гляньте  вокруг.  Кооперативы  то  разрешали,  то  разгоняли. На  малые  предприятия  перешли,  но,  видно,  скоро  и  им  каюк  настанет. К  чему  тогда  тревоги  из  Москвы? А  человека  вы  того  понаслышке  знаете,  а  ты,  Олег,  видел  и  пил  с  ним. И  я  вам  рассказывал,  что  Кирюшин  обул  москвича  на  сто  штук.  Так  это  его.   
       Авилов  обрадовался.      
       - Так  тут  всё  ясно, Жора!  Москвич  тебе  дезы  насыпал  в  ухо! Мстит,  чтоб  знали  ихних!      
       - Да  нет, в  фигуру  не  складывается, -  повел  подбородком  Каин  и,  соорудив  из  пальцев  фигу, разглядывая, усмехнулся. – Он  того  прискорбного  факта   так  и  не  узнал, москвич,  что  его  обули  на  изящную  половинку. Он  тогда  и  остатку  порадовался.      
       - А  если  серьезно,  степенные  мужики! Я  тут  имею  сказать. – Степан  Степанович  Иванцов, поглаживая  крепкий, но  двойной  уже  подбородок  и  опуская  мясистую  губу, другой  рукой  вертел  порожнюю  рюмку. – Вдруг  и  верно  облом  объявят?! В  тиски  яйца  зажмут.  Что  делать?   
       - А  верно.  Ты  что,  Жора,  заначку  личную  в  рублях  держишь? Начальник  торга  зацепил  после  рыбы  строганины,  вкусил, ворохнул  шеей  и поторопился  налить  коньячку.  – По  нынешним  временам  только  дурачина  да  простофиля, неумёха  может  держать  бабки  в  родной  наличке.  То-то,  гляжу,  морда  твоя  в  расстройстве.      
       - Забота  моя  не  о  личных  интересах,  други. Моя  заначка -  моя  печаль. А  вот  с  общаком  надо  быстренько  разобраться. Рублей,  правда,  в  ём  тоже  котик  наплакал,  но  и  жалко,  когда  пропадут. Другое  дело,  сколько  у  нас  фальшивых  баксов  собралось. Ревизию  надо  устроить. Или  куда  свезти,  чтоб  проверить,  или  машинку  доставать  хоть  на  время. Но  сегодня.  Доллары,  конечно,  валюта  надежная,  но  ведь  под  запретом. Ваня  звонил  неспроста,  он  знает  что-то  глобальное.  Решать  надо,  други. Я  ить  могу  только  руководить.  Творить  вам. – Бугров  наложил  на  лицо  пасмурную  ухмылку.   
       - Так  вдруг -  брехня,  а  нам  забота! – нетерпеливо  вставил  Иванцов. Не  хотелось  ему влезать   в  иные  заботы, кроме   разной  живности  на  мини-мясокомбинате  и  денег.   
       В  политику  мастер  мясных  дел  никогда  не  совался, даже  на  собраниях  коллектива  старался  с  докладом  высунуть  на  трибуну  достойного  трепача, но  тут  он  ошибался  и  Каин  его  любезно  поправил.
       - Охломоно  ты  и  кретино,  Степано! А  если  завтра -  война? Да  еще  внешняя,  в  угоду  политикам! Куда  тогда  баксы? Пускай  курочки  клюют?      
       - Ну  ты  даешь, Егорий! Они  сумасшедшие,  что  ли? -  возмутился  предположению  Каина  Авилов. –Кто  рубит  сук,  на  котором  правит?      
       - А  ты  глянь  на  их  мордофизии, дитя  природы!  Ты  видел  хоть  одно  умное,  одухотворенное  светлой  идеей  лицо,  с  проблесками  благородства  и  самоотрешения? Они  же  рвут  кресла  внаглую  друг  из-под  жопы  друга! Власть – это  деньга,  а  ради  них  они  готовы  на  всякие  подвиги  народа! Это  аксиома,  други! А  они   вкусили  и  того  и  этого. А  как  известно,  ни  того  и  ни  другого  мало  не  бывает.  И  какой  вывод?  Нужды  народа  и  наши  с  вами  им  до  всяких  тетей  Фень! -  с  пессимизмом  закончил  выступление  идейный  вождь  Фонда  хитрованов. - Впрочем,  с  интересом  посмотрел  на  сотрапезников  и  поинтересовался: - Или  вы  другого  мнения  о  текущем  моменте,  граждане  президиум?       
       - Ты-то  что  предлагаешь? – пожал  плечами  Авилов, но  пасть  раскрыл  с  ухмылкой. – Ты  у  нас  кладезь  ума,  тебе  вести  нас  строем.
       - Хотел,  но  раздумал. Внезапно  пришла  мысль,  что всё  останется  как  прежде. Душа  моя  не  вещует  дурного,  не  болит. А  насчет  золотишка  так.  Побеседуй  со  своими  ребятами  из  ювелирторга,  попроси  обменять  нам башли   на  кучку  простеньких  колечек  и  цепочек.  Лучше  высшей  пробы  и сколько  смогут  много.  Нам  ить  нужен  лом  того  металла.  Лом!  Усёк?  А  если  так,  давайте  выпьем,  когда  собрались  вместе, -  сказал  Егор  Бугров.    
       Душа  Каина  заболела  утром,  когда  услышал  о  ГКЧП.  И  болела  все  три  дня,  покуда  не  скинули  тот  комитет  в  нети. И  сильно  морщился,  когда  смотрел,  как  волокут  с  Лубянки  образ  Железного  Феликса  задрипанные  демократы,  крушат  Историю,  память.    
       «Да  уж,  ломать  -  не  строить. Ума  не  надо!  И  о  железной  руке  еще  пожалеете,  потому  как  живете  в  России».    
       В  тот  вечер  Каин  напился  до  отруба,  до  затмения,  чтобы  глаза   шутоломства  не  видели.            


                ___________________   ***  ______________________
       При  новых  порядках,  когда  первой  необходимостью  стало  зашибить  деньгу,  а  не  выполнять  промфинплан,  кафе  «Караси  и  щука»  открывалась  в  семь  утра. Чтоб  перехватить  трудягу  на  пути  к  рабочему  месту  и  уж  если  не  накачать  до  кондиции  ходячего  кибера, то  хотя  бы  похмелить.
       Народу  в  кафешке  было  уже  изрядно,  когда  отставник  Кривуля  явился  на  встречу  с  сибирской  шарапой. Стяг  умышленно  запоздал,  чтоб  среди  алкающих  от  щедрот  Бахуса  могли  затеряться  его  «воробушки».       
       С  порога  он  поискал  взглядом  залетного  человека, и, найдя  в  дальнем  углу,  прижимая спортивную  сумку  на  плече, заторопился  туда. На  этот  раз  сибиряки  сидели  компанией. Два  наперсника  Патефона  с  мордами  урок, с  фиксами  и  наколками  на  руках,  с  короткими  челками,  смотрели  на  Стяга  с  прищуром  и  лыбясь. Вопрошая  глазами,  все  трое  ждали    
       - Чего  хорошего  притаранил? – наконец  не  выдержал  Патефон  и  с  надеждой  взглянул  на  сумку.  – Братаны  дали  добро  на  работу?            
       Прапор  Стяг  самодовольно  ухмыльнулся.      
       - Я  говорил  тебе,  что  отказа  не  знаю. Всё  как  в  аптеке! Клиент  испугался  получить  в  задний  проход  горячий  шампур  и  выложил  баксы. Только  базарил,  что  рассчитался  с  тобой  в  прошлый  раз,  а  это  сплошной  беспредел,  что  я   стребовал. И  грозился  заказать  нам  киллера. Я  не  поверил,  но  на  всякий  пожарный  отмазался, указал  на  тебя. Ты  же  заказчик. Так  что  извини,  но  рвать  когти  нам  надо  шустренько. Я  уж  не  рад,   что  подвязался  на  скользкое  дело.      
       - Так  ты  принёс  баксы?! – обрадовался  один  из  подельников  Патефона  и  засветился  мутно-водянистыми  глазами. Засуетился  руками,  схватил  бутылку  и  налил  в  стакан  водки.  Полный. – Ну  и  волчара! Где  ты  нашел  его,  Патефон?! С  ним  надо  выпить.  Бери!    
       - Не-е,  братва. Сначала дело,  потом  водка. У  нас  закон, -  отмахнулся  прапор  и  обратился  с  заказчику. – Ты, Патефон, базлал,  что  песочек  рыжий  имеешь. Не  трепался?   
       Залётный  слегка  напрягся. 
       - Ты  и  на  песок  клиента  нашел?      
       - А я  сам  буду  клиентом. На  мою  долю  отсыпешь. Хватит  у  тебя  на  двадцать  пять  штук  баксами? И  пять  процентов  скинешь  по  уговору.   
       Патефон  оскалил  фиксы,  пощурился  и  кивнул.      
       - Конечно  скину. – и переглянулся  с помощниками  по  бизнесу. – Когда - двадцать  пять  кусков.   
       - А  я  что,  взял  слишком  много  со  Шлямбура? Так  я  отнесу  сдачу  клиенту, - ощерился  и  отставник. 
       Сибиряк  глянул  в  упор  на  Стяга, сунул  в  пасть  сигарету,  прижег. Задумчиво  погонял  её  из  угла  в  угол  широкого  рта  и  проронил: 
       - Ладно,  поехали  за  песком. Там  и  баксы  посмотрим. Пошли  и  быков  своих  не  зови.  Нам  свидетели  не  нужны.  Или  пасут  уже  нас?       
       - Охранять  меня  будут.  А  как  же? Ты  не  веришь  мне,  я – тебе.    
       - Баксы  настоящие? – поморщил  лоб  Патефон  и  украдкой  оглядел  зал.      
       - Ну  ты  даешь, в  натуре! –  вислые  щеки  Кривули  всколыхнулись  от  ядовитого  смеха. – Когда  бы  я  проверил?!  Может Шлямбур, меня  ожидая,  и  насовал  в  сейф  невкусной  капусты,  а  то  и  куклу,  так  при  чем  я?! Ничтяк  загнул! Иди  на  рынок,  проверь. Может  там,  бляха,  уже  заготовил  Шлямбур  тебе  подарок.  В  зад  котлету  по-киевски! Ну, геноссе  Патефон!   
       И  покрутил  головой,  осуждая  за  явную  глупость.   
       - Тогда  едем  на  хату.  Посчитаем  баксы,  отсыпем  песочку, -  решил,  веселея,  залётный.    
       - Допивайте  и  вперед. Да  и  я  шарахну,  чтоб  вчерашнее  с  сегодняшним  познакомилось. Закажу  подшамать, - сказал  Кривуля,  садясь  к  столу  и  придвигая  стакан  с  водкой. -  Веришь? Со  вчерашнего  вечера  жрать  не  пришлось. Всю  ночь,  покуда  кололи  клиента, сникерсами  перебивались. А  после  них  задача  еще  остается – без  потуг  в  нужнике  отсидеть!    
       Погодя,  вышли  на  улицу,  огляделись. Патефон  высматривал  людей  Стяга,  не  хотелось  попасть  под  пресс  местных  кидал. Он  и  подельщики  сжимали  в  карманах  колодки  выкидных  ножей. На  «хазе»  в  запасе  лежали  и  пистолеты, но  покамест  они  без  товара  и  волновались  не  очень. 
       Отставник  закурил, увидел  поодаль  машины,  в  каких  могли  сидеть  люди  Каина  и  базарного  делопута,  хмыкнул  И  спросил.      
       - Пешедрала  добираться  станем  или  тачку  возьмем?  Далеко  добираться,  ног  не  потратим?   
       - А на  трамвайчике  прошвырнемся, -  кинул  руку  вдоль  улицы  Патефон  и  лучезарно  залыбился. – На  гору  заберемся,  а  там  малость  пройдемся. Да  ты  не  бойся. Надо  было  бы,  мы  в  кафе  еще  перо  сунули  бы  под  бочину,  баксы  забрали  и  слиняли. Ты  жмурик  был  бы!  -  поиграл  желваками  залетный,  оглядывая  напротив, на  изволок  панораму  города  в  старых,  вековых  постройках.    
       - Ладно,  ведите,  братухи. Болтать  можно  всё. Но  вы  в  чужом  городе,  а  я  отмажусь, - сказал  отставник.    
       Трамвай  долго  забирался  на  верх  меловой  горы  и  пошел  на  кольцо  разворота. Они  сошли. Тут  вокруг  простиралась  слободка  Каменный  Брод. Жилой  массив  частных  домов,  прилепившихся  к  боку  не  слишком  пологого  холма  и  населенный  людьми  криминального  толка. Проживали,  правда,  и  работники  железной  дороги, трудяги  крупного  машзавода,  что  выпускал  железнодорожное  тягло,  раскинувшись  у  подножия,  и  основал  город. Но  молва  утверждала,  будто  таковских  осталось  здесь  с  гулькин  нос  или  синице  по  колено. Ворье  и  жулики  всякого  пошиба,  гопстопники  или  ночные  слесаря,  как  называли  их  иныче, проститутки  и  перекупщики: вот  неполный  перечень  интересных  профессий  тутошнего  населения. Мужики  с  этих  мест  боговали  и  по  округе  и,  случалось,  загоняли  город  в  страх,  чтобы  держать  марку  особого  региона  и  не  подгадить  в  статистике  насчет  обывателей  тюрем  и  зон. 
       Прапор  Стяг  и  сам  проживал  тут,  и  знал,  что  здесь  Патефон  снял  флигелек. И  едва  себя  сдерживал,  чтоб  не  рвануть  вперед,  показывая  дорогу. Но  всё  же  сказал  с  явной  радостью.      
       - А  вы,  братаны,  молотком  устроились. И  я  тут  живу,  на  Камброде. Вы  местного  пахана  знаете? Митьку  Кифира! Вот!  А  то  мой  пасынок,  можно  сказать.  Обмыть  дело  зайдем!      
       - Да  нет,  -  поморщился  Патефон. – Сам  говоришь,  нам  надо  откидываться. И  след  от  Шлямбура  нельзя  указать. А  вдруг  точно,  киллера  заказал?      
       Тут  они  угодили  друг  дружке  полностью, прапору  тоже  хотелось  скорей  закруглить  дело.  Тащились  не  долго,  пришли. 
       У  каменного  домины  из  мергеля  толпились  «воробушки»  и  братаны  Кифира. На  лавочке,  у  хлипкого  забора  простиралась  газетина,  поверх - бутылки  с  водкой  и  пивом,  огурцы,  помидоры,  рыба  вяленная,  колбаса. Кагала  стояла  спиной,  занятая  приятным  делом,  жевала  и  что-то  рядила.
       Отставник  Кривуля  не  стал  сотворять  секрета,  распахнул  пасть  и  руки.   
       - О, братва! А  нам  налить! Пивка  по  кружечке!  Жара  вон,  сука! – и  задрал  голову  в  небо, пустое  и  бледное.   
       Они  повернулись  разом,  но  особой  радости  не  показали. Напротив,  заржали  с  издевкой,  а  кто-то  отмерил  ладонью  локоть.    
       - А  вот  балычка,  а  не  пива! Пиво  не  водка,  а  кайф! За  кайф  платить  надо!    
       По  плану  должны  тут  же  устроить  кипеш  и  балдеж:  пристать,  окружить  и  скрутить, устроить  картину  разборки. На  том  кончилась  бы  работа  прапора.      
       «Они  не  нашли  песок! Всё  идет  по  другому  раскладу», - Стяг  вспомнил  ночное  наставление  мафиози.       
       Второй  вариант  заключал  в  себе  обычную  куплю-продажу,  после  чего  Кривуля  уже  с  золотом  возвращался,  и  операция  завершалась  без  него. Впрочем,  деталей  ему  не  раскрывали.       
       Патефон  ткнул  ему  большим  пальцем  в  бок. Приказал:   
       - Пошли!  Обурел,  что  ли?
       Большая  кагала  знакомых  прапору  залетному  не  понравилась. Он  торопился  войти  в  хатку,  где лежало  оружие. А  уж  тогда  можно и  прикинуть  расклады  и  потолковать,  кто  кому  задолжался.      
       А  прапору  одному  идти  в  хатку  не  хотелось. Адвокат  убеждал  его  ночью  в  простоте  операции  и  пообещал  и  снабдил  надежной  вещицей,  но  сам-то  где-то  в  сторонке  сидит.  И  глядит.  А  Стягу  переться  чертям  в  хайло.
       Пива  им  не  дали. Поскалили  зубы.   
       - Идите,  братухи!  Тут  самим  мало  пива. У  вас  дела,  у  нас -  отходняк!      
       А  Серега  Мартехин,  прикинутый  в  адидас  амбал  из  команды  Травкина, выпирая  грудь  и  потягиваясь, кивнул  на  газетину-скатерку.    
       - Дела  закруглите,  топайте  до  стола. Водки  море! А  если  кто  обидит  нашего  хмыренка,  получит  по  сусалам  и  сзади  их! -  и  глазами  навыкате,  в  каких  полыхнула  страсть  помахать  кулаками,  оглядел  залетных.
       Про  этого  шкафа  Кривуля  наслышан. Садист.  В  выхмелителе  раньше  работал,  за  что  и  выгнали  метлой. Возил  алкашей  и  крепко  подпитых,  а  в  пути  в  «воронке» упражнялся  на  них  кулаками. За  всякое  пьяное  слово  бил  по  баклушам  и  по  груди. Одному  саданул  - остановилось  сердце. Списали  на  слабое  сердце  при  переприёме  и  дело  замяли. Но  из  вытрезвителя  Травкин  сам  лично  выставил,  чтоб  прецедент  не  повторился. И  теперь  бывший  мусор  в  бандитах.      


                ___________________   ***   ____________________
       Люди Травкина  прошмонали  пристанище  Патефона  старательно,  но  в  таком  деле  мало  каши  съели,  а собаку  не  пробовали. На  виду  лежало  искомое.   
       Патефон  сразу  же  снял  с  гвоздей  большую икону,  в  углу  флигелька  под  двумя  мерцающими  лампадками, содрал  приклеенную  крышку, достал  и  быстро  раздал  подельникам  «макары»  Третий  сунул  за  пояс  и  обернувшись,  подмигнул  Стягу.      
       - А  вот  и  песочек!   
       Достал  из  иконы  закутанный  в  туалетную  бумагу  колобок,  развернул  и  явил  колбаску  из  плотного  полотна. С  торжественным  уважением  положил  на  стол,  повел  бровью,  и  подельщик  вернул  икону   на  место.      
       Кривуля  поежился, крепче  сжал  ручки  спортивной  сумки. Если  он  сам  открывать  станет  ей  зев,  то  еще  бабушка  надвое  скажет,  как  сложится  торг. Вдруг пустят  в  ход  «дуры»,  покуда  он  занят?      
       - Давай  баксы  считать, -  отвлек  его  Патефон.         
       -  Ага, - согласился  Стяг. -  Пускай  пацаны  бабки  считают,  а  мы  песок  смеряем. Наперсток  есть?   
       Он  распахнул  «молнию»  сумки, сунул  туда  руку  и,  отступив   к  койке,  вывернул  на  одеяло  пачки  долларов,  перехваченных  резинками.    
       Глаза  залетных  тут  же  зажглись  алчностью. Торопясь,  они  посадили  «пушки»  за  пояса, и  принялись перебирать  «зелень». 
       Патефон  расстелил  кусок  чистой  бумаги  от  какой-то  обертки, достал  нож и  кончиком  вспорол  край  колбаски  из  парашютной  ткани. Наружу  вывалился  наперсток,  посыпался, меркло  отливающий  желтым,  песок.
       Глаза  прапора  тоже  засветились  огнем  жадности. Человек,  наверное,  так  устроен,  что  чтил  сначала  придуманного  кумира,  а  уж  потом  - себя. Но  Стяг  о  том  не  думал, он  заворожено смотрел  на  вечный  металл. Такое  количество  золото  он  видел  впервые. 
       - Во,  бляха! -  выдохнул  он  в  восторге.      
       Сибиряк  набирал  песок  в  наперсток, тщательно  снимал  пальцем  горку,  ровняя  с  краями,  и  высыпал  рядом. Ставил  потом  на  бумаге  авторучкой  крестик  для  счета.  Когда  золотой  песок  перемеряли,  Патефон  посчитал  золотники  в  крестиках,  перевел  граммы  на  баксы  и  оказалось,   те  унции,  что  переходили  к  отставнику,  покрыли  собой  все  доллары  и  они  почти  квиты. Даже  сдачу,  в  несколько  десятков  баксов,  Патефон  вручил  Стягу и  тот  сунул  её  вместе  с  колбаской  в  сумку.
       - Ну  как?  Доволен  расчетом? Я  пять  процентов  учел, - сказал  Патефон,  напряженно  лыбясь.      
       Пожалуй,  что-то  увидел  в  его  зраках  Кривуля,  показались  на  исподе  их  сплохи  едва  сдерживаемой  решимости  змеи  метнуться  и…   
       И  отставник  быстро  сунул  руку  в  карман  и  тут  же  выхватил  обратно. Показал  в  кулаке  гранату  и  выкрикнул:   
       - Всё,  Патефон!   Пойдем,  обмоем  покупку.  На  посошок  предлагаю!  Нет -  суда  нет! Пакеда! Всем  лежать,  а  то  кину  лимонку!   
       И  стал  отходить  задом  к  двери, внимательно  следя  за  распластанными  урками  из Сибири. И  если  бы  хоть  один  лапнул  себя  по  брюху…Но  обходилось.  Кривуля  нащупал  из-под  сумки  на  плече  дверь, распахнул,  пятясь,  вышмыгнул,  и,  пригибаясь  под  окнами,  драпанул. 
       Выбежал  на  улицу,  с  разбега  сунулся  в  толпу  ожидающих. Травкин  забрал  сумку,  заглянул  и  спросил:   
       - Что  у  них  осталось?
       - Порожняк, -  продыхнул  прапор, принимая  из  рук  доброхота  стакан  с  пивом. – У  них  три «дуры»  и  финари.      
       - У  нас  тоже  есть  кое-что,  процедил  с  угрозой  Травкин. – Ладушки,  все  свободны.  Отбой. А  ты,  Стяг,  через  три  денька  получишь  свою  долю  у…Там,  где  намедни  был. Так  передали.   
       На  другой  день  в  сотне  километров  от  Лубянска,  на  территории  соседней  области, вдоль  железнодорожного  полотна,  обходчики  пути  обнаружили, один  за  другим  на  приличном  расстоянии,  три  мужских трупа. 
       Доктор  из  прибывшей  следственной  группы, раскурив  плохонькую  сигарету  и  потерев  худую  щеку,  с  усталостью  констатировал:
       - Работал  умелец, профи. Во  всех  случаях перелом  шейного  позвонка. Одному  досталось  и  при  падении -  угодил  виском  в  камень. Не  мучался. Да-а, ищи  ветра, -  присовокупил  капитан транспортной  милиции. – Поездов  прошла  тьма  и работа  предстоит  аховская. Висяк  свалился,  должен  вам доложить,  гарантированный.    
       И  задумчиво посмотрел  вдаль,  где,  сходясь,  пропадали  рельсы.
       Прапор Стяг  пришел  за  долей  в  обговоренный  час. Каин  со  Шлямбуром  коротали  время  за  неторопливой  беседой,  оснащая  её  легкой  выпивкой.    
       - А,  явился  не  запылился! – с  улыбкой  приветствовал  его  Егор Бугров. -  Отличник  оперативного  труда. Ну  садись,  станем  хабар  делить. Ты  в  арифметике  силён?
       Кривуля  недоумённо  вскинул  ресницы,  пожал  плечами,  обиделся.
       - Я  же  каптером  служил! Шмотки  в  часть  через  меня  шли, оружие. Пятнадцать  лет  сидел  на  снабжении! Плюс  два  года  в  Афгане,  покуда  калган  не  испортили. Но  дураком  не  остался  после  контузии. Бля  буду! А  служил  верно. Почему  и  сейчас  почти  голый  ошиваюсь  в  бандитах.
       - Ну,  ну,  шутки  надо  понимать. Наливай,  чего  хочешь,  освежайся. А  твою  науку  распределять  мы  сейчас  проверим. Вот  бери  металл  золотого  Тельца  и  рассыпь  по  своему  разумению  на  троих,  но  с  учётом  нюансов. Чтоб  справедливо. А  то  вы  об  этой  субстанции  часто  чирикаете, которые  бедные. А  ты  бедный,  на  дембель  ушел  в  примаки. Это  из прапоров-мака-ронников! Приступай!            
       Каин  кивнул  Веретенникову, тот  достал  из  сейфа  и  кинул  на  стол  мешочек,  достал  из  него  колбаску  с  песком. Расстелил  листы  белой  бумаги, усмехаясь,  смотрел  на  Стяга.
       - Так  что,  не  поровну? -  дрогнул  голосом  Кривуля. Только  теперь  понял  битый  жизнью  отставник,  что  делить  будет  не  просто. – Нас  же  три  бригады!
       - Ну  что  ты заладил? Извилинами  шевели,  поставь  себя  на  мое  место,  потом  на  место  Ильи  Иваныча. Кто  какую  лепту  внёс  в  общее  дело  строительства  заморочки. Откуда  пошло  дело. Кто  больше  рисковал  шкурой.  Мы  работали  коллективно,  да  и  ты  не  какой-то  там  экспроприатор. Конечно,  можно  и  поровну  поделить  и  никто  не  обидится. Но  принцип  пропорциональности  вложенного  труда  нарушится. Уравниловке  дали  по  боку. Нельзя  снова  прецедент  устанавливать. А  то:  раз  исключение  из  правил,  два,  а  там  уже  и  закон  несправедливости возродится. Каждому   воздавай  по  уму! -  подтолкнул  к  действию  адвокат,  прихлебывая  из  стакана  ром.
       Бывший  прапор  посмотрел  на  колбаску  с  золотой  начинкой,  на  хозяина  кабинета,  на  Каина,  развалившегося  в  кресле  с  видом  заинтересованного  шельмы,  тоже  уселся  у  стола,  налил  себе  пива. Потом  качнул  головкой  и  заявил:
       - Ладно,  делите  вы. Я  приму,  как  выйдет.
       Егор Бугров  расцвел  благодушной  улыбкой,  покосился  на  Шлямбура  и  поощрительно  возгласил:
       - Умён    малый  и  весь  наш  в  доску. Смикитил,  что делить  надо  на  шесть  частей. Одну  Илье  Иванычу  за  моральный  падеж  в  глазах  общественности  в  лице  нас,  две  части  тебе  и  братанам  за  риск  мощами  от  всяких  посягновений,  твои  люди  хату  разведывали  до  того. Лежку  их  установили. Ну  а  три  части  мои. Во-первых, позвали  меня,  мои  парни  готовили тёмную  сторону  операции  и  её  завершение  на  последнем  этапе,  и  в-третьих -  идея  моя!  С  продолжением  в  подстраховке.  Ладно,  ладно,  идея  пусть  будет  общая, товарищ  от  воровской  гвардии,  но  продолжение  все  же  мое! Мне  почета  не  надо,  мне  башли  подавай!  И  дели!  - И  Каин  ткнул  пальцем  в  стол. – Я  думаю,  мы  и  на  этот  раз  обойдемся  без  аптекарских  весов. Не  отшвырнём  романтику  и  обойдемся  наперстком. Его  придумал  не  дурак.
       И  смотрели,  как  священнодействует  отставной  прапор.  Подрагивающим,  тонким,  но  заскорузлым    пальцем  снимает  с  наперстка  лишку  песочка,  сыплет  горкой  на  отдельный  лист,  и, зажимая  челюсти,  чему-то  хмурится. Он  напряжен  и  с  кончика  носа  вот-вот  упадет  капля.
       Потом  они  попрятали  приобретения: кто  в  сейф, кто  в  «дипломат»  посадил  пластиковый  мешочек,  а  Николай  Кривуля  сунул  песок  в  задний  карман  брюк.  Там  теперь  никто  ничего  не  хранит,  отвыкли.  И  Стяг  о  том  помнил  и  знал,  что  воры  о  том  тоже  ведают.
       Они  обмыли  удачное  дело  шампанским,  как  подобает  заведенному  порядку. И  стали  прощаться.
       Покидая   офис  Шлямбура  первым, уже  берясь  за  ручку  двери,  отставник  вдруг  оглянулся,  качнул  головой   и  воскликнул:
       - А  Патефон  с  братанами  уже  к  дому  подъезжает!  Ха!  Или  приехал  уже?
       Каин  посмотрел  с  некоторым  недоумением  и  даже  двинул  плечом. Дескать, пришла  же  мысль  чудаку  интересоваться  нахалами. Но,  потерев  холеными  пальцами  щеку, а  затем,  поправив  светлый  галстук  на  белой  сорочке,  сказал:
       - Это,  друг  наш,  как  Фортуна  к  ним  станет. Задом  - пиши  пропало,  не  доедут  скоро  домой. И,  помнится,  везуха  им  не  благоволила. Расклад  с  самого  начала  был  не  в  их  пользу. Подлянку-то  они  зарядили! А  из-за  прокисшей  капусты  навряд  ли  они  захотят  возвратиться.  Они  где-то  кого-то  кидали,  теперь  их  кинули. Так  что,  дорогой  Николай  Сергеевич, не  стоит  ворошить  вонючих  дел. Это  совет,  а  я  люблю  раздавать  хорошие  советы.  Будь  здрав!
      Вечером, в  адвокатской  конторе Каина, когда  подвели  итоги, Травкин, потягивая  апельсиновый  сок, спросил  не  без  ехидства.   
      - Я  всё  хочу  задать  щекотливый  вопрос, Егор  Исаич,  да  как-то  стеснялся.  А  сегодня  ты  в  настроении.      
      -  Ишь  ты,  стеснительный  нашелся. Валяй,  утоли  душеньку,  - пыхнул  дымком  сигареты  Каин,  и  повесил  на  губы  ухмылку. 
      - Так  я  задаю.  Ага?    
      - Ага.      
      - Тебе  с  бандитами  якшаться  не  надоело? То  ты  изводишь  их  под  корень,  то  дружбу  крутишь,  деньгу  вместях  зашибаешь.  Они  мерзости  на душе  не  вызывают?         
       - Естественно  кошки  скребут,  но - жизнь! Кругом  наш  народ  и  другого  нету. А  деньги,  как  кто-то  справедливо  заметил, не  пахнут. И  их  мне  надо  много. Если  ты  помнишь,  я  альтруист.  – Егор  Бугров  сбросил  улыбку  и  долгим  взглядом  уставился  на  Травкина. 
       - А  если  по-русски  сказать  последнее  утверждение?            
       - То  бишь,  по-русски, доброхот. Правило  имею,  помогать  бедным  и  слабым.  А  их  развелось…Так  что  и  общаться  еще  придется  с  таким  народом,  и  изводить.  И  блазнится  мне,  дорогой  мой  товарищ  по  всяким  делам,  близится  время,  когда  у  власти  преобладать  будет  именно  названная  категория  политических  проституток. Имидж,  конечно,  строить  благопристойный  будут  стараться,  но  суть-то  из  души  не  выскребешь!   

               
                ГЛАВА  ШЕСТАЯ

                ____________________   ***   ___________________
        С младшей  дочерью Семёна  Ефремовича  Терещенко  адвокат  Бугров  познакомился  как бы  случаем,  оказавшись  в  компании  на  природе,  куда  пригласил  заединщиков    выбраться  на  пикничок. Каин  раскручивал  одно  дело  и  крупный  разговор  с  новым  партнером,  обставить  думалось  приличными  людьми. Потому  принудил  Авилова  вытащить  на  воздух  новоиспеченного  генерала  с  супругой. А  от  скуки  или  любопытства  ради, но  с  родителями  потащилась  дочка  Юленька. 
       Гулянка  удалась,  сидели  славно. Погода  и  шашлыки  поддерживали  настроение,  а  неплохое  вино  из  подвалов  «Абрау Дюрсо» – с  людьми  оттуда  адвокат  толковал  про  дела  на  пологом  берегу  Северского Донца –  расслабляло  душевные  фибры  и  пускала  на  волю  всякую  благоглупость.   
       И  от  пригубленного  ли  вина  или  с тайной  мыслишкой, но  приладилась  Юленька  к  адвокату. Стала  ухаживать, предлагая  питьё  и  закуски, навязывать  прочие  услуги. Пустяковые, но   заметные, сидящим  возле  скатерти-самобранки.       
       Авилов  усёк  и  поддел:      
        - Ты,  Юленька,  с  ним  построже, без  смешков  обходись. Глянь,  какой  красавец,  и  к  тому,  слывет  соловьем-разбойником  по  сексуальной,  как  теперь  говорят,  части. А  сам  однолюб! Так  что  пользуйся  моментом,  набрасывай  аркан  и  волоки  в  ЗАГС! Согласия  у  него  не  спрашивай!
       Торгаш  у  них  в  доме  бывал  частым  гостем  на  правах  большого  приятеля,  давно  обворожил  женщин  и  потому  имел  право  на  пустые  байки.   
       Но  отец  девицы  и  к трёпу  завторга  отнесся  внимательно,  не  взрыкнул  на  манер  льва  из  клетки,  как  мог  бы   в  иной  обстановке. Смотрел  и  слушал.
       Об  адвокате  знал,  даже  внимательно  изучал  досье, когда  раскручивали  теневиков. И полагал,  что  этот  симпатичный  с  виду  жидок,  крутит  очень  большие  деньги. И  не  без  его  помощи,  наверное,  в  своё  время  Авилов  посадил  его,  полковника,  на  золотой  крючок.    
       Впрочем,  тут  он  ошибся.  И  озлобления  или  тихой  неприязни  Каин  в  папаше  не  вызывал. Или  притупилось  чувство  предательства  интересам  государства, перешло  в  житейскую  обыденность, или  проступок  тот  дал  полковнику  много  больше  ожидаемых  благ. А  теперь,  когда  и  государство  в  помыслах  обратилось  лицом  к  прагматическим  людям,  он  и  к  цеховикам  в  целом  ничего  супротивного  не  чуял. Напротив, сейчас  генерал  смотрел  на  возможного  кандидата  в  родственники  с  толикой  уважения, а  как  бы  в  шутку  высказанная  Авилом  мысль  возбудила  подспудный  интерес.      
       Всё  верно,  времена  надвигались  лихие  и  деньги  многие  добывать  стали  всеми  доступными  ухищрениями. Стоять  с  протянутой  рукой  -  удел  нищих. А  этот  прохвост  и  проныра  умеет  делать  деньги,  девка  за  ним  не  пропадет  и  успеет  малость  припрятать  в  запас,  если  случится  что  непредвиденное  с  супругом. Тут  он,  отец,  не  сплошает,   научит  чадо  своё  нехитрой  премудрости  направить  мужа  на  жертвенный  жест.
       Так  прикидывал  про  себя  генерал,  на  всякий  пожарный  случай,  «раскатывая  губы».   
        Тот  день  не  закончился  безобидным  купанием  и  пригубливанием  стаканчика  с  душистым  вином. Юлия  Семёновна,  кокетничая  и  играя  слишком  слабую  половину  человечества, выказала  интерес  к  посещению  филармонии. Какая  жалость  и  беда! Она  любит  красивую  музыку:  и  эстраду  и  камерные  концерты,  а  вот  видеть  воочию,  как  рождаются  чарующие  звуки  и  божественные  мелодии -  не  доводилось. А  так  хочется!   
        Выразив  вслух  такие  мысли, Юленька скосила  лукавые  глазки  на  зафрахтованного  кавалера.   
         Егор Бугров  покивал,  сардонически  улыбнулся,  оглядев  несокрушимую  отрешенность  Авилова  и  ухмылочку  генерала,  и  потащил  её,  куда  требовала.   
         И  в  фойе  филармонии,  прогуливаясь  в  перерывах, Юленька  трогательно  оказывала  Каину  знаки  внимания. Но  и  себе  не  позволяла  отказаться  от  шоколадки, мороженого  и  прохладительных  напитков,  до  конца  играя  наивную  девочку. Правда,  наивность  оказалась  настолько  неограниченной,  что  ко  всему  прочему, в  последний  антракт,  расшалившись,  она  потребовала  шампанского.   
       - Это  так  романтично,  Георгий! -  ласточкой  щебетала  она  в  буфете,  отдавая  должное  шипучему  вину. – Я  всем  стану  рассказывать,  что  при  нынешней  развращенной  жизни,  меня  все  же  предварительно  спаивали,  чтобы  отнять  иллюзии. Право,  вам  к  лицу  такой  образ  соблазнителя!  Вы  же  не  станете  отрицать,  что  душа  у  вас  нежнее  лепестков  розы, тогда  как  ваш  суровый   облик  кажется  каменным,  даже  когда  вы  улыбаетесь. А  вы  не  крутой, Георгий,  вы   обыкновенный  герой!   
       Но  в  зале  Юля  дурочку  не  валяла, музыку  слушала  со  вниманием  и  иногда  покорялась  ей  полностью. Возможно,  скрытое  женское  начало  подсказывало  ей  такую  манеру,  а  может  статься, Бах,  Вивальди  и  Бетховен  со  товарищи  укротили  временно  её  натуру, но  Юлечка  очень  помогла  Каину  оценить  себя  под  нужным  углом.      
       «А  кто  знает? – думал  Егор  Бугров, сидя о  бок  с  ней  в  партере  и  искоса  на  неё поглядывая. – Нинка  таскалась  сюда  показать  изящные формы  самочки  и  шмотки, а  эта,  может,  пришла  отдохнуть  аурой,  а  не  только  в  надежде  на   амуры».       
       После  концерта  Юленька  не  строила  выпендронов – не  диво,  секс  стал  обычным  явлением  на  экранах, -  легко  согласилась  попить  у  него  кофейку. Но  пила  и  коньяк,  вкушала мелкими  глотками.  И  оказалась  не  девственницей,  в  чём,  впрочем,  Каин  не  сомневался  и  до  совокупления. Он  брал  то,  что  ему  предлагали,  и  особых  надежд  не  питал. Не  мальчик,  а  муж  сильно  перезрелый.   
       После  полуночи  Каин  доставил  Юлию  к  дому,  поднял  в  лифте  и  оставил  у  входной  двери  в  квартиру. 
       И  сравнивая  потом  обретение  с  Ниной  Мамочкиной,  неожиданно  для  себя  Егор Бугров  пришел  к  выводу,  что  новенькая  выигрывает  не  только  молодостью, но  и  стройными  формами,  на  редкость  пропорциональными  и  радующими  глаз. Ростом  Юлия  все  же  ниже  его  вершка  на  два,  не  дылда,  но  и  не  пигалица. И  лицом  далеко  не  урод,  с  мягкими  и  правильными  чертами, прикрашенными  густыми  русыми  волосами, откинутыми  назад, И  с  бесенятами  в  глазах. Ах,  эти  серые  глаза!   
       Нет,  Егор  не  потерял  голову,  но  все  охотнее  встречался  потом  с  Юленькой,  предпочитая  её  общество  иным  жрицам  любви.  Нина  Мамочкина  его  предала  и  вопрос  о  выборе  не  стоял.  Возникала  мысль  о  женитьбе.    
       Он  гнал  её  осторожно  и  постоянно,  затем  отгонял  со  злом  и  высокомерием,   с  сарказмом  и  явной  издевкой,  наконец  стал  хихикать  и  хохотать,  оставаясь иной  раз дома   наедине  с  нею,  но  мысль  не  отвязывалась.
       «Что  ж  это  я,  почти  старый   чудак,  возьму  веник  из   лютиков-цветочков  и  потащусь  просить  руки  и  остального  у  её  создателей!? -  вопрошал  себя  адвокат, пиная  неотступные  помысли  и  понимая,  что  сие  неизбежно. – Кто-то  уже  её  голубил, а  теперь  моя  очередь, но  только  на  законном  основании? Дурак!.. Сейчас  же  полная  свобода  для  всех  и  во  всём! Ты  же  таскался  по  телкам,  держал  под  боком  Мамону. Все  кого-то  трахают  и  жарят. Такова  жизнь,  природой  дадена…Да!  Но  тогда  мне  снова  иметь  рога! Кто-то  уговорит  и  эту  в  минуту  одиночества,  приголубит  и  приласкает…Нет,  хренушки!»      
       Казалось,  здравая  мысль  поселялась  на  век,  но  через  день  или  несколько,  после  свидания  с  Юлией,  монолог  продолжался.   
       «Пойми,  чудик,  все  так  живут! Этим  кто-то  рога  наставляет,  они  в  свою  очередь  приделывают  рога  другим -  жизнь  ходит  по  кругу! Выбрось  из  башки  дурь,  поменяй  на  приличные  мысли!»         
       Но  бросить  -  слабо. Бросать  всегда  трудно,  будь  то  курить,  пить  всякую  дрянь  или  иную  вредную  привычку. Отвыкать  трудно,  пока  не  посадишь  в  подкорку  мысль,  что  так  будет  лучше.  Если  бросить  или  обрести.  Другие  живут  и  не  помирают! И  даже  здравствуют!   
       Насчет  женитьбы  и  предки  пилили,  упрекали  отсутствием  продолжателя  рода  и  утехи  на  старости  лет. И  вот  Егор  психанул,  стукнул  по  колену  себе  кулаком  и  позвонил  дружкам-товарищам.         
       - Запрягайте  машины,  други  мои,  поедем  сватать  мне  половинку! Других  помощников  не  желаю.  С  вами  пилось  и  елось  и  еще  хотелось. Не  откажите  сосватать  у  генерала  дочь,  да  не  вздумайте  укоротить  ночь!   
       - А  как  сватанье  обставить? По  высшему  разряду  крутого  жениха  или  сгоношить  клоунаду? -  спросил  Авилов, сомневаясь  в  серьезности  намерений  наперсника  и  даже  побаиваясь  последствий. –  Вы  точно  желаете  породниться  с Терещенко?      
       - А  на  кой  овощ  мы  его  генералом  сделали?! Только  чтоб  титлом  пользоваться? Вот  пускай  отдает  дочку! – схохмил  Каин,  но  тут  же  спрятал  веселость  и  даже  вздохнул. – Но  жениться  придется   не  в  шутку,    на  полном  серьёзе. Это  тебе  не хаханьки  в  предбаннике,  а  общественный  поступок. За  надругательство  над  ритуалом  ейный  батя,  наверняка,  швырнет  против  нас  весь  ОМОН  в  амуниции. Женитьба -  это  не  хаханьки,  а  ярмо  на  всю  оставшуюся  жизнь.    
       - Быстро  она  окрутила  тебя,  Егорий! Брак  по  расчету? -  хихикнул  в  трубку  Авилов.    
       - Ну  ты,  горшок  плешивый! Не  ты  научил  её  кинуть  на  меня  удавку?! Я  еще  посмотрю,  какая  жена  из  неё  получится. А  то  тебя  первого,  как  подстрекателя  и  гаранта, утоплю  в  нужнике  с  общаком! Или  заставлю  взять  в  любимые  жены! И  будешь  ты  наш  Абдула. А?!   
       - Но, но!  Шутки  врозь,  а  хвостик  на  бок! Ты,  значит,  её  будешь  ублаготворять,  а  меня  в  дерьмо  кунать! Не  вижу  логики,  но  от  страха  умолкаю. Как  я  понял,  моя  задача  прежняя: поставить  лучшую  выпивку  и  быть  возле  стола, -  посмеялся  Авилов.         
       - А  что?  - ответил  смехом  Каин. – Зачем  менять  специализацию? Ты  привык  поставлять  коньяк  и  водку,  получается  не  плохо.  Продолжай. Стёпа  озаботится  балыками  и  буженинкой,  колбаски  с  филейками  припасёт. Чего  еще  надо  на  свадьбе  кроме  невесты?! Так  что,  как  говорил  великий  волюнтарист: наши  цели  ясны,  задачи  определены  - за  работу,  строители  смутного  здания  за  горизонтом!    
       Завторгом  созвонился  с  Терещенко,  намекнул  о  намерении  посетить  с  душевной  просьбой  его  с  супругой. Утрясли  время, чтобы  остался  час-другой  в  запасе, когда  вздумается  жениху  или  тестю,  а  то  и  гостям,  вольно  посидеть  вокруг  стола.    


                _____________________   ***   _____________________
       Семён  Ефремович Терещенко  встречал   гостей  у  порога, в  адидасовской  спортивной  рубахе,  но  в  штанах  с  лампасами  и  в  тапочках  на  босую  ногу. То  ли  жизнь  теряла  своё  значение,  то  ли  хотел  загодя  показать  жениху  родственные  чувства,  что  де  встречает  по  домашнему. А  может, третье  имел  на  уме:  не  велик  барин!         
       Но  Егор Бугров  давно  чихал  на  условности.. Потому  прихватил  сунутую  навстречу  руку  будущего  тестя  и  со  смаком  тиснул   
       - Ну  ты,  батя,  как  казак  теперь! Ха-арош!.. И  вольный!    
       От  боли  или  фамильярности  генерал  сморщился. Будто  забыл,  что  еще  на  природе,  хорошо  врезавши,  перешли  на  «ты». А  может,  мучила  мысль,  что  теперь  привыкать  надо  ко  многим  фиговинам.   
       - С большим  чином  вас, Семён  Ефремыч, еще  раз! Доброго  всем  здоровья  и  процветания! -  возглашал  Степан  Степанович  Иванцов, ставя  у  ног  большой  «дипломат»  и  слегка  прижимая  крепкие  пальцы  хозяина  квартиры. – Разрешите  от  имени  бывших  телушек  и  свиней, разделанных  на  балыки  и  колбасы,  презентовать  вашему  дому  деликатесы  к  столу. Продукты  трудов  наших!  От  личного  кооператива  и  отличного  качества!
       Терещенко  оглядел  мастера  по  мясопродуктам с  высоты  своей  двухметровки  и,  сощурив  в  полупрезрительной  усмешке  стальные  глаза, пробасил: 
       - Всё  пижоните,  молодежь! Ёрничаете,  циники. Вот  и  довыпендривались,  что  страну  расшатало. Еще  немного,  и  этот  станичник  и  краснобай,  чертом  меченый,  страну  по  миру  пустит. А  вам   всё - ха-ха!         
       - Ну  что  ты,  ваше  превосходительство,  шумишь  на  нас?! – обрезал  его  Авилов, суя  женщинам  огромный  букет  цветов,  а  генералу  пухлую  руку, - Мы-то  не  пустомели.  Против  закона  ходили,  каемся,  а  против  власти  даденной  богом  -  ни -ни! От  нас  государству  только  польза  случалась, умножали  богатства  ему. Из  кармана  в  карман  перекладывали,  да,  но  внутри  державы!  И  золотишка  за  долги  забугорных  дружбанов  не  вывозили,  как  некоторые  кавалеры  многих  регалий  и  маршалы  чужих  побед. И  нищим  народ  становится  теперь  против  своей  воли. Вон  уже  жратвы  достать  из-под  полы  даже  нельзя  нормальному  человеку. Митингуют  народы,  работать  некогда! А  Миша  поощряет  словоблудие. Вот  куда  вы  смотрели,  которые  власть  держат,  когда  его  выбирали? Проглядели  классового  врага,  подкулачника  с  зашейными  дипломами. А  теперь  -  искать  стрелочника?! Дудки,  ваше  превосходительство! Не  там  ищите. И  наша  хата  не  с  краю. А  пришли  мы  к  тебе  не  собачиться,  а  звезду  лишний  раз  обмыть, на  дочку  твою  поглазеть. А  может,  забрать. У  нас  жених  ей  есть!  А  ты,  хозяюшка,  чего  молчишь? Что  не  закроешь  хлебало  старому  брюзге? Провожай  к  столу, Вера  свет  Васильевна!   
       Теперь  уже  к  генеральше  обратился  Авилов,  стреляя  вокруг  строго-озорными  глазами   и  светясь  ухмылкой. На  правах  старого  доброхота,  втихую  от  супруга, не  мало  спровадивший  сюда  добра  шмотками  и  яствами, он  имел  на  то  неписаное  право.
       Он  указал  путь  действий  и  все  повалили  к  столу,  уже  приготовленного  для  сидения  вокруг. 
       После  двух  или  трех  стопок,  когда  во  многих  извилинах  под  черепушками мужиков    мысли  захороводили, пришедшие  в  гости,  приступили  к  официальной  части  визита.   Бирюк  снова  залез  на  коня  словоблудия  и  с  шутками-прибаутками,  надогад  повел  сватовское  дело.  Указав  на  Егора  Бугрова,  как  на  охотника  жениться,  стал  расхваливать  за  всяческие  достоинства,  коих  перечислил  до  неприличия  много, а  затем  потребовал  отдать  за  него  озорницу  Юльку. Да  еще  подтрунить  не  преминул.      
       - Сейчас  евреи  поголовно  бросились  в  Израиль  на  халяву. Егорий  у  нас  полукровок, маман  у  него  от  той  нации. Так  что  жениху дорога  в  землю  обетованную  цветами  усыпана, Вера  Васильевна  да  Семён  Ефремыч! Отдавайте  дочку  и,  может  статься, она  посмотрит  заморские  страны! С  других  за  погляд  большие  деньги  спрашивают,  а об  Юлечке  наш  Жорик  позаботится.  Уговорил?      
       Терещенко, сам  к  евреям  относящийся  с  предубеждением, с  нахальства  дружка  каинова  оторопел,  а  когда  нашелся, растеряно  промямлил:    
       - Так  что  нам? Нам  не  ехать. Юлька  решает. Как  скажет,  так, стало  быть,  и  будет.   
       Всё  посмотрели  Юльку.         
       - Говори:  да! -  потребовал  торгаш  Авилов,  тараща  на  невесту  веселые  зенки. – Скажешь,  дам  денег  ихними  шекелями.  Много!  На  карманные  расходы  на  автобане.      
       - И  скажу! -  пропела  решительно  Юлька. -  И  шекели  возьму!  А  в  Израиль  не  поеду. Мы  в Простоквашино  подадимся! Целый  медовый  месяц  кувыркаться  в  тамошних  местах  станем!    
       Все  тут  же  закричали  ура,  но  вверх  бросать  ничего  не  стали.  Чепчиков  под  руками  не  было,  а  выпивка  с  закусками  самим  надобна. Потому  слова  закрепили  вином  и  коньяком.   
       Потом  опять  пили,  но  мужики,  и  отдельно. Они  перебрались  в  дальнюю  комнату  новой  четырехкомнатной  квартиры, другой  по  счету, полученной  Терещенко,  уже  будучи  начальником  горотдела,  под  шумок  перестройки  про  заботу  о  кадрах  и  планах  предоставления  жилья  всякому  хотельщику  до  двухтысячного  года.  Комнату  эту  генерал  от  милиции  жертвовал  в  пользу  молодоженов,  и  эту  новость  тут  же  решили  спрыснуть. Вместе  с  комнатой.  Куда  и  перешли  с  выпивкой  и  закуской  и  приборами  для  курения, благо  комната  имела  свой  ход  на  балкон  именуемый  лоджией. Распахнули  туда  дверь:  пили  и  курили,  общаясь.    
       И  стали  толковать  про  жизнь. Куда  идем  и  кто  торопит, когда  закончится  бардак? Начали,  правда,  с  темы  будто  бы  аморфной: про  красоту  шпалер  на  стенах.  Но  сколько  бы  потом  кто  ни  пытался  вернуться   к  изначальной  бытовухе,  оппоненты  перебивали  и  тащили  интерес  в   политику  на  злобу  дня.   
       Каин, на  правах  жениха,  оказался  трезвее  всех  и  долго  слушал  галиматью  говорильни  из  уст  хозяина  и  наперсников,  а  затем  решил  вывести  общение  на  фарватер  стратегии  жизни,  как  он  то  понимал. И  почти  гаркнул:   
       - Ша,  мужики! Кончай  варить  баланду! На  хрена  нам  тот  Миша  и  его  крыша,  то  бишь  баклуша?! Нам  думать,  как  экономику  семьи  ставить  на  рельсы. Оглянитесь  вокруг!  Вон  как  события  возмутили  воду!  Хватай  карасей!  Превращай  вещи  в  деньги  или  наоборот! Но  не  так,  как  последний  идиот  или  фраер-чиновник! Другим  за  взятки  отдает  на  миллионы, а  сам  получает  крохи. Бери  себе  миллион  и  действуй!  Ставь  завод,  закладывай  фабрику  или  рудник,  чтобы  самому  хозяйствовать.  Потому  как  песенка:  всё  вокруг  колхозное,  всё  вокруг  моё  -  надуваловка. Если  твоё,  почему  ты  в  карманах  таскаешь  для  семьи-дома,  а  председателю  доставляют  на  хату  машиной? А  потому,  други,  что  воровали.  А  у  себя  не  воруют.         
       И  ты, батя, не  вздумай рубаху  на  пупе  рвать,  в  знак  протеста  нутро  показывать. Сейчас  всякой  мрази  развелось:  учуют  и  поволокут  на  плаху  истории. И  пока  ты  мент  по  натуре, им  и  оставайся. Твое  дело – Закону  служить. И  только  Закону, кто  бы  его  ни  установил! Вот  тогда  под  тебя  подкопаться  не  сможет  никакая  сявка. И  не  смотри  на  меня  как  на  придурка. Я  учу  всех, кто  хочет  стать  чуток  умнее. 
       А  ты  наливай, Бирючина! Чтоб  наши  глотки  не  ржавели. Пока  живем. А  завтра…Никто  не  знает,  судари,  что  будет  с  нами  завтра. И  всё – суета! -  заключил  он  безрадостно.  Но  тут  же  воздел  палец. -  Но  любопытно! Что  будет? Кто  и  что  построит? Городов,  правда,  настроили,  а  сёла  и  деревни  всё пустеют…И  что  потом,  кормить  страну  кто  будет?.. Любопытство  держит,  а  то  послать  бы…За  любопытство  стоит  выпить,  други  мои!             


                ____________________   ***   ____________________
       А  еще  через  день-другой  республики  большой  страны  рванули  по  сторонам,  объявили  суверенитеты, - такой  парад  показался  многим  панацеей. Во  всех  столицах  сочиняли  гимны,  кроили  флаги,  снабжали  работой  геральдиков, ставили  на  одну  доску  фашистов  и  коммунистов,  и  равняли  в  правах  голубых, алкашей,  наркоманов,  подзабыв  про  простой  народ. Но  тут,  правда,  подразумевалось,  что  он  и  без  того  имеет  всё,  чего  хочет,  включая  свободу  на  мысли.         
       Каин  впал  в  экзальтацию, – шабаш  политиков  играл  на  руку,  отвечал  всем  запросам  ума.
       - Слушай  сюда,  други  мои! -  возгласил  он,  веселясь,  на  следующем  сборе  хитрованов  по  поводу  избавления  от  тревог. -  Праздник  души  подступает!  Это  уже кое-что  и  даже  больше!   
       И  обнял  за  плечи  Авилова  и  Иванцова,  в  приливе  обуянных  чувств, пригладил  по  макушкам.      
       - Жора!  К  чему  телячьи  нежности? Ты  же  трезвый! – воскликнул  в  эпатаже  знаток  мясопродуктов  Иванцов.  И  в  удивлении  взглянул  на  Бирюка. – Он  что,  чердаком  зацепился  за  столбик?      
       - Ах, дорогие  мои  балбесы! Вы  никак  не  хотите  понять,  что  от  сознания  перспектив,  что  нам  открываются,  на  моих  лопатках  вырастают  крылья.  И  мне  не  терпится  облобызать  ближних  или  улететь  за  моря  и  горы, туда,  где  раздают  счастья! Но  вы  рядом! Зачем  же  лететь  за  кордоны?  Мы  так  много  мечтали,  чтоб не  мешали   нам  работать! И  вдруг:  идите  и  берите! Клич:  грабь  народное,  еще  не  брошен, да  его  и  не  будет.  Такие  дела  крутятся  втихаря. Не  проморгайте! Раньше носили  до  хатки  шмотку  и  жратву, теперь  растаскивают  по  квартирам  республики. На  очереди – пихать  по  карманам  заводы,  фабрики  и  недра! Хватай,  кто  сколько  сможет! Ура!  Свободные  и  нищие!  Впрочем,  это  к  нам  не  относится.  Но  всё  равно  радуйтесь  и  думайте,  граждане  хорошие,  как  погреть  руки  работой  умов. Нельзя  остаться  в  дураках!  -  вопиял  Каин, расхаживая  по  кухоньке-шестиметровке  за  спинами  дружбанов,  размахивая  рукой  с  сигаретой,  и  прикладываясь  к  стопке  с  коньяком.   
       - Нам-то  что?!  Псих  пришибленный! Кто  нас  к  недрам  пустит?!  - уворачиваясь  от  очередного  изъявления  чувств  Каина,  удивленно  смеялся  Степан  Иванцов. Конечно,  что-то  он  соображал,  но  о  большой  политике  не  думал. И  никогда  не  стеснялся  утереть  зад  портретом  члена  политбюро  или  даже  генсека. -  Какой  нам  навар  от  ихнего  кипеша?!    
       - Вы  что, мужики?!  Подтаскивание  кресел  под  республиканские  задницы  вам - простая   фигня?!  Да  это  ж  Фортуна  для  многих,  перст Провидения!  На  тех  креслах  усядутся  задницы  национальных  президентов! И  сколько  их  разведется!  Куда  ни  кинешь  камень,  попадешь  не  в  собаку,  а  в  президента! Куда  ни  взглянешь -  он,  голубчик  самовлюбленный! И  ты,  Степа,  помянешь  мое  слово,  будешь  президентом  какой-нибудь  задрипанной  компании  по  облизыванию  мослов! С  той  лишь  разницей,  что  мослы  лизать  станут  массы  трудящихся,  а  ты,  как  президент,  будешь  жрать  вкусненькое  и  много. И  Олег  президентом  будет! Торговый  дом «Обдури  ближнего»  возглавит! Впрочем,  нет,  Бирюк  будет  председателем  совета  директоров. Он  громкие  должности  не  любит.  В  тенечке спокойнее. А?! Други  мои!  Какая  картина  открывается,  если  приложить  воображение! – смеясь,  Егор  Бугров  вздымал  заздравный  кубок  граммов  на  шестьдесят. -  За  такое,  да  не  выпить?!             
       - И  ты  в  президенты  махнешь? -  кисло  улыбнулся  начальник  торга, которому  не  понравилось  кривляние  главы  ассоциации  деловых  жуликов. – Но  ты-то,  полагать  надо,  не  меньше  как  в  президенты  страны  метишь…       
       - На  хрена  козе  баян,  Олежек?! Она  же  грамоты  не  знает! -  тут  же  перебил  Каин. – А  в  моем  случае,  вообще,  - вредно!  Нет,  господа  и  товарищи  по  промыслу  божьей  защиты, я  буду  как  есть. В  жизни  есть  правило -  первых  всегда  вышибают,  чтоб  не  высовывались. А  серединка -  золотое  место!  Я  поторчу  там. Я  не  тщеславен  и  только  чуть  честолюбив.  Но  шутки  на  бок,  сэры  и  джентльмены,  судари  и  господа-товарищи. Вот  теперь-то  перестраиваться нам  придется,  и  по  настоящему! Приближается,  вернее,  уже  тихо  идет  Растащиловка. Не  упустите  своего,  други. Повторяю  и  заклинаю. Становитесь  хозяевами! Олег!  У  тебя  под  опекой  товары, базы, хранилища  и  другая  недвижимость  в  основных фондах,  которую    многие  захотят  хапнуть и  пихнуть  за  пазуху.  И  если  в  сложившейся  заварухе  ты  не  погреешь  и  свои  руки…В  общем,  намек  ты  понял. Забегай  за  советом  хоть каждый  час,  я  их  покуда  раздаю  даром. Хотя,  куртажные  ты  после  отчислишь,  нельзя  обижать  ближних. Да!  Быстро  уволь  главбуха!  Озолоти  и  уволь.  Потом  еще  и  еще  через  не  долгое  время.  Иных  бухгалтеров  гоняй  по  командировкам,  перешерсти  их.  Надо  запутать  отчетность.  Когда  хозяйство  станут  продавать  с молотка  или  отдавать  даром  под  мудрое  руководство,  пригодится  неразбериха  в  учете.  Наверняка,  на  западный  манер  станут  вводить  акции,  делать  хозяевами  всех.  Провозгласят  народный  капитализм  или  иную  хренотень. Впрочем,  если  я  сижу не при  наивной  романтике, -  первое,  а  ежели  я  болван  и  не  предвижу  расклада,  скорее  всего, - второе. Не  мухайте  мух! Да! Работяги,  имея  социалку  благ  в  образовании,  в  жилье  и  прочих  льготах,  не  были  хозяевами  заводов  и  фабрик  при  развитом  социализме,  никто  и  ни  хрена  не  даст  им  и  при  капитализме  с   мордой  торгаша. Но  они  сделали  выбор,  проголосовали  за  независимость  в  составе.  В  каком  составе,  скоро  все  забудут.  Когда  толкаются  локтями,  память  не  работает. А  вы  хапайте! Сегодня  вы  еще  сможете  взять  даром  миллионы,  которые  послезавтра  превратятся  в  миллиарды. Действуйте!  А  я  -  между  вами. Стану  помогать  и  глазеть,  посредником  поработаю.  Мне  так  интересней. Строить  что-то  новое,  непонятное,  но  богоугодное. И  потому  напоминию:  хапайте,  не  то  схватят  другие. И  если  не  дураки,  потом,  когда  станете  хозяевами  дела,  не  забудьте  нормально  платить  за  труды  пролетариям, или  возьмите  в  долю,  акциями  одарите. Иначе  все  придет  на  круги  своя,  то  бишь  к  революции  с  дележом. Жадность  планидой  не  поощряется…Да!  А  что  вы  не  пьете?!  Мало  ли  что  я  наболтаю!  Я  люблю  позлословить, хлебало  раскрыть,  но  и  выпить!    
       Теперь  и  Егор  Бугров  сел  к  столу  и  принялся  наливать  всем.    
       Выпили, Бирюк  и  Иванцов, хмурясь,  закусывали.  Каин  нарисовал  картину  настолько  неправдоподобную,  что  осмысление  хотелось  отложить,  а  улыбку  надежды  запрятать. И  они  её  зажимали.  Покуда  занимались  трапезой,  Егор  Бугров,  дотронувшись  до  руки  Авилова,  как  о  великой  милости,  попросил:       
       - Олежек. Ты  курируешь  моего  тестя  от  нашего  ордена  губошлепов,  помоги  в  одном  деле. Помните,  я  рассказывал  про  бывшего  опера,  а  ныне  мента-капитана  с  большой  головой  Травкина?  Я,  с  вашего  позволения,  взял  его  к  нам  на  работу  в  свободное  от  службы  время,  сделал  начальником  группы  прикрытия  Так  вот,  он  много  работал  и  хорошо.  Его  пора  сделать  майором. Попроси  или  заставь  Терещенка  пристроить  его  где-либо,  чтоб  звездочку  нужную  прилепить.  В  уголовке,  а  лучше,  в  ОМОНе,  всегда  найдется  вакансия. 
       - Ты  хочешь  сделать  из  него  боевика?         
       - Он  уже  служит  нам  под  таким  соусом.  Но  для  него  нужен  официальный  статус  хорошего  уровня. Поверь,  это  в  наших  интересах!    
       - О  чем  речь?! Да  ради  бога!.. Но  чего  ты  стесняешься?! Ты  же  родственник  и  могешь  взять  генерала  за  жабры!  Он  же  знает  много  про  наши  дела! – осклабился,  не  удивляясь,  Авилов.       
       - Просить  я  могу  товарища,  партнёра,  брать  за  жабры  противника,  а  он…ни  то,  ни  сё,  ни  кукареку. Вот  когда  приучу  его  думать  нашими  категориями, когда  станет  нам  заединщиком…- Каин  улыбнулся,  рассматривая  складку  на  своей  брючине.    
       - Ты  еще  предложи  пай  в  нашем  деле  и  бери    с  доходов  часть  в   общак! -  подтрунил  начторга. – Он  у  тебя  вор-генерал  в  законе  будет… Крыша, -  я  понимаю,  а  тут…
       - Новые  времена  идут,  други  мои.  Пора  думать  соответственно. Со  временем  я  возьму  его  к  себе  в  долю  в  моих  делах. А  как  же?! Имея  пай, генерал  лучше  станет  блюсти  интересы  общего  дела.  Но  не  переживайте,  судари  и  господа-товарищи,  всё  это  впереди.  А  вдруг,  какой  катаклизм  планы  планиды  порушит?            


                ГЛАВА   СЕДЬМАЯ

                ____________________   ***   ____________________
       Всё  меняется,  люди  торопятся,  а  время  идет  своим  чередом. Земля  не  сделала  и  оборота  вокруг  солнышка,  а  Каин  успел  обзавестись  личным  офисом. И  стал  знатным. В  том  смысле,  что  его  знали  все,  кто  хотел  знать.      
       И  в  первый  рабочий  день  на  новом  месте,  оставшись  один  в  кабинете,  Егор  Бугров, устроившись  в  мягком  кресле,  примерил  к  столу  ноги,  уложив  их  по-американски  на  полировку.  Взглянул  на  бутылку  с  боржоми,  фужер  на  подносе,  дотянулся,  налил  и  выпил  шибающей  в  нос  минералки. Нахмурился,  стиснул  зубы  и  глянул  на  потолок.  Мысли  сидели  в  нём  разношерстные,  но  одолевали  паршивые.
       На  улицы,  и  даже  днём,  вывалила  преступность  переходящая  в  беспредел. Это  Каину  очень  не  нравилось, при  таком  раскладе  нельзя  просчитать  варианты,  а  непредсказуемость  чревата  многими  парадоксами.      
       Растущие  как  грибы  группы  и  банды  рэкетиров, залетные  одиночки  и  бригады  от  ордена  «дуры  и  финаря»,  пока  что  планов  его  не  затронули. Но  вот  он  отделился  от  государства,  перешел  в  приватную  сферу  деятельности,  и  криминальных  дел  мастера,  полагать  надо,  тут  же  заинтересуются  выскочкой. Торговые  малые,  частные  предприятия,  плодящиеся  как  от  свиных  опоросов  банки,  фирмы  посредников,  делающие  из  воздуха  «бабки»  пока  что  служили  громоотводом  и  принимали  на  себя   удары  судьбы. Но  везение  не  бывает  вечным. И  в  любую  минуту  «дети  природы»   могут  сделать  ему  визит  и  потребовать  часть  доходов. Причем,  ни  за  что!   За  зрак  «Макара»  или  детского  пугача.  И  все  аргументы  на  здравый  смысл  упрутся  под  хвост  котика,  а  уж  намёк  на  крышу  от  ментов  бандиты  принять  не  смогут. Ниже  травы  теперь  органы  правопорядка.  Против  «быков»  сыграет  только  что-то  существенное:  ствол  автомата,  гранатомёт.  И  то,  как  временное  отдаление  часа  разборки.  Агрессор  перевооружится  и  придет  за  реваншем.   
       «Да-с, друг  мой  Егорий!  И  придут  толстозадые  или  худые  отроки  и  скажут:  вынь  и  положь. Ибо  взамен -  жизнь  И  дашь  всё,  что  стребуют  и  даже  сверх. У них  аппетит. А?  Их  упреждать  надо! Клин  клином  вышибать. Строить  свою  структуру,  а  то  и  опоздать  за  ленью  можно…А  ну-ка,  сюда  Травкина!  Пора  его  в  дело!»   
       С  миной  озабоченного  шельмы  обвел  взглядом  залитый  светом  просторный  и  уютный  кабинет,  поцокал  языком.  Жалко,  если  разграбят. Офис  обставлен забугорной  оргтехникой, есть  компьютер,  а  мебель  отечественного  производства. Много  места  не  занимает  и  глядится  хорошо. Иноземной  вещью  Каин  пользоваться  не  любил,  если  свойское  равное  было.   
       Постучал  пальцами  по  столешнице,  снова  испил  боржоми, вызвал  секретаршу  и  велел  найти  Травкина,  пригласить  в  удобное  тому  время  на  разговор.       
       С  Григорием  Валериевичем  Травкиным  в  последнее  время  случилась  метаморфоза. Помог  Терещенко. Сунул  обратно  в  уголовный  розыск,  затем  в  спецотряд,  там  обучил  и  возвысил,  дал  под  руку  людей, сделав  старшим. Как  и  просил  Каин  через  Авилова. Да  и  сам  адвокат  прилагал  усилия.  С  тестем  иной  раз  говорил  откровенно, выворачивал  душу,  исподволь  просвещал, склоняя  в  свою  веру  творителя  здравого  смысла  на  данном  этапе. И  кажется,  приобрел  сторонника.      
       К  тому  времени  в  милицейских  структурах  стали  появляться  новые  подразделения,  и  Каин  с  воодушевлением  вникал  в  особенности, но  под  углом  своих  интересов. И  выводы  излагал  родственнику. Обычно  вечером,  после  работы  и  ужина,  гоняя  чаи  на  кухне  и  поглядывая   в  окошко  старенько  телеящичка.      
       - Посмотри  какой  казус, батя!  Госаппарату,  как  структура,  подавляющая  бастующие  или  митингующие  массы,    и  ОМОН,  возможно,  сгодится. Но  мне  видится  некая  группа  отлично  вооруженных,  обученных  спецприёмам  людей  в  ином  ключе. Захват  самолетов,  заложников,  терроризм  чистой  воды, заказные  убийства,  открытый  разбой  - звенья  новой  реальности  и  все  перед  нею  бессильны. Что  было,  разрушили,  а  нового  нет  покуда. У  нынешних,  болтающих  языками  и  ногами  в  креслах,  нет  тямы  думать  по  делу.  Вернее,  я  подозреваю,  им  на  руку  этот  довольно  приличный  уже  бардак.  В  мутной  воде  карасей  легче  ловить. А  было  бы  логичнее  дать  крепким  и  умелым  ребятам  работу,  чем  через  СМИ  сливать  на  них  дерьмо.Нет,  Семён  Ефремыч,  не  щурься  на  меня  с  укоризной,  подначки  не  приму. Менты  твои  для  такой  работы  не  годятся.  Они  вообще  ни  на  что  не  годятся  и  четыре  пятых  их  состава  давно  надо  гнать  метлой  с  фекалиями  из  родных  органов  за…Ну  ты  знаешь,  за  что.  Так  вот,  из  этой,  пятой  части  оставшихся  сгоношить  бы  отряд  по  примеру  американских  быстрого  реагирования.  Я  там  не  был  и  не  знаю  структуры,  но  название  подходит. И  выделить  в  особую  группу.  И  начальству -  ни  гу-гу.  Покамест.  За  городом  пускай  сидят,  тренируются,  кушают  хорошо,  дышат  озоном.  Это  твой,  наш  стратегический  резерв!   
       Но  и  это  не  всё. Надо  разделить  на  три  или  четыре  отряда.  Во  главе  каждого  командир. Один  отряд  пусть  возглавит  Травкин.  И  вот  он  подотчетен  только  тебе. Ну  а  сбоку  -  я. Мне  кажется,  тут  стоит  подумать  при  наличии  бардака  на  верху  и  вокруг  власти.         
       Тесть  внимательно  оглядел  распахнутое  в  простодушной  и  даже  подкупающей  улыбке  лицо  Каина  и  постучал  ногтем  по  столу.    
       -  Дураков  ищешь  под  боком? Хочешь,  чтобы  я  создал  тебе  отряд  для  личного  пользования?  Все  в  президенты  кинулись,  а  ты  -  в  удельные  князьки! 
       - Не  в  тую,  батя! Такой  отряд  у  меня  был,  подобный  я  создам  за  день-другой.  Мне  нужно,  чтоб  люди  в  нём  имели  иммунитет  госслужбы. В  этом  соль!    
       - Ну  вот,  а  говорил,  я  напраслину  возвожу! Тебе  грезится  личной  гвардией  обзавестись. Охраной  личной  жопы! Чтобы  всегда  можно  закрыться  именем  закона.  Так  что  здесь  нового?  Шпентрик  ты,  зятек  хитрожопый! – поставил  диагноз  тесть  и  генерал. -  Простых  людей  грабят, мне  их  нечем  защитить... А  ты!    
       - Уже  ближе  к  делу  кричишь,  -  покивал  с  брезгливой  улыбкой  Егор  Бугров.  Пустышкой,  шпентриком  он себя  не  считал,  но  доказывать  генералу  сие  неразумно.  Тот  убеждения  менял  неохотно  и  редко. – Дойдет  очередь  и  до  простых  масс  народонаселения.  Приучим  бандитов  сидеть  по  норам,  и  сразу  полегчает  всяким  туземцам.  И  погоди,  аборигены  наши  еще  и  милицию  станут  бояться. Менты  же  станут  добирать  упущенные  в  эти  дни  возможности! Денег  не  платят  им,  а  жрать  надо,  в  семью  чего-то  тащить  надо. Так  что, будет  и  такое,  просчитываю,  не  предрекаю. Но  все  же  собака  зарыта  вот  где. Менты  щас  боятся  стрелять  на  поражение, - прав  нету  на  самоопределение. Депутаты-демократы  опутали  бытовуху такими  законами  про  права  бандитов,  что  не  приведи  встретить  их  на  суде. Как  юрист  заявляю! Кивают  все  на  Запад,  не  зная  броду!  А  там  в  бандитов  стреляют  ни  на  кого  не  оглядываясь. Потому  и  в  бандиты  у  них  подаются  сплошь  придурки. А  у  нас -  половина  молодой  страны.  Романтика!  Легко  добыть  на  карманные  расходы!  Так  дайте  молодым  возможность  заработать,  и  они  пойдут  в  дискотеки,  на  стадионы  или  полезут  на  горы.  Там  тоже  романтики  навалом!    
       Каин  все  еще  оснащал  речь  улыбкой,  но  она   уже  грустная,  потеряла  сарказм.      
       Такую  промывку  мозгов  адвокат  учинял  довольно  частенько,  и  иной  раз  генерал  вспыливал  и  посылал  зятя  на  нижние  этажи  словесности,  иногда  соглашался  с  доводами. 
       Как-то  тоже  принялся  читать  мораль  Каину. 
       - Ты,  Егорий,  сам-то  на  кой  пряник  в  такие  дела  встряешь? Ну,  раньше,  ладно  и  понятно.  Молодой  был,  денег  хотелось,  и  интересно  их  добывать  было,  обдуривая  государство. Характер  твой  авантюрный  знаю.  Но  сейчас  зачем  рисковать  жизнью,  лазая  во  всякие  дыры  беззакония?   Ты  мне  зять  и  мне  не  с  руки  иметь  дочку  вдовой. 
       - А  ничего  особо  не  сменилось батя, -  пожал  плечами  адвокат. – Жрать  и  я  хочу  и  Юльке  надо. Согласен? А  в  конторе  ты  моих  клиентов  видел?  Нет. А  щас  такая  дурь  прет  к  нашему  брату,  что  в  хари  плевать  охота. Наглота! С  порога  грозит  грохнуть,  если  не  выхлопочешь  для  него  удобств в жизни!  Зачем  мне  рисковать таким  макаром,  когда  в  честном  бизнесе  я  поимею  больше  и  без  седых  волос?!  И  потом -  интерес  только  возрастает! Раньше  мы  боролись  в  искусстве  лукавства  только  с  государством,  а  теперь  приходится  состязаться  с  окружающим  миром! За  что  боролись, батя?!  Щас  трудно  ходить  по  такой  стезе  даже  с  моим  покладистым  характером! 
       Казалось,  он  дал  ответ и  ушел  от  него.  И  генерал  покачал  головой,  и,  прихлебывая  чаёк  в  пику  забугорным  колам,  джинам  и  иным  питьям  с  консервантами, басовито  попенял  зятю.   
       - Занятой  ты  стал  больно,  Георгий,  за  жизнью  текучей  некогда  поблагодарить  тестя  бутылкой  хорошей  водки. Я  ить  твоему  человеку  майора  приделал,  лично  звезды  вручал.  И  в  отряд  «Сокол»  перевел,  командиром  группы  «Сапсан» сделал. А?! -  и посмотрел  поверх  очков,  сводя  кустистые  седеющие  брови.  Прожег  зятя  насквозь  взглядом  обиженного  облезлого  кота. Таким  он  показался  Каину,  сидящий,  по  домашнему,   в  кресле.   
       - Это  напрасно  ты,  батюшка,  низко  ставишь  меня  и  бочонок  накатываешь. Бутылка  настоящей,  гибралтарской смирновки,  если  мне лапши  не  навешали, давно  стоит  в  холодильнике.  И  с  особой  группой  ребят  ты  резину  потяни,  не  проговорись  начальству. Придет  время,  ты  козырь  выложишь.  А  ребят  покуда  потетешкай,  пускай  наливаются  силой.  Если  что,  они  и  тебя  прикроют,  и  многие  дыры.
        С  майором  Травкиным,  уже  в  новом  положении,  Каин  встречался  не  раз,  говорил  особо  и  инспектировал  почище  любого  поверяющего,  с  дотошностью  вникая  в  детали. Учебный  процесс  приказал  снимать  на  плёнку  и  крутил  потом  у  себя,  смотрел  кадры  один  или  напару  с  командиром. 
       - Чтой-то  у  вас  всё   просто  в  упражнениях. Или  видимость  простоты? – интересовался  Егор  Бугров, попыхивая  сигаретой  и  глядя  на  экран  видика. – Дзю до, джиу-джитсу, каратэ  и  прочая. Оценить  можно  только  на  личной  шкуре?      
       - Это  уж  точно, - с  ухмылкой  довольства,  кивнул  Травкин, одетый  в элегантный  костюм  серого  цвета. – Его  статус  теперь  особый  и  ему  нравится  держать  марку  некоторого  превосходства  даже  над  Каином. Кто  был  ни  кем,  тот  кем-то  стал! – Определить  наши  шуточные  драки  на  глаз  не  просто.   
       - Я  слышал, есть  какая-то   школа  русского  рукопашного  боя, против  которого  все  эти  выкиндосы  каратэ,  у  шу  и  прочая  -  пшик. Верно,  есть  такая  манера  или  слухи? 
       - Почему -  слухи? И  сейчас  на  высоте,  но  будто  из  моды  вышла  та  рукопашная  борьба. На  восток  взяли  ориентир,  будто  нарочно  кто  всё  русское  губит.  Один  недостаток  в  той  манере:  принцип -  не  убей.  Вырублю,  а  жив  будет. А  в  наше  время  это  вроде  как  минус. Но  мы  учимся  всему  и  собираем  воедино  особо  нужные  приёмы. Получается  покруче  самбо. Авось,  сгодится,  - доложил  Григорий  Травкин.      
       - Вам  виднее,  майор. Вы  спецы. Но  мне  нравится  принцип:  не  навреди  лишка.  Человека  вырубил,  он  оклемался,  понял  что  был  не  на  том  пути  и  пошел  нужным, - как  всегда  с  улыбкой,  будто  вслух  подумал  адвокат. – На  эту  школу  надо  подналечь.  Взял  бы  ты  меня  на  урок  славянского  боя. А  что?!  Организуй  в  городе  где-нибудь  уголок  для  меня. Ну,  не  в  спортсмены  мне  иди,  а  так,  для  личного  пользования,  на  пожарный  случай.  А  то  учили  меня  дундука,  учили,  а  толку…А  спецу  заплачу  из  личного  кармана  и  сколько  скажет  по  разумному  тарифу.
       Травкин  уроки  организовал,  откуда-то  привез  учителя  рукопашного  боя.  Из  Каина  школяр  ни  в  дугу  был,  тело  не  слушалось,  легко  принимало  горизонтальное  положение,  но  минимальный  курс  одолел  за  счет  настырности  в  характере. В  общем,  нейтрализовать  одного-двух  «бычков»  из  самбистов  он  сумел  бы  при  случае.


                ___________________   ***   _____________________
       Зачуханый  когда-то  мент, обслуживающий  медвытрезвитель, сегодня  выглядел  деловым  большого  пошиба. В  тёмном  костюме  от  модного  кутюрье, не  скрывающем  спортивный разворот  плеч,  поигрывая  блеском  мягких  черных  и  забугорных  туфель, с  веселым  прищуром  серых  глаз  прошел  к  привставшему  навстречу  Каину,  крепко  тиснул  руку  и,  неторопливо  осмотревшись,  выбрал  кресло  и  сел. Тронув  галстук,  ослабил  затяжку. 
       - Жарко,  шеф,  а  понт  держать  надо, -  сказал Травкин,  будто  извиняясь,  что  явился  при  параде  шпака, а  не  в форме  или  камуфляже. Последний  на  улицах  нагонял  на  аборигенов  невольный  страх. Безликая  амуниция  выдавала  спецслужбу  или  бандита,  а  те  и  те  могли  беспричинно  буцнуть  или  плашмя бросить  наземь. – В  чем  нужда  и  почему  аврал?    
       - Одну  мыслишку  обсосать  надо,  друг  мой  сытый  и  вальяжный.  Пить  что  будешь?  Новая  жизнь, новые  заводим  привычки,  – вонзил  оценивающий  взгляд  Каин  в  майора.   
       Пришло  время  свободного  пьянства. Бонзы  наверху  поворотили  вдруг  и вокруг  во  всех  почти  сферах,  и  что  откуда  взялось!  Потекли  реки  заморского  пойла  в  качестве  вин  и  консервированного  пива, всякие  бренди,  джины,  шнапсы  и  ромы.  Русская  водка  и  самогон  забили  фонтанами. Не  пить  на  работе  или в  общественном  месте  стало  вроде  как  неприлично. Тормоза  сняли  и…   
       Но  майор  спецназа  отказался  от  горячительного. 
       - Нет,  Георгий,  прикажи  кофейку  подать. А  лучше,  чайку  из  холодильничка, заварки. Тонизирует,  знаешь  ли.  Насчет  крепкого  я  давненько  зарок  дал,  употреблять  по  возможности  в  меру  и  когда  нельзя  без  выпивки. Да  и  ты,  я  заметил, не  балуешь  Бахуса,  пивком  изредка  пробавляешься,  а  предпочитал  ром. – сказал  и  выложил  на  стол  сигареты. – Я  подымлю?
       - Дыми,  кругом  свобода. А  чифирку  я  теперь  наперед  заказывать  стану,  чтобы  держала  Розочка  для  тебя  лично  в  холодном  виде. Я  слыхал, так  пьют  чай  некоторые. Помогает  на  похмелку. А  щас  пепси-колой  или  кофием  перебьешься,  а  того  лучше,  вон  фанту  пей. Хороший  продукт. Если  без  консервантов,  к  нему  реклама  семь  лет  жизни  добавляет. Витамин  цэ! А  пиво  я  посасываю  не  от  хорошей  жизни. Камушки  в  почках  завелись,  так  умные  люди  присоветовали  мочегонное  пользовать. А  от  пива  у  меня  моча  прет -  спасу  нет. Даже  Юлька  сердится,  что  часто  бегаю  к  писсуару.  – распахнул  ухмылку,  посверкал  зубами  Каин.    
       Гриша  Травкин  тоже  вежливо  показал зубы,  но  пятерней  по  столу  стукнул  не  слабо.   
       - Хрена  с  маслом,  Георгий, пивом  решишь  вопрос!  Бабка  моя  шпорышом-травкой  учила  камешки  изводить! Помогало  мученикам. Так  что  пошли  половинку  свою  на  базарчик,  прикажи  запасти  травки  в  сухом  виде,  и  напаривай  и  пей.  Чтобы  не  шастать  часто  куда  не  надо  заместо  исполнения  супружеских  обязанностей. Береги  здоровье  смолоду,  а  деньги -  всегда!       
       - Ага,  поиграли  и  будя.  Учту  и  запомню  и  даже  исполню. Зубоскалить  понаучились,  а  дела  стоят…Кстати,  о  деньгах. Запомни:  самый  бедный  человек -  миллионер!  У  него  почти  всегда  в  карманах   пусто.  Его  башли  работают. – Каин  слегка  поморщился,  потянул  из  стакана  пивка.      
       - Вот  в  чем  загвоздка! На  твои  карманы  кто-то  позарился!  То-то  ты  меня  срочно  затребовал, - предположил  силовик,  промокая  распахнутым  платком  гладкий  лоб, прошибленный  потом.  Действительно  жарко  и  в  помещении,  а  он  сдурика  приоделся. 
       - Да  нет, - Егор  Бугров  снова  навесил  кислую  маску, -   пока  что  у  меня  только  предчуение. Прикидываю  вот.  Рэкет  только  в  разворот  вошел,  еще  накачанные  парни  от  спорта  не  все  ниши  понаходили,  где  денежные  люди  сидят,  но  уже  широкие  круги  пошли  по  воде  жизни. Ты  никогда  не  рыбачил,  не  замечал  на  речке  такое? Так  вот,  на  директоров  замахиваются,  чиновников  от  госслужбы  за  яйца  дергают. Мы  будто  от  Фемиды,  на  первый  взгляд  не  с  руки  на  рожон  им  переть,  но  закон  наглости  срабатывает  и  они  борзеют. Придут  однажды  и  ко  мне.      
       - Так  что  ты  надумал? -  спросил  Травкин,  увидев,  что  шеф  не  паузу  сотворил,  а  закончил  тираду. – Устроить  рейд  и  пошерстить  их  на  местах?  Они  же  все  на  учете!   
       - Ишь  ты,  хваткий! - усмешливо  сощурился  адвокат. – И  выплеснуть  дитя!  Ты  посмотри,  сколько  гуманистов  сидит, где  не  надо!  Они  вон  голубых  узаконили,  чтоб  никто  без  спросу  им  в  зад  не  заглядывал. Других  делов  у  них  не  нашлось.  И  к  силовикам  интерес  проявили,  чтоб  в  кабинетах  права  блюли. Типа,  когда  бандит  тебе  в  морду  плюнет,  благодари  за  любезность  и  подставляй   ухо. Дай  либералам-болтунам  от  нынешней  плутократии  волю, они  такую  барду  заквасят!.. Конечно,  взять  бы  преступную  сволочь  в  автоматы – милое  дело! Тогда  много  работы  снялось  бы,  но…Бандиты  могут  шалить  в  открытую,  с  шумом  и  громом,  а  нам  никак  нельзя. Даже  если  без  стрельбы  обойтись,  а  только  временно   изолировать…Депутаты,  правозащитники  и  все  прочие,  кого  жареный  петушок  не  клевал  в  мягкое  место  вокруг  копчика,  грудью  станут  на  защиту  свободной  догмы. Да  и  мои  братья  адвокаты  поперхнутся  слюной  возмущения. Как?!  Сдерживать  мошенников  и  бандитов, нарушить  их  права?! Да  вы!..В  общем,  понятно. Так  что,  друг  закадычный,  придется  действовать  по  правилам  криминальных  структур,  но  тихонько,  без  шума  и  пыли. И  не  только  в  оборотку,  а  и  упреждать  придется. Так  учит  наука  побеждать.  Бандиты  кто  нам,  простым  бизнесменам  или  как  там?  Предпринимателям?..Враги.  А  с  ним  как  поступают?  Уничтожают. И  за  нас,  дорогой, этого  сделать  некому,  ибо  государству  -  некогда. У  него  много  иных  забот  по  дележке  длинной  страны  на  суверенитеты. Вперед,  майор! Думай,  составляй  планы,  снабжай  работой  свою  группу,  держи  связь  со  мной. Кстати  о  ней,  связи! Вам  выдали  новейшие  приборы,  спецназу?   
       - Какой  хрен?! Хорошо,  хоть  мобильны  слегка. «Рафик»  есть  на  весь  отряд. А  эти,..говорилки  ментовские.  Куда  годные?..Нету  связи  нормальной!   
       Травкин  вскинул  над  столом  врастопырку  ладонь,  жестом  отчаяния  показал  полную  скудость  их  снаряжения. Подобрал  подбородок,  сжал  губы.      
       - Даже  так?  Обнищала  ментовка. Всё  пропито,  проедёно. Хорошо.  Всех  ментов  снабжать  я   не  собираюсь,  но  для  своей  группы…Возьми. – Каин  достал  из  ящика  стола  коробку,  уложил  перед  Травкиным. – Последнее  слово  японской  техники. Связь  с любой  точкой  планеты! Гарантировано. Я  еще  сам  в  этом  деле  профан,  но  придет  спец  и  обучит.  Есть  у  меня  человек  по  такой  хренотени. На  днях  утрясем  вопрос  с  транспортом  и  оружием  для  вас.  Расшибусь,  а  твоих  ребят  обеспечим  необходимым  и  даже  сверх. Ты  прикинь  по  свободе  свои  потребности,  изложи  в  письменном  виде,  а  я  поручу кому  надо  расстараться.  Лады?

                ______________________   ***   __________________
       Дверь  распахнулась  и  миниатюрная  и  взволнованная  секретарша  Розочка,  прикрывая  попкой  проем, воскликнула:       
       - Георгий  Исаич!  Георгий  Исаич! Тут  мальчики  рвутся  к  вам  без  док…         
       Она  осеклась,  потому  что  подошедший  сзади  «мальчик», килограммов  на  сто  с  лишком  весом, взял  Розочку  за  талию, и,  внеся  в  кабинет,  отставил  в  сторонку.   
       Следом  вошли  еще  два  мальчика-амбальчика  с  саженьими  плечами,  откуда  сразу  росли  головы.  Бритые  и  лупатые, как  младенцы,  но  в  адидасах  и  с  шерстью  на  груди.
       «Бычата» двинулись  к  столу  Каина – секретарша  точно  указала  хозяина  дела. На  утопающего  в  кресле  рядом  силовика  в  цивильном  внимания  не  обратили. Не  пожелали, дилетанты, снизойти  с  величия  неукротимости, поленились  оценить  даже  бегло. А  напрасно. Он  уже  имел  в  лапе  «дуру»  с  удлиненным  стволом,   а  та  плевалась  почти  бесшумно  и  пробивала  бронерубашки  и  жилеты  будто  шутя.  «Пушку»   держал  Гриша  меж  ног, но  стволом  вверх.  И  гнулся  словно  с  испуга  клиент  адвокатишки,  трясся  за  шкуру. А  на  гладкой  физиономии  состроил  такую  жалкую  мину,  что  сомневаться  не  приходилось – уже наложил  в  штаны. Даже  Каин,  мельком  взглянув,  поверил  в  ничтожество,  не  усомнился.   
       Но,  скрывая  волнение,  разглядел  и  амбалов. Каин  понял:  будет  заноза - пришли  те  самые  дзюдоисты-каратисты, о  которых  недавно  вели  разговор. И  потому  сделал  озабоченный  вид,  что  ищет   очень  нужный  документ, а  вошедшие  подождут.  И  перебрав  на  столе  бумаги,  открыл  стол  и  стал  заглядывать  в  ящики. С  видимым  облегчением  достал  папку  и  кинул  на  столешницу,  а  тогда  только  с  напускным  возмущением обратился  к  подступившим   «бычатам».
       - Ну  что  же  вы,  братцы?!  Как  можно?!  Я  занят. У  меня  клиент. У  вас  что,  совсем  спешное  дело?  Тогда  садитесь.      
       Теперь  он  наклеил  на  губы  дежурную  улыбку  и  отметил  себе,  что  дамский  браунинг  лежит  в  правом, внутреннем   кармане  пиджака,  а  левой  рукой  он  управляется  не  хуже  правой. Да  и  промахнуться  с  двух  метров  будет  довольно  сложно. Он  не  футболист  у  створа  ворот,  и  нервы  его  покрепче.   
       А  еще  Каин  подумал,  что  один  он  мог  бы  договориться  с  гигантами  рэкета,  перенести  разговор  на  потом  и  в  другом  месте, но…Майор  Гранкин  силовик  и  умелец,  он  не  потерпит  резкого  слова  от   «шкафов»,  а  те,  естественно,  начнут  со  слов  громких,  дерзких  и  матерных. Они  «Отче  наш»  не  знают.      
       Да  и  охранник  тут  Травкин  по  штату,  за  жизнь  адвоката  и интересы  Фонда  отвечает,  жалование  за  то  лично  от  Розочки  в  белом  конверте  каждую  пятницу  принимает,  в  карман  кладет  и  домой  уносит   
       - Я  вас  слушаю, ребятушки, -  добавил  адвокат  с  прыгающей  улыбкой,  переходящей  в  нервный  тик.  То  ли  артист  великий  сидел  в  нём,  то  ли  волнение  помогло,  но  труса  тоже     сыграл  убедительно. 
       И  морды  трех  богатырей  поверили  в  картинку,  а  средний  немедля  самодовольно отозвался:
       - Это  мы  тебя  станем  слушать,  жидяра!   
       На  выпад  дитяти  природы  Каин  сотворил  страдающую  физиономию.  Показывал, как  обиделся  и  испугался  грозного  рыка  молодого  зверя. Руки  его  задрожали, стали  метаться  над  столешницей, шарить  в  пачке сигарету, а  затем  к  ней  огонёк. И  полапав  по  карманам, наконец-то  извлёк  изящную  игрушку-пистолет. Верно,  зажигалку,  потому  что  пристроил  ствол  к сигарете.   
        И  тут  только  обнаружил  несуразицу  и  ужас  положения! Получалось -  он  угрожал  этим  милым  парням  детской  игрушкой, жалким  приспособлением  для  добывания  огня! Он  тут  же  уронил  руку  на  стол  и  с  испугом  спросил:    
       - Что  такое,  ребята?  Разве  я  что-то  должен?      
       - Вот  именно,  жидяра! Должен! – взыграл  голосом  всё  тот  же  средний  богатырь, нацеливаясь  взглядом  на  безделицу  в  руке  адвоката. – Ты  заплатишь  за  крышу  тридцать  процентов  дохода  и  тогда  мы  квиты. Охранять  тебя  будем! Усёк? А  сейчас  кати  на  бочку  должок  за  прошлый  месяц. Сколько  там  записано?  Книгу  записей  ведешь?  Давай  заглянем  вместе!   
       - Но, ребята! В  обозримом  будущем,  возможно,  я  смогу  вам  пригодится  как  адвокат. А  пока  что  нет  у  меня  больших  доходов. Неужели  вы  берете  ясырь  и  с  нищих?! О, боги!  Скажи  я  о  таком   реноме  в  Одессе, там  все  курицы  рассмеются!      
       Восклицая, Каин  отводил  руку  с  оружием,  к которому  подбиралась  лапища  спортсмена. Два  других  физкультурника  с  интересом  следили  за  поединком  физических  лиц. Естественно,  хозяин  деморализован,  подавлен  мощью  надвигающихся  килограммов  мышц, но  - жаден  до  смехоты. И  его  ждал  нокаут,  в  чем  амбалы  не  сомневались. Боксер  Йося  шутить  не  любил  и  в  музыке  чувств  не  понимал,  а  всё  что  нравилось -  хотел  иметь.   
       И  боксёр  Йося  прорычал:   
       - Отдай  игрушку,  жидяра! -  И  поднял кулак  со  средний  арбуз  размером,  собираясь  благословить  адвоката  сверху.   
       Егор Бугров  задержал  движение  руки,  и  когда  пальцы  выдающегося  боксёра  сомкнулись,  ухватывая  ствол  вместе  с  его  кулаком,  нажал  на  железку.      
       Хлопок  прозвучал,  будто  кто-то  стыдливо  пукнул. Спортсмены  так  и  подумали  про  адвоката.
       Но  Йося  вдруг  удивился  лицом,  и…медленно  стал  оседать  на  копчик.
       В  установившейся  тишине  он  было  зарычал, но  рык  тут  же  перешел  в  стон:  могучий  спортсмен  не  терпел  страданий. И  он  выставил, приподнял  ладонь,  с  которой  капала  алая  кровь,  и  умоляющим  взглядом  обратился  к  подельщикам,  растеряно  прошептав: 
       - Пацаны…  Наших  бьют. 
       Но  тут  майор  Травкин,  невольно  засмеявшись,  подал  голос,  выставив  на  стол  удлинённую  «дуру».   
       -  Хенде  хох  или  руки  в  гору,  понимаете?  Нет. Тогда -  руки  за  холку, граждане  мародёры!  Не  то:  пуля  дура,  а  я  молодец. – Другой  ладошкой  выставил  ментовскую  корочку. -  Спецназ,  господа  мародёры! Поэтому  думать  не   надо, надо  подчиняться. Должен  предупредить:  извинений  и  претензий  не  принимаю. Вопросы  есть?  Вопросов  нет.  Слово  имеет  мой  шеф  и  ваш  судья.      
       Каин  тоже  уже  держал  пистолетик  над  столом, направлял  в  сторону  застывших  изваяниями,  с  уложенными  за  головы  лапищами  физкультурников,  и  иронически  щурился. 
       - Картина  завлекательная,  но  нам  недосуг. Забирайте-ка  своего  дружка,  молодые  дармоеды,  и  валите  отсель.  Из-за  производственной  травмы  вашего  подельника    обсуждение  инцидента  отложим  на  потом. Как  мы  видим,  мальчику  нужен  доктор,  а  я  адвокат.  Езжайте  к  коновалу!  И  примите  совет. В  другой  раз  хоть  чуть-чуть  знакомьтесь  с  обстановкой. Могут  же  пришибить  ненароком. И  кстати.  От  чьего  лица  вы  явились  в  красивый  офис?  Добровольная  дружина?  Или  нарушители  конвенции  и  дети  незабвенного  министра  правопорядка?  Так  он  сам  с  испуга  пукнул  в  кадушку  и  застрелился!  Побоялся  отдать  честь,  отыскать совесть  и  показать  ум!  Ну  же!      
       Жестом  руки  с  оружием  он  понудил  их  торопиться  с  ответом.    
       - Мы  от…Панаса! -  процедил   со  злом  один  из  спортсменов. – Он  тебе  еще  припомнит!   
       - Как?! Такой  уважаемый  корсар, флибустьер, глава  ночной  администрации  мегаполиса  и  нарушает  Уголовный  Кодекс?!  - довольно  правдиво  удивился  Каин. – Он  что,  не  знает,  что  здесь  крыша  спецназа?! Нехорошо  лезть  в  огород,  где  урожай  собирают  другие. – Он  осуждающе  покачал  головой  и, положив  взгляд  на  стакан  с  пивом,  отхлебнул.  Промокнул  платком  сочные  губы  и  повёл  пистолетом. -  Ну-с,  прошу  вас  удалиться. Поживее  и  без  эксцессов,  чтобы  снова  не  бабахнуло. Да  и  товарищ  мой  любит  пострелять  по  яйцам,  и, я  вижу,  он  в  нетерпении. Адью,  джентльмены  удачи!         
       Молчаливо  и  даже  торопливо  братья-спортсмены  подхватили  под  руки  боксера  Йосю  и  повели  на  выход,  с  опаской  косясь  на  хозяев.   
       Егор  Бугров  с  Травкиным  вышли  сопроводить,  чтобы  амбалы  не  выкинули  какую  фортель. С  крыльца  наблюдали  погружение  бренных  останков  в  откатанную  дверь  микроавтобуса.   
       - Ну  вот, - сказал  адвокат,  когда  машина  отъехала  и  смрад  её  дыхания  поглотила  атмосфера. – На  первый  раз  обошлось. Но Панас,  кажется,  не  тот  фрукт,  который  что-то  знает  об  уложении  Кодексов. Получив  щелчок  по  носу,  он  попрёт  буром. Надо  готовиться  к  встрече  серьезных  гостей. Или  я  неправ? Ты,  Гриша,  собери  о  нём  данные. Надо  изучить  баклана. А  он  баклан,  хапает  без  разбора  и  скоро  подавится. Но  перед  тем  наломает  дров.      
       - Да  он  уже  развернулся. У  него  полста  стволов  только  в  городе,  а  применять  оружие  не  стесняются. Я  даже  удивился,  что  сюда  явились налегке. Осведомиться  не  сообразили, куда  идут,  что  ли? -  откликнулся  майор  Травкин.
       - Ими  надо  заняться  вплотную, -  покивал  Егор Бугров. – Его,  кажется,  зовут  Валерик  Панарин? И  ему  около  тридцати?  Бывший  наперсточник?    
       - Если  точно,  тридцать  два  с  довеском. Кое-что  на  него  у  нас  имеется. В  ментовке.
        - Ага.  Приближается  к  возрасту  Христа. А  это  опасный  рубеж. Даже  для  вора  с  белозубой  улыбкой. Ладушки.  Я  сейчас  же  распоряжусь  купить  мозг  для  тебя  лично  и  ты  займешься  Панасом  на  нужном  уровне.  Ну  и  всяких  клиентов  по  твоей  части  станешь  туда  заносить  и  делать  дубль.               
       «Мозгом»  Каин  называл  компьютер.  Они  только  что  стали  входить  в  обиход  и  в  России.               

               
                ГЛАВА  СЕДЬМАЯ


                ____________________   ***   _____________________
       Новая  жизнь,  когда  за  ненадобностью  маскировки  и  малой  квалификации  Федор  Сипунов  был  выброшен  Каином  в  волны  рыночных  отношений,  наладилась  не  сразу. Федор  получил  выходное  пособие, за  какое  можно  было  бы  шефу  вылизать  задницу, имел  над  головой  крышу  от  непогоды,  но  ничего  не  умел,  чтоб  приумножить  или  сохранить  «бабки».
       Кругом  кипела  жизнь,  а  он  в  ней  кувыркался. Услуги  связника  никому  не  годились, с  работой  на  заводах  и  фабриках  туго, да  и  куда  ему  соваться  в  отдел  кадров  с  двумя  судимостями. А  в  деятельности  растущих,  как  бурьян  через  битый  асфальт,  кооперативах  он  ни  бельмеса  не  понимал. Пару  раз,  правда,  он  скооперировался  с  такими  же  неумехами  и, загрузив  вагон  фруктов, съездил  на  Север. Сначала  к  шахтерам  Воркуты,  а  потом  к  нефтяникам  Тюмени, но  едва  ноги  унёс,  прогорев  на  операции  с  дыркой. Люди  с  Кавказа  давно  освоили  тамошний  рынок  и  конкуренции  не  терпели. В  борьбе  с  новоявленными  торгашами  они  даже  рук  своих  не  прикладывали. Нанимали  местных  молодцов-удальцов, а  с  ними  расплачивались  частью  товара  горе-купцов. Местные  исполнители  с  охотой набивали  руки  и  ноги  на  ребрах  и  мордах  приезжих  бизнесменов.   
       Против  мордобоя  Федор  Сипунов  не  устоял  и  сдал  позиции, но  в  отместку  заложил  ментам  мефистофелей  рынка  на  предмет  сбыта  наркотических  трав. Он  много  умел  видеть  и  делать  нужные  выводы и  давно  научился  не прощать  серьезных  обид. Сидя  в  самолете  на  обратном  пути, Федор  представил,  как  менты,  ворвавшись  в  подвалы  с  хурмой  и  цитрусами,  крушат  всё  напрочь, стараясь  хоть  как-то  досадить  людям,  умеющим  купить  Закон.  А  шепнул  Сипунов  наколку  не  участковому  жирному  гусю,  а  в  уголовку  звякнул  и  точный  адрес  назвал. И  что  товар   вредный  был,  поклялся. Вот  где  лежит?..Ну,  такой  товар  хорошо  прячут.  Хорошо  и  искать  надо!            
       Нет,  напрасно  кавказские  люди  не  дали  ему  продать  фрукты. В  торговле  не  надо  жилить. Все  кушать  хотят. От  пирога  понемногу   откусывать  надо, большим  куском  подавиться  можно.    
       Сипунов  жалел  утраченные  деньги  и  со  злой  радостью  улыбался. Два  раза  не  повезло  ему,  а  бог  троицу  любит. Федор  размышлял, где  добыть  средства, чтобы  еще  разок  испытать  судьбу, и  тут  увидел  братца  Иванцова.      
       Двоюродный  брат  вышел  с  покупками  из  гастронома, держал  под  локоть  молодящуюся  даму  с  широким  задом, что-то  ворковал  ей  на  ходу  и  топал  к  своей  «Волге».      
       Времена  переменились. Степан  Степанович  Иванцов  и  раньше  не  особо  опасался  разносов  за  аморалку, а  теперь  отвязался  вовсе, ударился  в  блуд  открыто  и  с  немалым  спортивным  азартом.  Федор  Иванович  знал  за  братишкой  такой  грех  и  сейчас  обрадовался  увиденному,  но  не  стал  мешать. Такой  фактик  из  жизни  вальяжного  спеца  по  мясопродуктам  мог  пригодиться  в  будущем. Через  него  можно  будет  уговорить  братца  выдать  кредит.      
       Степан  Иванцов,  верно,  не  боялся  условностей  и  пересуд  сослуживцев, лишь  слегка  остерегался  вмешательства  в  амурные  дела  общественных  и  парторганизаций, но  вот  жена,  которая  богом  дана,  как-то  предупредила  без  всякого  драматизма.    
       - Степушка!  Котище  старый! Мурлыка  сивый! Блуди  до  поры, пока  я  не  знаю. Но  если  поймаю…Отрежу  пенис. Или  тебе  по-русски  сказать?..Гляди.      
       Иванцов  рассказал  о  той  жениной  спокойной  угрозе  в  узком  мужском  кругу,  где  был  и  Сипунов,  мотающий  умное  на  ус. И  нисколько  не  завидовал  брату,  зная  немного  его  половинку. Змеюка,  вполне  могла  привести  в  исполнение  приговор. Так  что  рисковал  Степан  Иванцов,  напрасно  чересчур  адреналинчиком  увлекся.          
       Федор  стоял  на  широких  порожках  гастронома  «Ракета»  и  глядел,  как  усаживается  в  машину  импозантная  пара. Степан  имел  своё  дело  и  в  предках  кого-то  с  куражом  в  крови, а  потому  любил  шик. Дама  кинула  в  машину  охапку  роз  и  всунулась  на  сидение,  Иванцов  захлопнул  за  ней  дверцу, зашел  с  другой  стороны  и  уложил  пакеты  со  жратвой  и  выпивкой.      
       Сипунов, сощурившись  ухмыльнулся.  Браток  не  менял  вкусов,  бабу  нашел  довольно  молодую  против  своих  пятидесяти.  Грудастую  и  с  фигурой,  что  подержать  можно  не  только  взглядом. Степан  подошел  к  дверце  водителя,  распахнул  и  бросил  последний  взгляд  сибарита  вокруг. И  наткнулся  на  Сиплого. Секунду  что-то  соображал  и  поманил  пальцем.      
       Федор  зажег  наконец  зажатую  в  руке  сигарету,  кивнул,  и  медленно  пошел  к  машине. Ему  бы  подсуетиться  и  ускорить  шаг,  но  что-то  сдерживало.  То  ли  спесь-гордость  подспудная,  то  ли  дама  в  машине,  красивая  и  в  цветах,  но  с  удивленным  испугом  в  глазах.       
       Сипунов,  в  общем,  выглядел  нормально. Даже  отъелся  и  морда  разгладилась,  посвежела,  хотя  что-то  осталось,  указывающее  на  нелады  в  жизни. Он  зашел  от  проезжей  части  и  сунул  Степану  руку.            
       - Привет,  Степа,  привет  братка! Вот  встреча! А  я  только  с  самолета. Хотел  к  тебе  заглянуть, а  ты  вот  он! 
        Конечно,  он  врал, делая  радостный  вид. И  прилетел  неделю  назад. Верно  лишь  то,  что  думал  зайти  к  нему,  надеясь  перехватить  взаймы  нужную  сумму, но  всё  откладывал,  сдерживался,  зная  обоюдную  нелюбовь  и  лютую  ненависть  к  себе  жены  Степы. 
       Теперь  он  смотрел  с  вопрошением,  ожидая  сюрприза. Без  нужды  братец  не  тормознул  бы, обязательно  минул  бы  взглядом.  Не  за-ради  же  бабы  в  машине  призвал,  чтоб  похвастаться  цветущей  жизнью.   
       Иванцов  подержал  руку  Сиплого  и  небрежно  похлопал  по  плечу. 
       - Привет.  Ты  вечером  дома  будь. Загляну. Дельце  есть.   
       И  укатил, игнорируя  любопытство  брата, косившего глаза  на  пассажирку  в  салоне  с  розами  на  груди. Не  представил, не  удостоил  чести.    

                _________________   ***   ________________________
       По  семейному  Егор  Бугров  жил  теперь  у  генерала  Терещенко  в  «примаках», занимал  с  женой  комнату, а  свою  хрущевочку-маломерку  держал  для  целей  Фонда  хитрованов,  как  штаб  и  запасной  аэродром.
       Как-то  вечером  он  поднимался  к  себе  на  прежнюю  холостяцкую  стоянку  с  надёжей  малость  отдохнуть  и  сбросить  стресс. И  на  своей  площадке  встретился  с  соседкой.
       Она  выносила  мусор. Захлопнув  дверь, понурив  голову, занятая  мыслями,  сорокалетняя  женщина  не  поздоровалась  и  пошла  своей  дорогой.
       Егор  Бугров  удивился,  но  не  рассердился. Всё  бывает,  и  рассеянность  тоже. Потому  из  простой  вежливости  он  затронул  её.
       - Добрый  вечер,  Полина  Аркадиевна! У  вас,  я  гляжу,  неприятности.  Не  смогу  ли  помочь?
       Соседка  обернулась, с  досадой  промолвила:
       - Какая  там  помощь?! Среди  дня  детей  уже  грабят! Детей!  Взрослые  люди!
       - Детей?!  Не  может  статься! Старшие – младших? Или  взрослый  дядя-маньяк?    
       Он  начинал  догадываться, что  беда  стряслась  с её  чадом, хрупкой  и  болезненной  дочкой,  которой,  однако  уже  стукнуло  семнадцать  и  она  училась  в  институте  на  экономиста.  Во  всяком  случае, Полина  Аркадиевна  трезвонила  о  блестящих  успехах  дщери  везде,  где  только  возможно  и  даже  нет.. Однажды,  вот  так  походя,  узнал  о  чаде  и  Каин. И  теперь  удивлялся.
       Мать  же  вещала:
       - Если  бы  дядя!  Мужика  можно  понять. Он  зверь  по  натуре!  А  то – женщина,  цыганка!
       - Но  это  же  тоже  известная  категория. О  всех  не  могу  судить,  но  попадаются  экземпляры… - Бугров  сокрушенно  качнул  головой. -  И  как  же  случился  пассаж?   
       - Очень  банально,  Георгий  Исаич! Как  всё  в  теперешнем  и  ненадежном  мире. Ирочка  ехала  в  троллейбусе  после  занятий  домой. Днем  мало  людей  ездит  в  том  почти  загородном районе, а  тут  ввалились  толпой  цыгане. Ирочка  ехала  на  заднем  сидении,  она  всегда  уединяется  и  думает  о  своём. Цыгане  окружили  её,  подняли  гвалт и,  не  церемонясь,  сняли  серьги  и  кольцо,  естественно,  простенькие,  но  золотые. И  верите?  Ирочка  даже  не  закричала,  так  растерялась  от  наглости. Как  жить  теперь,  скажите?! Без  веры  в  людей, уверенности  в  завтрашний  день.  Неужели,  подходит  конец  света?!   
       - Пожалуй,  нас  ожидают  не  лучшие  дни, -  согласился  Каин. – Жизнь  усложняется  с  приливом  свободы.  И  что, дочь  успела  запомнить  хоть  единую  на  лицах  отметину,  чтобы  можно  заявить  протест,  найти  нахалку?
       - Представьте,  запомнила! Но  что  толку?! Мы  обратились  в  милицию, но  там  над  нами  смеялись! Даже  то,  что  у  одной  пожилой  цыганки  на  лице  большая  бородавка,  а  другая  в  ярко-зеленой  шали,  нисколько  не  заинтересовали  органы. Заявление  они  все  же  приняли,  но…
       Соседка,  подняв  с  пола  ведро, слабо  махнула  ладошкой  и  пошла  вниз.
       - Очень  жаль,  -  пробормотал  Каин,  открывая  ключом  свою  обитель. – Но  я  тоже  ярко-зеленую  шаль  не  принял  бы  во  внимание.  А  вот  бородавка!  Я  помню  по  докфильмам,  наш  милый  Кукурузник  тоже  носил  бородавку.  И  она  его  не  украшала.   
       Войдя  в  квартиру,  он  все  еще  смеялся  казусу. И  прихлебывая  потом  перед  телевизором  кофе,  он  вдруг  обнаружил,  что  сообщения  об  инфляции  и  падении  рубля,  политический  беспредел  и  дебаты  милейших  нардепов  нисколько  его  не  трогают,  а  вот  что  обидела  девочку  тетенька  с  бородавкой…
       Он  вдруг  представил  себя  в  подобной  обстановке, в окружении  наглых  цыганок, хватающих, орущих, заглушающих  слабый  его  протест. Увидел,  как  стаскивают  с  пальцев  кольцо  и  печатку, извлекают  запонки  и  зажим  галстука. А  он  покорно  смотрит, ему  не  приходит  в  голову  отмахнуться,  ударить  по  рукам  иль  мордасам  женщину.
       «Да,  друг  мой  трусливый  и  нерешительный.  И  разденут  тебя  и  разуют  не  только  женщины,  но  и  алкаши,  когда  догадаются  окружить  кагалой…Хреново  ты  устроен, дорогой  мой  и  застенчивый. И  защитить  таких  слабаков  некому  и,  выходит,  надо  призывать  Гришу  Травкина. Пусть-ка  спец  в  изысках  мордобоя  займется  цыганами,  покамест  они  с  цепи  не  сорвались».
       Каин  решил  и  на  другой  день  обстоятельно  пообщался  с  майором. Пока  прихлёбывал  пиво,  а  перед  ним,  в  виде  исключения, но  по  привычке,  токмо  для  вдохновения  остопорился  ромом, адвокат  вещал  Травкину, который  предпочитал  фанту,  про  политический  момент. Могущий  изменить  многое  на  шарике  вообще,  и  в  их  длинной  стране  в  частности. И  не  удержался, и  обрисовал  экономические, и  при  том,  очень нерадостные  перспективы  их  тутошнего  мирка,  который  тащит  из-за  бугра  товары, тут  продает  и  тем  перебивается. То  бишь  творит  экскремент. И  с  такой  темы  перешел  на  нравственные  аспекты. И  вот  тут, коротко  рассказав про  соседку  и  студентку  Ирочку, Егор  Бугров поставил  силовику  задачу.
       - Найдешь  барона, побеседуешь  по душам. Чтоб  хорошенько  проняло. А  не  проймет -  убей. Они  потом  изберут  нового,  но  поймут,  что  разбой  не  их  реноме. То  бишь  способ  существования. Разведай,  подготовься  и  действуй  так  же  решительно  и  без  оглядки,  как  вся  эта  шатия-братия. Кстати,  в  округе  тоже  займись  этим  вопросом. Кто хочет  халявой  и кровью  добывать  на  хлеб  и  цацки,  с теми  нам  не  по  пути. Они  к  нам -  без  совести,  мы  к  ним - без  жалости!
       Травкин  выслушал,  допил  фанту,  закурил,  с  бесенятами  в  глазах  вопросил:
       - Шеф,  это  работа  ментов. Тебе-то  зачем  лишняя  вавка  в  извилинах?!   
       -  Эх,  кабы  много  знать,  дорогой  товарищ! -  вздохнул  Каин  и  почему-то  увел  взгляд,  стал  что-то  выискивать  на  стене. – Наверное, не  привык  еще  проходить  мимо  брошенных  и  больных, обиженных. Особенно,  когда  видишь  беспомощного  щенка  или  котенка. Тянет  помочь. Но  это  сантименты. А  я  не  люблю  бардака  и  мне  нужен  порядок  в  округе!  Чтобы  навёл!  Ступай.
       Заключил  он  довольно  жестко,  с  гримасой  досадной  боли.
       Покинув  шефа, Травкин  поехал  на  базу,  а  по  дороге  размышлял.
       Жизнь, конечно,  с  тех  пор  как  он  познакомился  с  адвокатом, разительно  изменилась. Кем  он  тогда  был,  Григорий  Валерьевич? Обиженным,  занюханным  «мусорком», каких  в  необъятных  просторах  Союза  было  премножество. Докатился,  что  стал  шмонать  в  вытрезвителе  алкашей, харчился  на  их  жалкие  гроши. Не  сам  по  карманам  шарил, конечно,  но  с  его  позволения  творили  такое  младшие  менты. Было?  Было! А  потом  пришел  аппетит,  они  оборзели  и  соорудили  налет  или  разбой.  Тут  уже  не  юридические  выкрутасы, а  непреложный  факт. И  от  безнаказанности  пошли  бы  дальше, но  тут  их  взял  под  крыло  адвокат. И  пошла  жизнь-малина! Уж  не  сон  ли  тревожный?  Потому  как  сказка  всегда  воспринимается  с  чувством  неверия, даже  когда  она  -  реальная  жизнь. Шутка  ли?!  Год-другой  получать  шалые  деньги  и  ни  черта  не  делать!  И  к  тому,  расти  на  службе. Хотя  Каин  предупредил  загодя,  что  кормит  авансом  и  негу  в  нирване  отработают  когда-то  потом.
       И  вот  Травкина  выдернули  из  выхмелителя,  возвратили  звание  капитана, вернули  в  уголовный  розыск. А  затем  и  вовсе  чудеса! Дали  майора  и  отряд  под  команду! Оценили  наконец-то  или  приложил  руку  Каин? Скорее,  последнее,  потому  что  если  раньше  опер  Травкин, загнанный  в  угол, мало  думал  о  расстановках  в  малых  верхах  власти, а  лизать  задницы  никогда  не  учился,  то  теперь, когда  навязалось  в  жизни  узлов  не  только  Гордиевых, он  стал  осмысливать  поступки  свои  и  чужие. И  что  адвокат  глава  какой-то  кодлы  и  стал  зятем  генералу  Терещенко  для  него  не  секрет. А  зять  начальника  управления  городской  ментовки, это  не  фунт  изюма, а  побольше, много  больше,  если  ко  всему  прочему  иметь  недурную  голову.  Адвокат  держал  Травкина  на  коротком  поводке,  а  вблизи  видно  много.
      И  -  новые  времена,  когда,  надо  думать,  придется  отрабатывать  прошлые  авансы. Травкина  назначили  командиром  группы  с  непосредственным  подчинением  генералу. Но  адвокат  разъяснил  Грише,  что  подчиняться  он  будет  только  ему,  Каину,  а  приказ  существует  для  формы.
       - Твое  дело,  Григорий  Валериевич, охранять  мой  офис  и  фонд  глухих  к  законам,  а  еще  генерала.  Это  прежде  всего,  это  сверх  ментовской  работы,  где  ты,  как  я  слышал,  только  учишься  нужному  и  отдыхаешь. И  за  это  получаешь  помимо  жалования  от  бывшей  державы  хорошие  баксы. Подчеркиваю:  баксы! Твои  ребята,  я  думаю,  не  обижены  тоже. Вы  экипированы,  вооружены. Чего  не  хватает,  скажи,  я  учту  потребности, - доводил  шеф  подчинённому,  простодушно  улыбаясь. -  Надеюсь,  все  довольны?
       «Ну  и  ну, -  крутил  головой  и  баранку  Травкин,  вспоминая  многие  беседы  с  Каином. – Адвокат  ведет  себя,  конечно, решительно  и  даже  нагло  в  текущей  коловерти  жизни, но  создается  впечатление,  что  он  знает,  как  будет  завтра».
       И  тут  же  вспомнил  еще  один  то  ли  совет,  то  ли  наставление  адвоката.
       - Как  идеалист, заявляю. Когда-то  это  всё  кончится,  дорогой  майор  и  друг  сердечный. Мы  станем  жить  нормально  и  по  трудам  будет  оплата, и  ты  сможешь  выбрать:  служить  ли  дураку,  умнику  или  поработать  на  себя,  стать  хозяином  дела. Станем  думать  о  себе  и  о  ближних,  как  велит  Библия  и  Кодекс  строителя  дома  за  горизонтом. Но  покуда -  наоборот!
       Эти  новые  возомнили, будто  мир  устроен  только  для  них,  а  все  остальное – ничто! Они  наглы  и  самоуверенны, безоглядны  и  жестоки. Если  дать  им  время, они  приучат  нас  жить  по  их  законам-понятиям. Но  надо  ли  нам  такое  устройство  жизни?! Тебе  оно  надо?..Не  надо.  И  детям  твоим  не  надо,  потому  как  выживать  по  праву  сильного, значит,  идти  по  наклонной.  Прикинь,  случись  всё  по  их  раскладу,  тогда  в  конце  развития  останутся  только  сильные.. Хорошо  бы, только  здоровый  генофонд. Но…всё  это  было, а  в  их  головах  вавка,  когда  доказывают,  что  только  сила  и  деньги -  основа  жизни, а  прочее  не  стоит  понюшки! Не  видят  изъян!  А  кто  станет  вкалывать,  создавать  товарные  массы?!  Кто  короли  -  без  электората?! Ломать,  дорогуша,  не  строить. Ума  не  надо. И  вот  поломают  и  останутся  как  крысы  в  банке. Сильные  и  богатые! И  станут  жрать  друг  друга,  потому  что  даже  если  наделают  киберов,  то  их  когда-то  надо  будет  чинить! И  всё, Гриша!  Алес  капут! Конец  кину!..Но  не  радуйся. Прежде  они  изведут  маленьких  и  бедненьких,  нормальных  людей,  каких  еще  много.  Нас  с  тобой  изведут,  майн  херц  и  прочее! – воскликнул  Каин, с  веселой  горечью  разглядывая  напитки  на  столе  в  своей  кухоньки  в  старой  «хрущевке»,  и  клубы  дыма,  что кружились  у  абажура. – Потому  их  надо  упреждать,  Гриша. И  тоже  изводить.  Спокойно  и  методично,  как  тараканов  и  комаров-вампиров.  В  конце  концов,  всякое  государство  старается  уничтожить  преступность  под  корень! Ты  скажешь:  кто  дал  мне  право?..А  кто  его давал  им?..Нет,  когда беспредела  не  будет, и  мы  остановимся.  Но  пока  всё  это  дело  провернем  тихо,  не  оставляя  следов  для  истории. Не  надо  подставляться,  потому  что  всякие  кухонные  болтуны-либералы  размажут  нас  по  стенам  укоризной. А  нам  это  надо?  Усёк?   
       - Понятно,  шеф,  что  ни  хрена  не  понятно. Я  за  себя  боюсь.  Не  стану  Черной  вдовой?  Как  те  пауки.
       - Всё может  статься,  но  надо  заглядывать  вперед.  Еще  вчера  тебе  не  давали  оригинальничать, теперь  ты  свободен  в  маневре. Но  будь  справедлив. Кто  сеет  бурю,  тот  должен  пожать  ураган. Гадов  надо  уничтожать,  а  червячок  чаще  всего  полезен.
       Через  несколько  дней  Травкин  докладывал.
       - С  бароном  мы  договорились. 
       - И  как  обошлось?  Взаимных  упрёков  не было? – спросил  Каин  с  улыбкой  всегдашнего  благодушия.
       - Какой  разговор?! Сейчас  лучше  работать  пожарникам.  Работы  много. Там  подожгли,  а  там  конкурент  уже  догорает. А  кто  -  тушить?! Ну  и  мы  возле  ставки  барона  подожгли  кучу  мусора. Прилетели  на  пожарных  машинах, в  рабочем  ритме  забежали  к  нему  на  виллу. Охрану  уложили, лишних, кто  визг  поднять  мог,  в  смысле,  женщин,  повязали  платками  и  стали  говорить  с  бароном  по  делу, - закинув  ногу  за  колено  и  потягивая холодный  чаёк, расповедывал  Травкин. – Барон  было  схватился  за  шпалер  сзади  за  поясом, но  тут  я  не  дал  поблажки. Нож  в  плечо  и  сиськи  на  бок! За наглоту  наказывать  надо. А то  он  хотел  в  меня  шмальнуть!
       - И чем  разговор  закончился?  Стороны  нашли  общий  язык?
       - Ну  как  было?  Сначала  я  сработал  ножичком,  а  потом  сунул  под  нос  пистолет-пулемёт  специальный, который  стреляет  тихо. Барон  понял,  и  спросил,  зачем  пришли? Когда  я  рассказал  про  претензии, он,  естественно,  полез  в  бутылку! Как?! Шарашил  кто-то,  а  меня  за  яйца?! И  в  том  духе  и  долго,  и  мне  пришлось  приводить  его  в  чувство  реальности  через  удар  по  балде. Я  говорю:  баба  у  маленькой  бедненькой  девочки  хапнула  железки. Надо  вернуть, а  за  износ  моральных  нервов  заплатить  пеню. Он  опять  пучит  глаза  и  не  понимает  вопроса! Причем, дескать,  он,  ежели  старались  бабы?! После  второго  удара  по  чердаку  он  допёр,  что  за  беспредел  подотчетной  диаспоры  ответ  держать  ему.  И  спросил:  сколько  надо? Ну,  я  взял  штуку  долларов,  чтоб  мало  не  казалось,  и  свалил  на  базу.  Задание  выполнено,  шеф!      
       - Ага,  баксы  ты  снял,  а  слово  барона  взять  не  забыл?  В  смысле,  что  обижать  маленьких  больше  не  будут? Вплоть  до  клятвы  на  Библии, - загадочно  улыбнулся   Каин,  который  надеялся  на  догадливость  визави.
       - Во, шеф!  Забыл  совсем.  Я  с  него  объяснительную  в  письменном  виде  потребовал,  с  обязательством  укротить  непослушных  и  лично  расписаться  с  приложением  печати. Печати  барон  не  держит. У  нас,  говорит,  слово  держат. И  малограмотный,  писать  красиво  не  может. Большой  палец  пришлось  приложить  для  верности.
       - А  он  не  давал  слова  прирезать  тебя? – хмыкнул  Егор  Бугров.
       - Так  за  что?! Удар  по  голове  за  глупость,  это  не  унижение. И  разговор  был  один  на  один. Он  не  успел  обидеться, -  слегка  удивлённый,  говорил  Гриша  Травкин,  доставая  из  кармана  сложенный  лист  бумаги  и  подавая  Каину. -  Вот  объяснительная  с  личным  почерком  барона  и  печатью  пальца.
       - Ну  ладно. Теперь  вблизи  надо  бы  посмотреть  на   народ  из  шустряков.  Пошерсти  по  району  вокруг, -  сказал  Каин. -  И  если  кто  из  соседей заготовил  оружие  или  настроен  на  похабщину…В общем,  тебе  даются  карты  для бланжа. Карт-бланш  называется,  свобода  рук  и  подручных  средств.


                __________________   ***   _______________________
       Вечером  Иванцов  пришел  стремительный, деловой.  Устроил  на  стол  сумку  со  свертками  и  бутылками,  взбудораженный,  вываливал  словеса.      
       - Ты  не  того,  Федя, обиды  не  держи, что  я  с  собой  притащил, - глазами  показал  на  пакеты  и  бутылки. -  Привык в  гости  ходить  груженым. Ну  как  живешь?  Давно  не  виделись. А  ты  мне  нужен. Но  разговор  потом,  сначала  выпьем. Днем  пришлось  воздерживаться.    
       Сипунов  на  правах  хозяина  держал  улыбку, готовил  закуску, открывал  бутылки,  разливал.  Он  не  считал  зазорным  смешивать  водку  с  пивом  и  по  ходу  хватил  стакан. Не  суетился, не  показывал  нетерпения  узнать  причину намеренного  вторжения  брата. От  него  ждал  теперь  только  навара.      
      Пристроились  к столу,  стали  ужинать, пить. Перебрасываясь  новостями, Федор  осторожно  поведал, что  пролетел  в  торговлишке.  Накрыли  их  с  напарником  конкуренты  с  южных  гор. Что ж:  не  купец  от  роду, а  тут  и  вовсе  нарвался  на  нахалов.   
      - Так  ты  и  своих  не  собрал?! – догадался  брат, прожевывая  корку  хлеба  с  горчицей.   
      - Как  фанера  пролетел, - качнул  седеющей  головой Федор  Иванович. Но  на  братца  взглянул  с  искрой  задора  в темно-карих  глазах.- Два  раза! Собираюсь  еще  разок  пощупать  планиду.  Бог  троицу  любит.  Бабок  взаем  дашь  на  раскрутку?       
       - Это  напрасно  ты,  Федька, судьбу  искушаешь. У  меня  ты  старался  купить  с  прибылью,  а  тут  надо  наоборт. Продать  не  в  убыток! Обдурить  чтоб  ближнего – талант  нужон. Оставь!  Раз  не  повезло  в  этом  деле, не  повезет  и  дальше. Не  к  тому  рожден. Но  я  тут  должность  тебе  приготовил. Развернулся  теперь  я  чуток,  мне  свои  люди  нужны  для  пригляда. А  ты  брат!  Пойдешь  в  управление  мясным  комплексом?      
       - Это  что,  на  твое  место?      
       - Да  нет. На  своем  месте  я  сам  посижу, -  засмеялся  Иванцов, разглядывая  Сипунова, а  затем блуждая  задумчивым  взглядом  по  комнатке. – Просто  я  построил  еще  заводик. Кооперация  кругом,  ну  я  тоже…открыл  малое  предприятие. А  тут  подворачиваются  еще  проекты,  к  каким  голову  и  руки  надо  приложить. Вот  я  тем  займусь,  а  ты  минизаводом  позаведуешь.      
       - Так  давят  теперь  кооперацию!      
       Иванцов  поднял  стаканчик,  кивну.
       - Правильно. Их  давят,  а  они  в  общества  переходят  или  акционируются. Потому  и  говорю:  успел. Сейчас  я  на  двух  креслах  сижу,  а  это  вредно.  Задницу  на  половинки  разорвать  можно. Ты  меня  выручишь. Чужакам  доверять  сложно.  Обуют.  Аферистов  развелось  многовато. 
       - А  рэкет!  Не  наезжали?       
       Федор  Иванович  заинтересованно  хлопал  глазами, отставив  стакан  с  пивом. Он  допускал  всё  в  жизни,  но  чтобы  братан  заделался  буржуем!..Он  же  вор  по  натуре!  В  крови  у  него -  хапать! И  теперь  надо  воровать  у  себя? Или  без  воровства  жить? Нет,  в  марксизме  Сипунов  слабак. Не  учил  его  никогда. А  по  марксизму  выходило,  что  воровать  перестать  нельзя  хозяину. Естественно,  у  себя  кто  ж  будет?  Но  из  чужих  карманов – всегда! На  то  он  и  капиталист,  чтоб  дурить  ближних,  набивая  мошну.    
       А  Иванцов  благодушно  лыбился.   
       - С  рэкетом  у  меня  ажур. Трудовой  договор.       
       - Платишь?  И  сколько? Третюшку?          
       - Сколько  договорились,  но  к  тебе  они  не  придут. А  если  завалят,  так  только  залётные. Тех  ты  ко  мне  направишь  для  разговора. За  процентами  я  сам  к  тебе  наезжать  стану. Эти  деньги  ты  в  талмудах  укроешь,  чтоб  налог  на  них  не  платить. Остальной  налог  уплатим  честно. С  властями  ссориться  не  станем. Вишь,  житуха! А  живем,  надо!...Так  идешь  директором  минимясика?      
       - На  заводе  работяги. С  ними  как?  Тащить  же  станут  по  привычке!   
       - Охрана  там  организована.  Чуть  что -  за  заборчик. Сейчас  безработных  достаточно,  чтобы  на  хлебную  работенку  проситься. А  стимул  им  есть. По  себестоимости  в  пределах  разумного  отпускаются  мясопродукты.  И  зарплата  приличная. Кстати,  ты  тоже деньги  в  кассу  станешь  вносить  по  себестоимости  за  жратву  с  минизаводика.  В  привычку  чтобы  входило  платить,  а  не  хапать.      
       На  лице  Степана  Иванцова  во  время  рассуждений  сменилось  много  чувств: гнев  и  досада,  рассудочность  и  удивление, спокойная  мечтательность, а  заключила  разговор  слабая  улыбка. Со  скорбью. Он  погладил  высокий  лоб, тронул  пальцем  большой  и  широкий  нос, потер  округлый  подбородок,  прикинутый  двойным  жирком, и  откинулся  на  спинку  дивана, утупив  взгляд. На  плешине  заиграл  свет  лампочки.      
       Сипунов  слегка  поморщился, усмотрев,  что  Степан  очень  наглядно  сдает.      
        «Ишь, охломон,..стареет…А  хорохорится, ****ей  держит. И  богатеет. Зачем?  Спортивный  интерес?  Детей-то  нет»! – подумал,  а  спросил  про  иное.    
       - Платить  сколько  будешь?  Накинешь,  как  родственнику?      
       - Как  родственник  хрен  ты  получишь!  – Иванцов  крупным  планом,  под  нос,  сунул   ему  сооружение  из  трех  пальцев. - А  вот  как  рачительному  хозяину, чтоб  выгодно  тебе  работать, дам  сверх  зарплаты  долю. На  неё  станут  идти  проценты-дивиденды. Тринадцатая  зарплата, помнишь? И  пай  нетронутый  будет,  вечный,  и  только  прирастать. Когда  кухню  ту  освоишь,  сам  допетришь.      
       Степан  Иванцов  внушал  убедительно  и  строго, но  глаза  с  мутной  наволочью  отводил  часто  на  сторону. Не  хотел,  видно, селить  брату  свои  опасения  в  нынешней  жизни. А  вот  щеки  дряблые  и  подрагивающие  те  опасения  выявляли.    
       Федор, держа  взгляд  на  лице  брата,  сказал:      
       - Ладно,  Степа, покажешь  хозяйство.  Может, забыл  я  всё, а  снова  не  научусь. Это  не  плановое  хозяйство – рынок.   
       - Ни  хрена  ты  не  забыл! У  тебя совести  на  душе  много  осталось,  а  хватка  волчья,  помню  как  деньги  ты  добывал. Осилишь  производство  без  всякой  науки. Давай  пить,  с  делами  всё!  - воскликнул  Иванцов. – Забудем  на  время  суетню!      
       - Можно  и  выпить, -  обронил  Сиплый, оглядывая  стол. -  А  я  уж  думал,  ты  по  привычке  баб  таскаешь  в  машине. Ты  забыть  всё  хочешь,  отвлекаться  от  мыслей  паршивых  пробуешь. И  я  не  могу  забыть,  как  Каин  меня  вытурил,  на  улицу  выгнал  в  безработные. Отступных  дал  много,  а  сапог  под  зад  устроил. Это  дело?!      
       - Каина  ты  не  тронь,  брательник. У  него  работа  умственная, а  ты… Он  и  тогда  держал  тебя  посыльным  по  моим  хлопотам. А  тут  время  сменилось. Он  тебя  не  обидел,  я  знаю.. За  такую  работу другой  теневик  вообще  бы  плюнул  на  тебя. Забудь  обиду,  её  не  было. А  вот  если  б  иное  забыть…- Степан  Иванцов  поднял  голос, поморщился, стал  нашаривать  на  столе  сигареты. – Я  думал,  новая  жизнь  интересной  станет! Свободной  от  лишних  забот! А  нам  снова  лапши  навесили. Со  всех  сторон  всякая  шваль  наваливается,  оружием  похваляется…И  вертись!..А  бабы  что? Их  довели  тоже. Профессию  проституток  в  открытую  стали  осваивать. В  ранг  высшей  категории  по  заработкам  возвели. И  то:  приятно  в  промежности  и  деньги  идут.  Только  не  всем!  Ты  дочке  своей  или  жене,  вдруг  устроишься  в  безработные,  пожелаешь  такое? Вот  то-то! И  проституток,  Федя,  мне  не  надо.  У  меня  жена  есть. А  вот  женщину,  чтоб  можно  в  постели,  или  вот  так  общаясь,  в  душу  друг  другу  глянуть.. Потому  встречаешь  иногда  меня  с  разными  женщинами…А  ты,  гляжу,  так   в  холостяках  и  ноги  протянешь.    
       - Ну,  когда  приспичит,  нахожу  бабешку,  а  чтоб  жить…Характер  у  меня,  Стёпа,  негожий.  И  рожа  кирпича  просит.  Сам  видишь,  -  потупился  с  виною  Сипунов.  – Не  сам  же  себе  вывеску  делаешь  по  заказу,  а  что  получил  от  родителей  уже  не  махнешь.    
       Иванцов  поморгал, вскользь  разглядывая  брата, и  вдруг  посочувствовал:         
       - Рожа,  Федя, в  таком  деле  не  причем,  даже  если  и  переделаешь. Сейчас  при  деньгах  многое  можно.   Невезуха  это,  полоса  в  жизни  такая  и  черная. Но,  глядишь,  сменится. Ты  не  боись,  брательник! И  женщину  для  жизни  найдешь. Не  бабу -  женщину! -  подчеркнул  он,  чтоб  Сипунов  уяснил  разницу. – Не  может  быть,  чтоб  всю  жизнь  тебе  чертяка  палки  в  колеса  совал!    
       Они  сидели  тогда  долго  и  много  пили, впервые  душой  чувствуя  родство  крови,  и  изливались  сокровенным. И,  может  быть,  впервые  в  жизни  мла-дший  и  нелюбимый Федор  Сипунов поддерживал  духом  растерянного  брата. Развезло  их  до  неприличия  и  сидели  они  в  обнимку  на  диване, нисколько  не  стыдясь  или  просто  не  замечая  обильно  и  охотно  изливаемых,  вовсе  не  скупых  слёз.      
       - Ты  на  бабу  свою  не  сердись,  Стёпа! Ну  не  постарались  родители,  душевной  уродой  сделали. Так  что?!  А  ты  прижалей!  На  морду  она  даже  сильно  симпотная! Перед  зеркалом  много  вертится,  а  характер  паскудный  свой  не  видит. А  ты  убеди,  что  и  дырка  у  неё  лучшая  и  всем  прочим  другие  бабы  обижены. Это  ж  ей,  как  мёдом  по  салу  будет! А  прочим  ты,  Стёпа,  отдохнешь  и  не  дома,  вона  сколько  заразы  сейчас  производят  для  такого  дела!
       Федор  боднул  лбом  воздух,  указывая  на  стол.      
       Жизнь  странная  штука. Сипунов  сочувствовал  и  сопереживал   богатому  и  пресыщенному  брату,  нисколько  не  подозревая, что  и  с  ним  скоро  случится  метаморфоза.

                ГЛАВА  ВОСЬМАЯ

                ____________________   ***   _____________________
       Король  протянул  ноги -  да  здравствует  король! Развалился  Союз,  сварганили  Содружество. Сооружение  эфемерное, выдуманное  на  ходу, меж  глотками  кофе  и  зубровки  под  драники. Создание,  задуманное  запудрить  мозги  народам, потому  как  всерьёз  о  их  судьбах  никто  в  те  минуты  не  размышлял.
       Серьезно  думать  не  было  времени, оно   считалось  тогда  переходным  и  оценивалось  на  вес  золота.  А  народы,  как  известно,  оцениваются  в  штуках,  в  миллионах  и  тысячах,  когда  гибнут. Схватившие  власть,  решали  личные  проблемы,  а  чиновникам  на  местах  приходилось  думать:  куда  идти  и  с  кем  кооперироваться. Без  работы, без  государевой  службы  чиновнику  оставаться  не  с  руки,  а  ветер   перемен   доносил   до  того  смутные  запахи  новой  политики,  что  из  всей  гаммы  явственно  обонялись  только  фекалии. 
       Чиновники  раздражались, но  службу  несли. В  лубянском  отделении  кагэбэ  почти  ничто  не  изменилось. Поменяли  название  с  кагэбэ  на  фээсбэ,  сменяли   старого  генерала  на  более  молодого  и  демократа, и  после  небольшой  пертурбации  почти  все  офицеры  остались  на  своих  местах, чуть-чуть  изменив  профиль  работы. К  политическим  интересам  прибавили  им  валютные.   
       Иван  Владимирович  Нуйкин  вообще  перемен  не  увидел  на  первых  порах – переименовали  контору, но  бэ  как  было  на  конце,  так  и  осталось. И  всем бы  можно  было  остаться  довольным,  если  б  не  идейные  соображения  устоявшегося  консерватора.
       О  вновь  возникшем  государстве  серьезно  еще  никто  не  думал. Как  искушенные  опытом  времени  аналитики, служащие  «конторы»  знали,  что  сколько  не  кувыркайся  на  подкидной  сетке, приземляться  придется.  А  полковник  Нуйкин, получив  ориентиры  в  работе  с  валютным  уклоном, положил  себе  задачку  взять  на  учет  своих  прежних  товарищей  по  партии, приспособленцев-перевёртышей,  которых  презирал  всегда. Он  знал  и  прежде,  что  их  до  черта  присосалось  к  партии, устроив  из  должностей  дойную  корову  для  чад,  родственников  и любовниц. Полковник,  как  мог,  боролся  с  ними  и  прежде,  но теперь  они  обнаглели,  перешли  в  демократы  и  перестали  бояться  гнева  высшего  провидения Раскрылись  полностью, одурев  от  озона  вольницы…А  напрасно,  ох,  как  напрасно, потому  что  Нуйкин, за  неимением  серьезной  работы,  приспособился  подменять  планиду  и  воздавать  всякому,  кто  заслужил.
       Полковник  организовал  у  себя  подотдел  и  велел  заняться  только  группой  партийных  флюгеров. А  их  дети  и  родственники, врастающие  в  новые  условия  экономики  на  средства  предков, а  потому  не  могущие  обойтись  без  криминала, тут  же  пополняли  память  компьютера  в  том  же  разделе.
       По  этой  банальной,  но  криминальной  причине  Егор Исаевич Бугров  тоже  удостоился  чести  занять  место  на  файле. Казалось  бы,  Каин  жил  и  работал  по  здравому  смыслу,  а  стало  быть,  не  мешал  нормальным  бизнесменам  и  внимание  милиции  не  привлекал, но Нуйкин  имел  на  то  особое  мнение.
       Он  часто приглашал  к  себе  или  заходил  «на  минутку»  к  майору  Колыванову  и  обсуждал,  как  прежде,  некоторые  деловые вопросы, не  обходя,  впрочем, иной  раз и  повороты  политики. Уже  когда  стало  ясно,  что  вместо  строительства  здания  призрачной  мечты  их  со  смущением  и  ужимками  возвращают  в  иную  эпоху  и  запрягают  в  работу  по  взращиванию  загнивающего  и  острозубого  капитализма,  они  определились  твердо. И  первым  слово  сказал  Нуйкин.
       - А  хрен  им  вместо  морковки! – И  свёл  в  линию  брови  и  дернул  квадратно-каменным  подбородком.
       - Это  вы,  надеюсь, президенту  и  честной  компании  вокруг  его  дочки? – с  вялой  улыбкой  уточнил  майор,  облаченный  в  мундир  еще  старых  врёмен,  но  в  фуражке  под  недомерка-министра  от  обороны.
       - А  ты  что,  собираешься  гоношить  им  стойло  койотов?! Они  распихали  по  карманам  большую  часть  государства  и  теперь  будут  заставлять   охранять  нас  их  загашники! Тебе  такая  служба  по  душе?! – полковник  вопрошал  голосом  сдержанным  до  шипящего  гнева.
       Конечно,  мысли  его  сумбурны, не  собраны,  разнообразны.  Послать  бы  ко  всем  лешим  политиков  скопом,  но  куда  податься  самому?  Тогда  он  безработный,  а  накоплений  никаких. Прозябать  же  на  пенсии…Впрочем,  какая  там  пенсия?! Ему  еще,  как  медному  котелку…
       Он  не  готов  к  новым  условиям,  как  неподготовлен  всякий  нормальный  человек, вдруг  оказавшийся  в  незнакомой  обстановке. Ему,  или  принимать  новый  мир,  как  ни  паскудно  он  устроен,  или -  в  петлю. Иван  Владимирович  не  представлял  себя  без  работы.  И  потом -  любопытство… Что  началось  паршиво -  видно. А  чем  кончится?
       Как  бы  прочтя  мысли  полковника,  Колыванов  сказал:
       - Без  работы  нельзя.  Но  и  стойло  ихнее  защищать  совесть  моя  не  позволит. Надо  служить,  пока  не  выгнали.  Но  служить  своим  идеям. Здравому  смыслу. Капитализм  и  без  нас  построят,  ежели,  как  дед  говорил,  тямы  хватит, – майор  тусклым  взглядом  пошарил  по  кабинету,  где  даже  Железный  Феликс  над  столом,  неснятый  назло  времени, смотрел  на  них  с  негасимым  укором, и,  выуживая  из  пачки  сигарету, дернул  плечом,  продолжил: – И  что  такое,  этот  капитализм?! Кто  пробовал  из  наших  и  хвалил?
       - А  хрен  его,.. – буркнул  полковник, оглядывая  вечно  недовольного  соратника  и  технаря  «конторы». И  поймав  себя  на  мысли,  что  и  у  самого,  наверное,  сидит  на  лице  такая  же  мрачная  мина, выдавил  усмешку. -  Но  нашим  старикам  из  Политбюро  оно  и  на  дух  не  надо  было, они  в  коммунизме  купались. А  вот  мы  теперь  кто? 
       - Кто,  кто?  Дед  Никто! Строители,  защитники  правового,  западного и  теперь,  как  надеются  демократы,  вечного  капитализма, -  дернулся  теперь  щекой  Колыванов.
       - А Ленин  говорил:  всерьез  и  надолго. Он  не  говорил  о  вечном  и  потому  не  ошибся. И  к  черту  права,  майор! Прав  сейчас  тот,  у  кого  больше  прав, вернее,  оружия  и  власти…Теперь,  выходит, и  больше  денег. – Нуйкин  хмыкнул, показав  досаду  на  свои  выводы. – Конституция  нашего  государства!  Есть  ли  вещи  смешнее?!  Об  неё  ноги    вытирают  все,  даже  кого  лень  одолевает. И  прежде – имущие! Глянь  на  нашу  контору. Нам  приказано  чинить  препоны  преступным  группам, денежным  аферистам,  крутящим  валюту. И  что?  Мы  берем, сдаем  в  суды, а  те  оттуда  чешут  на  свободу  прямиком,  часто  минуя  даже  смехотворную  отсидку. Все  повязаны  страхом  и  взятками. Удивляюсь,  как  это  еще  не  дают  мзды  нашим.  Или  уже  прецеденты  имелись?
       - Один  случай  был,  но  мы  приборкали  рукосуя, перевели  на  первую  группу  инвалидности,  чтоб  не  повадно  другим  было  раскатывать  губы. Стоит  завестись  одной  овечке,..- заметил  Колыванов,  пуская  на  сторону  дым  от  простенькой  «примы».
       - Как,  было?! Когда? Почему  не  в  курсе?.. Впрочем,  правильно  сделали,  что  втихую. Только  так!  Прихватил  и…А  заказчик? – жестко  взглянул  на  майора  Нуйкин. – Получил  свое?  Хвалю! Наша  работа  на  виду  идет  в  рамках  закона,  а  сверхурочно  надо  изводить  всю  эту  шваль! Надо  помогать  им  вешаться, топиться,  стреляться  и  устраивать  разборки  с  выходом  жмуриков.  Всю  сволочь – под  резекцию! Новых  и  старых, тайно,  но  оставлять  знак,  чтоб  они  знали,  что  преступление  всегда  наказуемо. И  думали,  постоянно  чтоб думали,  как  бы  не  обидеть  слабого,  старого  или  больного  и  всякого  сущего  несправедливо.
       - А  на  кой  овощ  тогда  мусора?! -  поддерживая  визави  одобрительным  взглядом, все  ж  удивился  Колыванов. – Если  мы  их работу  делать  станем,  нам  и  деньги  пущай  платят!
       - Милиция  всегда  работала  в  перчатках,  когда  касалось  щекотливых  дел. Это  наша  привилегия,  большую  приборку  в  стране  делать. Но,  запустили.  Проглядели  в  комитете. И  вишь, что  вышло.
       - Я  тоже  зол  на  новые  времена,  Иван  Владимирович, но  едва  ли  мы  сдвинем  что-либо даже  на  своей  территории. Одних  приструним,  другие  всплывут. Многим  много  надо,  а  некоторым -  пожрать  бы, - с  огорчением  выложил  Колыванов  и,  вздохнув,  принялся  разминать  другую  сигарету.    
       - Разговор  про  черный  бизнес. Я  давно  иных  на  список  положил. Придет  время, и… 
       Полковник  скособочил  физиономию,  прищурясь,  задержал  взгляд  на  бронзовой  блямбе  шкафа.
       - У  нас  не  так  много  верных  людей. И  лапу  сосут. Молчат  пока  что, но…Чтобы  работать  с  отдачей,  пожрать  надо  и  знать,  что  в  семье  голодных  нету. – Колыванов  тоже  мрачно  потупился.
       - Подкармливать  нам  их  нечем. Не  пользоваться  же  источниками  черного  промысла, -  поймал  тайную  мысль  майора  Нуйкин. – Скрывать  изъятые  суммы… Нет,  это  чревато,  сползем  в  болото. Найти  бы  общий  язык  с  меценатами. В  их  интересах  поделиться  с  нами.  Но  где  такие?..Хотя…Помнишь  старое  дело  теневиков? Я  недавно  проглядывал  карточки  и  наткнулся  на  адвоката Бугрова по  кличке  Каин. Ты  докладывал, у  обкомовца  нашли  кейс  с  сотней  тысяч  штук  в  рублях. Тогда  они  ушли, сменилось  руководство  страной,  страна  рассыпалась, а  голубчики  те  хитрованы   теперь  на  виду. С  пухлыми  от  радости  мордами.
       Полковник  выжидательно  смотрел  на  сослуживца.
       - Помню. Мы  тогда  помогли  чуток  ментам. Адвокат  подозревался  в  лидерах, но  замазан  не  был  и  дело  лопнуло. Они  легли  на  дно.  Только  тот  кейс  и  стал  уликой. Ну,  о  Кирюшине  мы  позаботились,  а  дальше… Политика  вмешалась,  перестройка. Не  до  того.
       - Теперь – до  того.  Адвокат  развернулся  во  всю  ширь. Сгоношил  имя,  открыл  офис  конторы,  вошел  учредителем  во  многие  дела. Думаю,  и  в  банки  пробрался  с  деньгами  теневиков. Пожалуй,  делает  вид,  что  не  переступает  закон. Иное  ныне  невозможно, -  едко  усмехнулся  Нуйкин. – Я  к  чему. Вокруг  него  крутится  некая  кодла. Якшается  с  ворами, дружит,  вернее,  зять  генерала  Терещенко. Я  так,  вскользь  поинтересовался.  А  ты  займешься  им  впритык. Окружи  заботой  и  приборами.
       - На  предмет  компры? А  что  это  даст  в  такое  время? Правда, можно  предложить  место  под  нашим  зонтиком…Но  мы  отказались  от  мысли  потерять  лицо.
       Колыванов  кисло  улыбнулся  пришедшей  мысли. Впервые  за  многие  дни противоречит  своим  убеждениям  и  подспудно  пытается  делить  преступников  не  только  на  святых  и  грешных, но  и  сам  предлагает  нарушить  закон  ради  устройства  некой  обжорки  для  своих  людей. Вот  уж  деньки  наступили!
       - Займемся  адвокатом  на  предмет  выявления  его  настроений. Если  он  обычный  аферист – нам  не  по  пути. Если  где-то,  как  говорят,  честен,  можно  идти  на  разговор. А  если,  к  тому,  в  нём  жилка  авантюриста,  у  него  появится  азарт  с  нами  работать. Вот  в  том  и  разберись, – рассуждая, полковник  разглядывал  свои  руки  с  тонкими  длинными  пальцами  музыканта. –  Пойдешь  с  ним  на  открытый  контакт. И  попроси  денег. Просто попроси  без  всяких  условий. И  не  дави  на  него,  не  ставь  в  крайнее  положение. Повторяю:  у  него  тесть  генерал  и  не  дурак,  как  теперь  выясняется. Переиграл  всех.
       - Ну,  помнится,  поиграть  мы  ему  дали  сами. И  вообще,  играет  его  зятек. Это  адвокат  всех  обыграл, - заметил  Колыванов  не  без  ехидства,  впрочем,  имея  ввиду  работу  их  конторы. – Мы  в  свое  время  не  убрали  Терещенку. И что  он  выкинет? Куда  пойдет? Предателей  надо  убирать  вовремя. .. Ну, а  насчет  денег.  Сколько  просить  у  мецената?
       - Сколько  даст.  Не  требовать  же  жалование  на  каждого  работника  конторы  плаща  и  кинжала.
       - Мы  его  обременим  просьбой,  а  он  потребует  встречной  услуги, - предположил  майор.
       - Это  какой  же? -  полюбопытствовал  Нуйкин.  -  Убрать  конкурента? Так  у  него  менты  на  крыше.
       - Ну,  не  захочет  мазать  ментов.
       -  А  мы  ему  поможем, когда  будет  возможность  и  интерес. Даже  снабдим  информацией  на  перспективу. Если  ему  станет  интересно  с  нами  работать, мы  ему  всячески  поспособствуем, майор. Я  не  хочу  стоять  в  стороне  от  злободневных событий.
       Колыванов  отметил,  что  полковник теперь  говорит  вещи  новые  для  слуха. По  всему,  он  перестраивается  на  ходу. И  технарь  вдруг  прихлопнул  было  открывшийся рот.
       «Конечно,  он  определился. Стеной  против  бардака  не  станешь, нас  мало. А  потиху  расчищать  завалы, подбирать  кадры  и  бить  наверняка,  с  нужным  резонансом. Адвоката  он  видит  в  чужом  стане  союзником… И  кормильцем». 
       - Хорошо, -  кивнул  майор. – Я  побеседую  с  ним.  Сначала  изучу,  а  потом  схожу  в  гости.
       - Поторопись.  И  постарайся  найти  общий  язык. Чтобы  действительно  не  пришлось  нам  потрошить  воров  всех  рангов, - сказал  полковник  и  все-таки  не  сдержался.  Добавил: - Возможно,  позднее  мы  займемся  и  адвокатом. Сам  понимаешь, не  вечно  же  нам  ходить  об  руку  со  всякой  мразью.  Если  он  из  таковых.


                _________________   ***   ________________________
       Федор  принял  у  Степана  Иванцова  минизаводик,  и, будто  пошептал  кто-то, дела  пошли   сверх ожиданий  ладно. Новый директор быстро  вошел  в  курс  дела, набрал  авторитета  и  уже  мало  кто  осмелился  бы  обозвать  его  Сиплым  или, того  хуже,  Сифоном.            
       Он  быстренько  разбогател. Не  настолько,  чтобы  плевать  в  потолок  или  бросать  бриллианты  в  водоемы  забвения, но  жить  стал  по  возросшей  системе. Купил  двухкомнатную  квартиру, сдав  старую полугостинку с  мебелью  под  жилье  за  квартплату. Федор  Иванович  теперь  научился  заглядывать  в  завтра  и  накоплением  не  бросался, откладывал  про  запас. Да  и  квартирку  выбрал  в  центре  и  на  втором  этаже  «сталинку», не  напрасно  полагая,  что  со  временем  цена  на  жилье  станет  только  расти.   
       Жил,  но  тужил Сипунов,  потому  что  в  личной  жизни  ему  так  и  не  повезло. Нет,  бабоньки  попадались,  вешались  даже  на  шею, но  то  ж  за-ради  денег! И  Федор  то  с  большой  грустью  понимал. Он  на  любую  женщину  был  согласен,  даже  на  бывшую  «прости  господи».
       «Все  когда-то  родились  нормальными,  а  дальше  уж  как  припало  кому  в  жизни…Одни  проживают  жизнь  девками, а другим  везуха  на  мужиков. И  тыкаются  они  себе  в  удовольствие  даже  при  живых  мужьях…Так  я  же  не  целку  себе  ищу», -  рассуждал  в  себе  Сипунов. 
       Но  сколько  ни  ходил  по  всяким  местам  и  в  гости, сколько  ни  водил  к  себе  женщин  всякого  поведения, ни  одна  не  приласкала  от  души, не  подарила  нежности. Он  смирился,  понимая  жизнь,  и  даже  домработницу,  дабы  не  обольщаться, нанял  себе  давнюю  пенсионерку. Приходила  она  по  утрам,  когда  ушивался  хозяин  по  делам  из  дому,  и  наводила  в  квартире  порядок  и  блеск.
       По  вечерам   Сипунов  приходил  к  себе  поздно, иногда  специально  задерживаясь  на  барщине, понимая,  что  спешить  некуда, а  по  утрам  добирал  свое, в  одиночестве  отсыпался.  Машину  купил  себе  скорее  для  престижа,  чем  по  необходимости. Германский  «фольксваген»  завел, автомобиль,  назначенный  в  тех  краях  для  бедных. Но  кто  о  том  знал,  кроме  немцев? Федор  Иванович  тоже  не  знал.          
       Праздники  были  ему  большим  наказанием. Скучал,  глазел  на  телевизор, звук  которого  он  почти  всегда  вырубал  из-за  осточертевшей  рекламы,  иногда  перед  «ящиком»  засыпал. На  Новый  Год  и  Рождество  страдал  вдвойне. Благолепие  на  экране, приготовленные  на  праздник  лакомства, падающий  за  окном  в  неторопливом  кружении снег:  всё  это  ложилось  в  сознании  умиротворяющим  образом, но  душа  отвергала  божий  дар, тоска  не  проходила.      
       В  святой  день, чтобы  прогнать  хандру  и  убить  время, он  наладился  испечь  блинов.  Вдруг  захотелось. И  напёк  добрую  стопу,  ублажив  каждый  блин  крестьянским  маслом  от  буренки. Поставил  на  стол  мёд  и  сметану, бутылку  «старки»  и  чайник  на  печку – стал  отмечать  праздник  Господень.      
       В телевизоре  волк на  лыжах гонялся  за зайцем, обещая  надрать  уши, а  то  и  зажарить, и  почти  благодушное  состояние  Сипунова  после  двух  стопок не  помешало  услышать  звонок  в  дверь.   
       Федор  Иванович  не  боялся  воров  и  грабителей,  в  доме  большой  ценности  вещей  нет,  но от  всякого  варвара  обзавелся  броней  на  притворе  жилища. И  даже  с  глазком. Но  в  него  он  не  глянул, щелкнул  замком  и  распахнул  дверь. Праздник  божий,  Рождество! Кто  осмелится  испаскудить?    
       У  порога  стояла  женщина. Пожилая,  с  миловидным лицом, одежка  много  ношенная  и  греющая  мало. Пальто  с  плешивым  воротником  из  хорька, туфли  размокшие  в  сыром  снегу, платок  на  голове  пуховый, узлом  под  горло,  прикрывающий  кофтенку. И  стыд  и  боль  в  глазах, и  слезы, скрывающие  те  чувства.
       На  молчаливый  вопрос  Сипунова  она  прошептала, прикрыв  глаза  ресницами.      
       - Покушать,..пожалуйста.  Хоть  что-нибудь..    
       Нет, дурных  мыслей  не  появилось,  вид  женщины  рассказал  о  беде. Федор  кивнул,  вернулся  в  квартиру  и  тут  же  вынес  тарелку  с  блинами, большую  кружку   с  чаем.      
       - Пробовал  варганить, -  сказал  виновато, боясь  отчего-то  взглянуть  ей  в  лицо. И  неловко  сунул  в  дрожащие  руки  просительницы  блины  и  чай.    
       Но  она  сначала  приложилась  к  чаю,  согреться. Обожглась,  поперхнулась. Брызнули  слезы,  покатились  по  бледным  щекам. Сипунов  стушевался  и  отступил  в  квартиру.    
       «Суки! -  сказал  он  себе. – Чтоб  так  жить! Какого  хрена?!..Падлы!»   
       Истерика  бросила  на  диван,  он  откинулся  на  спину  и  воткнул  в  зубы  кулак. И  сидел  долго, невольно  в  подкорке  проводя  аналогию  меж  ее  и  своей  прошлой  планидой. В  дверь  долго  звонили, опомнился  Федор  не  сразу. Вытер  тылом  ладони  слезы, выглянул  в  незакрытую дверь.      
       Женщина  плакала  и  дрожала.    
       - Холодно, - с  трудом  улыбнулась, оправдываясь  и  благодаря. Протягивала  посуду. – Спасибо.
       - Заходи, - потребовал  он  тихо,  и  кивнул  на  отверстую  дверь.   
       Она  распахнула  отцветающие,  когда-то  синие  глаза, удивляясь,  боясь  и  догадываясь. И  решилась.            
       Прошла  мимо, в  прихожей уткнулась  под  ноги, неловко  отдавая  кружку  с  тарелкой, чтобы  разуться. Колготки  на  ней  штопаные,  мокрые.   
       - Вон  тапки, -  сказал  Сипунов. Посуду  отнес  на  кухню, походя  открыл  воду  в  ванну. Возвратившись,  помог  скинуть  пальтецо, платок, - устроил на  вешалке. – Не  стесняйся.  Все  под  одним  небом  ходим. Сейчас  ты  согреешься. Ступай  в  ванну.         
       - А  вы…не…   
       Она  смотрела  со  страхом  и  недоверием. И  боялась  обидеть  предположением,  какое  хотела  выложить. Федор  понял  и  проронил  с  тусклой  улыбкой.          
       - Я  не  дурак,  не  бойся. Бить  и  резать  не  стану. Хотя  при  такой  жизни  нож – избавление. Иди  мойся.  Я  дам  чистое. Тут  ко  мне  ходят  иногда  по  приглашению  и  я  держу  женское. Халат  теплый,  нательную  шмотку, – он  удивился  своему  многословию  и  осекся,  добавив: -  Щас.   
       Но  вместо  женских  пеньюаров  принес  свой  новый  спортивный  костюм. Отчего-то  не  подал  шмотку,  одеванную  прежними  профурами. Может, проклюнулась  в  нём  вдруг  надежда  на  что-то  очень  уж  иллюзорное,  многажды  обдуманное  и, увы,  отринутое. Но  ведь  известно, что  надежда  умирает  только  с  сосудом  души.       
       Гостья  повиновалась  Фёдору  Сипунову  безропотно  и, искупавшись, приведя  в  порядок   себя  и  ванну,  вышла  будто  похорошевшая,  немного  моложе, со  скупой, но стыдливой  улыбкой.      
       - Спасибо  вам, - промолвила  тихо, беспомощно  оглядываясь, не  зная  и  не  предполагая,  что  будет  дальше.   
       Впрочем, она  ведала,  что  платить  ей  придется  ценой, заложенной  природой, и  не  собиралась  уклоняться. Покуда  она  довольна  тем,  что  сыта  и  не  мерзнет. Страшило  её  другое  будущее,  которое  за  окном,  на  улице.
       Она  взглянула  туда  и  зябко  передернулась. Темень  там,  чернота.    
       - Тебя  как  зовут? – спросил  Сипунов, тоже  раздерганный  многими  мыслями. 
       - Варвара, -  ответила  она   тихо.         
       - Садись,  Варя, к  столу. Праздник  у  людей. А  мы  что,  рыжие? Ты  вон  тоже  темная, только  сединой  взялась. А  меня  Фёдором  кличут. Морда  у  меня  хуже  некуда, так  ты  не  гляди  на  меня. На  стол  смотри,  вон  в  телевизор. У  нас  и  выпить  есть! Когда  чуток  выпьешь, Варя, на  душе  мягше  становится. Будто  другая  жизня  пошла. Садись,  Варварушка! – пригласил  Федор  Иванович  и  указал  на  стулья.    
       Он  заводился, Фёдор, бодал  планиду, раззадоривал  её, чтоб  улыбнулась  в  ответ  и  подкинула  чуток  радости, о  какой   и  мечтать  перестал.       
       О  себе  не  говорили,  смотрели  в  «ящик». Сипунов  наливал  в  рюмки,  балагурил, хотел  снять  скованность, а  хмель  помогала  мало. Варвара  тоже  иногда  несмело  выставляла  на  привялые  губы  улыбку.  Неловкость  еще  была  среди  них  и  они  стеснялись.  Но  время  шло,  его  не  остановишь. И  с  подступлением  ночи  женщина  всё  чаще  стала  поглядывать  то  на  часы  на  оконном  простенке,  то  в  темень  окна. Сипунов  приметил  её  беспокойство,  спросил:       
       - Чего  это  ты,  Варварушка,  маешься?  Плюнь!         
       - Ночь  подходит.  А  завтра  снова  день…- и  она  заплакала,  уронив  голову  на  руки.
       - Плюнь! – снова  потребовал  Сипунов, сердито  сдвигая  брови. – Переживешь  ночь  тут. А  надо -  и  зиму! И  всю  жизнь  со  мной,  если  лицо  мое  и  всё  прочее  подойдет.   
       Ляпнул, и  выжидательно  смотрел  на  Варвару.  Нет,  он  сказал,  что  хотел  и  от  слов  отступаться  не  собирался. Она  поняла  его подспудную надежду  и  потупилась, обмахнула  ладошкой  глаза.  Несмело  выдавила  из  себя:          
       - С  лица  воду  не  пьют, Федя.  Была  бы  душа  чистая.   
       - Это  слова,  Варюха. По  жизни  они,  может, верные, но  все  же  лучше,  когда  человек  по  сердцу. Ты  не  бойся, против  воли  твоей  я  не  трону. На  такое  дело  согласие  надо,  желание. Ты  пей. Комнаты  тут  две, койка, диван  вон. Ты  душой  отогревайся,  а  всё  прочее…дым. И  еще. Я  простой  мужик,  говори  мне  ты. Так  мне  привычней.       
       Она  прожила  у  Сипунова  три  дня, ночуя  на  диване. Фёдор  оставлял  ей  ключ, но  она  уходила, стесняясь  быть  в  чужом  доме. Коротала  время  во  вдовей  своей  однокомнатной квартире  на  другом  конце  города, где незадолго  до  этих  дней  обворовали  её  с  вывозом  мебели  и  последней  стоящей  вещи.            
       На  исходе  четвертого  дня, когда  они  отужинали  и  Варвара  прибралась  на  кухне, подойдя  к  нему  сзади, сидящему  у  телевизора, тронула  за  плечо.       
       - Ты  не  против,  Федя, если  я  с  тобой  спать  лягу?      
       Он  недоверчиво  улыбнулся, в  волнении  перехватил  её  руку.   
       - Была  бы  твоя  охота,  Варварушка!         
       Охота  была. Ночью  она  заплатила  Федору  за  добро  лаской  и  нежностью, казалось,  давно  уже  покинувшими  души.   
       Утром  он  наставлял:         
       - Придет  Никитишна, не  гони  её. Схочешь, -  поможешь ей  по  дому  в  уборке,  но  не  вздумай  прогнать. Ей  заработок  нужен, иждивенцы  на  ней  безработные. И  больной  муж. Вот  деньги,  передашь.  У  меня  с  ней  расчет  сегодня  за  месяц  работы. А  потом  сходишь  по  магазинам,  на  рынок. Башли  в  серванте,  вон  там  лежат. Купишь  себе  одежки  по  вкусу.  Ну  и  к  столу,  приготовить  ужин. Хочу  глянуть,  какая  хозяйка  ты.       
       Федор  Иванович  улыбался, и  глаза  его, всегда  неприветливые  и  суровые,  излучали  тепло  и  ласку. В  нём  зародилась  и  вырастала  надежда, и  впервые,  возможно,  он  не  думал  про  завтрашний  день.   
       Шли  дни,  они  потихоньку  притирались  друг  к  другу,  познавали -  жизнь  вошла  в  счастливую  колею. Варвара  не  могла  обижать  и  обманывать, помня  добро, а Фёдор,  изнеженный  лаской,  был  наверху  блаженства. Лишь  иной  раз,  задумываясь,  он  слегка  хмурился  и  мотал  головой.  Сипунов  Фёдор  боялся  вдруг  потерять  это  хрупкое  и  неожиданное  везенье,  потому  что  по  горькому  опыту  знал: нет  в  жизни  ничего  постоянного  и  надолго. Особенно,  если  хорошее.            
       Он  боялся  и…не  ошибся  в  тревогах. Сокрушил  всё  случайный  «баклан». То  ли  алкаш,  то  ли  мучимый  «дурью», а  то  и  просто  голодный  и  молодой  отморозок,  позвонил  в  дверь  и  сказал: «телеграмма»!         
       Варвара,  простая  душа,  забыв  наставления  Сипунова, открыла  дверь,  и  запахивая  на  груди  халатик,  радушно  улыбнулась. Подонок  ширнул  ей  нож  в  горло  прямо  с  порога, толкнул  в  прихожую  и  вошел  следом.


                ____________________   ***   _____________________
       Вечером  Сипунов  онемел  и  схватился  за  сердце. Кавардак  в  квартире  его  не  тревожил -  Варвару  отняли!          
       В  ярости   рванул  на  себе  галстук  и  едва  не  удушился,  рухнув  на  пол.
       Фёдор  не  плакал  и  просидел  долго  в  отрешенном  отчаянии, утупив   взгляд  и  сдавив  челюсти. Потом  выпил  стакан  водки  и  стал  звонить  Иванцову. О  Варваре  он  не  говорил  брату,  не  стал  распространяться  и  сейчас.      
       - У меня  чепэ, братишка. В  квартире  труп.  Мою  женщину  убили. Ножом  в  горло…Я  позвоню  в  ментовку, но  сначала  говорю  тебе. Какая  разница?! Я  жил  с  нею,  а  теперь…У  меня  две  судимости, Степа! Какое  алиби?! Я  был  на  работе,  но  ментам  только  дай  порвать! Они  сгребут  меня,  отвезут  в  камеру,  а  когда  станут  бить  яйца, я  наговорю  сколько  им  надо! У  тебя  есть  менты  на  кормежке,  скажи  слово!         
       Он  был  в  трансе,  но,  как  деловой,  привык  просчитывать  расклады  и  потому  просил  об  одолжении. Если  бы  его  теперь  взяли  и  тут  же  шлепнули, он  не  заметил  бы  и, наверное,  поблагодарил  бы  за  исход. Но  те  сначала  прикладывали  руки:  считали  почки  и  ребра, и  охотились  за  яйцами. Сипунов  не  хотел  мучений.      
       Иванцов  долго  прикидывал  варианты  и  наконец  объявил:      
       - Есть  один  человек, он  должен  помочь. Если  не  врёшь. Твой  прежний  благодетель  Каин. Ты  все  же  напрасно  катил  бочонок  на  него. Я  позвоню  ему, потом  перезвоню  тебе. И  тогда  ты  вызовешь  мусоров. Мы  проследим,  чтобы  с  тобой  обошлись  нормально.      
       Степан  Степанович  тут  же  соединился  с  адвокатом Бугровым  и  изложил  свою  новость  и  просьбу.      
       - Не  было  печали,  -  прогудел  в  трубке  Каин. – Менты  сейчас  злые  на  жизнь  и  им  такой  выкидон  на  руку. Снимать  стресс  станут  уже  в  дороге  и  матку  вывернут. Хотя  они  и  раньше  состраданием  не  отличались,  а  уж  лекций  про  всякие  права  им  точно  слышать  не  приходилось. Они  на  профилактику  нажимали. Ладно, сейчас  лично  подъеду. Как-никак,  а  я  адвокат  и  зятюха  генералу.  Придется  попользоваться  родством  и  просить  в  дороге  Сиплому  костей  не  ломать. А  уж  если  выяснится,  что  он  сам…    
       - Да  нет, - поморщившись,  Иванцов  вставил  протест. – Не  верится. Но  я  согласен. Если  виновен, пускай  трудятся  над  ним  менты  до  упаду. Ответ  держать  надо  не  только  перед  богом.       
       И  он  тут  же  позвонил  брату.   
       - Сообщай  в  милицию,  Фёдор. Мы  сейчас  подъедем. И  не  вздумай  струсить  и  слинять! Мороки  не  добавь!          
       К  приезду  бригады  следаков  у  подъезда  стояли  две  «Волги»  владельцев  Фонда  и  членов  ордена  Прохиндеев. А Каин  прихватил  и  Травкина  на  тот  случай, если  встретится  ему  среди  ментов  знакомый. Но  таковых  не  оказалось  и  Егор  Бугров  поднялся  следом  за  бригадой  в  квартиру.       
       - Ну  что  ты  суешься?! Мы  только  вошли  и  ничего  не  видели! Что  с  того,  что  знакомый?! – с  отвращением  морщился  капитан  с  осунувшимся  и  худым  лицом, когда  Каин  пробился  к  нему  через  заставу  из  двух  ментов. -  Что  ты  мне  корочки  суешь? Дундук!      
       Адвокат  простил  ему  «дундука»  за  болезненный  вид  и  вымотанность, документ  спрятал  в  карман,  но  все  ж  попытался  внушить. 
       - Капитан,  не  сердись. Я  на  минуту  и  сугубо  по  делу. Хозяину  верь  пока. Когда  факты  укажут  на  него,  тогда  всё… Он  на  работе  был,  и  тут - кто-то  залётный! Так  чтоб  по  дороге  ваши  ребята  не  накололи  дров. Я  потому  к  тебе  лично. Прикажи.  Не  хочу  угрожать, но  я  зять  Терещенки. Поверь,  первый  раз  признаюсь. И  тебе  на  пользу. Потому…В  общем, внемли,  капитан! И  лучше  не  бери  в  камеру. Если  я  ошибаюсь, найдешь  меня  после, уплачу  за  моральный  износ.   
       И  сунул  в  карман  следака  свою  визитку. Авось, поможет  капитану  думать.   
       Еще  Каин  прикинул,  что,  прежде  чем  заикаться  о  деле  тестю,  надо  бы  заскочить  в УГРО,  повидаться  с  Курагиным. Полковник,  Егор  слышал,  мужик  довольно  толковый.  Грубиян,  но  в  душу  не  плюёт.

               
                ____________________   ***   ____________________
        На  удивление,  в  приёмной  никого  не  было  в  ожидании.  Пожилая  жен-щина-секретарь, закованная  в  броню  строгого  цивильного  костюма,  но  с  де-журной  улыбкой  на  чуть  прикрашенных  губах,  заглянув  в  кабинет,  тут  же пригласила   Егора  Исаича  войти.    
       Полковник  цедил  сквозь  щелки  век  удивление,  но  поднимать  с  кресла  широчайший  зад, снабженный  геморроем,  не  собирался. И  тут  же  нахмурился,  то  ли  от  болячки,  то  ли  от  вида  посетителя,   которому  не  благоволил  И  ждал.       
       С  ярчайшей  улыбкой  Каин приблизился  к  хозяину  кабинета  и  хотел  сунуть  руку,  но  Курагин  опередил.      
       - Нет,  адвокат,  руки  я  тебе  не  подам.  Ты  жулик, так  что  не  обессудь. -  И  прижмурился  еще  больше.   
      - Обижаете,  Николай Терентьевич. О  презумпции  невиновности  подзабыли, - сказал  Егор  Бугров, присаживаясь  на  ближний   к  углу  стола  стул  и  ослабляя  улыбку.    
      - А  мне  пихать  твою  презумпцию. Для  меня  ты  жулик,  и  тут  ничего  не  попишешь. И  что  зять  генералу - мне  на  пень. Зачем  пришел? – с  довольно  равнодушным  видом  изложил  мнение  полковник,  и  лишь  затем  чуток  приоткрыл  и  левый  глаз. – Не  припёрся  же  ты  лизать  мне  филейные  места.               
       - Да  нет.  Язык  мой  негоден  для  такого  дела.  Я  по  довольно  щекот-ливому  делу  к  вам, -  с  брезгливостью  поведал  Бугров. -  У  меня  большая  просьба.
       И  он  рассказал  про  бывшего  своего  человека  Фёдора  Сипунова,  присо-вокупив,  что  за  плечами  у  того  две  судимости,  и  один  срок  зряшный.  Ни  за  что.      
       - Ну  и  на  пень  я  сдался? Ты  же  не  просишь  отмазать  мужика.  Иди  к  следователю, дай  на  лапу. Они  голодные  сейчас,  менты  наши. Вот  он   за  дополнительный  паёк  и  постарается,  работу  сделает  хорошо. А  у  меня  другой   профиль.  Я  организованную  преступность  гоняю,  когда  догоняю.
       Он  фыркнул,  распахнув  на  миг  толстые  и  красные  губы,  но  тут  же  накрыл  усами.  Затем  вставил  туда  сигарету,  пыхнул  дымком. 
       Каин  оглядел  тушу  полковника  и  с  толикой  горечи  проронил:   
       - Вам  тоже  не  сладко, Николай  Терентьевич. Сигареты  курите  хреновые,  злитесь  на  нынешний  бардак,  здоровье  не  бережете. А  нам  ведь  не  пере-строить  этот  мир.  Разве  что,  чуть-чуть  подправить  в  пределах  наших  инте-ресов.      
       - Ишь  ты,  умник. А  почему  не  предлагаешь  хороших  сигарет?  Жалель-щик!       
       - Так  не  возьмете,  Николай  Терентьевич! -  скупо  улыбнулся  Каин. – И  я  бы  отказался. Ну  да  то  другой  разговор.  Что  вы  посоветуете,  кроме?  К  следователю  я,  конечно,  направлю  человека,  советом  воспользуюсь. Но  выглядеть  то  будет  как  подкуп,  нажим,  сопряженный  с  чреватыми  последствии-ями.      
       - Ну  да?  И  с  каких  пор  ты  стал  бояться  ответственности  за  взятку?  Ты  же  дашь  ему  лимон,  от  силы  -  два…Ступай  к  Лыкову  в  убойный  отдел. Я  прозвоню,  упрежу,  чтоб  вник. Ради  тестя  твоего  влезаю  в  дело.  Глядишь,  благодарность  объявит  за  чуткость. А  вот  если  Владимиру  Николаевичу  вы,  которые  меценаты,  поможете,  я  в  обиде  не  буду. Жена  его  в  больнице  второй  месяц  прозябает,  а  толку  ма…С  лекарствами  загвоздка…Ступай,  адвокат.  Я  и  так  много  времени  ухлопал  на  тебя.      
       Толстые  руки,  лежащие  поверх  бумаг,  не  дрогнули,  а  глаза  вовсе  сокрылись. 
        Каин  у  себя  распорядился  сначала  назначить  ментам  вспомоществование  для  поддержки  штанов.  Для  таких  поручений  он  держал   юркого  и  смышленого  человека.   
       - Выяви  честных,  трудяг,  которые  взяток  не  имут,  включи  в  список, который  я  начал.  Не  станут  брать  деньгами,  отоварь  жратвой.  Мне  ли  лечить  тебя?  Вообще,  лучше  на  хату  им  доставляй  помощь. Придумай  какой-либо  благотворительный  Фонд.  От  его  имени  и  снабжай  ментовские  семьи.  В  прессу  чтоб  информация  не  просочилась.  Такой  рекламы  нам  не  надо.  А  вот  на  особый  контроль  тебе.  В  их  больничке  лежит  жена  полковника  Лыкова.  Найдешь.  Узнай,  что  надо,  и  организуй  помощь.  Чтоб  на  высшем  уровне. Лекарства  если  тут  не  найти,  в  столицу  махни.  И  чтоб  скоренько.  Вопросов  нет? Дуй!    
       Со  следователем  адвокат  Бугров  переговорил  позже  лично,  перехватив  его  в  конторе  управления.   
       - Александр  Иванович! Извини  за  докуку. Я  по  делу  убитой  в  квартире  Сипунова. У  меня  свой  интерес,  товарищ  попросил  судьбой  озаботиться.  Если  не  секрет.  фигуранту  лапти  не  плетешь?  Что  ему  может  грозить,  из  того,  что  вы  нарыли?      
       Капитан  смотрел  отчужденно,  едва  сдержался  от  негативной  реакции.   Он  торопился,  но  ответил:      
       - Предварительные  выводы  говорят,  -  убийца  не  Сипунов.      
       - Хорошо,  капитан!  И  на  том  спасибо. И  еще  одна  просьба. - Каин  пристроился  и  пошел  рядом  по  коридору. -  Если  удастся  составить  словесный  портрет  баклана, дай  знать.  Визитку  свою  я  совал  тебе.  Не  забудь.  Да  и  я  напомню.  Я,  понимаешь,  могу  помочь  в  розыске.  Есть у  меня  каналы.  А?          


                ГЛАВА   ДЕВЯТАЯ

                ___________________   ***   ______________________
      На  «уазике»  пожарной  службы, сам  в  форме  офицера  внутренних  войск с погонами  майора, с двумя  лбами  из  отряда  «Сапсан», Травкин  «прочесывал»  район  в  поисках  баз  боевиков  от  криминала.
       Каин  знал, что  тщательной  разведки  по  выявлению  бандформирований  в  городе  не  проводили  ни  менты, ни  службы  эфэсбэ. Все  пахали  поверху  за  неимением  средств  и  ценных  указаний. Да  и  время!  Выбивали, сажали  в  тюрьмы  одних, на  их  место  тут  же  являлись  другие  бандюги. Работы  не  было  по  причине  прихватизации  фабрик  и  заводов,  а  жрать  чего-то  надо. А  молодым  еще  и  кое-чего  другого. И  на  всё  нужны  деньги.  Но  их  с  земли  не  поднимешь,  их  надо  отнять,  если  нельзя  заработать. И  отнимали,  не  боясь  ни  бога,  ни  черта, а  властей  тем  более, если  за  власть  считать  почти  поголовно  купленных  за  бедностью  «мусоров».
       У  огороженного  ажурной  решеткой  забора  здания  на  четыре  этажа  и  с  высоким  цоколем, Травкин  приказал  тормознуть. Окна  в  цоколе  указывали  на  присутствие  большого  подвала, а  приспособить  его  под   тренировочный  зал  и  хранение  оружия  особых  трудов  не  стоит.
       Над  воротами  висела  вязь  букв:  фирма  «Вива». Оптовая  продажа.
       - Ну-ка, глянем,  чем  они  торгуют, - сказал  майор, оглядывая  довольно  симпатичное  здание  красного  кирпича, и  выбрался  на  асфальт. 
       Это  уже пятая  фирма, в четырёх  Травкин  с  дружиной дотошно  обшарил  на  предмет  пожарной  безопасности  все  помещения, не  суя, впрочем,  носы  в  углы  тщательно  охраняемые  хозяевами  от  стороннего  глаза. Туда  Григорий  Валериевич  со  товарищи  искусно  вживляли  «жучки», которые  потом  о  многом  порасскажут.      
       Травкин  зажег  сигарету, подошел  к  калитке  и  утопил  кнопку  звонка.
       Стояла  полуденная  жара, прямоугольная  громада  здания  высилась  метрах  в  тридцати  от  ворот  и  в  нужном  месте  тени  не  давала. Потому  мордовороты  из  охраны  торчали  в  вестибюле. Халдеи  через  толстое  стекло  широкой  двери  прекрасно  видели,  что  приехали  менты  от  пожарной  части, но  откликаться  на  зов  не  торопились. Мурыжили  кровососов  за  прежнюю,  да  и  теперешнюю  нелюбовь.
       Звонок  звенел  и  резал  слух. Выждав  еще,  лоб  под  два  метра, с  кобурой  на  животе, где  покоился  армейский  «кольт», вышел  наружу  и, потягивая  на  ходу  кока-колу, вразвалочку  поволокся  к  воротам. Дотопал,  приложился  еще  раз  к  бутылке, тернул  по  пухлым  губам  тылом  ладони,  процедил,  разглядывая  Травкина  глазами  навыкате.
       - Ну,  какого  хрена? Шефа  нет,  обедает. Приема  потому  тоже  не  будет.      
       - Пожарная  инспекция, - тоже  процедил  Григорий  Травкин, беря  амбала  на  излом  взглядом. – Если  у  твоего  шефа  много  денег  и  есть  лишние,  можешь  не  принимать. Я  прикажу  обесточить  фирму  до  выяснения  и  посмотрим  на  тебя  на  ковре  у  хозяина. Нам  нужно  осмотреть  подвальное  помещение, крышу,  котельную  и  подсобки, -  и  резко  добавил: - Имею  указания  президентской  администрации  по  дотошному  шмону!       
       На  указания  всяческих  президентов  охранник  наклал  из  широких  штанин, а  вот  насчет  денег  что-то  калякал  майор-замухрышка. Это  мордоворота  насторожило, он  подумал, и, повернувшись  к  фасаду  фирмы,  покрутил  рукой, кого-то  приглашая.       
       Явился  еще  один  в  камуфляже,  видимо,  главный  по  службе. И  возрастом  постарше,  на  все  тридцать  тянул. Ростом  на  Травкина  равнялся,  а  мордой  круглее, кормленный  через  меру.    
       - Чего  надо,  майор? На  кой  хрен  приперся  в  такую  жару? – задал  вопросы.      
       - В  белых  штанах  мне  служба  не  позволяет  щеголять, - со  скупой  улыбкой  отозвался  командир  «Сапсана». И  изложил  дело.   
       «Этот  не  меньше  чем  сержантом  был  в  Афгане. Потом  мусором  пристроился. Теперь  тут  зашибает. Глаза  у  него  профессионально  шныряют», -  отметил  себе  Гриша Травкин.      
       И  не  ошибся.   
       Коля  Расщупкин  в  Афгане  получил  контузию, когда  тикал  с  поля  боя, а  шальной  снаряд  рванул  рядышком,  за  камнем. Был  такой  грех. А  вместе  с ним  получил  в  голове  вавку. Привезли  домой  и  почти  вылечили. И  через  родственников,  сидящих  на  нужных  местах  власти, пристроился  на  должность  каптёра  в  милицию, со  временем  перевелся  на  офицерскую  пайку  и  взалкал  тут  присохнуть,  но  перестройка, а  затем  и  всеобщий  бардак  разрушили  планы. Начальствующее  родственное  лицо  получило  пенделя  и  куда-то  скрылось  с  глаз,  подпору,..то  бишь,  младшему  лейтенанту  тоже  дали  коленом  под  копчик,  и, хорошо,  успел  на  поезд,  предложил  услуги  начинающему  барыге. Пристроился,  а  затем и  возглавил  охрану  фирмы. В  общем,  неплохо  для  военспеца  со  скрытым  дефектом.
       В  возникшей  дилемме  Коля  долго  искал  выход  и  потому  достал  из  кобуры  пачку  «кэмэл»  и  зажигалку. Можно  послать  майора  в  трещину  иль  на  бугор  и  на  том  крест  поставить,  но  тот  что-то  нахраписто  поминал  про  инструкцию, а  инструкций  бывший  афганец  опасался. В  них,  при  случае,  можно  всякую  подлянку  сыскать  и  кому  надо  пристроить. И  он  решился.
       - Тебе  шеф  нужен?
       - На  кой  он  мне? Если  у  тебя  порядок, так…Акт  подписать  придется  при  нарушении,  тогда  да…Но  у  вас,  судя  по  внешнему  виду  ажур.  А  посмотреть  надо. Мы  менты  и  никому  не  верим.  Только  собственным  глазам.       
       Коля-афганец  распахнул  калитку.      
       -  Давай,  смотри  глазами,  нюхай  ртом. Заходи.    
       Они  ступили  во  двор  и  майор  достал  рацию  из  кармана, доложился  на  базу.         
       - Чего  эт  ты  отчитываешься?  Обед  же  скоро, – усмехнулся  начальник  охраны  объекта. – И  мандраж  берет  и  каплет  с  жопы?      
       - И  то, - кивнул  Травкин. – Теперь  за  трешку  людей  стукают  в  подворотнях. И  инструкция  у  меня:  доложить,  где  находимся. Если  что -  сюда  фугасным. Да  и  жрать  охота,  верно. Не  покормите  на  халяву  с  барского  стола?      
       - Перебьетесь. Госзаботы  на  меня  не  клади, -  не  понял  или  не  принял  шутки  Расщупкин.  -  Откуда  начнем  глядеть?          
       Они  прошли  гужом  к  парадному:  впереди  начальник  охраны  фирмы, следом  Травкин  и  его  команда. Амбал  замыкал  тылы. Фирмачи  остались  довольны, пожарники  были  в  годах  и  безоружны, уступали  во  всём  молодым  и  спортивным. Об  одном  не  догадывались:  менты  от  пожарных  на  вид  только  старше, над  ними  трудился  для  этого  человек, гримёр. И  рубашки  на  них  хаки  непробиваемые, могут  при  случае  жизнь  спасти. И  много  умеют  пожарники  даже  без  стволов. Но  оружие  при  себе  тоже  имели.      
       В  просторном  холле  еще  три  амбала  сидели  в  углу  за  столом, прохлаждались  напитками, сосали  колу. Но  эти  в  адидасах  и  с  помповиками  на  коленях, покосились  на  вошедшую  группу  и  мальчишника  не  прервали.      
       - Куда  сначала?  Или  сразу  во  все  концы? Вас  трое, - поинтересовался  вохровец  от  фирмы.      
       - Куда  поведешь.  Но разделяться  нам  нельзя, мы  комплексная  бригада. Каждый  своё  отметит. Так  быстрее  будет. Сигнализация  фурычет?      
       Майор  Травкин  говорил  неторопливо, глазами  по  сторонам  не  рыскал, а  перед  собой  рассматривал  всё  обстоятельно.  Что  надо,  он  уже  вскользь  отметил. Да  и  другие  волкодавы  не  дураки.   
       - Начнем  с  подвала, - махом  руки  Расщупкин  пригласил  спуститься  по  лестничным  маршам  вниз.    
       Подвалом  оказалось  просторнейшее  помещение  со  спортивными  снарядами  и  настроенными  клетушками  для  хозяйственных  надоб  вдоль  глухой  стены.    
       - Качаетесь? – ухмыльнулся  Травкин,  кивая  на  тренажеры.  И  всё  внимание  обратил  вверх,  на  датчики  и  вентиляцию,  люминесцентные  лампы. Для  демонстрации  работы  даже  блокнот  достал  с  самопиской.  И  чиркал  что-то.    
       Коля  Расщупкин  с  гордостью  оглядел  хозяйство, распахнул  хлебало  и  уведомил, явно  довольный.         
       - Сейчас  форму  надо  держать.  Конкурентов  разводится, так  что  стараемся. 
       - Ага, - сказал  майор  и  поторопил: - Тут  всё  ясно. Что  в  подсобках?  Хламу  много?  Очистить!  Пошли!      
       Вернулись  в  холл,   двинули   на  крышу. Чтоб  сразу  верх  и  низ,  а  затем  этажи,  где  должен  быть  ажур. Майор  выбрался  в  слуховое  окно,  прошелся  по  плоской  крыше,  посмотрел  с  высоты  во  двор. Вернувшись,  констатировал:   
       - У  тебя,  как  в  лучших  домах  терпимости! Теперь  служебные  кабинеты  покажешь. А  то  кипятильников  там…
       Имитируя  поспешность,  почти  нигде  не  задерживались,  разве  что  по  ходу  испробовали  в  деле  писсуары. Майор  не  удержался,  засмыкивая  на  ширинке  «молнию»,  подтрунил:      
       - Сами   сортиры  драите  или  путан  нанимаете?         
       Впрочем,  ответа  он  не  собирался  слушать,  потопал  дальше. У  Коли  Расщупкина  чердачок  с  изъяном  и  воспринимает  не  всё  адекватно. На  шутку  может  обидеться  и  выдать  не  ту  команду. А  оно  надо?    
       Еще  с  крыши  Травкин  увидел  в  тыльной  стороне  двора  бэтээр  под  брезентом.  В  ряду  стареньких  иномарок. Теперь,  оглядев  котельную,  вышел  к  площадке,  спросил, кинув  руку  на   машину  пехоты.      
       - Вместо  пулемёта -  водомёт? – хитро  сощурился,  качнул  фуражкой. -  Нам  бы  такую,  а  то  ездим  на  развалюхе. Да  еще  без  бензина.      
       - Шеф  купил  для  охоты  по  дешевке.  Армия  жрать  хочет, - отбоярился  Коля-афганец.   
       - Да-а, красиво  живете.  Молоток  твой  шеф,  если  не  кувалда.  Но  на  охоту  он  меня  не  позовет.  Не  сезон. И  ты  обедом  не  угостишь. С  прохладным  пивком.    
       - Почему? Могу. Хоть-доги  есть  горячие, выпивка  всякая  есть.  Тут  рядом,  мужики  сбегают.  А  что?!
        Начальник  охраны остановился, распахнул  физию  в  ухмылке. Его  вдруг  прельстила  мысль  усадить  пожарных  ментов  за  стол,  напоить  вдрабадан  и, куная  мордами  в  блевотину,  всласть  поиздеваться. Да  еще  на  пленку  снять  видеокамерой,  чтобы  потом  кино  крутить.   
       Гриша  Травкин  тоже   хитренько  ухмыльнулся  и  покивал.    
       - Хорошо  бы, но  нельзя. Запрещено  нам  пить  на  службе,  работу  можно  потерять.  А  теперь  с  нею  беда. Мы-то,  навряд,  такую  найдем,  как  у  твоего  шефа.  Так  что,  извини  и  будь  здоров.  Не  простудись  на  службе  у  барыги.

                ___________________   ***   _____________________
       Когда  обшарили  район, обработали  результаты  прослушивания  «жучками»  и  проанализировали,  командир  «Сапсана»  подбил  «бабки». И  всполошился. 
       - Вот, - сказал  он  Каину, ткнув  палец  в  схему  города  с  красным  кружком. – Хреновина, Георгий!    
       И  плюхнулся  в  кресло  одесную  шефа, в  кабинете  которого  они  толковали.         
       - Нашел  что-то  из  ряда  вон? – воззрился  на  карту  Егор  Бугров  и  кивнул  на  бутылки  с  напитками  на  столе. – Пей,  чего  душа  желает,  а  нет -  наедай  шею.  Приказать  принести  перекусить? 
       - Да  нет,  я  сыт  по  горло  и  без  жратвы. Гляди  вот,  помечено  красным, - промолвил  майор  Травкин, и  покосившись,  выбрал  из  запотелых  бутылок  апельсиновый  сок, ногтем  большого  пальца  сковырнул  пробку. – Прочие  предприниматели-письмесмены  готовят  разборки  для  прочих  промыслов  и  нам  не  навредят.  А  эти…Под  ширмой  фирмы  «Вива»…Там,  Георгий  Исаич, зверье! Вандалы!  Фашисты!  Рабов  держат!      
       - Ну, распалился  ты. Капитализм  строим,  и  проходим  зачатки  дикого,  а  в  нём,  сам  понимаешь,  всякое  может  случиться. Нынешние  деловые  держали  бы  быков  за  красивые  глазки? – будто  спокойно  отповедывал  Каин,  разглядывая  меж  тем  схему. – Однако,  вблизи  нашего  офису. А  дезу  тебе  не  подкинули,  Гриша?  Чтоб  долго  думали-гадали.            
       - Быки,  они  у  всех  быки.  Но  только  договор  у  этих  с  хозяином  странный. Я  пробежался  глазами,  взять  пока  что  не  посчитал  нужным. Не  насторожить  чтоб. Передаю  содержание  словами. Так  вот,  каждый  служащий  подписал  клятву  на  верность  хозяину. А  еще  обязанность,  по  какой  можно  его  повесить, расстрелять, отрубить  голову  или,  на  худой  конец,  выпороть  как  сидорову  козу. Гильотину  завели,  сволочи.! – шумел  майор  Травкин. В  голове  его  не  укладывалось  такое  даже  при  виде  многих  фокусов  беспредела  на  городских  улицах. – Если  кто  украдет  у  хозяина  хоть  на  грош,  того  сами  же  списывают! А  хозяин  выбирает  оружие  казни  по  статусу.   
       - Они  дегенераты,  ублюдки? Я  слышал,  япошки  в  фирмах  тоже  поют  гимны  хозяину  и  задницы  лижут,  но  тут  что-то  загнуто, -  осклабился  Каин, наливая  в  стакан   малость  рома. -  При  таком  верчении  мыслей  нельзя  не  выпить  хоть  одну  дриньку.      
       - По-русски  сказать,  еханутики! У  них  начальник  охраны  чокнутый, по себе  и  команду  набирал!  Ведь  кому  хочешь,  можно  посадить  в  карман  пачку  жвачки  или  другой  продукции  из  резины  и … инкриминировать  воровство!..Медицинскую  карту  я, правда, смотрел  только  на Расщупкина. Контужен  был  в  Афгане. А  попутно  в  башку  ранен  слегка. Диагноз – не  приведи  слышать. С таким  набором  в  тихий  домик  сажать  надо! Что  делать  станем?  Смотреть  на  них  будем,  или  как?   
       - Придется  «или  как»  делать, если  есть  в  твоем  резюме  гран  на  несколько  правды, - довольно хмуро усмехнулся  Каин  и  качнул  подбородком. – Справился  с  бароном  у  цыган,  справишься  и  с  шизиками. Прошло  время  смотреть  и  слушать. Этим  новым,  подставляя  щеки,  немного  погодя,  обязательно  задницу  под  плётку придется  подставлять. А  эта  заповедь  непротивления  не  для  нас, дорогой  Григорий  Валериевич. Силу  надо  крушить  силой.  Да  поторопиться,  дабы  не  опоздать,  покуда  не  укрепились! Займись  фирмой  плотненько, разведай  хорошенько  подходы, изучи  людей, в  смысле, медкарточки  проштудируй, распорядок  дня  и  ночи.  Ну  и…тихонько  прибирать  с  дороги  будем.      
       - Ты  стал  на  тропу  войны,  шеф. – Травкин  держал  мину  флегматика,  но  глаза  смеялись. - Если  проколемся  где  случайно,  какой  шум  поднимут. А  как  твое  внуртреннее  я  с  заповедью:  не  сотвори  себе  проблемы?       
       - Не  станем  возвращаться  к  дискуссии  о  необходимости  упреждающего  удара. На  войне  как  на  войне. Не  хочешь  же  ты  сказать,  что  я  поручаю  тебе  роль  жандарма? -  довольно миролюбиво  отмахнулся  Каин. Он  поднялся  с  кресла  и  подошел  к  окну,  заглянул  во  дворик. – Не  начнем  мы,  начнут  они. Ты  хочешь,  чтобы  придурки  всех  мастей  установили  свою  власть? Кто  бы  их  тронул,  сиди  они  по  фатерам  и  кушай  кашку?  И  потом:  не  ты  ли  придумал  себе  кличку  «Черная  вдова»?   Хотя,  далеко  тебе  до  настоящей. Отчизна  наша  и  есть  вдова  черная  в  лице  правящей камарильи.  Своих  губит  руками  ближних  и  именем  Закона. Иной  раз ума  ради  читаешь  о  прошлом  при  всяких  царях – один  к  одному! О  государстве  пекутся  только  словесно,  а  главное  в  службе – казнокрадство. 
       - Ладно, замнем  для  ясности. Лекций  не  люблю,  а  приказ  выполню.         

                ____________________  ***   _____________________
       Командир «Сапсана»  разглядывал  снимки  главы  фирмы  «Вива» некоего  Дрёмы. С  большой  цветной  фотокарточки на  майора  смотрели  слегка  наивные  светлые глаза  на  симпатичном  и  молоденьком  лице  с  простенькой  улыбкой, и  силовик  поморщился, удивляясь, что  в  такую  головку,  украшенную  к  тому  кудряшками  густых  и  темных  волос,  могла  вселиться  замогильная  мысль.    
       «Он  сдвинутый  фазой, -  отметил  себе  Григорий  Травкин, раскладывая  на столе  фотографии. – На  себя  он  такую  фиговину  не  прикидывал».    
       И то  верно, будто  болезнь  какая! Видеть  личную  выгоду, дурить  ближних  и  не  думать о   возмездии. Жить  одним  днём. Особенно  депутаты  насобачились  отстранено  излагать  платформы,  вешать  лапшу  про  заботу  о  населении, даже  не  примеряя  на  себя  зарплату  или  пенсию  подопечного  населения. Выходило,  что и  фирмач  Дрёмин  Вася  сотворён  из  такого  теста. Эх-хе-хе! Нет  в  мире  ничего  удивительного,  а  много  страшного.
       Майор  побарабанил  пальцами  по  столешнице, взял  другую  фотку  главы  «Вивы»  и  ядовито  сощурившись, долго  смотрел  на  презентабельное  изображение  в  малиновом  пиджаке  и  с  черной  бабочкой  под  пухлым  треугольным  подбородком. Травкин  рисовал  картину: как  завопил  бы  Дрёма, требуя  всех  прав  конституции, примени  к  нему  хотя  бы  частицу  тех  мер,  что  изобрели  они  в  своих  клятвах  игры  сумасшедших.         
       «Тебе, пожалуй, простой  испанский  сапог  обуй  и  ты  сделаешь  пи-пи.  А  если  подволочь  к  гильотине,  и  ты  будешь  знать,  что  через  момент  головку  твою, красивую  и  молодую,  отсечет  железка,  - испустишь  фекалии, а  то  и помрешь  от  страха. Блин  косопузый! А  мнишь  себя  выше  всякого  бугорка…Прикажу-ка  я  тебя  и  Колю-вохра подержать  для  особого  разговора  возле  предметов  для  ритуала. Вы  хоть  глазами  прикинете  те  хреновины  на  себя».         
       Накануне  операции  Каин  напутствовал  особо:   
       - Всё  должно  выглядеть  естественно -  коллективный  психоз. У  них  же  у  всех  справки! А  дундук  с  пистолетом – нонсенс. Да  и  других  игрушек  у  них  навалом. Милиция  должна  сделать  вывод  определённый. Помоги  им,  Гриша,  увидеть  весь  разворот  вещдоков  для  осмысления. А  я  посоветую  затем  дорогому  тестю  запросить  поликлиники  и  больнички  о  здоровье  охраны  фирмы.  Так  что,  с  богом  и  вперед!   
       Глава  фирмы  Дрёмин  в  этот  день  довольно  рано  уехал  домой  и  его  решили  взять  на  квартире  или  где-либо  в  городе,  если  вздумает  куда-то  податься. Оказалось,  он  решил  отдохнуть  по  семейному, дома. Загодя,  квартиру  его  обследовали, под  видом  работника  горгаза  посетили  и  посадили  «жучка». Он  и  рассказывал,  что  деется  в  апартаментах.
       Двери  у  всех  теперь  вставлены  из  железа, на  то  и  положился  хозяин. Фирма  веников  не  вяжет,  а  гарантию  дает.  И  чтоб  не  иметь  третьего  лишнего  при  молодой  жене, Дремин  отказался  от  хранителей  тела.  Быки  на  лестничной  плащадке   и  у  подъезда  вселяли  уверенность, нагоняли  страх  решительностью  и  жесткостью  глаз  и  морд.  И  Вася  Дремин  расслаблялся  спокойно. Настолько,  что  из-за  духоты  оставил  открытой  дверь  на  балкон.   
       А  восьмой  этаж  для  лихих  людей – это  рядом. Экипированные  в  бронерубашки  и  вооруженные  бесшумным  оружием, они  спустились  на  капроновых  шнурах  прямо  в  лоджию. Но  «пужать»  приемами  не  пришлось. Утомленные  супружескими  трудами,  муж  с  женой  крепко  спали  на  огромной  иноземной  кровати, обособившись  по  сторонам  в  изнеможенных  позах.  Молодайке  прыснули  под  нос  снадобья, чтобы  отдыхалось  дольше, а  фирмача  вырубили  на  малое  время, одели,  обули,  снесли  в  машину,  прихватив  заодно  и  личных  хранителей,  и  отвезли  на  базу,  как  приказал  поступить  начальник  дружины  Травкин.            
       Сам  он  был  возле  фирмы  и  руководил  приступом. Время  катилось к  началу  ночи  и  майор  использовал  фактор  привычки, который  всегда  расслабляет  защиту  и  дает  лишний  шанс  нападению.    
       Освещение  по  причине  бардака  и  нехватки  энергии  стали  отключать   ерно  и  неукоснительно  по  графику. Сегодняшний  день  выпадал  на  регион, где  проживала  фирма  «Вива».
       Бычки  охраны,  как  всегда,  пережидали  шесть  часов  отключения. Первые  два-три  часа  с  мандражом  всматривались они  в  окружающую  среду,  слушали  звуки,  а  затем  утомлялись  и  расслаблялись,  потому  как  ничего  особого  не  происходило. Напуганный  бандитизмом  город  тревожно спал,  а  редкими  прохожими  оказывались  поднабравшиеся  за  воротник  те  самые  криминалы,  каким-то  образом  отколовшиеся  от  кагалы.   
       Часы  ожидания  нагоняли  тоску  и  скуку,  а  разогнать  их  нечем.  И незаметно  для  себя  бычки  стали  нарушать  распорядок, собирались  кодлой, пили  прохладительное, курили,  травили  анекдоты  и  байки -  как  могли,  скрашивали  службу.
       И сегодня, едва  отключили  свет  и  сутемь  заползла  в  здание, охрана  собралась  в  холле. Устроились  кто  как:  кто  покатом  вдоль  стены,  на  полу  из  мраморной  крошки, в обнимку  с  помповиками; кто  в  креслах  у  стола  отдался  тягомотному  состоянию, мечтая  затянуться дымком  «косячка», хватить  глоток-другой  водчонки  или  иной  дури, а  кто  просто  вытянул  усталые  потные  ноги  в  ботинках  и  задремал.   
       Духоту  воздуха  не  могли  снять  надолго  даже  ледяные  напитки  и  тогда  кто-то  из  «мальчиков»  распахнул  стеклянные  двери, запустив  уличную  прохладу.    
       - Какого  члена?! – буркнул  кто-то  с  натугой. – Еще  кинут  гранату.      
       - Смотри,  чтоб  бабу  не  подкинули! Граната  тебе  до  жопы,  а  на  бабу  кинешься,  как  ишак  на  козу! – поддел  Коля-афганец  на  правах  старшего,  и  некоторые  охотно  поддержали  тему.    
       - Так  Семёну  одной  бабы  мало!  Ему  еще  и  - сало!   
       - Да  и  сала – не  мала!   
       - Анекдот  про  сало  хотите?! – разогрелся  еще  кто-то.   
       - На  хрена  нам  анекдот?  Ты  подай  нам  антрекот! – тут  же  скаламбурил  другой  охранник. – Самая  пора  подхавать!    
       - Тебе  и  выпить  налить? 
       - В  такую  жару?!  Нали…         
       Закончить  фразу  он  не  успел,  осёкся. По гладкому  мрамору катилось что-то  шипящее, извергающее  белый  дым. Он  быстро  наполнял  холл  и  уже  забирался  в  горло, хватал  за  грудь  и,  раздирая,  удушал.    
       В  последующие  пару  минут  все  они  стали  неусушенными  мумиями. Люди  в  намордниках  вытащили  их  наружу, покидали  в  фургон, собрали  оружие  и  уехали. 
       Двое  остались.  Подсвечивая  фонариками,  обошли  этажи,  открывая  кабинеты  и  внимательно  оглядывая, интересуясь  бумагами. Некоторые  документы  бросали  в  большую  спортивную  сумку.  Пробовали  открыть  сейфы,  подбирая  ключи  из  связки  взятой  у  Коли-афганца. Бумаги  из  сейфов  извлекались  и  бросались  в  кофр.  Денег,  как  правило,  в  ящиках  не  было,  а  если  и  обнаруживалась  мелочевка,  то  Травкин  оставлял  на  месте.  «Мы  не  бандиты,  мародеры  не  мы!  - говорил  себе  под  нос  и  захлопывал  сейф. – Милиция  придет  и  разберется. Она  щас  голодает».   
       Почти  в  каждой  комнате  или  бывшей  аудитории  устроены  склады  с вещами, коробками  с бытовыми  товарами,  электроникой. Два  больших  помещения  завалены  тюками  с  гуманитарным  шмотьём, - западным  спасибом  за развал  берлинской  стены  и  тропу  к  демократии. Дрёма  не  только переваливал  товары  из-за  бугра, покупая  залежалое  у  тамошних  бизнесменов,  но  и  о  тутошних  бедняках, верно, заботился  от  широты  души,  но  с  наваром. Продавал,  как  установил  майор,  аборигенам  «котов  в  мешках» по  червонцу  за  кэгэ.
       В  подвале  обнаружили  сюрприз,  о  котором  догадывались. В  углу  открыли  дверь в  большой  зал, назначенный, верно,  для  особых  занятий. Окон  не  было,  потолок  высокий, беленый  вместе  со  стенами, но  по  стенам  панели  крашены  в  ультрамарин. В  дальнем  углу, позади  стола, -  накрест  знамёна  с  белыми  полотнищами  и  красными  знаками-символами  в  виде  неполных  кругов, пронзённых  молниями.   
       Турник с  капроновой  петлёй  посередине.  Виселица?    
       Железная  громада  для  резки  металла. Гильотина?       
        В  стороне  два  железных  столба  с  короткими  цепями  на  уровне  пояса  и  с  наручниками  на  них. Место  для  порки  или  расстрела? Точно.  Позади  деревянный  щит  для  поглощения  свинца.    
       Заместитель  Травкина,  капитан,  щелкал  «кодаком», выбирал  и  прятал  мгновенные  фотки.  Майор светил  мощным  фонарём, угрюмо  разглядывал  предметы, играл  желваками,  курил. Мороз  пробирал  по  коже  при  мысли,  что  правильно  угадали  назначение  предметов  в  ритуальном  зале. Здесь  проводился  шабаш  извращенных  умов, тут  же  изощренно  лишали  жизней.   
       - Да-а, - не  выдержал  и  процедил  помощник  Травкина, -  они  развлекались  как  нравилось. И  надо  же  придумать!    
       - Вот  их  пропустить  через  такую  чехарду! -  отозвался  командир  «Сапсана», вдруг  со  злом  меняя  намерение  имитировать, на  желание  наказать.   
       - Наверное,  уже  опробовали  снаряды.  Конкурентов  потрошили. Что  делать  будем?  Сообщим  властям?    
       - Утро  вечера  мудрёнее, капитан. Возможно,  пригласим  и  прессу,  чтобы  поведали  миру, какая  она, свобода  в  чистом  виде. Сколько  человек  взяли? 
       - Восемь.  Сколько  было  на  территории. Ну  и  фирмач  на  базе  ожидает.   
       - Давай,  езжай  на  базу, пришлешь  сюда  хозяина  и  начальника  охраны. Хочу  попросить  объяснений  по  поводу  этих  предметов. Ну  и  нервы  прощупаю, предложу, чтобы  каждый  шкуру  свою  подставил  в  эти  штуки, – криво  усмехнувшись, Травкин качнул  головой  на  ритуальный  зал. – А  утром,  если  пресса  изъявит  желание,  пусть  пофоткает  героев  дня. 
       Героев  выволокли  к  машине  с  мешками  на  головах. Дрёмин  что-то  мычал, трепыхался, гнул  матом  и  обещал  обидчиков  четвертовать, но  ему  въехали  ботинком  в  копчик  и  он,  взвизгнув,  умолк. Коля  Расщупкин  был  всё  еще  очумелый,  ноги  подкашивались  и  соображал  он  едва  ли, нанюхавшись  досыта  противного  газку,  но  по  характеру  русака  тоже  сочинял  матогоны  и  шептал  под  нос. Сил  не  было  даже  голос  поднять.      
       Машиной  во  двор  не  въезжали, быстренько  спровадили  груз  в  подвал  и отогнали  транспорт  за  угол. Случайно,  но  мог  наскочить  ОМОН  и  без  разбора  учинить  стрельбу. Соотношение  сил  не  в  пользу  Травкина, да  и  зачем  со  своими  браниться? Одно  дело  делают,  только  под  разным  углом  зрения: одни  в  рамках  закона  маются, а  потом  локти  кусают, на  результаты  оглядываясь, другие  же  по  своим  правилам  живут  и  пока  не  жалеют  о  содеянном.   

                __________________   ***   _______________________
       В  ритуальном  зале  фирмачей  бросили  на  стулья  вблизи  стола, сорвали  балахоны. И  тут  же  загорелся  свет,  истекло  время  веерного  отключения, стало  видно:  кто  и  что. Подстроенная  в  помещении  подсветка  создавала  вид  угнетенности -  потолок  оставался  в  сутеми,  зато  «юпитеры»  особо  показывали  петлю,  зловеще  покачивающуюся  от  чьего-то  задева,  стальную  махину  машины  для  укорачивания  индивидов  на  высоту головы, и  наручники  на  другом  турнике,  с  деревянным  квадратом  и  на  нём  мишенью, сзади.  Здесь  еще  и  тренировались  в  стрельбе.   
       Григорий  Травкин  взглянул  на  живой  трофей. Хозяин  «Вивы»  оказался  среднего  роста  и  с  брюшком  при  молодых  годах. То  ли  конституция  естества  предрасположена  к  полноте,  то  ли, халявщик,  жрал  много. Облаченный  в  синие  штаны  адидас  и  белую  рубашку  с  короткими  рукавами,  лупал, озираясь,  водянистыми  глазками  на  сытой  морде  хомяка, морщил  картофельный  нос  и  сдвоенными, в  «браслетах»,  руками  убирал  со  лба   челку  волос. Со  скрытым  страхом  Дрёмин  пытался  угадать,  в  какую  непонятку  занесла  судьбина  или  случай.
       Впрочем, крепкий  удар  в  задницу  еще  жил  в  нём  болью, губастый  рот  дергался – он  понимал,  что  церемоний  не  предвидится. Страх  все  же  вырвался  из  него  и  он  проблеял, ерзая  ягодицей  на  жестком  стуле, боясь  зацепиться  больным  окончанием  хребта.   
       - Вв-ы…кто?  Чего  вам  нн-адо?
       И  втянул  голову,  вспомнив,  что  всякий  вопрос  раньше, когда  он  пришел  в  себя  на  базе  и  принялся  кочевряжиться,  каждое  возмущение  кончалось  ударом  ботинка, тычком  меж  ребер  и  или  стуком  по  «тыкве». На  этот  раз  его  не  ударили,  а  любопытство  удовлетворили  встречным  вопросом:       
       - А  ты  кто?!      
       Дрёмин  с  опаской  поймал  холодный  взгляд  человека  в  камуфляже  и  пожал  плечами,  понимая  вопрос  просто.
       - Предприниматель, -  ответил  и  невольно  сжался, отводя  лицо  от  страшных  глаз  военного.      
       То,  что  это  не  обычные  бандюги,  фирмач  уже  сообразил. А  вот  кто  из  военных? Сейчас  многие  ударились  в  авантюры. На  ментов  эти  не  походили.  Те  злились,  ненавидели,  а  надсадой  походили  на  садистов. Эти  же  били  для  острастки, чтоб  шуму  зряшного  не  поднимали  да  себя  выше  не  ставили. Кто-то  из  армейских  втихаря  промышляют  разбоем  на  фронте  рыночных  отношений,  или  вообще  -  новая  структура, о  какой  никто  не  знает?   
       На  короткий  и  маловразумительный  ответ  человек  в  камуфляже  осклабился.
       - Пойми,  глупыш, предпринимателей  много  в  державе. Людей  мало.  Фамилия!?   
       - Дрёмин  Василий  Романович.         
       - Уже  легче.  Что…предпринимаешь?         
       Травкин  поиграл  желваками, занялся  сигаретой. Ожидая  разъяснений,  попытался  разгадать  символы  на  белых  знаменах  в  углу. 
       - Так.  Оптом.  Всяким.  Барахлом  пробиваюсь. Разве  это  дело? -  сыграл  скромника  хозяин  фирмы.   
       Отчего-то  вступило  в  голову,  что  надобно  прибедняться. Он  не  видел  иной  причины,  по  какой  приволокли  сюда  и  взяли  на  излом,  кроме  как  за  деньги. Они  нужны  всем  и  много. И Дрёмин  готовил  себя  к  выводу,  что  придется  поделиться, лишиться  малости,  раз  прижали  более  сильные  и  сметливые.   
       - Ну, ну. А  расскажи-ка, славный  наш  предприниматель, что  это  за  фигня  у  вас  тут  натыкана? – Травкин кивнул  на  турник  с  удавкой, знамёна  и  машину  для  отсечения  лишнего  от  металла. – Детские  забавы  или  серьезный  тренинг?       
       Дрёмин  с  опаской  повернул  голову, увидел  интерес  военного  и  бестрепетно  ответил:         
       - Так,  тренажеры  для  нервной  системы.         
       - Иди ты?!  У  твоих  буйволов  слабые  нервы?  И  как  нервишки  укрепляете?  Делаете  вид,  что  понарошку  взвешиваешь  смерда  или  временно  оставляешь  без  головы? И  стреляешь  мимо,  чтоб  понюхал  след  пули? 
       Человек  в  камуфляже  чуть-чуть  развеселился, смотрел  теперь  почти  с  доброжелательным  интересом  и  владелец  фирмы  рискнул  подтвердить  предложенную  версию-шутку.    
       - Примерно  так, -  и  сладенько, угодливо  усмехнулся.            
       - А клятва  зачем?  Тоже  для  укрепления  духа? Ты  гляди,  какие  умные  слова  написали! «…И  если  я  возьму хозяйского  хоть  на  копейку, пусть  падет  на  меня  кара  по  его  усмотрению:  через  расстрел,  виселицу  или  отсечение  глупой  головы…»  Крутой  ты  хозяин, Василий  Романович!.. Воровали  много? А  ты,  укрепления  дисциплины  для -  сочинил  акт  о  безоговорочном  подчинении.      
       Григорий  Травкин  помахал  листом  бумаги  с  клятвой, оформленной  на  компьютере  и  цветном  принтере.      
       - Воровали, - поморщился  Дрёмин,  внутренне  возмущаясь мелочным  интересом  военного. Он  ждал  и  боялся  вопроса  о  деньгах. Ведь  ясно  же – будут  требовать  выкуп  за  жизнь!..Комиссары!  И  возгораясь, добавил: -  Еще  как  воровали!   
       - А  теперь,  когда, преклоня  колено  у  атрибута  устрашения,  дали  клятву?   Никак  перестали  тащить? – удивился  с  сарказмом  Травкин.   
       - Сейчас  тихо.  Пойманных  не  было.    
       - Ну  да. Ты  же  для  укрепления  духа  частной  собственности,  одного, а  то  и  пару  бычков  вздернул  на  турнике  или  лишил  головешки. Или,  одного  хватило?   
       Теперь  майор  цедил  иронию  без  игривости,  но  с  угрозой. Дрёмин  поймал  перемену настроения  и  попробовал  страх  отвести  на  сторону.   
       - Говорят,  одного.
       - Это  почему:  говорят?! Ты  приказал,  а  рубили  другие? Или  вешали? Какую  казнь ты  считаешь  страшней  для  шестерок?..Себя  представлял  на  их  месте?          
       - Я  был  в  отъезде. Один  стырил  банку  пива, в  уборной  втихаря  пил. Когда  застукали,  кричал,  что  купил  в  соседнем  шопе. Ему  не  поверили,  не  видели,  чтоб  выходил  за  двор. Расщупкин  приказал  по  разу  стрельнуть  в  него. Все  и  выстрелили.         
       - Ага,  круговая  порука,  повязать  чтоб  всех  кровью. Ну  - повязал. А  если  - ошибка?! Сейчас  жизнь  многое  заставляет  делать  втихаря. Мог  парень  в  нашем  правовом  государстве  притащить  пиво  с  собой? И  зная  наизусть  клятву  жлобу  и  сам  будучи  жлобом,  остерегся  пить  на  виду. Чтоб  не  делиться! А  вы  его  примочили. Что  скажешь,  Вася?! – в  философских  изысках  Травкин  дожевывал  сигарету  и  жег  фирмача  взглядом.    
       - Что  говорить? -  понуро  ответил  Дрёмин. -  Случаев  воровства  больше  не  было. 
       - Или  и  тут  перешли  на  круговую  поруку,  перестали  докладывать?  Могло  статься,  что  все  воруют  назло  хозяину? Учет-то  у  тебя  шапошный! Да-а, не  жалко  тебе  чужих  жизней,  гляжу.  Шмоток  жалко,  а  человека…А  себя  жаль? -  силовик  спросил  так,  что  Дрёмин  вдруг  ощутил, как  по  телу  побежали  мурашки. – Сейчас  мы  узнаем. В  петлю  его!    
       - Вы  что?! Я  ни  при  чём! Вам  деньги  нужны!?  Возьмите! Это  игра, шутка! Я  ни  в  кого  не  стрелял!
       Владелец  фирмы  отшатнулся, едва  не  упал, ухватился  за  спинку  стула, но  его  подхватили  под  руки  и  потащили  к  турнику. Быстро  поставили  на  стул, накинули  петлю  и  подтянули  веревку. Фирмач  закатил  было  глаза, но  тут  же  сориентировался  и  стал  следить, чтобы  не  сверзиться – мужики  в  масках  его  больше  не  держали,  а  стояли  по  сторонам,  уперев  руки  в  бока. 
       - Я пресеку,  пустите! Я  отдам  деньги!  Всё  отдам! -  кричал  он,  охваченный  ужасом, и  с  надеждой,  осторожно  оглядывал  палачей.
       Он  все  еще  где-то  в  подкорке  принимал  действо  за  шутку, пытку  нервов,  и  потому    иногда  еще  и  улыбался, просительно  и  жалко. В  той  ситуации  гляделся  Дрёмин  идиотом.  Впрочем,  на  его  месте…      
       Травкин  повёл  рукой,  указывая  на  причиндалы  ордена  дураков,  и  разжал  челюсти.         
       - Сколько  стоит  эта  мудистика?      
       - А? Что?! - озирнулся хозяин фирмы, явно  радуясь, что  заговорили  о понятном. Про  деньги. – Я  не  знаю, их  добывал  и  привозил  начальник  охраны! Расщупкин  Коля!       
       - А кто  придумал?  Ты?      
       - Нет! -  мгновенно  ответил  фирмач,  вдруг  усвоив,  что  в  тех  атрибутах  таится  ему  огромная  неприятность. – Афганец!  Расщупкин!  Скажи,  Коля! Ты  предложил  и  убивал!   
       - Но  ты  хозяин!  Как  мог  ты  не  знать,  что  делают  твои  шестерки?! К  слову!  Сколько  ты  платишь,  своему  быдлу,  работникам,  холопам,  вертухаям  и  шестеркам?  Или  как  они  у  тебя  в  погоняле?       
       - По  полкуска  баксами  и  мои  харчи  на  службе. Они  довольны!
       - И  страх  смерти, -  добавил  Травкин, уставив  на  миг  глаза  долу. – Не  густо для  фирмы  с  гуманитарным  шмотьём, не  считая  побочной  дешевки  из-за  бугра. Не  ценил  ты  рабочую  скотинку. И  то…Какого  хрена  её  ценить,  когда  за  забором -  стадо. Теперь  всякая  сволочь  приспосабливается  к  рынку  рабочей  силы. Взял, поглядел  как  работает, и  выгнал. Да  еще  без  выходного  пособия,  не  заплатив  за  труд! Тебе  должно  нравится  такое  устройство  мира?! – майор  побелел  лицом  и  шагнул  ближе, воздев  глаза, смотрел  на  раболепие     Дрёмина. – Ну  что  ты  дрожишь,  дурашка?! Твоей  вины  будто  нет  в  этом  обтруханом  мире, а  ты  трясешься. Не  ты  устраивал  бардак, не  ты  социализм  тащил  по  хаткам. Ты  тогда  пацаном  был. Сейчас - да,  теперь  ты  хапаешь, торопишься  напихать  за  пазуху!  Выходит,  ты  почти  опоздал.    
       - Опоздал, -  согласно  кивнул  фирмач, распахивая  рот  в  угодливой  улыбке. – Нету  моей  вины.         
       - Врешь,  Вася,  есть. Есть,  падаль!  Был  бы  ты  скромником,  клятву  рабов  не  измыслил  бы. По  трупам  задумал  к  богатству  шагать, Дрёма.  Ты  же  русский! Почему  ты  русских  поносишь, издеваешься  над  ними?  Их  защищать  надо,  а  ты  их  носом – в  дерьмо. Это  же  Россия,  понимаешь? Россия!  Русских  поддерживать  бы  надо  в  такое  время,  им  помогать  надо, их  мало  остается, любезная  сволочь! А  ты  унижаешь  и  добавляешь  трупов. Погляди  вокруг.  Азеры, хачики  кучкой  держатся,  всякие  люди  гор  друг  за  друга  стоят,  цыгане  глотки  рвут  за  своих  всякому,  татары  и  азиаты, корейцы  и  негры  стеной  стоят  за  свои  интересы... А  мы, выходит,  сволочной  народ,  одиночками   по  жизни  рыщем?! Из-за  таких! – вознёс  дрожащий  возмущением  голос  Травкин  и  пнул  стул  из-под  ног  хозяина  фирмы. -  А  хрена  горбатого!  Пошел  вон!   
       Отошел,  нервными  пальцами  распотрошил  сигарету,  взял  другую,  но  и  ту  раздавил. Протянул  руку.   
       - Дай!    
       Капитан  выхватил  из  кармана  плоскую  из  нержавейки  манерку, торопливо  отвинтил  колпачок, подал. Смотрел  как  взахлеб  пьет  командир  «Сапсана»  коньяк,  давится,  но  оторваться  не  может  и  бурая  жидкость  льется  по  горлу  и  кадык  дергается  быстро, как  в  агонии. Когда  фляга  опорожнилась, с  удивлением  оторвался, ткнул  рукой  в  конвульсиях  отдающего  жизнь  фирмача. 
       - Срежьте  веревку! Пускай  живет! – с  большой  виной  наклонил  голову и  промолвил: - Мы  тоже  слуги… случая.  Оклемается -  сапогом  в  зад! Он  своё  получил, наверно. Вот  если  потом  подастся  в  кровососы,  век  себе  не  прощу.  -  и  вдруг  взорвался: - А  этого -  к  стенке! К  стенке  начальника  вохра!      
       - Командир,  мы  не  палачи! -  твердо  сказал  его  заместитель.   
       - Зато  они  палачи,  мясники  и  маньяки! И  я  вместе  с  ними  стану, когда  насмотрюсь  их  подлостей! -  взревел  Травкин  и  с  разворота, резко  всадил  рядом  стоящему  в  «браслетах»  Расщупкину в  височную  часть  носок  ботинка. Не  глядя  на  рухнувшего  трупом  начальника  охраны,  крикнул: - Ты  хочешь,  чтобы  такие  мудаки  всех  подряд  мочили  на  улицах?! И  твоих  детей  тоже?! Умники,  ё… моё! Когда  чужую  задницу  петух  клюет! И  твою  клюнет,  достоишься  на  обочине!..Ладно,  поехали  на  базу. Фирмача  захватите  тоже,  пускай  у  нас  посидит  малость.  Вохра  отправим  на  схорон.
       Когда  приехали  на  базу,  силовик  спросил:            
       - Остальные  кролики  в  норме  или  придурки? 
       - Все  довольно  неадекватно  могут  воспринять  нестандартную  обстановку. Да  и  в  обычной  могут  дров  наломать  от  настроения. Вот  копии  справок, - доложили  Травкину.            
       - Леший  возьми  их  дурацкие  души! -  схватился  майор  за  затылок, разглядывая  справки. – Сколько  можно?!  В  распыл! Восьмая  больница  за  городом,  там  приличная  печь. Вохра – туда! О, черт,  как  болит  голова!  Куска  колбасы  не  найдется?  Жрать  захотелось…Дело  о  без  вести  пропавшем  скоро  не  заглохнет,  зато  не  найдут  концов. Да  не  вздумайте привлекать  больничную  обслугу. Вы  можете  всё,  ребята. Не  играйте  тупых!  Неужели  не  понимаете,  с  кем  дело  имеем?! Крыловские  времена  прошли,  когда  читали  политмораль! Я  могу  заменить  её  только  водкой! -  взорвался  Гриша  Травкин,  видя  понурые  лица  сотоварищей  и  понимая,  какая  паскудная  работа  им  предстоит. А он  выглядит  со  стороны  истеричным  кликушей.   Оттого  пронял  его  стыд  и  он  сбавил  тон,  спокойно  добавив: -  Обслуга  может  сфотографировать  по  голосам  и  походкам. Возьмете  водки  с  собой  с  закусью,  и  клофелинчику.  Пускай  поспят  работники  огня, чтоб  меньше  видели  и  знали. Обижать  напрасно  простой  народ  не  след.    
       Он  говорил  лишнее, люди  его  -  доки  высшей  пробы, всему  обучены, но  чувство  вины  перед  ними  у  Травкина  не  проходило, а  хотелось  снять.      
       - Вот  еще  что,  ребятки.  Помню,  был  молодой  и  ходили  мы  с  выселков  в  город  на  танцы.  И  как  водится,  дрались  мы  с  городскими  иной  раз  до  лютости  из-за  девочек.  Являлась  милиция,  нас  вязали, кидали  в  грузовичок  и  вывозили  подальше  за  город.  Им  невдомек,  что  мы  жили  там  поблизости.  Идти  меньше  степью. Да-а.  Так  вот  и  придурков  наших  погрузите  в  машину  и  отвезите  за  город  в  посадку  или  лесок.  Пускай  отдохнут  после  дежурства…А,  и  колбаска  нарисовалась!  Давай, подхавать  надо…Но  голова  трещит,  зараза!    
       На  другой  день  Григорий  Травкин  докладывал  Каину  об  операции.   
       - Всё,  Георгий,  бобик  сдох  и  все  довольны, – повалился  в  кресло,  продолжал,  прижмурясь. – Так  выделались  в  дерьмо,  что  не  приведись  кому  другому! И  как  отмываться? Операцию-то  провели  на  уровне, на  ходу  импровизировали, но… Идея  коллективного  психоза  вряд  ли  пролезит.    
       И  он  рассказал  о  деталях,  перипетиях  прошедшей  ночи.   
       Егор  Бугров  выслушал  молча  и  напряженно, - улыбаться  нечему.  Кивнул  на  столик  с  напитками.   
       - Верю,  устал.  Видно  по  морде. Стресс  не  снимал,  так  приложись, чего  душа  желает. А  водка  многим  помогает!   
       - Я  напругу  матом  снимал. На  восемь  этажей  и  сотню  децибел. Не  хотелось  как-то   удовольствие  изымать  с  души,  разбавлять  парами  алкоголя, -  сказал  майор  с  прокисшей  усмешкой. – Если  б  ты  знал,  что  такое  мочить  безоружного, скованного  по  рукам. Я  был  палачом,  Егорий! Ты  меня  понимаешь?! Еще  хорошо,  во  время  принял  решение  выбросить  тех  бычков  за  город. А  хотел  же  и  их  в  пепел  -  и  развеять! А?!            
       - Ты  намекаешь  на  нормы  морали,  -  печально  покивал  адвокат Бугров. Он  сморщился,  посмотрел  на  крепкие  напитки, но  взял  сигарету. – Мой  дорогой  товарищ! Мне  ли  вещать,  а  тебе  слушать?! Мерилом  этики  может  быть  только  выгода  для  большинства! Причем,  желательно  -  абсолютного! Большинства,  а  не  наоборот,  как  ныне  наблюдаем. И  то  при  условии,  что  истребление  других,  или  лишение  их  элементарных  прав, как  правило,  не  происходит. Всё  остальное  чушь  и  демагогия! Меня  в  этой, в  общем-то,  верной  сентенции  смущает  это  «как  правило». В  наших  странах   это  -  правило!   И  обратись  сейчас  громогласно,   взывая  к  рассудку,  не  к  совести,  ко  всем  власть  имущим  в  столице  иль  в  задрипанном  городишке  с  вопросом:  кто  вы?!  Полные  сволочи  или  частично?  Ответят,  если  принудить:  - Что  вы?!  Конечно, частично! Жизнь  заставляет  кривить  душой…  А  ведь  большая  часть  из  них  -  полные!…Н-да. А  жизнь  продолжается  и  думать  надо  про  завтрашний  день.  И  не  только  нам. И  помнить: чистыми  руками  ничего  не  строится,  и  никогда!

               
                ГЛАВА  ДЕСЯТАЯ

                _____________________   ***   _____________________
       В  тракторозаводском  квартале  большого  города  Приреченска,  в  двухкомнатной  квартире  девятиэтажки, ранним  вечером  за  столом  на  кухне  собралась  грустная  компания  молодых  мужиков.            
       Случился  дефолт,  развалился  Союз, останавливались  заводы,  фабрики,  разгонялись  НИИ  и  конторы,  люди  оставались  без  работы.  И  эти  пред-ставители  технической  и  прочей    интеллигенции,  тоже  остались  не  у  дел.  Мало  того,  что  не  стало  за  что  прошвырнуться  по  городу  или  посидеть  друг  у  друга,  им  просто  не  на  что  нормально  пожрать!  А  у  каждого  жена  и  ребенок,  а  то и  больше. Жены  их  приуныли,  а  потому  скулили  и  грозились  податься  на  заработки  на  панель,  если  мужики  не  найдут  способа  прокормить  их  и  чад.            
       Было  над  чем  думать,  и  три  друга,  хилых  телом,  но  с  умными  головами,  сидели  за  бутылкой  вокруг  стола,  дымили  дешевыми  сигаретами  и  смотрели,  как  пластается  едкий  дым,  потиху  вздымается,  тянется  в  форточку,  а  там  пропадает.      
       Бутылка  одна  и  с  закуской  туго – хлеб  и  соленые помидоры  наполняли  сервизы. Жены  их  бродили  по  квартире  и  от  скуки  разглядывали  старые  наряды. На  улице кричали  клаксоны  автомобилей,  где-то  за  окном  гудел  самолет, нагнетая  тоску.         
       Все  трое  экономисты.  Не  ведущие,  а  потому  уже  на  первой  волне  развала  экономики  отправленные  в  отпуск  без  содержания. В  коловерти  новой  жизни  удержаться  на  плаву  трудно, тонуть  не  хотелось, а  ухватиться  не  за  что.  Даже  соломины  не  предлагалось.       
        Витя,  Митя  и  Сергей  обсосали  уже  не  одну  идею,  и  от  каждой  пришлось  отказаться. Будь  хоть  один  из  них  водителем, так  можно  податься  в  загранку  и  пригнать  кому-либо  «мерс»  или  «вольво». За  перегон  не  плохо  платили. Иные  ударились  в  спекуляцию  валютой,  но для  промысла  требовался  начальный  капитал  и  в  голове  «масло». Многие  тащили  в  Польшу  и  другие,  вдруг  распахнутые  настежь,  страны,  электрочайники,  бритвы  и  прочую  дешевую  электрику,  а  взамен  привозили  шмотки  и  тем  перебивались. Но  и  на  это  требовался  стартовый  рубль  или  инвалюта.  Оружия  и  физической  силы  они  не  имели  и  потому,  может,  не  подались  в  разбойники  подворотни.    
        Все  альтернативы  имели  общий  недостаток -  заземлены  и  много  для  полета  фантазии  экономиста  не  давали. И,  верно,  потому  Дмитрий,  потерев  треугольный  и  щетинистый  подбородок,  воткнув  хвост  сигареты  в  помидорные  шкурки  на  блюдце,  вдруг воспарил:      
       - А  что  за  фиговина  это  такая  есть  -  селенг? По  газетам  гляжу,  в  других  городах  на  рекламах  крутятся  пластинки  с  теми  блинами. Чем  занимается  селенга? Кто  просвещен? 
       Виктор,  жгучий  брюнет  уже  переваливший  за  четвертак  на  два  года,  поворотил  лицо  с  профилем  римлянина  на  товарища, тонкой  рукой  откинул  со  лба  длинную,  крученную  природой   прядь,  и  усмехнулся  чувственными  губами.            
       - Полагать  надо,  делают  деньги,  баксы,  тугрики,  пиастры  и  лиры. 
       - Из  чего  делают?  Из  воздуха  или  из  чужих  денег?  Свои-то  где  взять? -  с  явной  иронией  тут  же  попросил  уточнить  хозяин  квартиры  Сергей. И  указал  пальцем  Дмитрию,  возле  которого  торчала  бутылка,  чтобы  накапал  по  посудам. – Если  из  чужих,  то  можно  сходить  в  мозговую  атаку.      
       Когда  выпили  по  чуть-чуть  и  высосали  на  закусь  по  помидору,  Дмитрий,  по  праву  открывателя  темы,  стал  развивать  её  дальше.            
       - Неплохо  бы  разглядеть  то  дело  поближе,  а  то  и  глянуть  в  упор.  В  нашем  городе  нет  такой  штуки?       
       - Не  слыхать  что-то,  Дмитрий  Савельич. Не  слыхать  и  не  видать, - отозвался  брюнет  Витя. – Только  куда  нам  со  свиными  рылами? 
       - Но, но,  старик! Мы  не  в  Америке  и  тут  с  гуталина  не  раскрутишься. Искать  надо  славянский  путь.  Или  хорошо  подзабытый  старый,  но  с  сфере  услуг, - заметил  Сергей,  красиво  почесывая  пальчиком  рано  лысеющий  череп. –У  нас  бардак  и  что-то  мне  подсказывает:  селенг  - большая   афера. Надо  про  него  узнать,  чтоб  в  родном  городе  быть  первыми  на  старте.      
         -Ты  неподражаем,  Сергей  Максимыч! А  где  бабки  на  раскрутку?  И  сколько  их  надо?  С  чего  начинать?! -  завелся  Виктор,  встряхивая  головой  и  тут  же  поправляя  распавшиеся  волосы. – Мечтать  не  вредно,  но  надо  знать  предел. Это  как  раз  та  сфера  вращения  рубля, где  нам  нечего  делать.  Мы  давали  клятву  быть  законопослушными.      
       - Какой  закон,  Витя?! Зачем  шебуршить?! Мы  только  прикидываем,  а  ты  - в  панику! Мы  экономисты,  а  селенг  работает  в  этой  области. Думать  надо,  Витя!  Гонять  извилины  по  лабиринтам!  А  ты  представитель  самой  интересной  национальности,  ты  -  жид!  И  потому  тебе  больше  других  шарики  погонять. В  Москве  есть  у  кого  хороший  знакомый  или  приятель? -  спросил,  загораясь  глазами,  Сергей. Он  осмотрел  свой  старенький  пуловер  в  мышиный  колер, белую,  застиранную  рубашку  с  темным  галстуком,  и  скрестил  на  груди  руки. – Надо  позвонить  в  Москву  и  узнать  подколодную  в  общих  чертах  хотя  бы.  Вопрос  повторять?          
       - У  меня,  блин  с  повидлом,  есть  там  один  знакомец, - сказал  Дмитрий,  тоже  оглядывая  свой  наряд,  состоящий  из  джинсовой  пары,  но  фирменной  и  давно  отерханной.    
       - Ну?!  -  поторопили  его.
       - Мы  вместе  хлебали  из  одного  корыта  в  годы  студенческие.  Я  даже  заезжал  к  нему  как-то  на  дачу.  Но, жизнь  повернулась  и  где  он  сейчас?…   
        - Телефон?! – тут  же  нажал  Сергей.    
        - Сейчас  гляну  в  записной  книжке. – Достал  из  нагрудного  кармана  крохотный  прямоугольник  книжицы,  полистал.  Улыбнулся,  уже  довольный. - Есть!   
        - Звони! -  сказал  хозяин  квартиры. -  Сейчас  бардак  кругом,  но  вдруг  не  полный.  Соединимся.    
        - Ох,  ребята!  Макар  этот  такой  буйвол. Он  мог  податься  в  рэкет.  Спортом  занимался,  морды  бил, -  снова  засомневался  Дмитрий,  поднимаясь  над  столом.   
        - Некоторым  стоить  морды  бить,  Митя!  Это  надо  давно  усвоить.  Твой  Макар  экономист?  Голова  варит? – уточнял  нетерпеливый  Серега.         
       - Ну.  Крутился  в  Госснабе. Не  плохо  крутился.  На  мелкой  должности  насшибал  на  «жигуленка».    
       - Звони!  -  уже  потребовал  хозяин  квартиры  и  тут  же  принес  телефон  с  длинным  шнуром.       
       Дмитрий  принялся  набирать  код, тыкая  в  диск  тонкий,  подрагивающий  палец.  Цифирь  срывалась, давала  сбои:  то  не  проходила  девятка,  то  двойка. И  когда  уже  отчаялся  и  чертыхнулся,  вдруг  включила  Москву.  Трубку  поднял  сам  незабвенный  Макар.       
       Дима  обрадовался,  принялся  распинаться,  баять  про  жизнь  и  невзгоды,  присовокупляя  русский  маток,  без  которого  не  получается  зачастую  живой  разговор.  От  воспоминаний  и  нынешних  буден,  под  зверскими  взглядами  наперсников,  перешел  к  нужной  теме.   
       Оказалось,  Макар  в  курсе  и  даже  кувыркается  в  этой   сфере. Роли  у  него  не  первые,  но…И  что-то  долго  внушал  бывшему  однокурснику, лицо  которого,  по  мере  монолога  из  трубки,  расцветало  улыбкой,  и  скоро  тонкогубый  рот  Дмитрия  пересек  физию  почти  напрочь.       
       - Бывай! – наконец  прокричал  он  в  мембрану  и  с  большим  почтением  уложил  трубку  на  аппарат.      
       - Он  предлагает  приехать  к  нему  и  на  месте  получить  консультацию. – И,  пресекая  могущие  быть  возражения  по  поводу  отсутствия  средств  для  старта,  Дмитрий  воздел  длань  и  разъяснил: -  Он  открывает  кредит. Оплатит  дорогу,  снабдит  инструкциями,  чтоб  развернули  своё  дело. Но  затем  мы  станем  платить  ему  десять  процентов  куртажных.  Это  нормально.  Я  предложение  принял.      
       -  А  что?!  Рынок! -  воскликнул  окрыленный  Серега. -  Поедем  все?   
       - И  обязательно,  Виктор  Абрамович! -  с  подъемом  возгласил  Дима. И  ткнул  в  него  пальцем,  обращаясь  к  другим.  -  У  него  голова,  как  дом  советов, он  запомнит  нюансы. А  мы  станем  учиться  нахрапистости.  Без  этого,  как  я  понял  в  нынешней  жизни,  рыпаться  в  бизнес  не  стоит.  Я  прав,  Сергей  Максимыч?   
       - Ты  прав, - усмехнулся  наперсник. -  Хоть  и  нет  у  тебя  прав.       
       Виктор  Абрамович  обвел  их  взглядом  задумчивого  сатира  и  поддержал  вывод.       
       - Без  нахальства,  старики,  в  нынешнее  время  вообще  нечего  делать  на  грешной  земле.  Разве  что  небо  коптить.  А  потому  придется  нам  рисковать  свободой,  чужими  деньгами.  И  жизнью! -  заключил  он  с  бесшабашностью.   
       - Ты  не  сгущай,  Витёк! -  кривенько  улыбнулся  Дмитрий. – Деньги  чужие,  верно.  Если  будут.  Но  остальное  всё  -  наше. Зачем  же  делать  вид,  что  уже  прыгнули  с  обрыва?
       - Ладно,  разберемся  потом, -  сказал  хозяин  квартиры  Сергей. – Требую  не  вносить  панику  в  наши  стройные  ряды.  Надо  прыгать  с  обрыва -  ехать  в  стольный  град. 
       Они  съездили, посмотрели  и  вернулись.  И  стали  бегать  по  кабинетам  городских  и  районных  властей,  оформляя  трастовскую  компанию  под  фирменным  знаком  «Социальный  селенг». Пришлось  всучить  энные  суммы  нужным  чиновникам,  но  дело  поставили  на  ноги. 
       Сняли  помещение  и  для  начала  посадили  своих  жен  писать  бумаги  и  принимать  деньги.    
       Виктор  Абрамович  сидел  при  конторе,  принимал  клиентов  с  большими  деньгами  и  пудрил  им  мозги,  разъясняя  простоту  договора,  быстроту  оборачиваемости  денежной  массы  и  внушительность  предстоящих  доходов. 
       Дмитрий  Савельич  занялся  рекламой, бегал  по  газетам   и  типографиям,  своим  стал  на  телевидении. Его  стараниями  «Социальный  селенг»  стал  необходим  каждому  дому,  всякой  семье  и  человеку,  если,  конечно,  он  беден,  но  мечтал  разбогатеть.
                Сергей  Максимович  держал  контакт  с  чиновными  людьми,  посещал  совещания  и  устраивал  брифинги,  ходил  в  кабаки  и  делал  всякие  глупости,  осуществляя  представительство.      
       Деньги  текли  рекой.
       Удачный  опыт  вскружил  головы. Недавно  не  могли  представить,  что  так  просто  собрать  капитал,  а  теперь  пришлось  думать,  как  и  куда  пристроить. Умыкать  они  не  собирались  изначально,  расклады  тех  дней  предлагали  задачу  попроще. Приумножать,  покупать,  давать  в  оборот  на  короткое  время, -  воздвигаемая  пирамида  обещала  стать  вечной  и  бесконечной.
       Но…инфляция!  Виктор  Абрамович,  подставив  жесткий  кулак  под  скулу,  уселся  думать.       
       А  между  тем,  дурной  пример  оказался  заразительным. Возникли  подобные  фирмы  в  их  городе  и  в  других,  как  грибы,  плодились  филиалы.  Все  обещали  лихие  проценты.  Инфляция  сгоняла  людей  в  очереди  к  дверям  пирамидных  контор.  Все  надеялись  на  манну.
       Как-то  само  собой   получилось,  что  новую  фирму  «Социальный  селенг»  возглавил  тот,  кто  больше  всех  общался  с  властью:  Сергей,  теперь   непременно,  Максимович.      
       Он  собрал  совет  фирмы  и  изложил  мысли  Виктора  Абрамовича.       
      - Волна  покатила  по  всей  державе,  господа  делопуты. Неча  и  нам  торчать,  как  сливы,  в  одном  месте. Едем  по  городам,  открываем  филиалы, перегоняем  деньги  сюда.  Я  стану  координировать  отсель. -  В  малиновом  пиджаке, который  теперь  -  униформа  для  фирмачей,  на  фоне  старой,  обшарпанной  мебели,  Сергей  Максимович  смотрелся  неубедительно,  как  что-то  временное  и  инородное,  а  потому  всерьез  не  принимался.  Видно,  понимая   контраст,  он  малость  ёрничал,  строя  речь.  -  Дима  хочет  в  Шахтерск,  там  родители  у  него. Виктор  освоит  Лубянск,  он  учился  там  премудростям  политэкономики. Оклады  и  командировочные  установите  сами,  но  главное  -  хаметь  в  меру  и  всегда  держать  нос  по  ветру.  От  рэкета  спасайтесь  охраной,  а  её  нанимайте  у  ментов. У  них  опыт  защиты  граждан  от  посягательств  большой,  а  деньги  малые. Добавьте  денег  от  щедрот  народа,  и  спите  спокойно  при  органе  от  государства. В  добрый  путь,  партнеры,  без  всякой  отсидки  в  нынешних  допрах!

                _____________________   * * *    ____________________
       Племянник Каина, Наум Герцович,  по  полной  программе,  по  самые  ноздри  хватил  из  помойки  новейшей  истории «рыночного»  дерьма.  В  самом  начале  бизнеса!       
       Дед  помог  купить  фургончик, Наум  подрядился  возить  товар  от  оптовиков  местному  фирмачу,  полагая  со  временем  раскрутиться  и  освоить  деловую  нишу, обзаведясь  транспортной  конторой. И  вот  по  дороге,  когда  водила,  закрыв  машину,  отлучился  перекусить  в  кафешку,  «уазика»   угнали.
       За  товар,  естественно,  отвечал  Наум,  оговаривая  такое  условие  в  дого-воре  закладом  личного  имущества,  и  потому, покрутившись  в  поисках  спа-сения ситуации  и  не  найдя  наличных, был  вынужден  отдать  за  долги  ква-ртирку.  Женат  еще  не  был  и  особой  трагедии  будто  бы  не  случилось:  вер-нулся  в  родительский  дом,  а  вперед  -  наука.   
       Но  по  городку  еще  упорнее  пустились  слухи,  будто  владелец  фирмы  Мирославский,  или  Маленький  Вовчик,  таким  манером  прибрал  уже  не  мало  недвижимости  и  разорил  несколько  лохов.  И  дело  там  нечистое,  и  как  бы  даже  сам  хозяин  подставлял  людей,  насылая  угонщиков.
       Пострадавшие  иногда  собирались  в  компашку, сокрушались   от  напасти  невезухи  и  ярились  от  упорных  подозрений. А  напившись  хмельным,  гро-зились  разобраться  с  Маленьким  Вованом  и  «обломать  рога».
       Ан -  дудки!  У  Мирославского  под  рукой  оказались  «быки».  И  они  ско-ренько  укротили  тех  смельчаков,  кто  хотел  выяснить  отношения,  с  имеющим  деловую  хватку. 
       Ходил  с  побитой  физией  и  Наум.
       Но  вот  приехал  в  родной  городишко  проведать  родителей  дядя,  и  по  такому  случаю  собрали  конвент  клана.  Вот  тогда  и  прикинул  племянник  возможности  Каина.      
       Дядя  в  областном  центре  имел  адвокатскую  контору, и,  если  судить  по  гладкому  лицу  и  шикарному  костюму,  по  барским  манерам  и  ядреному  виду,  дела  у  того  шли  прекрасно.         
       Когда  мужики  выбрались  из-за  стола  покурить  да  посетить  нужничёк  в  уголочке  сада,  племянник  подкатил  к  Егору  Исаичу  со  своим  делом.    
       Для  начала  предложил   своё  курево  и,  для  подхалимажа, вспомнил  что-то  из  далекого  детства, когда  Каин  был  уже  таким же  большим  и  валь-яжным,  а  он,  Наум, ковырялся  в  носу,  сидя  на  …троне  из  горшка   в  горошек
       Дядя  подход  принял  с  понятием,  племяша  отказом  не  обидел, и,  пыхнув  предложенной  сигаретой, выразил  интерес. 
       - Я  слышал,  дела  у  тебя  из  рук  вон,  если  не  хуже.  Почему? Не  за  тот  бок  взялся,   или  фортуна  ножку  подставила?   Влетел  на  полную  катушку?         
       - Да, как  фанера! -  скис  тут  же  Наум,  и  в  смущении  полез  пятерней  в  редеющие  льняные  волоса, брошенные  назад. – Теперь  никак  не  поднимусь. Продал  квартиру.  А  раскрутиться  снова  не  с  чего. Город  маленький,  почти  все  забрал  под  себя  этот  поц  Мирослав.  Который  обул  меня.  Э! -  Махнул  безнадежно  ладонью  племянник. 
       -Так  ты  влетел  законно?  Прошляпил?
       Каин  взглянул  на  простенькие  часы  «Слава», чуток  послабил  галстук. Нет,  ставить  позу  значительности  он  не  собирался,  простые  житейские  жесты  помогали  думать. Он  спросил,  и  уставил  на  родственника  внимательный,  с  искрой  сочувствия,  взгляд.               
       - Однозначно  не  ответишь.  За  пропажу  чужого  имущества  отвечать  надо.  Кто  спорить  станет?  Но уж  очень  участились  случаи. Нас  уже  пять  гавриков  набралось,  которых  жареный  петух  в  зад  поцеловал  клювиком.  И  всё  одним  Макаром. Пустые  машины  не  трогают, а  как  товару  кусков  на  пять  баксами…А  проверить:  время,  деньги  и  люди  нужны.      
       - Намекаешь,  местный  босс  бизнес  ставит  на  хитрых  делах?         
       - Да  что  намекать?! -  вознес  голос  племянник. -  Мирослав  однажды  выведет  кого-нибудь! Всадят  маслину  в  узкий  лобик!      
       - Нн-да.  И  что  на  примете  имеешь?  С  чего  крутиться  дальше  станешь?  Или  в  работники  пойдешь?  Как  я  понял,  не  в  одних  деньгах  загвоздка.          
       - Да  будто  обложили  меня, -  грустно  покивал  Наум, держа  глаза  долу. -  С  моей  средней  статью  и  некоторым  умением  боксировать  в  «быки»  не  пойдешь.   И  не  по  мне  мужикам  кости  ломать.  А  честное  дело  поднимать  не  с  чего.  Я  принесу  по  рюмке.  Хряпнем?  На  душе  мерзко,  а  чуточку  под-дать…      
       И  не  ожидая  согласия,  мотнулся  в  дом,  тут  же  доставил  поднос  со  стопками,  сыром  и  колбасой,  с  початой  бутылкой   «столичной»  Разлил,  выпили. 
       - Выходит,  диплом  в  кармане  сидит,  а  голова  твоя  пока пустая, - про-должил  диалог  Егор  Исаич,  куснув  после  водки  пластинку  сыра.  -  А  дурной  голове  помочь  я  не  смогу,  друг  мой  Наум.  Определиться  в  жизни  надо,  цель  выбрать  и  бить  в  точку.  Ищи  нишу  и  занимай!  Что  городу  надо?   
       - Тут  всё  идет  пока.         
       - Это  точно.  Пока!  Рынок  скоро  наполнится,  но  как  красиво  сказал  мастер  сатирического  жанра,  чего-то  будет  не  хватать.   Надо  усекать,  племяш! Пометки  в  памяти  делать. Плохо,  специализации  не  хочешь  учиться,  простой  инженеришко  без  уклона, -  укорил  Каин,  оставаясь  в  затруднении.         
       Помочь  родичу  хотелось.  Но  чтоб  не  просто  слезу  снять,  вернув  деньги,  а  на  ноги  поставить  в  нынешней  жизнетряске.  Но  как?  От  огорчения  он  прихватил  Наума  за  плечо,  привлек  к  себе,  слегка  прижал.  Прижалел.       
       - От  меня  мало  зависело, -  вздохнул  парень,  с  благодарностью  заглядывая  в  лицо   задушевного  дяди. – Я  машины  мечтал  конструировать,  ты  советовал  идти  в  юристы,  а  родители  заставили  получить  диплом.  Кому  нужен  инженер-экономист  планового  хозяйства?  А  теперь,  вишь,  говорят:  работа  не  волк,  а  от  меня  бегает. Баран  был,  а  наставить  некому.
       - Ты  и  сейчас  баран, -  проронил  Каин,  отпуская  племянника,  чтоб  налить  в  рюмки  для  поднятия  тонуса.  -  И  юристов  теперь,  как  собак  голодных. Ладно.  Как  родственник  я  несу  за  тебя  ответ  перед  планидой  и  потому  попробую  помочь.  Но  не  сей  момент.  Оглянусь,  разнюхаю,  прикину,  куда  тебя  пристроить.  Я  подержу  тебя  на  уме.      
       В  Лубянске  он  вызвал Травкина  и  поставил  задачку.
       - Поезжай-ка  ты,  Гриша,  в  Иванопартизанск,  и  подшуруди  насчет  местного  жулика  Мирослава  Вовчика.  По  слухам,  приспособил  он  личных  жоржиков  под  угон  машин  с  товаром. Надо  найти  концы.  Подбери  ребят,  нет,  так  местных  ментов  привлеки.  Пускай  ребята  подкормятся  на  приватной  работе.  Результат  под  мои  подозрения  не  подгоняй,  но  разнюхай  на  все  сто.  Сотвори   им  подставу.  Настрой  работу,  и,  если  увидишь,  что  справятся  без  тебя,  ехай  назад.    
       Травкин  вернулся  через  пяток  дней.  Выложил  результат  в  виде  доклада  со  многими  деталями.    
       Выслушав,  Каин  хлопнул  ладошкой   по  ляжке.   
       -  Вот  те  хрен,  не  болит,  а  красный!  Там  же  любого  Кондратий  хватит!  При  жизни  под  бандитом!    
       Силовик  пришел  докладываться  на  старую  квартиру  Каина  и  угодил  на  распитие  кубинского  рома,  который,  в  малых  дозах,  адвокат  обожал  без-мерно.  А  потому  и  расслаблялись  все,  а  чаще  всех  прикладывался  Каин.  Он  и  кричал,  направляя  эмоции  члену  Фонда  хитрецов  Авилову.
       По  словам  майора  Травкина  выходило,  что Маленький Вова освоил  золо-тую  жилу,  умыкая  свой  же  товар  у  перевозчиков.  А  до  того,  начинающий  бизнесмен,  сколотив  шайку  спортсменов,  убрал  с  пути  нескольких  конку-рентов,  сбросив  тела  в  старые  шахты.  Милиция, было,  раскрутила  несколько  эпизодов,  но  деньги  сделали  «из  были  сказку»,  дознание  спустили  на  тормозах  и  до  суда  не  доехали.   
       А  на  подставленный  новенький   японский  фургончик  «бычки»   Вованчика  отреагировали,  как  на  красный   платок. Уже  на  втором  рейсе  угнали  из-под  носа  шофера,  что  и  было  зафиксировано  на  видеопленку.  Мало  того,  людей  Мирослава  с  помощью  «жучка»  провели  по  маршруту  до  места  складирования,  затем  проследили  за  судьбой  товара  и  особо -  машины. Вплоть  до  её  реализации  на  сторону,  в  иной  республике  бывшего  Союза.
       - Что  прикажете  делать?! – вопросил  адвокат,  придвигая  к  себе  сигареты  и  пепельницу,  вливая  в  кофе  толику  рома.  И  с  миной  скорби  взглянул  на  Травкина  и  Бирюка  в  лице  Авилова. – Такого  дерьма  я  еще  не  встречал!  Так  он  идет  к  светлому  горизонту,  за  которым  развитой  капитализм!  Да  если  мы,  по  его  примеру,  толпой  повалим  в  рынок,  что  за  спиной  останется?!  Свалка  фекалий!         
       - А  ты  безгрешен? Не  нырял  в  сортир?!  -  ввернул  Олег  Николаевич,  сверкая  ухмылкой  и  вздымая  посудину  с  кофейком. – Забыл  свои  подвиги!   
       - Э,  нет,  Бирючина!  Безгрешных  душ  не  трогал  ни  я,  ни  люди  наши! И  по  миру  никого  не  пускали,  последнего  куска  не  изымали.  Мы  вообще  не  имели  дела  с  физическими  лицами.  Тут  ты  бочку  напрасно  катишь,  Олежек! Ба!  Да  ты  плохо  выглядишь!  Что  с  тобой?!  Занедужил?  Или  заковыка  воз-никла,  лихоманка  её  возьми!?  Поплачься  в  жилетку,  друг мой, отвори  душу!   
       Действительно,  Бирюк  обрюзг,  будто  еще  больше  поседел,  кожа  на  лице  легла  в  складки,  и  резче  обозначился  нос.  И  глаза  припечалены.    
       - Ты  и  не  заметил:  я  не  пью,  а  только  поднимаю  кубки.  Кофе  и  то  остерегаюсь  пить.  Печенка  объявилась, черт  её  нашел! – Он  поморщился  и  безнадежно  покивал,  как  старая  лошадь. -  Ну  и  мысль  дурная  поселилась.  Три  шага  до  пенсии,  а  тут  карету  подаю т…Ну  да  к  делу.  Что  ты  надумал?  Нам  интересно,  и  у  тебя  там  интерес  особый.   
       - Да  уж  особый.  Племяша  моего  этот  Мирослав  обидел  вот  таким  кренделем.  Угнал  машину  с  товаром, а  к  тому  забрал  кооперативную  однокомнатную  хатку.  Пообещал  я  родичу  разобраться  с  этим  делом.  А  раз  пообещал, -  надо  исполнять. Сам  и  поеду  говорить.
       И  взглянул  на  Травкина,  впрочем,  без  задней  мысли.  Но  тот  принял  внимание  за  сигнал  к  действию  и  качнул  русым  ёжиком  на  умной  голове.      
       - Их  на  испуг  не  возьмешь,  Егор  Исаич.  Обнаглели,  страх  забыли.  У  Вовы  в  предбаннике  четыре  мордоворота  сидят,  как  чуть  -  рога  ломают.  И  прямо  с  парадного  подают  клиентов  в  реанимацию.  А  жалоб  не  бывает.  Конечно,  сдачи  они  не  получают  и  потому…Их  надо  поодиночке  брать.  Ночью  в  постельках.  Адреса  есть,  планы  лежек   тоже  имеются.
       - Спортсмены-бычки  Мирослава  с  пушками  ходят?  Или  не  обнаглели?  Будем  считать,  - стволы  имеют.  На  всякий  пожарный.  Потому  как  бицепсы,  конечно,  оружие  мощное,  но  против  лома  слабовато, -  хмуро  усмехнулся  Каин.  -  И  что  никого  не  боятся -  враки.  У  Дрёмы  была  команда  дураков.  Так  те,  верно,  могли  прожить  без  мандража.  Идиотам  нечем  думать. Мне-то  с  Мирослава  снять  должок  за  племяша  и  обложить  оброком,  чтоб  знал  Кузькину  мать.  Потому  поговорю  с  позиции  силы,  но  один.  Тет-а-тет.   
       - Рискуешь,  шеф.  Могут  морду  начистить  до  блеска  на   щеках, -  сказал  Травкин.
        Одетый  в  безукоризненный  темно-серый  костюм  с  галстуком  в  тон,  плотный,  но  подтянутый,  спокойный,  Григорий  Валериевич   смотрелся  хорошо.  Даже чересчур.  По  новым  временам  можно  принять  за  делового,  который  решает  всё  сам. Уверенность  сидела  на  круглом  лице,  а  сквозь  -  самодовольство.    
       - Авось,  обойдется,  -  улыбнулся Бугров,  отмечая  перемены  соратника  к  худшему.  Впрочем,  он  умел  прощать  слабости  и  тут  же  убрал  сардоническую  улыбку. – Подставляться  не  стану.  Прицеплю  жучка,  а  ты  слушать  станешь.  Не  забывай, ты  центурион! И  если  что,  с  ломиком  наперевес…И  людей  своих  в  официальной  форме  спецназа  под  окнами  выставишь,  группу  захвата  изготовишь.  А  я  им  сюрпризец  припасу.  Иди,  Гриша,  и  еще  раз  продумай  наш  визит  к  Вованчику.  Исходя  из  услышанного.


               
                ГЛАВА  ОДИНАДЦАТАЯ

                _____________________   ***   ___________________
       Оставшись  наедине  с  Авиловым,  Егор  Бугров  снова  обратил  соболез-нующий  взгляд  на   давнего  заединщика.      
       - Паршиво,  Олежек,   выпить  с  тобой  не  могем  как  прежде. Отключиться  чтоб  от  мирского.  Суета  осточертела.  Так  кто  думал,  что  житуха  такую  свинку  подложит.  Жили -  не  тужили,  остерегались  только  закона,  а  теперь  пули,  как  мухи  летают.  Не  знаешь,  на  каком  шагу  подлянку  подвернут.  Так  что,  кофейку  стребовать?  А  я  коньячку  малость  хлебну.  Ром -  хорошо,  но  крепок,  зараза.  А  впереди  еще  дела.      
       - Ишь  ты,  решил  идейного  кореша  кинуть  через  Ваську  Лысого!  Нет  уж,  погибать,  так  с  музыкой.  И  я  коньячку  глоточек  хвачу.  У  тебя-то  как  дела?  Новый  офис  отгрохал.  Клиенты  признают?  И  кидалы?!  Не  виделись  мы  давненько, -  суесловил  Бирюк,  явно  довольный  возникшей  задушевностью. – А  мне  скучновато  становится.  Фронт  забот  сузился  до  стен  домашнего  кабинета.  Всё  прихватизировано. Остались  крохи  да  и  те…- Он  махнул  ладошкой. – В  безработные  скоро  подамся.            
       - Расслабился  ты,  Олег!  Неуж  ты  обидел  себя,  когда  акции  делили  по  базам  и  магазинам? – поднял  бровь  и  ухмылкой  сопроводил  удивление  Каин. -  Бог  умом  тебя  не  обижал,  знаю.  И  работу  своих  магазинов  ты  организовал  ладненько.  Я  захаживал,  смотрел  из  любопытства.  Даже  звякнуть  хотел,  чтоб  похвалить.  Да  дела  отвлекли.  Хитер  ты,  на  перспективу  работаешь.  Молоток.  Цены  на  твоих  прилавках  даже  ниже  базарных,  а  это  что-то.         
       - Чепуха!  Что  акции,  что  магазины?!  Живого  дела  нет!  Закиснуть  можно. Ты  в  движении, умница, суетишься,  а  я…Давай  тряхнем  стариной,  хряпнем  слегка.  А  от  печенки  потом  таблетку  выпью,  пускай  регенерирует.  Выпьем,  Егорушка,  жидяра  мой  хороший!  Интеллигент  новой  закваски.      
       - Ну,  ну,  нежности  крокодила, - проворчал  Бугров,  не  снимая  с  плеча  руки  сотоварища,  польщенный  его  открытостью.  -  Я  ить  по  кровям  жидяра  на  четвертинку,  а  в  общем-то  русский  и,  как  теперь можно  выразиться,  но- вый  умный. Фонд  у  нас  есть  и  ему  расширяться  надо,  друг  мой  болезный.  Банки  вон  растут  как  грибочки-поганочки.  А  у  тебя  времени,  говоришь,  вагон.  Походи,  понюхай,  где  и  к  чему. Высмотри  перспективу.  Неужели  мы  не  сможем  Фондом  войти  в  учредители?  Вот  тебе  и  работа. А?  За  такую  идею  и  выпить  не  грех!  А  вот  в  интеллигенцию  ты  записал  меня  напрасно. Недорос  я. Ить  кто  он  такой,  интеллигент  нормального  пошиба? Прежде – врожденный  такт! А  это -  уважение  другого. Потом:  образование  и  воспитание. Воспитанный  субъект  не  станет  привлекать  к  себе  внимание  излишней  болтовней. Он  прежде  всего  труженик,  тот  самый  интеллигент. Нынешние  же,  в  большинстве  своём,  как  в  своё  время  сказал  тоже  известный  адвокат,  прекраснодушные  болтуны-демократы. А  я,  всего-навсего, бандит  на  жизненных  стезях. По  сути. Стараясь  быть  хорошим  к  нормальным  людям.  Но…, все  же  выпьем!       
       Только  пропустили  по  рюмке, затрезвонил  телефон.  Каин  взял  трубку  и  обрадовался.   
        - О!  А  я  держал  тебя   в  уме,  Степа!  Мы  тут  чуток  расслабляемся  с  Бирючиной,  а  третьего  нету.  Да  нет,  шучу,  конечно. Прошли  былые  времена,  а  у  Олега,  к  тому,  печенка  объявилась.  Это  мы  по  рюмочке  за  идейку  пропустили.  Забежишь,  я  растолкую  про  неё  и  выпьем  тогда  с  тобой  особливо.  Не  телефонный  то   трёп. Что  за  дело  у  тебя?.. Ну,  по  Сиплому  пока  глухарь.  Как  менты  фоторобот  изготовят,  так  и  мы  займемся  поисками…Найдем.  Я  подниму  на  уши  весь  город,  и  если  тот  баклан  даже  заезжий…Хорошо.  Я  сейчас  же  потревожу  следака.            
       И  тут  же  стал  названивать  в  прокуратуру.  Нашел  человека,  ведущего  дело  по  убийству  в  квартире  Сипунова.         
       - Мне  обещали  портрет  фоторобота  на  подонка.  Я  желаю  его  получить,  дабы  помочь  органам  дознания, -  почти  потребовал  Каин,  предварительно  представившись,  как  респектабельный  адвокат.       
       -  Всё  в  норме,  гражданин  Бугров, - холодно  отозвался  человек  с  другого  конца  провода. – Мы  нашли  убийцу.  Его  опознали  свидетели.  Есть  и  вещественные  доказательства.         
       - Он  не  шизик?      
       - Нет, гражданин  адвокат.  Голод  погнал  его  на  разбой.  Он  сильно  озлобился  на  жизнь  и  взять  живым  его  не  представилось  возможным.  Он  сбросился  с  крыши  дома. В  общем,  жертва  перестройки.      
       - Ясно…Но  лучше  бы  он  разыскал  ту  большую  тройку  из  Беловежской  пущи,  что  натворила  бед.  А  еще  лучше  с  Меченого  бы спросил.  Чтоб  думал,  прежде  чем  обрекать  миллионы  на  муки  и  гибель…Мудак!          
       Злой  его  возглас  унёсся  в  Лету,  а  Каин  еще  долго  смотрел  перед  собой   в  молочную  пустоту.             


                ___________________   ***   _____________________
       Офис  фирмы  «Панда»  помещался  на  первом  этаже  лучшего  в  городке  универмага.   
       Команда  Травкина  приехала  на  двух  джипах. Трое,  широко  расставив  ноги,  застыли  перед  окнами  владений  Мирослава  с  автоматами  на  плечах,  еще  двое  подались  прикрыть  черный  ход.  Каин,  увидев  на  исходных  позициях  молодцов  Травкина,  покивал  майору.    
       -  Как  в  сказке  богатыри  стоят!  Как  там  у  гения?  И  с  ними  дядька  Черномор?!  Тогда,  дядька,  пригляди,  чтоб  не  нашухарили   удальцы  Вовы  Маленького.  А  я  пошел  с  визитом  доброй  воли.      
       В  приемной,  кроме  секретарши,  девушки  молоденькой  и  симпатичной,  но  с  порочными,  наглыми  глазами,  сидели  по  углам  четыре  мордоворота  метра  под  два  ростом  каждый.  Упакованны  в  адидасовские  синие  костюмы,  стриженные  коротко,  с  короткими  же  выями  быков.  И  в  гляделках  их  не  ангельский  елей,  а  огнь  презрения.       
       Адвокат  держал  коричневый  кожаный  «дипломат», через  другую  руку  перекинут  плащ.  И  простоволос,  без  шляпы. Но  стрижка  на  голове,  нормальная  «канадка»,  указывала  на  статус  делового,  и,  было  напрягшиеся  спортсмены,  тут  же  расслабились. Угрозы  ввалившийся  «карась»  не  представлял.   
       Неторопливо  приблизившись  к  столу  секретарши  и  краем  глаза замечая  всё,  что  надо, Каин  с  улыбкой  спросил:         
       - Мне  правильно  указали,  милая  ласточка: именно  здесь  я  найду  Владимира  Никандровича  Мирославского?  Он  в  присутствии?          
       Внушительность  манер, развязная  уверенность  и  обаятельная  улыбка  сделали  дело. Девица  с  достоинством  приподняла  с  пуфика  попку.      
       - Владимир  Никандрович  у  себя.  Как  доложить  о  вас?  Визитная  карточка…
       - Доложите:  коммерсант  из  алмазного  Якутска.       
       Секретарша,  с  ярко  выраженными  формами  персей  и  ягодиц,  но  с  талией  осы  впорхнула  в  кабинет  и  почти  тут  же  явилась.    
       - Войдите.  Вас  ждут. -  И,  придерживая  дверь,  с  удовольствием  потерлась  грудью  о  плечо  адвоката.      
       Кабинет  Вована  просторен, запасная  дверь  прикрыта,  верно,  сдвигающимися  шкафами, окна  зарешечены. Вокруг  длинного  стола  выстроились  воробьянинские  стулья,  стол  полирован  в  коричневый  колер  и  за  ним  маленький  Морославский  в  малиновом  пиджаке   едва  приметен. Каин, подойдя  вплотную  с  лучезарной   улыбкой,  протянул  руку.  Резко  и  крепко  сдавил  ладошку  хозяина  кабинета  и,  увидев  в  глазах  его  слезы  от  боли, сказал:            
       - Не  было  случая  познакомиться  со  знаменитым  бизнесменом,  да  помогли  обстоятельства.  Ты  можешь  уделить  мне  четверть  часа  для  предметного  разговора?   
       С  этими  словами  адвокат Бугров  уложил  на  стул  рядом   «дипломат»  с  плащом,  уселся  сам  и,  вытащив  из  кармана  пиджака  руку  с  гранатой,  утвердил  на  столешнице.   
       От  страха  Вова  Маленький  опупел. Он  переводил  взгляд  с  ухмылки Каина  на  гранату  в  рыжей  ладони  и  обратно,  и  глаза  его  округлялись  и  лезли  на  лоб. Наконец,  спокойное  сидение  гостя  вернула  ему  дар  речи  и,  заикаясь,  он  выдавил:         
       - Ччч-ивоо…ва-ам…на-ада?          
       Гранаты, пожалуй, испугается  всякий, окажись  она  близко  во  взведенном  состоянии,  но  Вован,  кажется,  пустил  с  испуга  мокрого шептуна. Каин  понял,  что  переборщил,  и  поторопился  успокоить,  едва  сдерживая  весёлый  гнев.   
       - Не  боись,  гроза  деревни,  я  только  вопросик  задам. Ты  знаешь, почему  люди  ненавидят  нас,  людей  с  жидовской  кровью  и  стопроцентных  жидов? – Этот  гаденыш  вблизи  и  впрямь  гляделся  мразью,  и  Каин  с  трудом  сдержался  от  соблазна  врезать Вовчику между  глаз. – Потому  что  среди  представителей  нашей,  довольно  умной  национальности,  развелось  слишком  много   сволочей. Как  ты,  например.  Короче. Я  Каин. Ты  слыхал  обо  мне?            
       Всё  еще  парализованный  страхом, не  спуская  глаз  с  гранаты, Вова  Маленький  безотчетно  кивнул.      
        - Ссслышал  да-авно.  В  общих  ччче-ертах, -  продыхнул,  и  показал   на  гранату,  с  пальцем  Каина  заместо  чеки. -  Он-на  не-не   взор-веется? 
        - Когда  надо,  обязательно  бухнет, -  немедленно  подтвердил  Каин. -  Но  вернемся  к  баранам.  Сейчас  я  тебе  нарисую  не  в  общих  чертах, а  конкретную  картину. Ты  еще  сопляком  был,  когда  мне  в  общак  тащили  башли  все  деловые  области.  Не  воры,  а  теневики. Ты  хоть  знаешь,  что  такое  общак? Это  касса  взаимопомощи  в  трудную  минуту.  В  неё  принимали  не  каждого,  по  строгому  отбору. Но  тебя  в  кассу  я  загоняю  видом  этой  симпатичной  лимонки,  дабы  приобщить  к  порядочному  бизнесу.  Голова  у  тебя  варит,  башли  снимать  умеешь,  но  надо  чтоб  -  честно. Или  почти  честно, потому  как  капитал  честно  поднабрать  нельзя. Платить,  то  бишь,  вносить  станешь  пока  что  пятьдесят  процентов  от  дохода.  За  прежние  грехи,  когда  евреев  замазал. И  заруби  на  носу:  это  не  дань,  а  взнос  в  общак.  Деньги  идут  на  нужды  таких  же  засранцев,  как  ты.  Когда  судьба  возьмет  за  копчик  и  кинет  на  зону. А  фортуна  любит  выкинуть  фортель,  ты  уж  поверь. А  если  вздумаешь  сняться   с  якоря  и  рвануть  в  иные  края,  получишь  десять  процентов  всех  твоих  отчислений,  да  плюс  дотация  Фонда. А  это  хорошая  сумма  для  раскрутки  на  новом  месте. Товарищей  мы   прикрываем  и  в  обиду  не  даем. Из  кассы  идут  расходы  на  адвокатов,  помощь  семье  и  клиенту,  когда  сидит  у  параши  на  зоне  или  в  сизо. Но,  обычно,  мы  не  допускаем  дело  до  конфуза. Наших  людей  пока  что  на  зонах  нет.  Картина  понятна?       
       - Мне  надо  по-по-осоветоваться, - промямлил  Вован  Маленький,  оправляясь  от  испуга  и  всё  же  не  забывая   взглянуть на  гранату. – Надо  пригласить  людей.    
       - Слабак  ты, выходит.  Или  быки,  что  в  предбаннике  торчат,  тебе  подельники?  Паи  имеют,  сидят  не  на  зарплате?  Но  всё  равно  ты  не  понял,  Вовчик.  Советоваться  не  надо.  Я  рассказал  тебе  про  пряник.  Теперь  слушай  про  кнут.  Здесь,  сейчас  решаю  я.  Чеки,  как  видишь,  в  гранате  нет.  Я  пальцем  держу  взрыватель,  и  чуть  что,  четыре  сбоку  или  туз.  То  есть,  я  говорю,  похороны  будут  по  высшему  разряду.  Сам  я  упакован  в  бронежилет  и  непробиваемые  штаны,  сейчас  такое  сандалят,  а  ты  голый  против  осколков. Усёк?  Надеюсь,  самоотводов  не  будет  и  вы  войдете  в  члены  Фонда? -  Каин  преобразил  всегдашнюю  улыбку  в  оскал  зверя.    
       - От  хорошего  предложения  трудно  отказаться,  -  попробовал  ухмыльнуться  и  Мирославский,  но  получилось  что-то  беспутное.  Улыбка  подхалима  образовалась.
       - Отлично  сказано,  мой  новый  партнёр!  Почти  как  в  кино!  С  одним  щекотливым  вопросом  покончили. Перейдем  ко  второму,  не  менее  интересному.  Но  прежде  напомню:  приготовишь  деньги,  ровно  половину  доходной  части.  За  ними  я  пришлю  позже.  Теперь  наставления  на  путь  истины.  На  твоей  банде  четыре  жмурика.  Это  факт  без  всякой  приписки.  Даже  наоборот. Менты  эти  факты  имели  в  кармане.  Но  не  доказали.  А  я  - могу. Но!… Мне  это  надо,  делать  ихнюю  работу? То-то.  Так  что,  прекратить  заниматься  мокрыми  делами.  Или  ты  не  хочешь  спокойно  спать?  Видеть  хорошие  сны  вместо  худых  морд  зачиханных  ментов.  Ты  думаешь,  их  загнали  черт  знает  куда  и  они  охренели  от  страха? Нет,  дорогой  заединщик.  Однажды  им  отдадут  приказ,  и  они  славно  поработают  в  обезьяниках,  поминая  былое  унижение.  Они  голодные,  да,  но  они  всех проказников  берут  на  учет!  Берут  и  те,  которых  вы  купили.  Вы  же  их  каждым  рублем  или  баксой  кунаете  в  дерьмо.  А  они  запоминают.  Ты  тоже  запомнил  бы.  Но  прошли  и  эту  тему.  А  вот  о  следующей  поговорим  особо.  Жмурики – былое. А  в  последние  дни  ты  обул  шестерых  перевозчиков,  и  в  их  числе  моего  племяша. А  по  нему  -  особый  счет. Ну  а  шестой,  последний,  вообще  мой  человек  из  подсадных. Я  подставил  его,  надо  было  проверить  версию.  И  вы  хапнули  наживу  вместе  с  япономатерным  грузовичком. Потому  тебе  начет  за  две  машины.  Племяннику  вернешь  квартирку  и  моральный  износ  компенсируешь.  Так  сказать,  посыплешь  рану  сахарком.  За  последнюю  машину  и  товар  на  ней  вернешь  убытки  прямо  сей  момент. Ну?!         
       Каин  вперил  в  бандитика  холодный,  пронизывающий   взгляд,  и  на  лицо  явил  вовсе  несхожее  с  улыбкой  Моны  Лизы  выражение.  Оно  обещало  нечто  безотрадное,  но  определенное.   
       И  загипнотизированный  Вовчик  Мирославский  вынужден  был  произнести:       
       - Верну. – И  бросил  взгляд  на  сейф.
       - Тогда,  всё!  Я  адвокат  по  профессии,  потому  люблю  точность  счета  и  формулировок  Счет  за  племянника  подошлю  с  ним  же. Фамилия  его  Герцович.  Малый  валуховатый,  но  честный.  Да  ты  его  должен  знать,  когда  приказал  приобуть  и  пустить  по  дороге. Отныне  честный  бизнес  поведешь  и  ты. Хватит  произвола,  нужен  порядок. Бардак  терпят  в  своих  владениях  президенты  и  всякая  шваль.  Я  же  не  могу  терпеть  бардака  на  вверенном  богами  территории  своего,  нашего  Фонда  и  ордена  честных  и  деловых.  И  если  что,  прикажу  пристрелить. Я  гуманист,  Вовчик!  А  потому,  чтоб  большинству  пилось  бы  и  елось,  и  еще  хотелось,  того  кто  мешает  нормально  жить  остальным,  всегда  уберу. И  концов  не  сыщут. За  сим  откланиваюсь. Да!  А  деньги  за  последний   ущерб  все  же  на  бочку  выкати. За  машину  с  товаром  с  тебя  причитается  двадцать  один  кусок.  Баксами.  Сиюминутно.  Прикажи  принести  или  они  у  тебя  под  рукой,  в  сейфе? Давай,  не  бойся. Я  сверх  меры  не  беру и  в  чужих  карманах  не  роюсь. Но  договор  дороже  денег,  а  ты  это,  Вованчик, должен  запомнить  на  всю  жизнь,  если  хочешь,  чтобы  была  она  долгой  и  приятной.      
       Деньги  Каин  тут  же  получил, бросил  в  кейс,  кинул  на  плечо  плащ,  левую  руку  с  гранатой  осторожно  сунул  в  карман  пиджака.  Покивал,  глядя  с  усмешкой  на  Мирославского.    
       - С  лимонкой  надо  аккуратнее. Так  я  пошел с  надеждой  на  окей.  Будь  здоров,  Владимир  Никандрович. И  не  тушуйся.  Всё  уляжется,  как  речка  в  берега. Но  головой  работать  надо.  И  в  окна  иногда  поглядывать.  Что  это  за  менты  у  тебя  пасутся?  Тебя  стерегут  или  меня?   
       За  высоким  цельным  стеклом  огромного  окна  маячили  битюги  в  камуфляжах  с  автоматами.  Один  спиной   к  офису,  другой  фасадом, -  и  палец  лежал  на  спусковом  крючке. О  них  Каин  напомнил  Вовану  на  всякий  случай.  Не  заорал  чтобы,  когда  жаба  душить  станет.       
       Дело  решилось  за  десять  минут.  В  приемной  Каин  поочередно  наградил  «быков»  радостной  улыбкой  и  к  ней  добавил:      
       - Будете  в  наших  местах,  ребятки,  милости  прошу. Да  шефа  оберегайте  от  дурных  поступков. Маленький,  а  горячий.  Но,  если  ему  плохо  по  жизни  будет, значит,  и  вам  невезуха. Закон  общежития!  Ауфвидерзейчик,  мусью  и  мистеры!   
       Усевшись  в  машину, достал  из  кармана  «лимонку»  и  стал  прилаживать  запал. Водитель  и  охранник,  наблюдающие  за  манипуляцией, шарахнулись  из  салона.  Бугров  удержал.      
       - Стоять,  други!  Она  туфтовая.         
       - Ну,  шеф  милейший,  ты  даешь! -  сказал  шофер  Лозовой  Николай. – Так  не  долго  и  к  богу  с  испуга  податься.  Или  обхезаться.    
       - Что  вы,  друзья-разбойники? Это  ж  безвредная  вещица, газом  начинен-ная. Но  нюхнуть  не  хотелось  бы,  а  рисковать  приходиться. – Каин  раскрыл  «дипломат»  и  сотрудники  увидели  там  другую  гранату. Адвокат  покивал,  морщась. – А  эта  бабахнула  бы. Ну  что?  Поехали.   
       Заводя  машину,  водитель  Лозовой   сказал:    
       - Блефуешь, шеф. О  себе  не  думаешь.  А  если  бы  с  испуга  кто  там  стрельнул?         
       - Тебе-то  что,  Коля?! Али  шефа  жалко?  Так  их  вон  сколько  вокруг,  как  мусора  развелось, -  удивился  реакции  водилы  всегда  флегматичный  Каин. – Найдешь  начальника  другого.   
       - Шефов  до  хрена,  шеф.  Так  такого  не  будет.  И  работу  потеряю,  жаль. А  она  у  нас -  не  бей  лежачего, -  ухмыльнулся  Лозовой. И  попросил: -  Нет,  милейший шеф. Ты  все  же  аккуратней  наперед  будь.  На  хрена  нам  другой  дуролом?          
       - Ага,  прокололся. Дуроломом  обозвал!  - весело  взглянул  на  него  Каин.    
       - Так  чего  скрывать,  когда  сам  знаешь.  Дуролом.  Но  умный!

                _____________________   ***   ____________________
       Электронщик  Ваня  Фролов,  выброшенный  закрывшимся  НИИ   на  волю  волн  планиды  и  подобранный  Каином,  будучи  специалистом  в  единственном  числе  в  конторе  адвоката,  от  безделия  не  страдал.  Он  выдумывал,  пробовал,  изобретал  и  регулярно  обследовал  офис  на  предмет  возможной  подлянки. Как-то  утром  спец  перехватил  Каина  на  крыльце  конторы  и  придержал  за  рукав.      
       - Туда  нельзя,  там  много  пыли!  Они  нам  шесть  «миниатюр»  приклеили,  Егор  Исаич! -  продыхнул  Фролов  Ваня  шефу  в  ухо. -  И  в  сортире  не  поленились.         
       - Иди  ты?! -  весело  удивился  адвокат  и  осмыслил  данность. – Вот  уж  подстраховались  умные  люди. Исход  газов  намыслили  слушать!   
       - Да  постарались, -  сказал  Ваня, Иван  Федосеевич, счастливо  улыбаясь. -  Снять?  Я  смотрел,  дорогие  штучки.      
       - Информация,  мой  друг,  тоже  стоит  не  дешево. Блокировать  работу  тайных  агентов  милиции  и  церэу  мы  сможем  всегда. – Каин  все  еще  думал,  чуть  склонив  голову  на  бок  и  слегка  щурясь. - По  характеру  вещиц,  манере  их  установки,  можно  определить, кто  нами  интересуется?  Высокие  профес-сионалы  или  дилетанты?  Прикинь.  Воры,  спецслужбы,  конкуренты?  Теперь  у  всех  есть  деньги  купить  «жучки»  и  всякий  замастырит  слухача,  но  всё  же…
       Конечно,  он  взволновался  от  новости  и  насторожился. Сунул  в  рот  сигарету,  ждал  ответа.      
       Худой  и  малость  дерганый  мужик  лет  сорока  с  лишком,  в  джинсовой  паре  с  клетчатой  ковбойке,  всё  в  синий  цвет, склеил  тонкие  губы  и  немного  подумал.  Потом  доложил:            
       - Вчера  приходила  комплексная  комиссия. Будто  горисполком  прислал  обойти  всех  в  городе  на  предмет  пожарной  безопасности  и  стойкости  зданий,  от  эпидемстанции,  горгаза  и  жэкаха.  Ходили  скопом,  во  все  углы  заглядывали,  записывали  и  пальцами  тыкали.  Воры  такую  композицию  про-вернуть  смогли  бы  едва. Людей  найти  можно,  но  вот  исполнить. Фотогенич- чность  показать,  в  смысле  подлинности  на  вид.  Интеллигентность  комиссии  указывала  даже  не  на  милицию…Участковые  теперь  занюханные  и  зачи-ханные,  жизнью  битые,  а  этот  старлей  выглядел  слишком  элегантно. Таскал  на  ремешке  приёмничек  схожий  с  мыльницей,  а  оттуда  лились  зажига-тельные  звуки. Участковый  порой  забывался,  двигал  членами  в  такт. -  Спец  Иван  Федосеевич  Фролов  посмотрел  в  лицо  Каину  и  дернул  долгим  и  ху-дым  носом.
       Он  напоминал  адвокату  какую-то  птичку,  шуструю  и  себе  на  уме. Бугров  напрягся,  но…припомнить,  вызвать  ассоциацию  не  смог.   
       - Ты  хочешь  сказать,  что  придумать  ход  с  комиссией  мог  всякий,  но  уровень  спектакля  указывает  на  спецслужбу? -  осторожно  осведомился хмурый  Каин,  потому  как  перспектива  знакомства  с  тем  органом  радовать  не  могла.          
       Лишние  хлопоты  и  пустые.  Не  туда  завернули  те  службы. Им  бы  рэке-тирами  заняться,  на  учет  ставить.  Убивать  стали  беспричинно  и  частенько  в  городе  и  за  пределами.  Уже  за  людей  из  налоговой  службы  взялись. Нуво-риши  раскручиваются   внаглую,  а  люди  из  службы  безопасности  заинтере-совались  им,  в  общем-то,  лояльным  к  новой  политике  рынка  и  властям. Он  даже  налоги  платил, какие  можно  платить  не  в  ущерб  достоинству  делового.         
       Иван  Федосеевич  поклевал  носом  и,  склоняя  чуть  на  бок  голову и  будто  прислушиваясь  к  чему-то,  тронул  на  лбу  клок  рыжих  волос  и  проронил:       
      - Могла  еще  мафия  соорудить  поход  комиссии.  У  них умных  людей  много.      
       - Тут  как-то  не  так,  Ваня.  Мафия  в  городе  -  это  мы,  если  величать  мафией  по  всем  присущим  признакам  группы  единомышленников.  А  вот  если  кинули  пробный  шар  люди,  что  наркотой   промышляют… По  иным  вопросам  я  открыт,  и  ко  мне  запросто  можно  явиться  и  потолковать, - изло-жил  Бугров  с  улыбкой   простодушия.            
       - Тогда  эсбэ!  Они  всегда  мафиями  интересовались,  -  постановил  рыжий  дятел.   
       Точно  дятел! Шустрый  и  умный.  И  Каин  успокоился.               
       - Ладненько. Раз  обложили  меня  флажками,  значит,  скоро  заявятся  лично  взять  или  поискать. Так  что,  ничего  не  трогай,  будем  ждать, - наказал  Каин. – Я  распоряжусь,  дабы  сотрудники  вели  себя  соответственно  моменту. И  ты  не  рисуйся,  не  делай  пыли  на дорожках.  Твоя  должность:  сантехник,  а  всё  остальное  -  хобби. Блюди  форму,  таскай  сумку  с  инструментом. Крантики  чтоб  не  портились  и  унитазы  служили  исправно.  Не  фырчали  чтоб. -  И  подмигнул. – Зарплатой  доволен  или  требуется  прибавка?          
       - Так  теперь  хоть  каждый  день  набавляй  зарплату! – стушевался  от  прямого  вопроса  умелец  Фролов. -  Инфляция!  А  бабам  всегда  не  хватает  на  шмотки.   
       - Тут  ты  безмерно  прав,  кудесник  Ваня. В  самую  точку.  Ты  посоветуй  бабе,  чтоб  не  глазами  думала,  а  извилинами.  Глаза,  они  завидущие. И  шубу  им  дай,  и  мужика  другого  каждый  день  представь. Зарплата  нашим  сотрудникам  соответственно  инфляции  повышается  исправно,  а  потому  премию  выдать  тебе  не  грех.  Лимонов  пять,  скажем,  единовременно А?  Побочных  трат  не  ожидаешь,  снабжен  приборами?       
       - Всё   в  норме,  Егор  Исаич, -  распахнул  до  ушей  губы  Фролов. – Спа-сибо  за  душевный  разговор  и  обещанную  премию!      
       Адвокат  Бугров, за  неимением  бедных  родственников, в  конторе  лишних  людей  не  держал,  бухгалтерию  и  кассу  вела  секретарша,  но  теперь  случай  особый. Каин  вытащил  бумажник  и  вручил  Ивану  Федосеевичу  пять  бледно-оранжевых  бумаг.       
       -  Владей  и  помни  доброту  начальства. А  еще  помни,  Ванечка,  я   всегда  оценю  ноу-хау,  то  бишь  хорошую  идею.   
       Свою  работу  Бугров теперь  строил  сообразно  новым  обстоятельствам. Навострил  сотрудников  не  болтать  лишнего  и  в  стенах  офиса  свободно  травить  анекдоты  и  поносить  власть. А  встречи  с  Травкиным  перенёс  на  квартиру  генерала  Терещенко,  где  жил  и  где  «жучков»  обнаружить  не  удалось.      
       А  вот  в  старой  «хрущевке»,  спец  по  такой  технике  Ваня  Фролов,  одного  «клопа»  выявил.               
       - Снять? -  спросил  он.      
       - Снять  бы  надо, -  почесал  за  ухом  Каин  и  хитро  прищурился. – Так  они  опять  наведаются.  Его  временно  обезвреживать  можно? Ну,  какой-либо  экран  или  колпак?      
       - Купить  надо.  На  всякий   яд  есть  блокада. Только  всегда  помнить,  когда  разговор    секретный,  чтобы  «щелкунчика»   включить.  Прикажете   купить?          
       - Всенепременно,  друг  мой!  Давай-ка  ты  мне  всё  это  хорошенько  внуши,  чтоб  я  в  курсе  дела  оказался  хотя  бы  на  уровне  дилетанта.  И  действуй!




                _____________________   ***   ___________________
       Едва   «алмазный  гость»  уселся  в  машину,  и  та   взяла  с  места,  телохранители  Маленького  Вовчика  гурьбой  ввалились  в  кабинет. И  вопросили  едва  ли  не  с  порога.      
       - Что  за  козел  был,  Вован?!   
       Мирославский,  прогоняя  угрюмую  задумчивость, взмахнул  ладонью  и  опустил  на  стол.   
       - Так,  залетный  карась. Много  требует, - проронил  неохотно.   
       Но  тревога  сидела  в  нём, глаза  бесцельно  шныряли  по  просторному  помещению  и  старались  не  натыкаться  на  «быков».      
       Андрей  Галушка,  бывший  чемпион  района  по  самбо,  все  же  перенял  подозрительно  застенчивый   взгляд  шефа  и  с  укоризной   спросил:      
       - Так  чего  не  шумнул?  Мы  б  его  размазали!      
       - Да  нет,  Андрюха,  его  не  размажешь,  -  сквозь  стиснутые  зубы  процедил  Мирославский.  -  А  мы  забурились,  увлеклись,  он  прав.  Жадность  фраеров  губит…Ладно,  это  моя  забота.  С  меня,  где  надо,  спросят.            
       - Да  кто  спросит?! Вован! Хозяин  здесь  Мирослав! -  опять надавил  на  «мозоль»  спортсмен,  задетый  за  амбицию. – Что  ты  нам  лепишь?!   
       - Галушка!  Ты  кто?!  Бывший  чемпион  района?      
       - Чего,…бывший?  Я  и  щас  кого  хочешь,  сделаю.    
       - Ни  хрена  ты  не  сделаешь.  Ожирел,  потерял  форму.  В  спортзал  перестал  являться,  а   только  по  девкам  шляешься.  А  тот  козёл, -  чемпион  области! -  объявил  Мирославский,  и   с  неожиданной  ненавистью,  оглядел  подельщиков. С  сарказмом  добавил: -  Чемпион  по  метанию  гранат. И  сунься  вы…А  еще  вы  проглядели  ментов,  заглядываясь  на  Зою,  что  дает  вам  стоя!  А  вы… рыпаетесь.  Почему  посты  покинули?! Бабки  за  что  получаете?!  Охрана! А  ну,  по  местам!      
       В течение  нескольких  дней бандит Мирославский выполнил  требования  адвоката Бугрова,  отправил  в  общак  долю  и  вернул  квартиру  и  машину  племяннику  Науму. А  вот  сумма  в  двадцать  одну  тысячу  за  «моральный  ущерб»,  его  сильно  задела. Он  заплатил,  но  с  тех  пор  плохо  спал  и  ел. 
       «В  очко  он  играет,  пидор  мокрозадый! – думалось  Вове  Маленькому  в  минуты  бессонницы  и  брожения  зла. -  За  подставу  стребовал   двадцать  одну  штуку  и  племяннику  столько  же  назначил…Ну,  когда-то  и  я  сыграю  тебе  в  очко! Ты  допрыгаешься, красавчик!»
       Шли  дни,  и  мысль,  что  забеглый  волчара  обложил  его  стыдным  оброком,  бесила  Вована  всё  больше  и  злее. Вероятно,  все  маленькие  ростом  так  страдают. Фекалии  близко,  придавливают   снизу  на  голову. Говорят,  что  даже  сам  Буонопарт  признавал  за  собой  тот  феномен. Но  терпел. Потому  и  великим  стал.
       А  Вован  Маленький  о  величии  не  думал, он  сочинял  проекты  мщения,  но  ничего  дельного  сообразить  не  мог. Тогда  он  собрал  совет  в  лице  своей  банды  и  телохранителей,  включая  и  секретаршу  Зою. Она,  правда,  голоса  не  имела,  была  хорошо  оплачиваемой простой  давалкой  и  девочкой  на  всё. 
       -  Вот  что,  мальчики! – Шеф  ощерил  в  улыбке,  набитой  мелкими  и  заостренными,  как  у кашалота  зубками,  рот,  и  «быки»  напрягли  уши.  В  минуты  затруднений  за   дельный  совет  Вова  Маленький  мог  отвалить  целый  кусок  баксов. – Ум -  хорошо, а  пять  всегда  лучше. Вы  помните  коммерсанта  из  Магадана. Как  он  представился. Он  тогда  пургу  гнал. Живет  в  Лубянске  и  делает  там  погоду.  Он  потребовал  в  общак,  и  я  дал. Я  не  хотел  ссориться.  Ментов  за  окнами  вы  проглядели,  а  я  усёк. Он  всё  знает!  И  посадил  меня  на  крючок.      
       - Это  называется  шантаж  или  хмырь  взял  за  крышу? -  в  унисон  Вове  Маленькому  ввернул  вопрос  один  из  спортсменов. -  Козел  грозит  прибрать  нас  на  цугундер  или  просто  не  держит  слово?   
       - Разве  есть  разница?  Он  станет  брать  за  глотку! И  еще  за  племянника  взял  целое  очко  баксов!  В  тыщах! – озирнулся  Мирославский,  понимая,  что  основания  катить  бочку  на  гостя  у  него  самые  шаткие.
       - Так  и  мы,  Вован,  многих  брали  за  яблочко,  когда  имели  нужный  интерес! А  как  же  делать  деньги?! – почти  возмущенно  выразил  чувства  один  из  «быков»,  забывая  в  запале,  что  упускает  шанс  подыграть  шефу  и  срубить  премию.      
       -  Он  же  наглеет! -  почти  закричал  Вова  Маленький,  не  имея  иных  доводов. -  Мы  с  трассы  снимали  машины.  Две  оказались  его. И  он  за  каждую  стребовал  по  очку  баксами!      
      Амбалы  переглянулись  с  затаенными  ухмылками. Они  начинали  догадываться:  шеф  хочет  крови  и  аргументы  за  справедливость  ему  до  промежности. Ярость и  жадность  бурлили  в  нём  и  искали  выход.
       А  еще  понимали  «быки»,  -  «пускать  кровь»,  если  что,  придется  им. Сам  он  ни  хрена  не  умеет  и  ничего  не  имеет,  даже  нормальной  головы. Только -  деньги,  добытые,  если  прикинуть,  тоже  их  наглотой  и  силой.   
       - Так  чего  ты  хочешь? -  прямо  спросил  Андрей  Галушка, и  сложил  на  жирном  животе  толстые  руки. – Собрал  на  совет  нас,  а  суешь  пустышку.  Какую  предъяву  можно  тому  козлу  на  рога  повесить?      
       - Его  надо  убрать,  -  бросил  шеф  со  страхом  в  глазах  и  без  ума  в  голове. – Он  нас  заложит!  На  нас  много  жмуриков!   
       Наконец-то  они  дождались  резюме,  и,  осмысленный  свист  одного  из  «быков»,  был  ему  ответом.  А  Галушка  присовокупил  выводы:         
       - Ты  обхезался,  Вова,  и  сильно  заглубил.  Тот  член  лубянского  бюро  погоды  один  сидит, без  кодлы?  Его  приборкаем, а  другие  станут  ждать,  когда приедем  квасить  морды  им? Сам  говоришь:  он  волчара  и  метатель  гранат. И  ментов  у  него  прикормленных  куча. И  сколько  там  людей?  Разведать  надо,  а  уж  потом…       
       - Галушка  прав, -  поддакнул  кто-то  из  кодлы. – У  них  стволы,  а  у  нас  масть  спортсменов  и  нунчаки.    
       - Надо  разведать.  За  разведку – премия, - согласился  Милославский. Детали  ему  до  фига,  ему  бездыханный  тот  мужик  нужен.  Каин.  Он  осмотрел  кодлу  и  впервые  не  увидел  встречного   огня  алчности. – Кто  в  вояжи  подастся?  Смелые  есть?   
       Быки  уворотили  глаза, верно,  прикидывали  последствия.  Тогда  и  Вова  Маленький  пошевелил  извилинами  в  курчавой  головке, и  неожиданно  понял,  как  до  смешного  мала  его  компания   гопстопников По  сути,  раньше  им  везло,  и  брали  они,  в  сущности,  что  позволяли  обстоятельства. Щипачи  они,  в  подметки  не  годятся  стоящим  деловым,  случись  когда  всерьез  схватиться  в  разборке.  И  пример  тому,  недавний  приезд  лубянского  гостя  Каина.  Один  в  кабинете  сидел,  а  свое  дело  решил  без  занозы  и  быстро.  Что  же  будет?..    
       И  странно  ли,  но  будто  телепатией  страхи  его  передались  спортсменам,  они  тоже  задумались  над  смыслом  житья-бытья.  И  здравая  мысль,  что  Вова  Маленький  баламут  и  шизик,  посетила  их  одновременно.       
       Но  вопрос еще  висел  в  воздухе  и  требовал  ответа.  А  к  нему  прилагались  баксы. Галушка  о  том  вспомнил  первым  и  тут  же  затребовал:    
       - А  командировочные?!  Сколько  там  проторчать  придется?  Ночевать  где?  Чтоб  не  засветиться…Наездами  если…Нет,  там  пожить  надо,  ознакомиться  с  местностью, с  ихними  «быками».  И  найти  стойло  того  козла.       
       - Адрес  мы  узнаем. Племянник  его  тут. Скажем,  по  делам,  будто  к  дядьке,  за  советом, -  успокоил  Мирославский,  с  охотой  погружаясь  в  текучку  дня.  -  Так  едешь? Кусок  выделяю  на  эту  наколку. Сверх  расходов.  И  неделю  сроку!
       - Хорошо,  если кусок  баксами. И  деньги  на  бочку  щас. У  меня  своих  нет. А  в  неделю  управлюсь, -  пообещал  Андрей  Галушка,  забираясь  мизинцем  в  ухо.    

                ГЛАВА   ДВЕНАДЦАТАЯ

                _____________________   ***   ____________________
       Анатолий  Иванович  Колыванов  всю  жизнь  прослужил  технарем  и  на  живой  контакт  ему  бы  не  ходить,  но  жизнь  обернулась  таким  боком, - не  приведись  кому  другому. Когда  это  раньше  стоял  он  в  очереди  за  шмоткой   или  куском  жратвы, втихаря  считал  мелочевку  в  ладони,  чтоб  наскрести  на  бутылку  обычной  отравы? Даже  в  самые  худшие  дни  «перестройки»,  когда  на  силовиков  вешали  шелудивых собак  и  кошек,  не  могло  такого  статься. Он  был  на  службе,  при  деле,  и  обеспечить  его  полным  довольствием  было  обязанностью  других.  Даже  вне  службы  он  не  страдал  унижением.  Теперь  на  «контору»    вместо  собак  и  кошек  кладут  всё,  что  подвернется  на  язык,  и  даже  прибор  самого  Петра  Великого  или  безобидного  моржа.  За  перестройкой  пришла  пора  деформации,  затем  наступил  парад  суверенитетов,  а  потом  время  построения   в  очередь  на  бардак.  Последний  период  ознаменовался  отсутствием  денежных  средств  у  народа  и  государства,  и  здравого  смысла  у  власть  предержащих. Круг  замыкался  в  удавку.       
       Их  осталось  мало,  в  почти  законспирированной   кагале  противников  перестройки  и  её  выкидышей,  а  потому  майор, с  одобрения  Нуйкина,  решил  сходить  к  адвокату Бугрову  лично. Перед  тем,  правда,  послал  туда  нескольких  «клиентов»,  потом  «комиссию»,  и  те  посадили,  сколько  удалось,  «жучков». Слухачи  несколько  дней  процеживали  разговоры  подопечных  людей,  передавали  их  аналитикам,  а  те  сделали  вывод:  Каин  и  компания  вешают  когда-то  славной  службе,  новопоступивший  и  довольно  шумно  рекламируемый  товар  -  итальянские  спагетти.      
       - Хрен  с  ним,  -  сказал  на  то  полковник  Нуйкин. – Тебе  в  копчик  его  не  лобызать.  Сходи,  пообщайся. Изложи  наши  просьбы  и  послушай  его.  Он  или  дундук,  долдон,  кретин  и  идиот,  что  равнозначно,  или  хитрец,  каких  поискать  и  найти  не  просто. В  любом  случае,  мы  можем  его  убрать. Но  сначала  извлечем  пользу. Ступай,  Анатоль!    
       Жизнь  довела,  даже  полковник  стал  дерганым  и  невоздержанным  на  язык. Позволил  себе  ёрничать  в  общении  с  младшим  по  званию. Колыванов  поднял  прожигающий  холодом  взгляд,  в  каком  оставался  вопрос,  и  Нуйкин  стушевался.         
       - Извини,  Анатолий  Иванович. Сорвалось.  Всплыл  какой-то  бредовый  монолог  из  нынешних  долбаных  юмористов. Те  раньше,  при  одном  имени  нашей  конторы  впадали  в  прострацию и,  прости  за  уточнение,  какали  в  штаны, и  вот…довели,  суки…Веришь, жена  попыталась  снести  в  ломбард  какую-либо  вещь  для  латания  дыр  в  бюджете  семьи, и  ничего  существенного  не  смогла  найти.  Так,  слезы,  всякая  хреновина. Не  запасались  золотом,  некогда  за  работой  думать  было  о  завтрашнем  дне…Стрелять! Всех  лидеров  перестройки,  развала  страны,  всех  творителей  бардака  и  образа  дикого  Запада! Всех  мочить  к  траханной  матери! Перевертышей, демопартократов, националистов  и  всяких  сепаратистов,  всех  мастей  марксистов! Мочить,  стрелять! -  почти  брызгал  слюной  хозяин  кабинета,  нервно  вскрывая  новую  пачку  сигарет  и  теряя  мотивировку  невольной  дискуссии.      
       - Мы  разве  потихоньку  не  изводим  предателей  нормальной  жизни? -  играя  желваками  на  худеющих  скулах,  спросил  Колыванов. – Или  спрашиваем  на  то  разрешение  властей?   
       И  опустил  холодные  глаза -  встречный  взгляд  полковника  растапливал  своим  жаром  его  лёд.      
       - У  нас  не  хватает  рук, Анатолий  Иванович, -  с  большим  сожалением  констатировал  Нуйкин. -  Но  есть  еще  немного  времени. Самая  малость. Давайте  учтем  этот  фактор. И  все  же  спешить  не  надо.  Спешат  те,  кто  делает  деньги.  А  мы  просто  поторопимся.  Не  успеем,  уйдем  в  подполье. Хотя,  мы  и  так  -  там.      
       В  офис  Каина  майор  Колыванов  пришел  под  личиной  обиженного  клиента.  Но  взглянув  на  холеную  морду  адвоката, на  безукоризненный  костюм  и  манеры  утонченного  деловара, оценив  аромат  настоящего  кофе  и  сигареты, наконец,  интерьер  кабинета,  не  слишком  большого,  но  со  вкусом  и  без  излишеств  обставленного,  вдруг  раздумал  играть  и  попёр  напрямую.      
       - А  вы  скромнее  других,  Каин.   
       И  еще  раз  с  иронией  оглядывая  портьеры  на  окнах, коим  быть  бы  в  покоях  изнеженной  дамы,   люстру  богемского  стекла  и   портрет  Незнакомки  над  креслом  хозяина  кабинета,  не  отказался  от  предложенного  кофе  с  ромом.   
       Бугров,  услышав  свою  кличку  по  теневым  делам, понял: наконец-то  явился  тот  самый  гусь, который  интересуется  адвокатской  конторой.  Вернее,  подспудными  делами  Каина.  И  гусь  не  старший,  но  из  главных,  и,  скорее  всего,  разъяснит  свой  интерес  в  затеянной  игре. И  потому,  с  охотой  пошел  навстречу:   
       - А  вы,  как  я  догадываюсь,  из  хитрой  конторы.  – Каин  в  ответ  улыбался  без  всякой  иронии,  напротив,  пожалуй,  с  сочувствием,  какого  Колыванов  не  мог  не  заметить.   
       -  Была  хитрая,  да  вся  пропала,  -  поморщился  майор.
       - Что  делать?  Не  мы  пишем  историю,  для  нас  пишут.  Приходится  терпеть,  батенька,  покуда  станет  всё  на  круги  своя,  как  говорят  умные  люди. Впрочем,  должен  отметить:  история  вовсе  не  песочные  часы,  какие  можно  перевернуть,  чтобы  знать  хотя  бы  течение  времени.  Что  ушло, то  пропало,  и  мы  прогавили,  как  говорят  простые  люди,  историю  вкупе.  И  мы,  и  вы.  Итак,  я  слушаю  вас,  хотя  вы  и  не  представились, - надавил  с  усмешкой  адвокат.      
       - Зовите  меня  Иван  Иванычем  или  Сидор  Сидорычем.  Как  вам  станет  угодно. Я  не  клиент  вам,  но  все  же  пришел  по  делу. И  как  вижу,  встретил  скрытого  единомышленника. Вы  тоже  не  любите  державу  новообретенную,  служить  ей  не  хотите, - проговорил  майор  Колыванов, упирая  в  лицо  хозяина  офиса  профессиональный,  пронизывающий  рентгеном  взгляд.       
       - Эх,  Сидор  Иваныч! Со  мной  всё  ясно. Хочу  я  или  не  желаю,  а  труды  мои  идут  на  алтарь  державы. И  всё  же  вы  правы.  Я  не  хочу  и  не  служу  создателям  сонмища,  где  всякий  или  глупец  или  жулик,  а  все  вместе  самоубийцы.  Служить  такой  державе -  дудки!  Да  и  держава  ли  это?.. Так,  неваляйка. Стоять  будет,  а  толку – хрен  без  соли. Покуда  я  послужу  себе. Вот  когда  держава  будет  стоять  и  за  мои  интересы,  за  интересы  её  народов, тогда  и  я  поднапрягусь. И -  не  только  я. К  сожалению,  нынешние  управляющие,  многие  из  них,  меньше  всего  думают  о  судьбах  простых  людей,  в  число  коих  входим  и  мы  с  вами,  а  заботятся  о  некоторых  аспектах  власти. И  то,  если  те  аспекты  укрепляют  их  посадные  места  в  апартаментах  власти. Основная  их  забота  -  взять,  хапнуть побольше  из  закромов, -  заключил  Егор Бугров. И  улыбнулся  еще  обаятельнее,  сдерживая  улыбкой  лед  в  глазах гостя. -  Вы  хотите  заметить,  что  и  моя  забота – делать  то  же  самое. Верно! Но  при  одной  особенности. Я  не  хапаю,  я  произвожу,  и  за  то  имею  прибыль. Мы  делаем  кирпич,  трикотаж,  всякую  электронную  мелочь,  обувь  и  прочее.  Вы  улавливаете  разницу,  Иван  Сидорыч?!
       И  хлебнул  из  чашечки  кофе  с  ромом,  выжидая  ответного  хода.       
       - Мы  давно  присматриваемся  к  вам, Егор  Исаич, -  разомкнул  тонкие  губы  Колыванов,  перед  тем  макнув  их  в  кофе. – Вы  весь  в  противоречиях,  впрочем,  как  и  весь  нынешний  мир. Но  суть  в  другом. Мы  знаем  основной  профиль  вашей  деятельности.
       И  умолк.      
       Адвокат  не  реагировал  на  интригующее  вступление. На  день,  на  два,  даже  на  неделю  вперед  он  знал,  - ничего  особенного  в  жизни  не  случится,  если,  конечно,  не  объявят  приближения  всемирного  потопа. Но  тогда  эта  заковыка  для   всех. А  так…Бардак  в  обозримом  будущем  ничем  иным  заменён  не  будет. Каин  вскинул  ресницы и  воздел  темную  бровь. И  небрежно  обронил:    
       - Естественно,  у  меня  должен  быть  основной  профиль  работы.  Я  прежде  всего  адвокат,  а  уж  потом…всё  прочее.    
       - Да  нет,  Егор  Исаич.  У  вас  «потом»  на  первом  плане. Мы  еще  во  времена  оные  установили,  что  вы  сколотили  вокруг  себя  неглупых  и  в  меру  жадных  людей,  и  воруете  у  государства, - не  замедлил  опровергнуть  Каина  посланец  из  прошлых  времен.    
       - Категорически  против!  Обеими  руками  и  плюс  аргументом. Формулировка  должна  звучать:  хорошо  зарабатывали. Ведь  мы  работали! Вкалывали,  Сидор  Сидорыч,  не  жалея  живота  своего  и  подельников!  И  вы  не  можете  отрицать  такого  факта,  если  следили  за  нами  усердно,  с  объективной  дотошностью,  а  не  ради  галочки  в  отчете, - с  горячностью   сказал  адвокат  Бугров.       
       - У  одного  из  ваших  подельников,  как  вы  выразились,  органы  изъяли  сто тысяч  рублей. Сумму  по  тем  временам  не  малую! Такие  деньги  невозможно  было  заработать,  не  обходя  закона, -  невозмутимо  доказывал  Колыванов,  не  желая,  видимо,  поступаться  принципами,  а  заодно  и  гордясь  прежними  достижениями  в  сыске. -  Примите  мои  запоздалые  соболезнования,  но  то  был  тяжелый  удар  по  вашей  общине,  или,  как  теперь  модно  именовать,  Фонду.       
       - Деньги  большие,  мы  много  лет  их  откладывали, -  со  слабой  улыбкой  покивал  Каин,  затягиваясь  сигаретой. -  Но  они  принадлежали  уже  не  нам.  И  Провидение  наказало  Андрея  Николаевича,  отправило  на  праведный  суд  досрочно.
       - Провидение?! – с  иронией  осведомился  Колыванов,  ехидненько  прищуриваясь.         
       - А  кто  еще?  Пусть  даже  и  с  вашей  помощью. Не  сотвори   партийный  товарищ  воровства,  вы  и  не  знали  бы,  что  есть  такой  парень. Но  что  это  меняет?  Время,  как  трамвай,  ушло. Какие  у  вас  заботы  теперь?  У  вас  мало  людей  и  надо  кого-то  наказать  без  силы  оружия,  разорить? Нет,  вы  не  такие  уж  слабаки,  как  о  том  ходят  слухи.  Скорее  всего,  вам  нужны  средства  для поддержания  нормального  образа  жизни  ваших  людей. Порядочному  человеку  трудно  ощущать  себя  в  такой   клоаке. Я  угадал?          
       - Вы  слишком  решительно  судите,  и  я  не  стану  кривить  душой.  Вы  угадали,  - нахмурился  человек  от  ордена   плаща  с  кинжалом,  потому  как  обнаженность  беседы  его  все  же  коробила. -  Нам  нужны  деньги,  а  вы  меценат,  о  котором  наслышаны.       
       Теперь  пригасил  улыбку  и  Каин,  и,  тушуясь,  еще  хлебнул  кофейку  с  ромом.            
       - Не  настолько  я  меценат,  чтоб  покупать  голоса  избирателей  или  пускать  в  глаза  пыль. Я  помогаю  только  с  пользой  для  собственного  самолюбия. Зачем  сорить  деньгами,  когда  достаются  они  не  просто,  и,  поверьте, не  из  кармана  беднейших  слоёв. 
       - Не  надо  оправданий,  Егор  Исаич.  Все  деньги  теперь  дурно  пахнут.  Но  нам  всё  равно  нужно  тысяч  пять  зелеными  каждый  месяц.  Платить  людям  нормальное  жалование.  К  тем  деньгам,  какие платит  с  задержкой  государство. Не  хочется  брать  взятки  от  воров  и  прочей  сволочи,  а  к  тому  идет. – Лицо  майора  напряглось,  пергаментная  кожа  на  скулах  натянулась, брови  сошлись  в  одну  линию,  а  губы  побелели. Адвокат  понял: представитель  спецслужбы  подверг  себя  крайнему  унижению.    
       -  В  последнее  время,  Иван  Иваныч, я  не  раз  слышал  об  исчезновении  одиозных  фигур  из  мира  черного  бизнеса  у  нас  в  городе  и  за  пределами. Это  не  рук  ли  ваших  голодных  людей  дело?  Если  так,  я  охотно  заплачу  вашим  парням  за  проделанную  работу.  Они  слегка  очистили  рынок  от  чумы,  а  эта  болезнь  при  лечении  требует  много  хлопот  и  издержек. – Теперь  Каин  достал  рюмки  и  налил  в  них  рома  по-русски,  полные. – Тут  наши  интересы  совпадают  и  за  них  я  готов  выпить…Как  вы?
       - И  я,  -  проронил  Колыванов,  принимая  в  пальцы  рюмку. -  Вы  имеете  в  виду  слух  о  разборках  веселовских  бригад,  когда  погибли  Фонарь  и  Фига?
       - Ну  еще  в  поезде  погиб Патефон  и  один  из  проворных  по  кличке  Мудрила.  Их  поубирали  довольно  оригинально, а  разговоры  пошли  о  разборках.  Я  тогда  прикинул, всё  сделано  профессионально. Погибли  ферзи,  тогда  как  в  обычных  разборках  сокрушаются  шестерки, - сказал  адвокат.               
       - Выходит,  мы  договорились,  и  я  могу  получить  субсидию?            
       Тема  денег,  вероятно,  была  болезненной  для  майора, он  с  трудом  преодолевал  скованность. Губы  кривились, глаза  не  находили опоры  и  теряли  свою  проницательность. Каин  успокоил.    
       - Я  всегда  держу  слово,  Анатолий  Иванович.  - И  с  тем,  выйдя  из-за  стола,  отвернул  на  сторону  со  стены  портрет  Незнакомки,  под  которой  оказался сейф. Поколдовав  над  кодом,  открыл  дверцу  и  достал  деньги. Оборотившись,  кинул  на  стол  пачку  долларов.  - Здесь  ровно  пять  тысяч. Простите,  но  я  не  стал  таиться  от  спецслужбы. Бесполезно.  А  больших  денег  под  рукой  не  держу.  Они  у  нас  работают.    
       «Черт  возьми! – подумал  Колыванов.  – А  он  мне  нравится. Нисколько  не  выпендривается  и  живет  не  по  схеме.  Очень  жаль  будет  убирать  его,  когда  придется».      
       Но,  приклеив  улыбку,  осведомился:         
       - Вы  меня  хорошо  знаете?      
       - Вы  знаете  даже  мою   кличку,  а  она  почти  вышла  в  тираж. Почему  же  я  не  должен  уважать  вас?  Мне  в  офис  посадили  с  десяток  «клопиков»,  я  заинтересовался  заказчиком  на  мои  тайны  и  остался  доволен. Ибо,  когда  за  тобой  приглядывают  спецслужбы -  это  одно,  и  совсем  не  то,  если  наставили  окуляры  бандиты  или  ворье. Я  хочу  жить  и  работать  спокойно,  зарабатывать,  сколько  хочу. В  конце  концов,  я  работаю  не  ради  денег,  мне  много  не  переварить. Я охотно делюсь  излишками,  даю  на  приварок  малообеспеченным,  но  порядочным  гражданам.   
       Каин  будто  оправдывался, а  потому  чувствовал  себя  неуютно, улыбка  утратила  естественность. Он  поймал  себя  на  мысли,  что  выглядит  идиотом  и  смолк.       
       Колыванов  удивился  откровенности  авторитета,  но,  искушенный  психоаналитик,  понял:  визави  слегка  забурился,  распахнулся  больше  чем  хотел,  и  теперь  сожалеет. Майор  небрежно  сунул  в  боковой  карман  пиджака  деньги  и  спросил:      
      - Расписку  писать?
      - Зачем?  Вы  же  станете  писать  левой  рукой,  а  мне  такая  бумага  не  нужна.  В  принципе,  с  правой  руки -  тоже. Я  верю  слову  офицера.  В  вашем  лице.  Как  и  моему  слову  прошу  верить  безоговорочно.  Вы  согласны  вручить  мне  такую  верительную  грамоту? Вот  и  отлично. По  рюмочке  на  посошок? 
      - Пожалуй. Я  давно  не  баловал  себя  удовольствием. Кстати:  ваши  встречные  предложения,  просьбы,  вопросы?  Есть  в  чем  нужда?  Где  мы  смогли  бы  сойти  вам  навстречу,  если  можно  так  выразиться?    
       - Выражаться  можно  всяко,  но  вопросов,  просьб  и  прочего  не  имею.  Ваше  здоровье,  Анатолий  Иванович!  Каждый  месяц,  об  это  число,  вы  сможете  получить  субсидию  в  полученной  сумме.  Вас  устроит?      
       -  Вполне.  И  -  ваше  здоровье!  -  тоже  поднял  рюмку  майор.


                ____________________   ***   _____________________
       Каина  Андрей  Галушка  нашел  скоро -  племянник  не  подвел,  ориентиры  указал  точные.          
       Адвокат  в  кабинете  один, смотрел  бумаги  и  иванопартизанского  «быка»  вспомнил  мгновенно.  В  приемной  Мирославского  сидел  он  тогда  у  двери  в  кабинет  справа,  будто  дремал, откинув  голову,  но  сквозь  полусомкнутые  веки  смотрел  настороженно  и  всё  видел. И  держал  крестом  на  мощной  груди  руки.         
       Хозяин  адвокатской  конторы  окинул  его  приветливым,  с  улыбкой,  взглядом,  манием  руки  пригласил  в  ближнее  к  себе  кресло,  и  засыпал  вопросами.       
       - Что  за  оказия,  братец,  тебя  занесла  в  края  наши? Беда  какая   случилась с  фирмой  «Панда»  или  кто  слегка  прищемил  хвост  Владимиру  Никандрычу?  Что  пить  предпочтем? Кофе,  чай,  колу  или  водочку?            
       И  надавил  пристроенную   к  исподу  столешницы  кнопку  сигнала  в  предбанник. Тут  же  явилась  фифочка  в серебристых  туфельках,  в  белой  миниюбочке  и  с  обнаженными  наполовину  молочными  дынями  за  нейлоном  на  груди. На  подносе  принесла  кофейник  и  чашки,  разлила  пахучий  напиток  и,  улыбнувшись  Галушке,  удалилась  под  цокот  копытец.   
       Удивленный  и  брошенный  в  восхищение,  амбал  Андрюха  не  сразу  закрыл  пасть.   
       «Это  ж  надо!  Люди  живут, - подумалось  ему  с  завистью. – Да  нет,  такую  раздавишь!  Она  для  показухи, смотреть  на  неё»!          
       И  взял  следом  за  адвокатом  фарфоровую  чашечку,  пригубил. Кофе  шибанул  в  ноздри  ароматом  неподдельного,  молотого, был  в  меру  горяч. И  вкусен. Человек  из  Иванопартизанска  поторопился  хлебнуть  еще.    
       - Так  в  чем  нужда?  -  осведомился  Каин,  отставляя  чашку  и  принимаясь  за  сигареты,  придвигая  их  затем  гостю. -  Прошу  без  церемоний.      
       - Не  знаю,  шеф,  как  приступить  к  главному, -  малость  смутился  спортсмен,  прикуривая  от  зажигалки  адвоката  и  из  его  руки. – Я,  сказать  правду,  от  себя  лично  поговорить  пришел.      
       Хитрить Галушка  не  умел. Ехал  с  намерением  обязательно  поговорить  с  этим  мужиком,  разобраться:  к  чему  и  сколько. Ему  казалось,  что  родной  шеф  Вова  Маленький  пёр  буром  с  закрытыми  глазами  и  мог  наломать  чужих  костей.  Спокойно  общаться  «бык»  разучился,  но  тут,  отчего-то  он  понимал,  ему  нельзя  требовать  и  рвать  глотку,  а  тем  более,  играть   бицепсами. Встретили  слишком  дружески. Вот  если  бы  этот  волчара  не  улыбался  так  располагающе,  добродушно  и  добро!    
       Каин  сказал:      
       -  Начинай  с  трудного.  Простые  вопросы   -  просто  решаются.  Это  аксиома. Что  тебя  настораживает,  отчего  беспокойство?         
       - Как  тебя  зовут,  как  обращаться? – остановил  на  лице  хозяина  кабинета  нерешительный  взгляд  приезжий.   
       - Зови  Георгием  Исаичем, -  промолвил  Бугров,  спокойно  разглядывая  амбала. -  Валяй,  друг  мой. Бросай  груз  наземь.  А  заодно  тоже  представься.      
      - Свои  меня  Галушкой  зовут.  Андрей  Галушка.          
      -  Тогда,  Андрей,  держи  нос  бодрей  и  приступай  к  делу.       
      Тот  вздохнул, затянулся  сигареткой,  и  выпустив  через  ноздри  дым,  стал  излагать.   
       - Тебя,  Георгий  Исаич,  Вован  Маленький  приказал  завалить.  И  послал  меня  сюда  разведать  и  изучить  подходы. Но  я  сначала  решил  поговорить  с  тобой.  Кто-то  из  вас  подлянку  строит,  а  нам  подставляться. Я  не  люблю  лишней  крови. -  Боевик колыхнул  животом,  выражая  возмущение.         
       Каин  новости  удивился,  но  лицом  не  дрогнул.               
       - Чем  же  я  не  угодил  твоему  патрону?  Соли  в  очко  насыпал?  Как  объяснил  он  претензии?      
       - За  очко  и  разозлился.  Ты  взял  за  племянника  двадцать  один  кусок  зеленью.       
       - Ах  вот  он  гвоздь!  Он  у  вас  шизанутый.  Ему  можно,  а  мне  нельзя.  Да,  я  взял  цифру  с  потолка,  она  мне  нравится. А  сколько  он  заломил  бы  с  меня,  приголубь  я  его  родича?  Да  и  не  посмел  бы  я  наезжать,  не  построй  он  подлость. На  нём  сколько  трупов!  Из-за  него  всем  тошно.  Менты  землю  роют,  а  ему  до  лампочки.  Вперед  не  глядит,  глупец.  Вот,  послушай  Андрюша,  какой  расклад  получается,  -  продолжал  Каин,  приложившись  к  кофейку.  -  Племяш  мой  пожаловался,  что  не  один  он  подзалетел  в  ваших  угодьях,  это  вошло  в  систему.  Обогащается  кто-то,  убирая  конкурентов  и  играя  в  гоп-стоп. В  общем,  ведет  такой  бизнес,  когда  губит  несушку  золотых  яичек. Не  понял?  Твой  Вова   собирается  завтра  умирать?  Тогда -  ладушки.  Пожил  красиво,  а  сдох  как-нибудь.  Но  если  смотреть  в  завтра,  то  надо  видеть,  что  государство  когда-то  окрепнет  и  возьмется  наводить  порядок.  И  с  чего  начнет?.. Вот  именно.  Свернет  головки  у  борзых  и  шумных.  Тебе  такое  надо?.. В  своем  городе  я  держу  порядок.  Не  во  всех  сферах,  но  когда  вижу  произвол, - поправляю  людей,  наставляю  на  путь  естественный.  И  когда  взмолился  племянник,  я  не  мог  не  откликнуться. Мы  провели  операцию  с  подставой  и  я,  ты  был  свидетелем,  нанес  Маленькому  визит  вежливости.  Говорил  с  ним  по-хорошему,  но  с  гранатой  в  руках.  Видишь  ли,  друг  мой  Андрюша,  веские  аргументы  во  всяком  деле  нужны. Ну,  а  с  кем  имею  дело,  я  уже  знал,  -  улыбнулся  сквозь  дым  сигареты  хозяин  офиса. – Поговорил  я  с  ним  по  душам,  но  жестко.  И  что  в  итоге?.. А  за  моральный  ущерб,  что  я  востребовал  бабки…Так  поступают  везде  и  все.  Воры  в  первую  очередь,  а  он  вор,  грабитель  и  мокрушник.  Но  я  на  этом  ставил  точку  и  предлагал  сотрудничество.  И  он  отдал  сколько  надо  в  общак.  Согласился!  На  те  бабки  мы  акции  покупаем,  заводы,  участие  в  проектах,  какие  большие  баксы  дают,  недвижимость.  Причем,  стараемся  честно,  чтоб  власти,  когда  оклемаются,  не  имели  права  наехать.  Но  то  детали,  какие  тебе,  может,  неинтересны.  Я  изложил  всё.  Ты  с  чем-нибудь  не  согласен? -  вопрошая,  заключил  монолог  Егор  Бугров.   
       - Да  нет,  будто,  всё  правильно. -  Амбал  уже  спокойно  и  доброжелательно  посмотрел  на  адвоката  и  чуток,  в  ответ,  ухмыльнулся.         
       - Тогда  пройдемся  дальше.  Как  Мирославский  в  деловые  вышел?  Поведаешь,  или  сам  не  в  курсе?  Кто  он  вообще?  Зачатки  ума  есть  или  коллективно  стратегию  строите? Да,  пить  станем?  Коньяк,  ром  или  беленькую? Для  разговора  надо  что-нибудь…         
       Андрей  Галушка  глянул  на  окно,  откуда  сыпались  сквозь  негустую  листву  деревьев  и  прозрачную  штору  солнечные  зайцы,  тронул  ворот  рубашки  с  галстуком.  Оделся  он  к  визиту  представительно,  как  принято  у  нынешних  новых,  и  потому  страдал  от  жары.  И  хотел  отказаться, -  выпивка  только  поддаст  жару,  а  он  безмерно  потеет,  но  вспомнил  кругленькую  обаятельную  попку  секретарши,  её  вызывающие  груди,  и  кивнул.   
       - Если  с  холодильничка.  И  пивка  даниловского  оттуда.       
       Про  пиво  он  вспомнил  кстати  и  глаза  его  разгорелись.    
       Егор  Исаич  опять  надавил  пуговку  под  крышкой  стола,  тотчас  в  проеме  двери  нарисовалось  создание,  но  теперь  уже  в  голубом  мини  под  самый  обрез  ног,  и  в  такой  же  прозрачной  кофточке  под  цвет  глаз.  И  большие,  грузные  перси,  с  каким-то  весёлым  вызовом,  держала  перед  собой  ручками.   
       «Ишь  ты, цирк»! – успел  подумать  амбал  из  провинции.    
       - Сообрази-ка  нам,  Розочка,  две  холодные  водочки  под  «николашки»  и  пару  даниловского  пива.  – Когда  женщина  волнительных  форм  удалилась,  Каин  спросил,  кивая  на  дверь.  -  Как  телочка?  Соблазняет?   
       - Так  раздавить  же  можно! -  едва  не  ужаснулся  гость,  оставляя  на  лице восхищение  с  удивлением.         
       - Зачем  же  давить?  Аккуратно  надо.  Поставь  её  буковкой  гэ  или  обуй  на  Васю,  обойми  за  талию  и  наслаждайся.  Народ  пользовался  и  нахваливал.  Ты  тоже  в  обиде  не  будешь.  Такая  прелесть!  А  что  касаемо  Мирославского,  ты  все  ж  расповедай.  Кто  такой,  откуда  пошел?  В  смысле,  раскрутился, -  продолжил  дознание  Каин.       
       - Раскрутился! -  всколыхнул  живот   Галушка. – Голый  Вася  у  него  имелся,  когда  гуляли  они  с  Бобром  у  автовокзала. Бобер -  мастер  спорта  по  боксу, а  они  корешили  и  болтались  в  надежде  сшибить  на  бутылку. Перестройка  вошла  в  штопор  и  спортсмены,  сам  понимаешь,  властям  стала  до  Фени. И  вот  прибыл  какой-то  автобус, и  хмырь,  сваливший  с  него, спросил  дорогу  в  гостиницу.  Они  подрядились  проводить  за  бутылку. А  дело  зимой, темнело,  пуржило  и  мороз  под  двадцать.  Хмырь  одет  богато  и  поддатый,  весёлый,  и  всё   ботал  по  Фене. Маленький,  когда  углубились  в  улицу, показал  Бобру  на  пантомимах,  чтоб  врезал  хмырю  по  дыне.  В  карманы  чтоб  заглянуть. Ну  Бобер  и  послал  того  в  нокаут. Взяли  лапотник,  рванули  когти. А  в  лапотнике -  полторы  куска  баксами! Поделили. А  на  другой  день  узнали:  тот  хмырь  замерз. Из-под  снега  ноги  только  торчали,  когда  обнаружили  утром. И  всё  бы  ничего,  да  слушок  прошел,  будто  хмырь  тот  не  простой,  а  козырной.  Вор  в  законе  Звонарь!  А  Бобер  уже  по  пьяне  проболтался,  как  обошлись  они  с  заезжим  авторитетом. Долго  переживал  потом,  но  обошлось.  Время  такое.  Всем  и  всё  до  бабы  Фени.  Боксер  свои  баксы  пустил  по  ветру,  а  Вован  притырил  до  времени.  А  потом  стал  нанимать,  кто  из  нас  подвернется  под  руку,  чтобы  прохожего,  кого  укажет,  вырубить  и  удалиться.  Мы  делали  ноги,  а  он  будто  оказывал  помощь  и  втихаря  шмонал  карманы.  А  если  кто  посторонний  оказывался,  первым  шум  поднимал:  лови,  держи  и  прочее!  Наглый  он,  на  ней  и  вырос.  Спустя  время,  торговлишку  открыл.  Сначала  ларёк,  два,  три,  потом  магазин.  В  нём  теперь  Маруся-горластая  заправляет  от  его  имени. Ну  и  с  машинами  проворачивал  фокусы.  Наймет  водилу  товар  переместить  из  другого  города  с  оптовой  базы,  а  по  пути  стырит  машину  с  грузом.  Машину  продаст,  а  товар -  халявный. А  еще  за  утрату  груза  -  штраф  с  перевозчика! Прикинь! Хотя,  вы  про  то  знаете. А  я  у  него  недавно,  месячишко,  считай,  ошиваюсь.  А  то  бы  замазался  крепко. 
       Между  тем  снова  пришла  Розочка,  принесла  поднос  с  водкой  в  стаканах  и  бутылками  с  пивом  в  инее.  А  на  блюдцах  срезы  лимона,  наполовину  присыпанные  сахаром,  а  половина  - растворимым  кофе.    
       - Освежайся,  друг  мой   Андрюша!  А  под  водочку  -  лимончик  вон,  оцени.  Изобретение,  верно,  старое, но  Розочка  раскопала  в  какой-то  книге,  вторую  жизнь  дала  пикантной  вещи.  Николашкой  зовется.  Какой-то  Николай  изобрел. Ну  да  хрен  с  ним!  Как  тебе  Розочка? Я  вижу,  - глаз  положил. Ты  где  остановился?  Ах,  да! Тогда  я  попрошу  Розочку  приютить  тебя  на  время  на  своей  площади. Ты  не  извращенец? Ну  и  славно.  Совокупления  на  обоюдном  согласии  должны  держаться,  потому  как  оно – двигатель  жизни.  Я  верю  в  тебя,  приятель!  Наш,  советский  спортсмен  может  остановить  на  ходу  трамвай  и  лошадь,  несколько  раз  обежать  вокруг  горящего  дома,  но  обидеть  женщину -  никогда!  А  сказать проще:  ни  в  жисть! Так  ты  согласен? Ну  и  ладушки,  как  говорит  один  мой  знакомый.  Я  бы  тоже  за  Розочкой  в  огонь  и  в  воду,  да  хрен  свой  не  на  помойке  нашел.  А  в  резинке  заниматься  таким  делом,  как-то  не  то.  Смущает  скрип  не  в  том  месте.  Да!  У  твоего  Мирославского  было  много  эпизодов  со  смертельным  исходом.  Людей  убивал  и  в  шахты  старые  кидал.  Ты  не  прикладывал  руку? – весело  болтал  Каин, занимаясь  заодно  водочкой  и  похрустывая  «николашкой»,  запивая  пивом.  Увидев,  что  при  последнем  вопросе  амбал  Галушка  потускнел,  адвокат  увел  его  мысли  на  сторону: -  А  первого,  говоришь,  жмурика  сделал  Бобёр.  А  тот  оказался  козырным.  Это  уже  интересно.  А  ты  знаешь,  что  еще  интересней?  Андрюха!  Вора  в  законе  тогда  завалил  сам  Вова  Маленький!  Трубкой  водопроводной,  в  газетину  завернутую,  тюкнул  по  кумполу,  и  амба.  А  Бобёр  в  тот  вечер  пил  с  вами  в  кабаке  этого,…Гришку  Распутина  с  Катериной! И  еще  какие-то  бабы  сидели  с  вами!  Верно!  Один  Мирослав  работал!.. Вот  что  мы  с  тобой,  Андрюша,  заделаем.  Сколько  Вова  Маленький  тебе  времени  на  подготовку  покушения  отвалил?  Неделю?… Вот  и  отдыхай  неделю  у  Розочки.  Я  ей  отгулы  даю.  Так  что  наедай   шею.  В  перерывах  по  городу  прошвырнёшься,  поглядишь  на  наших  мордоворотов. Только  прошу,  не  зарывайся,  не  делай  себе  рекламы.  Она  сейчас  ни  к  чему. Когда  посчитаешь,  что  готов  с  докладом  к  Вовочке,  скажешь. Верну-ка  я  тебе  те  проценты,  что  с  вашей  кодлы   взял,  и  ты  начнешь  своё  дело.  А  в  пристяжку  возьмешь  моего  племянника,  обучишь  тому-сему.  И  в  криминал  -  ни  ногой!  Вы  купцы  покуда. А  там  Планида  рассудит.  Буде,  менты  за  жопу  Мирославского  возьмут -  стоять  на  своём.  Сидели  вместе  в  кабаке,  а  с  вами  девки.  Но  Вова  был  где-то.  Не  видели.  Усёк?  Но  это  я  так,  для  прикида.  Потом  помозгую  над  этим  выпендрончиком,  а  на  дорожку  поговорим  о  деталях.  Угу?



                _____________________   ***   ____________________
       Дома  Андрей  Галушка  доложил  шефу  о  проделанной  работе.      
       - Сделать  кидальщика  гранат  можно,  Вован, -  лучезарно  улыбаясь и  стоя  у  полированного  стола,  наваливая  на  него  живот,  говорил   спортивный  чемпион. -  Сделать  всякого  можно,  но  дорого  стоить  будет. Охрана  у  него. Подступиться  без  риска  нельзя,  а  вот  нанять  киллера…Через  прицел  его  брать  надо.  Другого  пути  не  знаю.
       Вова  Маленький  очень  любил  деньги  и  тратил  с  большой  оглядкой,  на  то  и  рассчитывали  Каин  и  Галушка,  готовя  отчет.
       И  Вован  возмутился.      
       - А  что,  не  взять  простым  способом?!  Забор  высокий,  гулять  не  ходит? Вы  спортсмены:  охране - по  тыквам, Каина  в  мешок,  и  с  моста  -  в  реку! Вон  президента  кидали, сам  лично  читал!   
       Мирославский,  бегая  темными, шустрыми  глазами  по  разным  предметам,  избегал  смотреть  в  лицо  Галушки. Он  слегка  поворачивал  курчавую  головку,  поглаживал  на  щеках  гладкую  кожу,  растерянно  улыбался.  Вывод,  изложенный  посланцем,  ему  не  нравился.  Просто  не  подходил.          
       - Ну  ты  даешь,  Вован!  Президент,  между  прочим,  живой! Ты  зачем  посылал  меня?! Чтоб  усечь,  как  там  и  почему! И  я  говорю:  Каина  грохнуть  просто  так  нельзя!  На  рога  мы  не  полезем.  Мы  спецы  по  другой  части. Тесть  у  него  генерал!  Понял?! У  них  автоматы  против  наших  кулаков! Покосят,  и  ты  не  друг   больше  мэру  с  шестерками! – надрывал  пасть  Галушка. 
       - Какой  он  на  хрен  друг?! -  как  от  зубной  боли  поморщился  Маленький,  враз  вспомнив,  сколько  бабок  выкладывает  за  дружескую  улыбку  иванопартизанскому  мэру. – Таких  друзей,  за  мошонку,  и  -  в  музей!  Их,  сук,  мочить  надо,  а  мы  им  баксы  суём! Да  ты  садись,  не  у  секретаря  райкома  на  приёме!      
       Без  разрешения,  в  присутствии  шефа,  сотруднику  сесть  не  полагалось  -  чревато. За  вольность  президент  фирмы   «Панда»  наказывал  штрафом,  вычетом  из  содержания.  И  Андрей  Галушка  о  том  помнил,  потому  как  корчил  теперь  благопослушного  и  верного  служку,  способного  на  многое.   
       Теперь  он  выбрал  ближнее  к  столу  Вована  кресло  и  с  размаха  посадил  туда  свой  грузный  зад.  Глава  фирмы  поднял  ладонь.      
       - Ты  поломаешь  вещь!   
       - Ты  что,  Вован?!  Оно  ж  с  Италии!  На  экспорт  делали,  должно  держать!   
       - Ладно.  А  сколько  стоит  приличный  киллер,  чтоб  заказать Каина?    
       - А  хрен  его  знает? Кусков  пятьдесят,  наверное.  Но  десять -  точняком.  Это  тебе  не  бомжа  приборкать,  а  фигуру  крупного  масштаба.  Я  ж  говорю:  зять  он  генеральский! -  значительно  произнес  Галушка,  и  вправду  не  зная  расценок  на  такой  сервис.  Читал  в  прессе,  стоят  заказники  по-разному.  От  чина  и  денег  в  карманах.  Но  прессе  верить…Могли  устареть  сведения.    
       - Я  не  могу  бросаться  такими  башлями. Ты  пей  пиво!  -  И  придвинул  Галушке  банку  баварского,  на  консервантах. – Как  думаешь,  может  своего  киллера  заведем? Дешевле  будет.         
       - Так  где  ты  столько  наберешься  из  своих?!  Их  же  каждый  раз  убирать  надо!  Гроб  ему  делать  или  укладывать  под  асфальт.  Это  же  след  для  ментов!  А  они  есть!  Тех  не  видно,  что  бутылировали  патрулями,  а  опера  шастают,  берут  нас  на  карандаш,  -  просветил  спортсмен,  отпивая  из  банки  и  складывая  по  привычке  потом  на  груди  руки  крестом.   
       - Иди  ты?!  А  то  я  не  знаю?  Не  мы  ментов  кормим?  -  сказал  Маленький,  чтоб  подчеркнуть  свою  значительность.   
       - Не  всех,  а  какие  нужны,  кормишь. Те  получают  бабки.  А  другие  и  вовсе  щелкают  на  нас  зубами,  как  волки  голодные.  И  разорвут  в  клочья,  попадись  на  зуб.  Пойми,  шеф,  вечного  бардака  не  бывает!  Так  что  с  лубянским  хмырем  торопиться  не  стоит.  Замочить  его  надо,  не  спорю,  но  надо  обдумать  ходы.  Повременить.  -  И  вздохнул,  приустав,  верно,  убеждать  Маленького  в  очевидном.   
       - А  в  городе  нашем  найдутся  исполнители.  Здесь  всё  ж  подешевле,  -  с  надеждой  спросил  шеф  и  президент  фирмы.
       - Местного  брать  нельзя  по  той  же  причине.  Куда  потом  труп  прятать?  -  мрачно  констатировал  Галушка.            
       -  Я  сегодня  дурак? -  покосился  на  него  Маленький,  обнажая  улыбку  досады. 
       -  Почему  -  сегодня?.. Сегодня  ты  не  в  ударе,  считаешь  только  до  трех, -  посочувствовал  Галушка.   
       - Задача  трудная,  а  решить  надо. – Вован  схватился  за  галстук  под  пиджаком  и  нервно  подтянул. – Того  хмыря  наказать  надо.               
       - Давай  поищем  киллера  в  других  городах.  В  Москву  махнуть  можно,  или  под  бок -  в  Ростов. Там  есть  нужные  люди.  Привезу,  а  ты  договоришься  о  цене.  Только  уж  с  ним,  сам  знаешь,  договариваться  нужно  обязательно.  В  лицо  узнаешь,  а  работы  не  дашь…Что  он  сделает?  Ему  свидетели  не  нужны.  А  с  посредником  дороже  выйдет.  Тоже  бабки  платить  надо.  Решай! -  Пожал  плечами  Галушка.       
       - Предлагаешь  отыграть?   
       -  Предлагаю  не  спешить.      
       - Я  и  не  спешу,  а  отомстить  надо! Залетный  задел  мою  честь  делового,  унизил  налогом! Я  не  позволю  всякой  жидовской  морде…издеваться!  Он  ответит  жизнью!  -  завелся  вдруг  Мирославский, вспомнив  вдруг  страх  при  виде  гранаты,  и  то,  что  едва  удержал   в  себе  тогда  фекалии.   
       Сам  еврей,  наезжал  на  еврея,  желая  замазать  тем  супротивника.  По  глупости, конечно,  и  отсутствию  должного  воспитания.  Въелась  в  гены  неистребимая  ненависть  к  инакомыслию  и  стала  привычкой.         
       Андрей  Галушка  опять  пожал  плечами.         
       - Как  знаешь, твое  слово  -  закон. Так  ехать  мне  или  кто  другой  поедет  искать  человека? Даешь  добро?    
       Владелец  фирмы  пошевелил  пальцами  на  столешнице, махнул  правой  ладошкой себе  по  лицу,  огладил,  попробовал  на  крепость  широкий  нос  и  потрогал  треугольный,  девичий  подбородок.   
       - Нет,  я  подумаю.  Отдыхай  пока.  Завтра  решим  окончательно.         
       - Думай,  но  помни,  кого  жадность  губит.  Готовь  бабки  за  командировку.  Да  и  за  поездку  в  Лубянск  пора  рассчитаться.  Кусок  баксами  обещал.  Ты  как  жлоб.  Пока  зарплату  выдавишь.., -  укорно   выговаривал  спортсмен,  болезненно  морщась. – Я  ж  еще  и  хранитель  тела  тебе.  Или   тебе, блин,  до  Фени?          
       - Зануда  ты,  Галушка, -  скривился  Мирославский,  и,  добыв  из  кармана  портмоне,  отсчитал  десять  сотенных  баксами,  бросил  на  стол. – Бери  и  отдыхай  с  дороги.  Сегодня  выходной  у  тебя.  Блин!               


                ГЛАВА  ТРИНАДЦАТАЯ
               
                ______________________   ***   ___________________
       Вечером  Галушка  отправился  в  самую  шумную  в  городе  забегаловку,  где  собирались  местные  и  залетные  воры,  всякого  рода  мазурики,  мелкая  шелупень, поставляющая  хулиганов  в  отчеты  органов  правопорядка. Он  надеялся  найти  там  «Поле  дураков»,  чтоб  бросить  семена  каиновой  комбинации.       
       «Уютный  уголок»  почти  полностью  отвечал  несколько  претензионному  названию  в  том  смысле,  что  это  действительно  был  угол  большого  двухэтажного  здания  бывшей  городской  бани.  Что  касалось  уюта,  то  и  здесь  всё,  можно  сказать,  верно. Суть  слова  каждый  понимал  по-своему  и  все,  кто  сходились тут  на  тусовки,  чувствовали  себя  превосходно.    
       Внутри  «Угол»  просторен:  десятка  два  столика  довольно  сносна  разместились  на  крытом  мраморной  крошкой   полу,  площадка  для  танцев -  меж  баром  и  столиками,  в  глухом  углу  - музыканты. А  вот  у  стойки обширного  бара  стульям-тумбам  тесно.  Полумрак,  обеспеченный  тусклыми  люстрами,  создавал  нечто  вроде  интимной  приятности,  колонки  в  углах  выдавали  какофонию  звуков  на  несколько  децибел,  чтоб  музыкальный  шум   не  мешал  «толковищам».   
       Отставной  спортсмен  Галушка  сначала  поторчал  у  бара  и  принял  на  грудь  два  по  двести  из  четырех  по  сто. Андрей  бывал  здесь  не  часто,  и  потому,  в  качестве  редкого  гостя,  имел  полное  право  поглазеть  по  сторонам.               
       За  столиками  некоторые  места  уже  заняты,  но  среди  разномастных  физиономий  редко  проглядывались  крашенные  мордашки  половых  разбойниц, -  полного  разворота  еще  не  случилось, шел  малый  разогрев.
       Галушка  искал  и  нашел  в  дальнем  углу  местную  шоблу  во  главе  с  Поплавком. Вор,  как  ни  удивительно,  любил  посидеть  у  воды  с  удочками,  побалдеть,  отключившись  от  суетного,  за  что  и  схлопотал  кличку. 
       Урки  сдвинули  столики,  сидели  кодлой  с  батареей  пивных  бутылок,  но  с  одинокой    бутылкой   на  литр  водки. Амбал  Галушка  вполне  их  понимал:  ему  едва  ли  сегодня  предстояла  большая  работа, а  у  них  она  на  носу. Помешкав,  он  выпил  еще  сто  пятьдесят  из  трех  стаканов  для  полного  настроя  на  дело  и  вящего  ублаготворения  чрева,  и  уцепив   взглядом  свободное  место  рядом  со  столиками  ворья,  двинул  туда  стопы.    
       Он  нарочно  протиснулся  подле  Поплавка,  неловко   зацепил  его  мощным  задом,  а  потом  локтем,  и,  всполошно  извиняясь,  разводя  руками,  исхитрился  толкнуть  со  стола  порожнюю  бутылку,  каковая  вовсе  заострила  момент.
       - Извини,  братва!  Бляха  буду,  нечайно! Теснота! С  моим  задом  тут  развернуться…
       Растерянно  улыбаясь,  «бык»  норовил  нагнуться  и  подобрать  стекло, но  опять  зацепил  вора  плечом,  едва  не  сшибив  со  стульца.         
       Поплавок  против  Галушки  -  ниже  среднего, но  вор  с  понятиями,  а  потому  финарь  мог  всадить  без  раздумий. Хорошо,  человек  Мирославского  знал  кое-что  про  их  манеры  и  потому  большого  эксцесса  не  планировал  и  вовремя  сдал  назад.   
       Но  Поплавок  всё  равно  завёлся.  Пускай  ты  хоть  в  три  обхвата    и  накачанный  бычара,  на  вора  харю  разевать  не  смей.  Тем  более,  вор  с  кодлой. Повернулся  он  не  проворно,  а  будто  ленясь,  окинул  взглядом  тушу  спортивного  богатыря  и  процедил:       
       - Ну  ты,  пала! Гандон  штопаный!.. Рога  поломаю! Не  можешь  спокойно?!   -  И  щупал  на  столе  что-либо  в  ладонь.         
       - Чего  ты  возник,  братка? Я  понимаю,  виноват.  А  шуметь  зачем? На  хрен  соли  я  не  сыпал.  И  последствия  считай.  А  то  будет,  как  сделал  Вова  Маленький  в  Одессе.    
       Склянки  он  не  собирался  поднимать, Галушка  сдвинул  их  ногой  под  стол  и  смотрел  на  вора  с  ухмылкой  шельмеца,  полагая,  что  провернул  всё  верно  и  вовремя  предъявил  факт  из  жизни  нувориша.
       И  урки  ошарашились, с  наглоты  большого  дурака  на  время  стушевались. Им  вроде  не  к  спеху,  воткнуть  вилку   в  брюхо  всегда  успеется. К  тому,  интерес  появился.  Что  сделал  Маленький  в  Одессе? 
       - Ну,  и  что  он  сделал,  твой  маленький  пидор?  В  Одессе  обосрался? -  наконец  вопросил  Поплавок,  имея  последнее  слово,  если  предвиделся  кипеш.      
       А  еще  он  имел  в  руке  «розочку» -  горло  разбитой  бутылки.  Амбал  ногой  двигал  её  дальше  под  стол,  а  вор  длинной  рукой  дотянулся  и  взял.   И  хохот  еще  не  утих  после  простенькой  шутки.  Драки  они  не  хотели -  пугали. Слишком  мал  повод,  и  оскорбления  словом  не  было. Намёк  был.  И  воры  ждали,  как  вывернется  бычок.
       А  Галушка  держал  внимание  и,  подыгрывая,  колыхал  животом.      
       - Что  делал,  что  делал?! А  ни  хрена  почти  не  сделал.  В  газету  кусок  трубы  завернул  и  по  кумполу  саданул.  И  не  в  Одессе,  а  тут,  в  Иванопартизанске!  И  не  летом,  а  зимой!  Или  забыли,  как  Вова  Маленький  сделал  жмурика  с  приезжего?  Который  в  сугробе  загнулся.  Еще  в  нём  вора  признали.  Звонаря, – последние  слова  спортсмен  не  кричал,  а  выложил  тихо.         
       Нет,  не  напрасно  амбал  восстанавливал  в  их  памяти  некоторые  слухи. Он  действовал  по  схеме  Каина,  а  тот  хотел  «подмогнуть»  ворам. И  Поплавок  зажегся  глазами  и  застыл  столбом. Он  побоялся  испугать  удачу.   
       Урки  давно  искали  того  придурка,  который   замочил  их  заезжего  авторитета. Тогда  многие  «базлали»,  будто  тот  большой  жулик  задубел  по  своей  глупости,   перехватив  за  норму  выпивки  и  свалившись  по  пьяне  в  сугроб  делать  баюшки. Но  они-то  точно  узнали  от  мусоров:  перед  тем  Звонарь  был  трахнут  по  тыкве  чем-то  увесистым  сзади. Гуля  осталась  на  темени.  И  если  трубой,  как  только  что  прояснил  этот  жирный   балбес, -  вполне  возможно,  Звонарь  спать  улегся  не  с  перепоя. Они  тогда  еще  получили  из  родных  мест  вора  малёвку  с  требованием  разобраться  и  найти,  если  кто  приложил  руку,  из-под  земли  даже  виноватого  и  учредить  правилку.          
       Теперь  виноватый  нашелся.  И  Поплавок  имел  все  основания  послать  обратную  малёвку  с  рапортом  о  месте. Но  решил  перепроверить,  и  надавил  на  Галушку.       
       - Ты,  пала,  за  базар  ответишь! Вован  тебя  обидел,  телкой  не  поделился,  а  ты  пургу  погнал!         
        Галушка   сделал  испуганный вид. Ступил  в  сторону, взялся  за  спинку  стульца,  а  смотрел  растерянно  и  виновато.      
       - Вы  что,  братва?!  Да  бляха  буду,  у  следака  прокуратуры  спросите!  Если  был  прыщик  на  голове  от  трубки  у  жмурика,  он  отрицаловки  не  даст!  Ему  же  по  хрен!  Сколько  времени  прошло!      
       - Иди,  пала!  Мы  проверим. И  если  понты  развёл… -  не  договорил, поднял  над  столом  «розочку». -  Пошел  вон,  не  хрен  пердеть  здесь!         
       Пожилой  вор  смотрел  без  улыбки,  и  в  глазах  играли  блики  злобы. Шутить  с  ним  не  следовало,  а  Галушка  и  не  собирался  дразнить  гусей.  С  достоинством  зря  обиженного,  он  ретировался  не  торопясь,  но  поспешая.    
       Его  часть  программы  была  исполнена. Дальше партитуру  вести  ворам,  Поплавку,  если  всерьез  озаботились.         
       Едва  большой  спортсмен  Галушка  растворился  во  мраке  дыма  сигарет, «пахан»  сказал:       
       - Надо  срочно  собирать  сходняк. Решать  надо,  кто  возьмет  на  себя  Вову.  Приедут  люди,  спросят,  как  отмазали  Звонаря?  А  мы  глазами  хлопай? Наших  в  разлете  много?            
       - Братва  вроде  вся  дома.  И  все  недовольны,  что  Маленького  попустили. А  он  вырос  и  многих  приборкал. А  вдруг  наедет  на  нашу  мозоль,  тогда  как?       
       Сидящий  рядом  урка   приподнял  руку  с  бутылкой  пива.  Как  раз  наливал  себе  в  стакан. Он  молодой,  но  уже  козырной  и  мнил  себя  с  паханом  почти  вровень.  И  потому  напрягал  на  лбу  морщины  и  делал  значительный   вид.      
       Привалило  время  молодых  и  ранних.  Пожилые  сидели  на  нарах  или  по  «хазам»,  планировали  и  управляли  «процессом».  А  молодые  плевали  часто  на  указания  и  делали  по-своему. Пробивали  дорогу  к  «бабкам»,  утверждались  в  жизни  всяким  способом  не  исключая  и  подлый.  И  жизнь  человека  стала  ничто.      
       Сходняк  провели  на  другой  день,  в  долгий  ящик  не  отложили.   
       - Вопрос  один,  братва, - сказал  Филипп  Романович  Мостовой  и  Поплавок  в  одном  лице,  открывая  толковище  и  наливая  себе  пива  для  смазки  горла,  когда  усохнет. -  Местный  бычок  проговорился,  будто  нашего  гостя  Звоняря,  помните,  зимой,  примочил  нашенский  деловой  и  не  шпоканный  в  задницу  Маленкий  Вова. Тут  мы  сами  слабака  сыграли.  Проворонили,  когда  он  становился   на  ноги,  стал  огрызаться,  и  не  окоротили  в  оборотку.  Можно  сказать,  в  мандраж  ударились.
       - Ага!  Тогда  решили  подождать  случая.  Вот  и  дождались! – подал  кто-то  уверенный  голос. -  Мочить  надо  Вовика.  А  еще  лучше,  перед  тем  петухом  сделать!
       - Я  тоже  так  прикидываю, -  жестко  оглядывая  застольников,  сказал  «пахан». – Петухом  мы  его  заделаем,  если  поставим  такую  задачу. Тогда  охотиться  за  ним,  выкрадать.  А  у  него  охрана  из  быков. При  шпалерах… Нет,  шухера  нам  не  надо.  А  Дрот  его  сделает.  Попадешь  заточкой  в  горлянку?         
       - Ха!  Одной  левой! -  отозвался  длинный  и  худой,  губастый  домушник.         
       Кличку  Дрот  ему  в  лагере  навесили  взамен  старой  и  обидной  за  большой  рот  - Жаба. Навострился    на  зоне  заточки  кидать  в  цель.  По  заданию  лагерного  «пахана»  пришил  многих,  чтоб  не  стучали  «куму»,  и  со  многими  личными  обидчиками  рассчитался  на  век.       
      Теперь  ему  предстояло  «сделать»  Мирославского  и  Дрот  не  возражал.  Опозориться  не  боялся, был  в  форме,  ежедневно  занимаясь  повышением  квалификации,  швыряя  ножи  и  заточки,  куда  загадывал. А  тут  дело  святое -  послужить  общине.  И  это  зачтется,  когда  придет  время  считаться  заслугами.      
       - Мы  тебя  кодлой  прикроем  от  быков, -  развивал  мысль  «папа»  Поплавок. – Завтра  Вован  к  мэру  попрётся  «барашка»  вручать  для  отмазки.  А  у  дома  советов  толпа,  с  приветами  от  народа.  Краснобаи  с  демосуками  трёкать  будут  за  справедливость.  Вот  тут  мы  кипеш  у  крыльца  и  устроим,  посвистим  маленько  в  фулиганских  обычаях.  А  ты  в  это  время,  того…   
       Поплавок  думал  масштабно  и  хитро,  за  то  авторитет  у  братвы  имел  давний  и  крепкий.  И  теперь  воры  поддержали  одобрительным  гомоном.      
       - Ты  прав, Филипп  Романыч! Там  всегда  базар,   и  кипеш  будет  при  деле!   
       - Голова  ты,  Поплавок!  В  другом  месте  сделать  Вована  не  можно!  Точняк!      
       -  И  быки  усечь  не  успеют!    
       - Да  пошли  они,  шестерня  сраная!  Ничтяк!  Другого  хозяина  найдут! 
       - А  если  завтра  жидёнок  не  приедет?!         
       - Не  приедет  завтра,  так   заявится  послезавтра.  Подождем,  -  подбил  бабки  Поплавок. – И  еще  помните!  Теперь  каждый,  кто  встренит  Маленького  в  темном  углу,  обязан  его примочить!    
       Мирославский  не  обманул  ожиданий,  явился  по  расписанию,  в  привычный  час.  Когда  схлынул  основной  поток  просителей  и  посетителей,  но  еще  не  остыл  гнев  классовых  бойцов  и  они  лишь  отступили  от  широкого  крыльца  горисполкома,  чтобы  испить  водицы  да  перекусить  чем  бог  послал.    
       Воры  прикинулись  простыми  зеваками  и  фанатами  правды,  в  глаза  старались  не  бросаться  и  лузгали  семечки  и  курили,  дожидаясь  клиента. По  ходу поднабирались  политической  грамотешки,  изучая  ядренные  и  забористые  транспоранты.  Чтоб  не  очень  томиться,  явились  без  большого  запаса  времени,  и  когда  на  двух   «мерсах»  подъехал  Вова  Маленький  с  бычатами,  были  в  полной  готовности  слегка  порезвиться.    
       Но  порезвиться  хотели  и  протестанты  трудящихся  масс,  борцы  за  права  над  правами.  Они  всколыхнулись  и  приступили  к  машинам,  размахивая  писаниной  на  плакатах  и  выкрикивая  негожие  уху  Вована  слова.       
       Воры  придвинулись  следом,  оставив  узкий  коридор  для  полета  дротовых  заточек   Тот  коротко  взмахнул  худой  кистью  руки,  Вовик  Маленький  споткнулся,  и  стал  падать  по  ходу,  разворачиваясь  спиной  к  земле.  Еще  никто  ничего  не  понял,  а  воры  уже  растворились  за  толпой  демонстрантов,  перебрались  на  другую  сторону  улицы,  меж   машин  в  вереницах,  скрылись  за  углами.    
       Два  или  три  пацана,  как  были,  остались  на  стрёме,  чтобы  потом  донести  результат  «пахану».         
       Вокруг  фирмача  тут  же  сомкнулась  толпа,  амбалы  выясняли  причину  неожиданного  падения  шефа,  хотя  причина  торчала  из-под  затылочной  части  курчавой  головки  Вована.      
       Один  из  охранников  констатировал  финиш  в  жизненных  стараниях  Мирославского  и,  разогнувшись  в  рост,  растерянно  спросил:       
       - Это  самое,  братаны?  А  как  же  мы?!         
       Бежать,  кричать  и  прыгать,  заглядывая  через  толпу,  они  не  стали.  Правда,  озирались,  хорошо  понимая,  -  искать  ветра  в  поле  не  стоит  трудов.  Тут  бы  не  схлопотать  загвоздочки  для  личного  здоровья.  Их  огорчило  больше,  что  наступили  другие  времена.  Без  хозяина,  без  команды  они  не  привыкли,  на  сбережения  долго  не  протянешь,  а  другую  непыльную  работу  найти  теперь  сложно.  И  по  секрету  сказать,  жили  безбедно  и  одним  днём,  на  черный  день  не  откладывали  и  об  завтреве  думали   редко.  Они  и  сейчас  еще  не  вполне  осознали,  что  в  жизни  их  случился  крутой  поворот.  И  не  ведали,  и  не  чувствовали,  как  Планида  вручила  Андрею  Галушке  права  на  их  души.         

         
      
                _____________________   ***   ____________________
       Вот  уж  воистину,  сколько  лет,  сколько  зим!  Явился  не  запылился  собственной  персоной  в  офис  адвоката Бугрова,  держатель Луковки,  Модест  Федорович  Добер.      
       Время,  время!  Еще  несколько  лет  тому  этот  всегда  элегантный,  среднего  роста  и  средней  же  полноты,  мужчина  держался  на  людях  с  достоинством,  нисколько  не  умаляя  себя,  не  унижал  других,  простодушным  взглядом  и  обаятельной  улыбкой  обвораживал  всех.  А  теперь…С  ним  что-то  случилось, и  Каин,  с  настороженным  ожиданием  пожимая  мягкую  и   влажную  ладонь  гостя,  отмечал  перемены.         
       Прежде  всего  глаза. Карие,  всегда  пронзительные  и  часто  ироничные,  иногда  по-детски  чистые, теперь  смотрели  на  адвоката  с  неким  удивлением  и,  вместе  с  тем, с  превосходством.  Будто  знали  такое,  что  ставило  Модеста  Добера  на  большую  высоту,  а  Каин  был  для  него  шелупенью,  шавкой.
       И  походка.  В  те,  еще  недалекие  времена,  директор  районного,  в  общем-то,  захудалого   быткомбината,  даже  при  рядовом  посетителе  не  мог  позволить  себе  вальяжной  походки  хозяина  жизни.
       Что-то  случилось  с  осанкой. Былое,  почтительное  достоинство  чем-то  прикрылось,  разворот  плеч  стал  шире,  выпер  нахально  живот,  назад  изогнулась  спина,  голова  вздернулась  и  вперед  торчал  квадратный  подбородок -  тщеславие,  кураж  просто  пёрли  из  Модеста  наружу.
       Он  хотел,  он  уже  был  первым  и  единственным! И  никого  вокруг! Весь  мир  для  него!       
       «Ах, дурак! Какой  великий  дурак! – проронил  себе  Каин, разгадав  гостя. -  Олух  царя  небесного.  Да  кто  ты  есть, без  коллектива?! За  ради  величия,  чтобы  выпендриться,  прыгаешь  выше  уда. А  выше  не  получится,  как  ни  старайся,  природа  не  позволяет.  Писюн  газированный! Ну  да  ладно.  С  чем  приехал?…Отколоться  хочешь,  подумал,  что  можешь  держать  бога  за  бороду….Давай…Баба  с  возу…Катись  колбаской».               
       Так   подумав,  адвокат  сказал  другое:      
       - Ну,  ну,  Модест  Федорович! Хорошо  смотришься!  Орлом! – И  сотворил  паузу,  еще  раз  встречаясь  с  уверенно-высокомерным  взглядом  баловня  Фортуны.         
       Добер  давно  не  являлся  в  Лубянск,  свою  долю  в  общак  присылал  с  доверенным  лицом,  объясняя  большой  занятостью  невозможность  приехать  лично.      
       Каин  смотрел  на  него  глазами  умудренного  шельмы. Пускай  его  строит  из  себя  супера, императора  ночных  грёз, и, может  статься,  гиганта  секса. А  он  не  князь  тьмы, не  первый  урка  на  деревне  и  даже  не  птичка  орёл. Летит  от  порыва  шалого  ветра  анархии  и  шлепнуться  ему,  как  и  многим  подобным,  в  своё  время  задницей  об  асфальт. Теперь  у  него  много  денег,  шестерок  и  красивых  шалав,  сверх  головы  амбиций  и  нет  только  вервий,  чтобы  связать  те  бескрайние  притязания. Он  джин,  выпущенный  из  сосуда,  не  подозревающий,  что  теперь  до  хрена  развелось  их  на  просторах  бывшей   державы,  и  каждый  мнит  себя  единственным  и  могучим.   
       Адвокат  раздвинул  улыбку  радушия  и  предложил,  неожиданно  ассоциируя  мысль:   
       - Чайку,  кофе,  водку,  пиво,…джин?   
       Модест  тайной   подначки  не  усёк, снисходительно  распахнул  губастый  рот,  услыхав  акцент  на  последнем  предложении.   
       - И  джин  держишь? -  Неторопливо  оглядел  кабинет, слегка  поморщился,  недовольный,  видимо,  отсутствием  в  интерьере  чего-то  привычного  ему.  Буркнул: - Коньяку  бы  французского.  Фужерчик!   
       - Каприз  клиента – для  нас  закон. А  ты  старый  товарищ  по  схиме. Не  угодно  ли  присесть?         
       И  пока  гость  выбирал  кресло  и  умащивался, Каин  вызвал  секретаршу, Розочка  тут  же  выросла  на  пороге  и  получила  ценные  указания.       
       Модест  Добер  утонул  в  кресле  и  сразу  как-то  увял,  утратил  значительность,  имидж  куражливого  новорусского. Может,  потому,  что  вдруг  вспомнил,  где  находится  и  кто  такой  Каин?         
       Рассказывали,  и  слух  дошел  до  Модеста,  что  на  бывшего  мэра  Лубянска,  в  свое  время  стыревшего  у  государства  семь  или  восемь  квартир,  наехали  рэкетиры.  И  никто  не  мог  утрясти  конфликт  социального  контраста -  уладил  дело  Егор  Исаич.  Он  собрал  вместе  владельца  и  претендентов  на  халяву,  поговорил  с  ними,  и  в  результате  молодцы  от  разбоя  отошли  от  дела  пустыми,  мэру  остались  две  «хатки»,  а  в  остальные  вселились  малоимущие  очередники  города.  Правда,  добавляли  рассказчики,  враждующим  сторонам  было  трудно  отказать  в  просьбе  Каину,  подкрепившему  её  несколькими  парнями  с  автоматами  и  каким-то  тщедушным  субъектом  воровской  наружности  с  электропаяльником  в  руке.
       Бежевый  окрас  кресла,  в  каком  утопал  луковский  бог, мало  контрастировал  с  малиновым  пиджаком  и  красным  галстуком  жулика  из  глубинки  и  адвокат  невольно  скривился. Даже  в  одежде  Добер  пренебрег  вкусом  ради  внимания  на  персону,  как  попугай,  вырядился  под  шестерку-пацана.  Дуб,  или  все  же  хитрость?             
       Каин  нетерпеливо  покосился  на  дверь – пустое  созерцание  друг  друга  мало  дает  уму  и  сердцу. И  тут,  словно  телепатически  уловив  мысль  шефа,  в  открывшуюся  дверь  просунулся  жостовский   поднос   с  бутылками,  фужерами  и  закусками, а  следом  вступила  очаровательная  Розочка,  с  улыбкой  застенчивой  девственницы,  выставляя  мужикам  вычурные  формы  задницы  и  налитых  соком  молодости  персей. Впрочем,  притягивали  взгляд  и  прическа,  премиленькое  личико,  в  меру  подчеркнутое  косметикой,  а  глаза,  синие  и  большие,  как  морской  простор,  приглашали  Модеста  Добера  броситься  туда  очертя   голову.          
       «Ну,  скотина! -  взглянув  на  девку,  оценил  гость  старания  адвоката. – И  где  откопал  такую? Прямо  змея  искусительница. Уговорит,  падла,  переспишь  с  нею,  а  платить…согласием.  И  согласишься.  Улыбочка  таких  глаз  чего  стоит. А  если  в  постели  волшебница?!  Каин  держит  товар  только  высшей  пробы. Умен,  скотина,  но  смываться  из-под  его  крыла  надо».            
       Добер  явил  на  морду  одну  из  подзабытых  улыбок  обаяния  и  пропел,  пораженный  будто  только  содержанием  подноса.       
       - Однако, Георгий  Исаич,  ты  можешь  удивить  человека!  Я  пошутил,  а  у  тебя   нашелся  натуральный  французский  коньячок. Из  погребов  Парижу?  Или  с  подвалов  пригорода  Лубянска  или  Одессы?      
       - Так  время  какое!  И  под  боком  наши  химики  могут  сварганить  французскую  вещь,  да  и  в Парижах  мордами  грязюку  не  распашут.  Бурду  запросто  состряпают.  – Вскинул  на  него  ласковый   взгляд  Каин. – Сами-то  перебиваемся  с  хлеба  на  квас, а  для  престижу  в  Мадриды  самолеты  гоняем,  в  Лондоны  и  Лозаны,  чтоб  позора  не  имать  хозяину.  Ить  -  крутые  все!      
       Адвокат  первым  налил  себе  в  тонкий  стакан  на  треть  темной жидкости,  предварительно  взглянув  на  этикетку.  И  вскинул  бровь.      
      - Десятилетний  джин…Фиговина. Водка,  она  и  есть  водка. Только  нашенская  из  пшенички  или  из  подлянки  какой-нибудь  гнатая,  а  это  можжевеловая,  если  верить  рецептам. Ну,  попробуем.  А  ты  лакай  парижский  коньяк.  Только  не  очень  доверяй  сертификатам  на  наклейках.  Наши  жулики  навострились  любую  ксиву  гоношить!   
       Под  такое  рассуждение  Каина  луковский   темнила  разглядел  бутылку  с  коньяком  и  уже  не  стал  комментировать  дату  розлива,  а  нацедил  полный фужер  и,  любуясь  цветом  жидкости,  поднял  над  столом.   
       - Будем  здравы!      
       - Алаверды, -  сказал  Каин  и  хлебнул  из  своего  стакана.      
       - Жарковато,  -  сказал  Добер,  когда  отставил  фужер,  осушенный   враз,  но  с  явным  удовольствием. Куснул  шоколадку. -  Запоздала  нынче  осень.   
       Хвалить  напиток  отчего-то  не  стал.   
       - Так  хорошо!  Хоть  раз  уберут  дары  природы  без  потерь! Нельзя  будет  спихнуть  ничего  на  погоду. Дождей  нет,  бабье  лето  в  вёдре, -  ухмыльнулся Бугров,  пожимая  плечами,  обтянутыми,  английской  выделки,  белейшим  хлопком  рубашки  с  черным  галстуком. – Снизятся  цены  на  рынках,  меньше  будет  голодных.         
       - Голодные  желудком  нас  не  тревожат,  -  принял  игру  Модест  Добер. – Меня  щекочут  голодные  глазами.      
       - У  тебя  затруднения,  я  догадываюсь.  Мы  давно  не  виделись, -  проронил  Каин,  добывая  из  пачки  сигарету. -  Жалуйся. Если  смогу -  помогу.   
       - Да  будто  нет  особых  вопросов.  А  так,  новые  мысли. Время-то  текёт. -  Добер  плеснул  в  бокал  коньяку,  но  пить  не  стал. Даже  отодвинул  кончиком  пальца   по  полировке  посудину.      
       Прикидывал,  как  приступить  к  интересному  вопросу.         
       Адвокат  Бугров  пыхнул  дымком,  пожевал  сочными  губами,  погладил  тылом   указательного  пальца  ямочку  на  подбородке.  Подхватил  тему,  помогая  гостю  выйти  на  стрежень  беседы.               
       - Время  новое,  суровое,  рисковое  и  быстро  текущее. Будем  хлопать  ушами – пролетим. У  тебя,  как  я  просчитываю  по  взносам, спада  будто  нет.   Всё  идет  путём?         
       - Да  нет,  не  стоит  утверждать  столь  категорически. -  Модест  Добер  побежал  глазами  по  офису  и  попытался  удержаться  за  Незнакомку.  -   Моё  дело  так  и  не  выросло.  Молодые  наглые,  сильные,  толкаются.  Попробовал  дать  оборотку,  так  еле  ноги  унёс.  Сиди  на  своей  территории  и  не  рыпайся.  Грозились  голову  оторвать.  Так  что…
       И  он  взглянул  на  Каина  с  видом  обиженного  понапрасну. 
       - Так  чего  ты  хотел?  Всем  владеть  в  наше  время  одному  нельзя.  Держи  свою  нишу  и  будь  доволен.  Я  ведь  тоже  имею  только  свое  дело.  Адвокатура  -  фиговый  листок. Но  экономика  сейчас  ни  в  дугу,  фабрику  не  откроешь,  заводик  не  поставишь.  Кто  успел  хапнуть  старого,  те  тоже  скукожились. Конкуренцию  импорту  не  составишь. Чиновные  люди  в  колеса  мздой  тут  же  палки  суют. Сфера  обслуги  не  моя,  а  именно  там  сейчас  крутятся  крупные  бабки.  Как  вон  в…Селенгах.
       Каин  словно  поддерживал  собеседника  и  тоже  будто  жаловался,  но  знал:  визави  многое  сочиняет,  врет  не  краснея. Город  он  взял  целиком  и  держит  крепко. Соглядатаи  доложили  адвокату,  что  Модест  «добывает»  не  мало  «бабок»  и  «зелени»,  много  утаивает  от  братьев  по  разуму  и  кинжалу.  И  в  общак  лубянской  общины  бывших  теневиков  и  подколодных  хитрованов, разумеется,  тоже  сбрасывает  неверный   процент.  И  переводит  много  денег  за  границу,  прячет  в  банках,  покупает  недвижимость. Приобрел,  например,  виллу  в  Болгарии  на  берегу  Черного  моря.    
       - Сферу  обслуги  та  напрасно  упустил,  проворонил. А  теперь, блин…  Терпеть? Или…- Модест  Федорович  сотворил  жест,  каким  что-то  перехва-тывают  или  душат. -  Могу  только  посочувствовать.      
       Хозяин  офиса  перенял  его  простодушный  взгляд  и  флегматично  уронил:    
       - Я  адвокат  по  принципам  души,  слуга  Фемиды. Потому  мочить,  не  уступивших  мне  дорогу,  не  стану.  Другое  дело,  наказать  за  надругательство  над  здравым  смыслом….Кстати,  о  птичках.  Ты,  верно,  решил,  что  страховка  тебе  уже  ни  к  чему  и  стал  зажиливать  полную  меру  отчислений.  Хочешь  идти  один  под  жарким  солнцем  с  тяжелой  ношей?       
       И  явил  уже  построжавший,  ледяной   взгляд.
       Добер  подобрался,  собираясь  с  мыслями,  прикидывая,  что  может  быть  известно  Каину,  и  решив,  что  знает  много,  пошел  напрямую.   
       - Я  положил  себе  выйти  из  Фонда. Крыша  твоего  ордена  на  нынешнем  этапе – просто  иллюзия.  Власти -  практически  никакой,  кто  во  что  горазд  действует.  Все  решает  сила,  а  она  у  меня  крепкая.  Стволов  сто  с  лишком  могу  выставить  на  разборку.  Так  что  в  своем  Лукове  хозяин  я.  Возражать  станешь?         
       - Зачем,  Модест  Федорович? У  тебя  есть  право  выбора.  Сколько  ждали!  Вот  только  не  рано  уверовал  в  беззаконие?  В  жизни  всё  возвращается  на  круги  своя.  На  большем  уровне,  но  возвращается.  И  в  одиночку  вступать  в  новое  время…Но,  вольному -  воля! Ты  выходишь  на  простор  в  благоприятное  время  и  по  своей  охоте,  а  потому  десять  процентов  от  суммы  твоих  отчислений  получишь,  как  полагается. Да  ты  пей  коньяк  из  Парижу!  Или  поддельный?! -  И  хлебнул  своего  питья. -  А  джин,  того,  против  водки  не  тянет.  Супротив  пшеничной.  А  насчет  нашенской  крыши  ты  напрасно  возымел  аргументы. Ведь  когда  по  твоему  заказу,  в  твоей  епархии,  одного  за  другим  примочили  самых   ухаристых  бывших  панов-спортсменов,  вокруг  тебя  закрутилась  милицейская  карусель.  Многих  твоих  бычков  брали  за  жабры,  а  один  засветился  так,  что  пришлось  выдергивать  его  из  страны  за  границу.  Ты  не  сгорел,  потому  что  Фонд  приложил  руку,  отрабатывая  твои  взносы.  И  хотя  спортсмены  те  примоченные  заработали  свой  конец  безусловно,  я  не  сторонник  таких  методов. Но  раз  решил  идти  своей  дорогой,  попутный  ветер.  Но  совет  все  же  прими.  В  новой  сфере   можно  легко  нарваться  на  пулю.  А  ты,  я  слышал,  осваиваешь  непотребное.  Ах,  Модест  Федорович!  Время-то  какое!  Теперь  все  судьи  и  палачи,  взяли  на  себя  бремя  богов  решать  и  наказывать.  Но  ведь  боги  могут  спохватиться  и  потребовать  сатисфакции! И  что  скажем?..  Что  очертя  голову  жили?…       
       Они  расстались  и  адвокат Бугров  тогда  подумал,  что  пути  их  больше  не  схлестнутся.      
       Но  он  ошибся.          

      
                ____________________   ***   _____________________
       В  тот  день  Каину  пришлось  выехать  на  встречу  с  нужными  людьми  в  приграничный  район.  Дорога  бежала  мимо  Луковки  и  адвокат  вскользь  подумал  о  Модесте  Добере. Как  он  тут?  Спокойно  владеет  городом  или  совсем  обурел  и  создал   трудности,  решить  какие  нельзя  простым  объяснением?  Добер  видел  счастье  в  деньгах  и  власти,  но  то  оселок,  на  котором  оттачиваются  грани  везения.  И  вперед  не  узнаешь,  вознесет  ли  на  самую  маковку  вожделенной   цели,  или  низвергнет  в  пропасть  черной  жути.  Егор  Бугров  предрекал  падение.      
       Но  пока  тихо,  никаких  толков  и  слухов,  будто  вотчина  Добера  жила  обособленно,  в  замкнутом  кругу.  Или  их  шухеры  не  выходили  из  ряда  вон,  чтоб  обрасти  легендами? Теперь  повсюду  творилось  невообразимое,  а  жизнь  божьей  твари  стала  дешевле  старомодной   понюшки.    
       Его,  с  виду  раздрызганную,  неказистую  «Волгу»  старого  образца  с  изящно-стремительным  оленем  на  капоте,  остановили  в  виду  городка  люди  в  новеньких  камуфляжах   и  с  автоматами  наперевес.       
       «Менты? -  удивился  и  слегка  стушевался  Каин.  Бросаться  в  глаза  не  хотелось,  не  тот  случай.  Если  же  это  боевики  Добера -  тоже  не  сахар.  Стрельба  возможна,  хотя  в  машине  четыре  «калашника»,  в  бардачке  тройка  «лимонок»,  а  в  карманах  его  и  охраны  имелись  «Макары»,  законность  владения  которыми  под  большим  сомнением. В  такое  время  регистрировать  стволы  опасно.  Если  что,  проще  избавиться. Ну  и,  одна  «лимонка»  всегда  лежала  в  левом  кармане  пиджака. Начиненная  газом. -  Худо,  Егорий!  Худо.  Можно  опоздать,  а  то  и  вовсе  не  доехать…Нет,  это  не  менты.  Люди  Модеста.  Новая  форма  и  морды  заспанные  и  свиные. Они  снимают  с  проезжих  маржу. Рутинная  работа  и  уверенная  наглость.  Впрочем,  в  подлунном  мире  многое  чего  не  так».    
       Каин  сидел  рядом  с  водителем,  которого  всегда  брал  с  собой  в  дальние  вояжи. Николай  Лозовой,  давно  обвыкшийся  с  манерами  шефа,  невозмутимо  сказал:    
       - Будет  стрельба,  или  я  не  служил  в   вэдэвэ.  Гранату  -  и  вперед,  милейшие!?      
       Он  держал  ноги  на  педалях  сцепления  и  тормоза,  а  рука  уже  воткнула  вторую  скорость.      
       - Поглядим,  Коля.  Погутарим.  Обойдется,  может…Но  будь  готов,  пионер!    
       Адвокат  щурился  сквозь  темные  очки,  правой  рукой  крутил  ручку,  опуская  стекло, а  левой  нащупывал  в  кармане  гранату.  Плохо, - амбалы  подходили  к  машине  с  обеих  сторон.   
       Первым  приблизился  верзила  к  Каину. Сунул  в  плечо  ствол  автомата.
       - Кто,  куда,  зачем,  почему? -  с  брезгливой  ленцой бросил  пастух  дороги  давно  заученную  киношную  фразу,  сплевывая  с  толстой  губы  шелуху  семечки.       
       Он  тоже  в  темных  очках,  теперь  модно  в  них  крутым,  но,  верно,  не  взглянул  на  заднее  сидение,  где  сидели  два  паренька  из  «Сапсана»  Григория  Травкина.  Там  пара  коротких  стволов,  прикрытых  пилотками,  ждала  работы.         
       - А  ты  кто?! -  процедил  Каин  голосом  с  металлом. -  Если  мент,  так  изволь  представиться. А  то  закон  требуешь  исполнять,  ждешь  уважения,  а  сам  нарушаешь. – Что  надо?!      
       Их  обычно  боялись,  и  потому  боевик  опешил.  Выступал  или  круглый  дурак,  или  шишка  от  государства. А  то  и  авторитет.  Этим  тоже  всё   по  колено.      
       Но  потом  амбал  решил,  что  его  взяли  за  дундука.  Машина  ветхая,  припудренная  пылью,  а  возник  этот   жидяра  от  страха.  Вообще-то,  напрасно  остановили  этот  драндулет,  ни  хрена  толку  с  него  не  будет.  Но  скука…И  голос  жидяра  поднял  некстати.  Что  он  лепечет  насчет  какого-то  закона  и  не  видит  упертого  в  пузо  автомата? Дурак?  Глас  «ствола»  всегда  громче  голоса  разума.   
       - Ты,  бздя  жидовская! А  ну  выметайся!  Щас  шмонать  будем  вас  с  машиной.  Чего  везём  и  скока.  Найдем  бабки  -  отпустим,  а  нет,  так  на  корм  мухам  пустим.          
       Мордоворот  осклабился  личной  остроте  и  обернулся,  глянул  на  другую  сторону  трассы,  где  разбит  в  палатке  под  ракитой  их  «фигвам»  и  обретались  братья   по  оружию. Но  тех  не  видно. Верно,  сосут  пиво,  развлекаясь  разговорами  или  играми  с  «телками». А  может,  и  не  было  там  никого.  Егор  Бугров  взглянул  туда  тоже  и  всё  понял. Ребятушки-бандитушки.  С  ними  в  разборках  рискованней,  зато  в  бою  проще,  можно  в  плен  не  брать.   
       И  он  проронил,  не  скрывая  иронии.      
       - А  вы  хорошо  развлекаетесь, парни.  И  Модест Федорович  вам  разрешил  стричь  шерсть с  проезжих  а  вы  имеете  процент?  Или  втихую  стараетесь?  Кстати,  где  сам  Модест?  На  посту,  охраняет  город?   
       -А  тебе  какого?!… - взлаял  было  амбал,  но  тут  же  осекся  и  сменил  тон. И  спросил  уже  с  толикой  подхалимажа. – Вы  знаете  нашего  Добряка?         
       - Модест  обзавелся  приличным  погоняйлом, -  будто  себе  отметил  Каин,  и,  взяв  двумя  пальцами,  брезгливо  морщась,  отвел  на  сторону  ствол  автомата,  а  затем  выпихнул  за  окно.  Боевик  не  противился,  а  Егор  Бугров  вопросил: -  Так  что  вы  требуете  от  проезжих?  Налог  за  пыль  с  дороги?  Сколько?  Я  помню,  у  Модеста  было  чувство  меры.  Или  утратил?         
       Амбал  ухмыльнулся  и  объявил:          
       - Пустяк!  Сто  тысяч  с  простого  лоха  и  лимон  с  деловых.  Авторитеты платят  личным  присутствием  за  столом  Добряка.         
       - Ну,  мне  до  авторитета,  как  до  Киева  раком  добираться.  Но  деловой,  это  точно,  и  значит,  с  меня  лимон  триста.  Водитель  и  попутчики  сойдут  за  лохов.  Они  на  жаловании.  Сами  бабок  не  добудут. – С  этими  словами  Каин  достал  бумажник  и  извлек  нужную  сумму  налога  за  проезд  мимо  Луковки. – Получи.  И  Модесту  Федоровичу  привет  все  ж  передай.  Скажи,  адвокат  Бугров  проезжал  на  Ростов.  Может,  на  обратном  пути  загляну,  если  в  иную  сторону  не  утянут  дела. Да!  За  дорожную  пыль  вы  берете,  за  экологию  боретесь  яро.  А  как  же  за  воздух?  А  если  кто  набздит  с  испуга?  За  отравленный  воздух  надо  брать.  Петр  Великий  за  бороды  брал.  Так  вот,  подкиньте  Добряку   идейку.         
       Бычара  наконец  уяснил: человек  в  «Волге»  смеётся  над  ними.  Мордоворот  нахмурил  круглый  и  мясистый  фас.   
       - Ты  сколько-нибудь  имеешь  к  Добряку?!   
       - Нет,  пожалуй,  нет.  Но  бабки  снимает  он  лихо…Тебе  же  -  совет.  Никогда  не  говори  незнакомым  «ты». Это  чревато. -  И  вытащив  из  кармана  левую  руку,  протянул  её  в  окно  и  разжал  кулак.  На  ладони  покоилась  рубчатая  «лимонка».  Амбал  в  испуге  отпрянул  и  Каин  удовлетворенно  кивнул.  – Ну  вот.  А  ты  говоришь:  бык.  Теленок  ты,  а  не…Я  на  месте  Модеста  гнал  бы  таких  работников  в  шею.  Поехали,  Николай. Итак  задержались.    
       И  «Волга», вздымая  пыль,  рванула  с  места.  Стрельбы  вдогонку  не  открывали.         


                ГЛАВА  ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

                _____________________   ***   ____________________
       На обратном  пути  Каину  не  случилось  заехать  в  Луковку. Но  он  не  забыл  о  «проверке»  на  дороге  возле  вотчины  Добера,  и,   возвратившись  домой,  поручил  Травкину  послать  туда  людей  и  изучить  с  дотошностью  обстановку.
       Спустя  несколько  дней  адвокат  знал  о  делишках  Добера  много. Картина   вырисовывалась  безотрадная  и  даже  удручающая.  Очень  походило  на  то,  что  надменный  Добряк  и  бывший  член  синклита  хитрованов  занялся  оборотом  наркотиков  В  его  городе  «дурь»  стала  доступной  наравне  с  сигаретами  и  выпивкой.   Не  устоял  перед  бешенством  денег.             
       Адвокат  и  Травкин  чуточку  расслаблялись,  так  решил  Каин.  Сидели  в  городском  кафе,  где  обслуживали  по  высшему  разряду,  посетителей  почти  не  было,  потому  как -  день  только  зачинался,  да  и  подслушать  их, пожалуй, некому. Разве  спецслужбам, но  те  покуда  пребывали  в  прямой  кишке  глупейшей  Жени…Так  думал  Егор Исаич.   
       Пышущий  здоровьем, и, верно,  расходующий  его  по  крохам, Григорий  Валериевич  держал  на  губах  улыбочку  и  смотрел  на  визави  с  задором. В  последние  дни  майор  был  доволен  жизнью  почти  полностью  и  отчасти  счастлив. Для  полного  счастья  не  хватало  малости,  и  Травкин  собирался  сегодня  ту  малость  добыть.
        Майор   пил  апельсиновый  сок, а  Бугров  холодную  водку.  Под  селёдочку  с  лучком  и  картошечку  в  мундирах,  её  сварили  по  заказу  и  принесли  в  надлежащем  виде.  Сибарит  по  натуре, Каин  почти  никогда  не  отказывал  себе  в удовольствии  полакомиться  тем,  чего  хотелось. Вдруг,  захотелось  селедки. И  он  выпивал  рюмку, брал  кусочек  селедки  не  вилкой – руками,  с  аппетитом  уминал,  оснащаяя  картошкой  и  хлебом-чернушкой. И вытирал  пальцы  бумажной  салфеткой.
        - И  чего  станем  делать  с  таким  обормотом?  -  наконец  спросил  он,  выкушав  пару  рюмашек  и  выслушав  доскональный доклад   про  луковского  дельца.   
        - Что  делать?  Найти  поставщика  и  грохнуть  с  Модестом.  Ты  же  сам  хотел  предложить?  Или  характер  твой  изменился? -  усмехнулся  майор  Травкин. -  Или  замочим  всю  его  боевую  группу?  Так  там  пятьдесят  рыл  наберется.  Если  не  считать  тех,  кто  прибежит  по  свисту.  И  все,  как  на  подбор,  и  с  ними  дядька…Дядька  крутой,  сам  знаешь. 
       - Всех   мочить  -  много  крови.  Я  бы  и  Модеста  не  трогал,  но  он  взял  много  свободы.  А  свобода,  делать  покойников  из  молодых  ради  денег,  -это  уже  подлянка.  И  за  неё  даже  воры  наказывают  крепко.  Выходит,  выбора  у  нас  нет.  Добер  сам,  избирая  путь  торговли  «дурью»,  выбрал  себе  и  планиду  горькую. Так  и  порешили.  А  остальных  повязать  и  сдать  в  местную  ментовку.  А там  уж  пускай  разбираются,  кто  и  сколько  заслужил.
       Каин  посмотрел  за  окно,  у  которого  сидели.  Там  шумели  машины,  мельтешили  прохожие.  По  ветвям  липы  прыгали  воробьи,  чирикая  о  своём. Косой  луч  солнца  бил  в  открытую  форточку  и  играл  бликами  на  стекле  рамки.  Адвокат  прищурился,  прожевывая  корочку.   
       - Киллер  дорого  стоит, и  свидетель  лишний, -  задумчиво  проронил  Травкин,  отхлебывая  из  стакана  сок.       
       - Вот  видишь  Такую  работу  на  сторону  не  отдают.  Так  что,  хоть  и  не  хочется  тебе,  а  надо.  Очень  надо,  Федя.  Модест  поднял  руку  и  на  нас  с  тобой.  У  тебя  уже  есть  сын,  глядишь,  и  у  меня  случится.  А  этот  хмырь  их  «дурью»  пользовать  станет.  Нет  уж,  майор!  Думай,  как  сделать  работу  хорошо.  Хорошо  думай, 
       - Ладно,  командир,  обдумаю  вопросец,  -  кисло  поморщился  Травкин,  отчего  Каин  вывел,  что  не  по  нутру  тому  поставленная  задачка.   
       - Ну, ну,  дружище!  Ты  хороший  опер  и  предстоящая  операция  для  твоих  птенцов  сущая  безделица.  Конечно,  надо  пораскинуть  извилинами,  но…Помню,  ты  Шлямбура  пошарпал  под  видом  граждан  кавказской  национальности.  Обошлось  без  шума  и  дело  фирмы  Дрёмы.  А  время,  время  нынче  какое,  я  должен  напомнить!  Тогда  много  труднее  было  мотивчик  организовать.  Смелее,  майор!    
       Конечно,  он  уже  употребил  три  рюмки  водки  и  тонус  поднялся.  И  побудил  Травкина,  чей  лик  немного  просветлел.         
       - Ты  хочешь  сказать,  прорвемся.  Под  деловых,  рекомендуешь,  переодетых  в  ментов,  сработать.    
       - А  что?  Простой  и  естественный  ход.  Поди  подумай!  Нормальный  мент  сдает  преступника  в  кутузку,  а  эти  примочили,  не  сходя  с  места.  Вывод?  Переодетые! – Адвокат  хлопнул  еще  рюмочку  водки,  нюхнул  чернушки,  а  затем  кинул  в  интеллигентный  рот  частицу  селедки. -  Но  сработать  надо  еще  тоньше.  Заезжие  взяли  людей  Модеста,  а  вот  самого…Опоздали. Смылся!  Шестое  чувство  сработало…И  помнить  надо:  Добер  приобщился  к  работе   с  «дурью»,  и  если  обнаружить  вещдок  в  виде  пакетов  с  порошками  и  травкой…Тамошним  ментам   для  начальства  какой  гвоздь!         
       - Ты  и  порошок  заготовил?! -  вскинул  удивленный  и  все  же  веселый  взгляд Травкин  на  адвоката.   
       - Э,  дорогой  товарищ  и  друг!  Да  вам,  никак,  нянька  нужна!  Неужели  в  кабинете  твоём  нет  личного  сейфа?  Три  года  бацаешь  в  особом  отряде!  И  никакой  себе  заначки?  За  кого  ты  меня  принимаешь? Гриша! -  с  великим  сарказмом  проворковал  Каин. -  В  общем,  будя!  Операцию  разработаешь  сам.  Сам  и  проведешь.  Всё  разведано,  сроку  ты  имеешь  неделю,  от  силы  десять  дней.  Мы  только  в  общих  деталях  её  прикинули,  а  ты  уж  сам  нюансы  обсоси.  Но  чтоб -  на  высшем  профессиональном  уровне!  Добер  подписал  себе  приговор,  а  там  уж  как  сложатся  обстоятельства.  Я  имею  в  виду  других  деятелей  тамошнего  рыночного  пространства.
       Травкин  унял  усмешку  и  покивал.
       - Приказ  есть  приказ,  мои  люди  служащие,  а  тут  я  вижу -  заказная  работа.  Что  я  предложу  ребятам  в  качестве  подъемных?  Не  трубу  же   аэродинамическую.               
       - Наконец-то  я  слышу  глас  не  трусливого  мента, а  задубелого  дельца.  Идеи  меняем  на  деньги!  Так  вот,  прячь  подальше  совесть  и  подставляй  карман.  Мы  избавляемся  от  скверны.  Очищаем  пространство,  покуда  демократия  за  горизонтом.  И  за  отличную  работу  объявляем  премию! -  торжественно  огласил  Егор  Бугров, выставляя  на  партнера  холодный   взгляд,  в  каком  на  донышке  колыхалась  искра  шельмы.      
       Майор  игру  заметил  и,  принимая,  качнул  головой.      
       - Это  ты  очищаешься  от  скверны  и  конкурентов.  А  мы   менты,  и  нам  на  поле  жизни  без  этой  пакости -  труба, безработица. В  отхожее  место – нас! А  мы  кушать  хотим.  И  водить  туристов  по  залам  музея  Правопорядка  необучены.  Вишь,  какая  селедка  получается.  Кстати,  у  тебя  так  вкусно  идет  процесс,  гадство. Дай  и  мне  водки.  И  селедки  куснуть…с  картошечкой!         
       - Бери. Мне  что?  Я  зарока  не  давал. У  меня  руки  вон…-  И  показал  пальцы  в  рыбьем  жиру. -  В  стакан  нацедишь  или  рюмку  спросим?         
       - Какой  хрен  -  рюмку?!  Мне  на  один  разок! Но  чтоб  проняло, -   почти  простонал  Травкин  Валерий,  наливая  в  стакан  из-под  фанты  на  три  четверти,  накалывая  на  вилку  кусочек  рыбки  и  целясь  глазом  в  чернушку  с  корочкой. – Эх,  ма! Поехали,  родная!   
       Да-а!  Не  много  человеку  надо,  всего-то  глоток  выпивки  и  закусь  по  нутру.  Привык  к  какой.  Общение  с человеком,  дабы  не  в  тягость  друг  к  другу, да  еще,  может  быть,  кусочек  природы  для  души,  чтобы  глаз  отдыхал  на  глади  воды  или  ветке  березы. И  он  счастлив,  доволен  житухой!.. А  всё  остальное  впусте!  Грешная  суета…И  только  работа  по  сердцу  зовет  жить.  И…любопытство.          
       Каин  поморгал,  поморщился  и  нахмурился. Мысль  пришедшая вызвала  чувства  непривычные, каверзные,  когда,  глядя  на  сотоварища,  себя  даже  прижалел.  Принимая  суетность  бытия,  таясь,  вздохнул.  И  тоже  выпил,  задавил  сентиментальность. Ишь,  сука!    
       Он  угнул  голову,  исподлобья  наблюдая  за  Травкиным,  внимчиво  жующим  картошечку  с  лучком.  Затем  откинулся  на  спинку  стула  и  хлопнул  ладонью  себе  по  колену.      
       - Ладушки.  Уговорил  ты  меня,  друг  застольный.  Не  знаю,  как  ты  обставишь  дело,  но  в  качестве  премии,  по  штуке  баксами  на  рыло,  на  бочку  выброшу.  Давай,  порадуй  своих  парней.       
       - Да  ты  что?!  Жора!  Это  же  мелочь!  Модест  три  раза  в  аду  перевернётся,  когда  узнает,  за  сколько   отправили  его  в  котел  со  смолой  грехи  соскабливать! -   жарким  шепотом  возмутился  Травкин.      
       - Ну  и  что?  Пущай  вертится, – невозмутимо  парировал  адвокат -  То  его  личное  дело. А  я,  на  правах  добропорядочного  буржуя-мецената,  выделяю  толику  «зелени»  стражам  порядка  для  поощрения  их  рвения  на  службе!  Усёк?  Твоим  орлам  государство  за  работу  платить  должно.  А  я  тут  сбоку-припёку,  чтоб  спалось   спокойней.  А  сам  Модест  для  меня  ничто,  фукс.  Так  что  не  затягивай  исполнение.  В  недельку  должен  уложиться.   
       - Ты  гонишь  лошадей,  командир.  В  таких  делах  загадывать  -  себе  дороже.  Как  получится.  Деньги  когда,  для  подъема  дела?  Чтоб  дух  у  моих  гавриков  возрос.   
                - Сначала  стулья,  потом  деньги,  -  взглянул  в  глаза  ему  Каин,  ощеряясь.  -  Закон  рынка.      
       - Ну  ты  даешь,  шеф!  Палку  перегибаешь, -  потускнел  лицом  майор  Травкин.  -  Радость  меняешь  на  огорчение. У  меня  дома  торжество  намечается,  сына  женю,  а  ты  играешь  жмота.  И  тебя  пригласить  хочу.  Сыну  бы  тачку  в  подарок  к  такому  случаю  хучь  хреновенькую.  И  деньги  бы  - как  раз.  Молодежь,  сам  понимаешь,  нынче  пошла  с  запросами,  а  своих  башлей  у  них…А  в  телеке  требуют,  чтоб  были.  На  кого  им  надеяться? 
       И  он  сотворил  жест  отчаяния.      
       - Да  уж,  любим  мы  деток  своих  безответно  и  беззаветно.  И  несёт  нас…А  бывало,  наш  простой  советский  мильтон  и  заикнуться  не  смел,  что  его  отпрыску  средство  передвижения  хоцца. А  -  лисапет!?.. Ладно,  ладно,  Григорий  батькович!  Всё  понимаю.  Не  кособочь  морду.  Жизнь  такая,   всю  дорогу  по  темечку  стукает,  да  еще третьим  номером ключом слесаря-водопроводчика. Нехваты,  а  бабы  наши  натурные  моты.  Шмотку  ей  подавай  забугорную.  Да  чтоб  знак  фирмы!…Да-а,  понесло  меня.  Машину  когда  хочешь  всучить  наследнику? -  Каин  в  задумчивости  поскреб  ногтем  висок. -  Не  убьется  до  свадьбы?  Ладно,  сам  знаешь,  люблю  поозоровать.  Сейчас  прямо  ко  мне  двинем,  я  брякну  одному  знакомцу,  который  король  городской  по  автомобильному  бизнесу,  вот  он  и  сгоношит.  О  какой  тачке  твое  чадо  мечтает?  Купим  иномарку  хожалую  или  нашенскую,  но  как  огурчик?      
       - Иномарка,  она  по  шарам  вдарит, -  пропел  Травкин,  радуясь  за  сына.  И  загорелся  глазами,  представив  соседей  в  своем  пригороде. – Да,  иномарку,  но  чтобы  не  очень.  По  Сеньке  чтоб  шапка.      
       - Ага,  для  среднего  класса.  Устроим  тебе  самобеглый  «фольксваген».  Кстати,  он  так  и  переводится  на  нашенский  язык: самобеглый  вагон. Я  видел  как-то  приличный  аппарат.  В  самый  раз  будет. Ну  как,  по  коням?  -  И  адвокат  Бугров  первым  поднялся  над  столом.               


                _________________   ***   _______________________
       В  кабинете  Модеста  Добера,  супротив,  через  полированный  квадрат  стола,  сидел  гость  из  республики  Средней  Азии   некий  Карим.  Человек  исполнял  волю  хозяина  и  его  дело    доставить  товар,  показать  образцы,  договориться  о  цене  и  получить  деньги.  С  ним  Модест  Федорович  имел  контакт  в  прошлом.  Но  тогда,  несколько  лет  назад,  Добер  побоялся  взяться  за  дело  с  «дурью»  и  связал  Карима  с  нужным  пройдохой,  оставаясь  посредником.  Тогда  хозяин  Модест  взял  малость  куртажных,  а  прикинув  через  свой   процент  навар  наркодельца,  ошеломленный  суммой,  решил  это  дело  в  городе  прибрать  к  рукам. 
       И  вот,  когда  киргиз  явился  снова  с  партией  товара, хозяин  города  не  очень  удивился,  что  тот  пришел  к  нему.  Вернее,  он  вообще  не  удивился,  потому  как  Кариму  некуда  было  идти,  кроме  как  сюда.      
       По  указу  Модеста  Добера  тому  мудриле,  который  заправлял  наркотой  в  его  епархии,  недавно  свернули  голову.  Злодей  оказался   жадным,  хотел  иметь  всё,  потому,  видите  ли,  он  рискует   во  сто  крат  больше,  и  представьте,  -  собственной  головой.  Готов,  скрепя  сердце,  платить  десять  процентов  хозяину  города,  как  в  былые  добрые  времена,  но  быть  на  ролях  простого  продавца  «дурью» -  увольте. 
       Пришлось  уволить.   
       Теперь,  разглядывая  притомившегося  в  беготне  по  городу  Карима,  перекусывающего  холодным  мясом  и  запивающим  пивом, Модест  очень  прихваливал  себя  за  предусмотрительность.  Сумел  же  обставить  дело  так,  что  киргиз  не  повез  товар  в  другое  место,  а  пришел  предложить  ему.      
       - Большие  перемены  в  твоем  городе,  Добрык -  поощрительно  кивая  своим  мыслям,  говорил  меж  тем  киргизский  гость. - Как  только  я  спросил  тебя,  меня  привели. И  в  гостинице  хорошо. Кушать  плов  дают,  выпить  кумыс. Женщину  предлагают. Много  платить  приходится,  так  чему  удивляться?  И  у  нас  много  платим.  Зато  свободно  живем.  И  дешевых  стран  больше  нет. Но  зачем  дешевая,  когда  есть  деньги?!.. Плохо, Прохор  Иванович   пропал.  Куда  делся?!  Семь  дней  ищу!  Как  ишак.      
       - Пропал,  дуралей.  В  кабаке,  говорят,  убили  в  драке.  Бутылкой  в  глаз,  «розочкой»  угораздило.  Не  поделили  бабу! Срам!  -  отозвался  на  удивление  Модест  Добер,  спокойно  заглядывая  в  темные   и  простодушные  с  виду  глаза  человека  с  Востока. -  Прохор  еще  не  старый,  мужик  в  соку  был.  Женщинами  дюже  интересовался. Жаль  дурака.   
       - Нехорошо  получилось.  Я  к  нему  дело  имею.  Теперь  обратно  ехать  придется,  если  ты  не  поможешь  найти  нужного  человека, -  продолжал  перевозчик,  подливая  в  стакан  пива.   
       Разумеется,  имея  свои  каналы  информации,  он  ни  на  йоту  Доберу  не  поверил, и  истинную  причину  смерти  Прохора  знал.  Убили  скупщика,  чтобы  Карим  пришел  сюда. Ну  да  ему  всё  равно,  кто  купит  товар, дал  бы  нужную  цену  и  взял  бы  всю  партию.   
       Киргиз  раньше  золотом  промышлял,  даже  искал  клады. Шайтан!  Время  терял,  деньги.  А  новое  дело  хороший  бакшиш  дает! Хорошо  стал  жить  Карим.  Рисковать  приходится,  правда.  За  дорогим  товаром  охота  идет.  Власти  хотят  забрать  себе,  разбойники  на  дорогах  -  себе. Но  куда  деваться  от  жизни?!  Да  и  скучно  тянуть  дни  свои,  когда  нет  острых  ощущений.  Всё  равно,  что  кушать  пилав  неприправленный  барбарисом  или  гранатовым  соком,  в  каком,  к  тому,  нет  перца.  Когда  искал  киргизский  клад,  тоже  неспокойно  было,  но  то  другой  непокой.  Там  только  цель  и  надежда,  слухи,  на  которые  ставили  они   свои  деньги  и  труд.  Потом,  когда  неудача  стала  заглядывать  в  их  желудки,  появилось  озлобление.  Карим  направил  его  на  распространителя  слухов -  убил  киргиза,  продавшего  легенду  о  сокровищах  Чингиз-хана.  Шайтан!      
       Гость  скупо  улыбнулся  своим  размышлениям  и  огорченно  качнул  бритой  головой.  Нехорошо  получилось  тогда,  много  потерял,  человека  убил.  Теперь  лучше  будет.  Если  этот  Добрык  не  захочет  его  обмануть.  Но  и  Карим  хитрый.  Он  не  привез  товар  в  город, оставил  в  другом  месте,  в  шахтерском  поселке,  у  верного  человека  зарыл  в  саду.  Глубоко.  Сюда  образцы  доставил.   
       Киргиз  перевёл  узкие  глаза  на  вальяжно  раскинувшегося  в  кресле  хозяина  кабинета. С  ярким  красным  галстуком  и  в  малиновом  пиджаке  партнер  казался  мальчишкой,  пустившемся  за  внешней  мишурой.  Но  лукавит  Добрык,  вид  такой  напускает  на  себя,  а  на  самом  деле  жестокий  и  жадный,  дерзкий  и  хитрый. Тоже  шакал!      
       Жадный – очень  плохо. Стеречься  надо  вдвойне. И  потому  неспокойно  на  душе  Карима,  бередит  что-то  её,  саднит.       
       Их  глаза  встретились,  Модест  улыбнулся. Даже  высокий  лоб  с  залысинами  засветился.   
       - На  мой  костюм  внимания  не  обращай,  ака. Униформа.  Всё  деловые  ходят  так.  Чтоб  не  подумали  люди,  что  мы  шантрапа   или  бомжи  какие-то.  А  я  еще  молодой,  учусь  у  жизни.  Так  чем  я  смогу  помочь  тебе,  ака  Карим?    
       - Хорошо  говоришь,  Добрык!  Думаешь,  как  помочь  Кариму. Я  не  ошибся,  когда  попросил  проводить  к  тебе.  У  меня  есть  товар.  Образцы  привёз  Прохору.  Ты  меня  с  ним  познакомил  когда-то.  Теперь  Прохора  нет,  а  товар  есть. Хороший  товар,  ходовой  и  много.  Дурь  всякая.  И  гашиш,  марафет,  травка,  опиум  -  всё  есть!  Побоялся  много  везти.  На  пять  арбузов  захватил.  Но  у  вас  цены  выше,  ты  получишь  выгоду.            
       - На  пять  арбузов, говоришь.  На  первый  раз,  пожалуй,  в  самый  раз, -  раздумчиво  и  осторожно,  чтоб  не  напугать  гонца, размышлял  вслух  Модест  Добер. – Образцы  с  собой?  Я  не  спец  в  таком  деле,  понимаешь.  Ни  бельмеса  не  смыслю.  Придется  пригласить  консультанта.      
       И  покосился  на  широкое  окно,  с  легкой  голубой  портьерой,  которая  слегка  защищала  от  пекла  на  улице.  Июльское  солнце,  почти  в  зените,  жарило  беспощадно.  Даже  вентилятор  не  спасал  от  духоты.  Загруженное  в  холодильник  питье  снимало  на  время  истому.  Перед  хозяином  стояла  бутылка  с  колой,  недавно  вынутая  из  морозилки. Модест  Федорович  потянулся  к  стакану  и  кивнул  гостю.      
       - Покажи  образцы. Признаться,  ни  разу  не  видел  этой  гадости.   
       Карим  оглянулся  на  дверь,  укоризненно  посмотрел  на  хозяина  офиса. Но  руку  в  карман  легкой  куртки, что  висела  на  спинке  кресла,  запустил.   
       - Не  бойся,  дорогой   ака! У  меня  охрана,  как  в  лучших  домах.  Если  беда  случится,  упредят.  Да  и  кто  сунется  без  стука?!  Тут  все  из  моего  корытца  кушают.  Показывай.  Понравится,  поедешь  за  другой  партией  товара.  Дай  только  раскрутиться,  мы  так  завернём  дело!       
       Карим  выложил  на  стол  пластиковый  пакет,  из  него  стал  доставать  пакетики  помельче, запаянные,  с  разной  начинкой.  Бросал  по  лакированной  поверхности  стола  Доберу.    


                ____________________   ***   ____________________
       Добер  не  любил  лишних  ушей  и  даже  охране  не  разрешал  торчать  возле  двери.  А  беспечность  и  жара  даже  наружные  двери  держали  открытыми.  И  потому  с  виду  лохи,  а  по  сути  люди  Травкина  легко  уложили  охрану  в  глубокую  кому.  А  сами  бросились  в  апартаменты.          
       Дверь  в  кабинет  Добера  вломились  уже  только  двое.  Но  уже  в  масках  и  с пистолетами  во  всех  четырех  лапах.   
       - Руки,  суки! -  рявкнул  передний,  подскакивая  к  креслу  Добера.  И  стволом  «Макара»,  уперев  в  подбородок,  вздёрнул  малиновый  пиджак  на  ноги.   
       Напарник  тут  же  выхватил  за  шею  из  кресла  Карима  и  тоже  ткнул  в  спину  «глушак». 
       - Кто  такой? – сбавил  тон  Травкин,  мельком  взглянув  на  пакеты  на  столе  и  указывая  на  киргиза. -   Наркота?  Он  привез?  Откуда  кумысник?   
       И  каждый  вопрос  подтверждал  тычком  «дуры»  в  подбородок,  делая  Модесту  Доберу  немножко  больно.    
       - Не  знаю, -  сквозь  зубы  процедил  «хозяин»  города. – Он  только  что  пришел.       
       Модест  пытался  выиграть  время,  сообразить:  кто  ввалился  к  нему  без  стука.  Милиция  или  люди  Карима?  Он  допускал  и  такой   вариант.    
       Травкин  убрал  «Макарова»  в  кобуру,  достал  из  кармана  носовой  платок.  Добер  чуток  расслабился  и  покосился  глазом. На  плече  волкодава  в  камуфляже  сидела  звезда. Средней  величины,  майорская.   
       «Менты,  или  под  них  косят?.. Ну,  суки!»      
       Но  это  относилось  уже  к  охране,  пропустившей  этих  лихачей  к  нему.  Он  еще  надеялся  разобраться  со  своими  «бычками».    
       Левая  рука  волкодава  поднялась  на  уровень  головы  Модеста  и  воткнула  в  ухо  пистолет  с  удлиненным  стволом. 
       - Ты  так  мало  знаешь, - с  иронией   проворковал  майор. – Это  плохо,  Добряк! Если  разговора  не  получится,  нам  придется  расстаться.  Навек.    
       - Я  сказал  правду,  - прохрипел  хозяин  кабинета,  от  страха  теряя  голос.    
       Ствол,  снабженный  глушителем,  говорил  о  многом.  Но  надежда  умирает  последней  и  Модест  ухватился  за  её  хвост.       
       «Сука!  На  понт  берет. Ну  я  ему!.. Откуда  он  взялся?  Почему  не  предупредили?  Карим  купил?…У  них  наркотики  и  много  денег».      
       Он  понимал:  мусор  выполняет  задание.  Но  сначала  хочет  решить  свою  задачку.  Что-то  узнать.  Значит,  надо  держаться,  вытерпеть  всё.  Потом,  когда  привезут  в  СИЗо,  можно  подумать  над  вопросами. А  еще  Добер  злился  на  накладку.  Всё  было  отлажено  в  его  городе,  менты  ему  служили  верно, а  вот  залетели  чужаки  и  устроили  шухер,  качают  права. 
       «Ну,  погодите!  Узнаю  -  кто,  и  накажу»!    
       Но  майор  в  наморднике  опять  подал  голос:   
       - Последний  раз  спрашиваю,  эмбрион  офисный!  Где  товар,  сколько,  откуда?       
       В  сознании  Добера  тут  же  плеснулась  радость.  «Менты»!  Это  означало,  что  им  понадобится  свидетель!  А  его  надо  беречь.  До  суда.    
       Но  ствол  оружия  вдавился  в  ушную  раковину,  а  мент  заскрипел  зубами. 
       «Стрельнёт,..  козел!»   
       Опять  вступил  страх,  прошибло  горячим  потом,  и  вернулась  мысль,  что  надо  тянуть  время,  а  потому  отвечать  на  вопросы.  И  снова  слепил  «горбатого».      
       - Этого… черножопика  вижу  в  первый  раз.
       - Врёшь, сука! Товар  сходу  не  везут!    
       «Ага! Он  будет  меня  колоть!  Эти,  если  менты,  привязались  к  хвосту  Карима!.. Падла!»      
       Мысль  развиться  не  успела.  Ствол  пистолета  отпустил  его  голову,  волкодав  неожиданно  набросил  на «Макара»  сложенный  платок. Тут  же  раздался  выстрел.  Негромкий -  щелчок  раздавленного  ореха.   
       Модест  Добер  медленно  опустился  в  кресло,  клоня  на  бок  почти  лысую  голову.  На  лице  застыло  выражение  злого  упрямства.
       «Баран  в  одежке  попугая»! -  процедил  себе  Травкин,  а  напарнику  сказал:   
       - Кумысника  покуда  подержим.  Не  расколется,  тоже  пустим  в  расход. 
       Травкин  сунул  оружие  в  карман  и  повернулся  к  стене,  разглядывая  простенький  сейф.  Потом  взял  пакетиков  с  «дурью»,  кинул  взгляд  на  киргиза.  Он  только  что  на  глазах  восточного  гостя  застрелил  местного  мафиози  и  специально  для  перевозчика  изложил  интерес.   
       - Может,  он  прямо  тут  и  расскажет,  где  товар,  кому  привёз? -  поддержал  напарник  командира. – И  похлопал  по  плечу  подопечного.         
       - Товар  сдашь?  -  спросил  майор,  подходя  вплотную  и  заглядывая  Кариму  в  лицо.    
       Киргиз  вперил  в  него  фанатичный  взгляд  камикадзе  и  молча  покачал  бритой  головой.
       - У  тебя  просто  ничего  нет,  -  покивал  Травкин. -  Как  знаешь.  Нам,  в  принципе,  всё  равно.  Тебя  отпустить  можно  бы,  но  ты  же  снова  повезешь  «дурь»  людям.  Так?.. Ну  вот.  И  одни  люди  будут  подыхать  от  «дури»,  а  другие  иметь  бабки… Кончай  его, Боря.  Толку  с  него,  как  в  праздник  с  придурка.   
       И  пошел  к  сейфу  в  углу  кабинета.  Сзади  раскололся  еще  один  орех. Карим  тоже  упал  в  кресло.  Волкодав  в  погонах  капитана  снял  с  затылка  Карима  платок  и  убрал  в  карман.  Подошел  к  командиру,  по  пути  обшарив  карманы  Добера  и  добыв  ключи  от  сейфа. 
       Сейф  старинный,  нашенский,  без  всяких  секретов,  но  ключ  отпереть  его  не  хотел,  выбрикивался.  Травкин,  повозившись,  плюнул,  уступил  место  капитану. 
       - Ну-ка,  попробуй  ты.  А  то  я,  признаться,  губы  раскатал  Деньги  принадлежат  государству  или  нам.  Государству  для  заплат  в  бюджете,  а  нам  для  дела.  На  жратву. Конечно,  смотря  сколько  там.  А  то  и  нам   не  хватит  порадоваться. 
       Так,  отводя  душу,  майор  Травкин  подошел  к  окну,  сдвинул  чуток  штору.  Внизу  стояли  армейские  грузовики,  парни  из  «Сапсана»  и  «Сокола»  подгоняли  к  ним  бывших  спортсменов  в  адидасах,  швыряли  наземь  мордами, поддевали  носками  крепких  ботинок  под  бока,  подравнивая,  раздвигали  на  ширину  плеч  ноги  ударами  тех  же  жестких  подошв.            
       - Всё  по  плану  идет,  командир. Минута  в  минутку.  Их  у  него  сорок  семь  рыл.  Всех  взяли,  всех  повяжут, -  сказал  за  спиной  заместитель  Травкина,  держа  у  уха громоздкий  мобильный  телефон. -  Ребята  сегодня  хорошо  разомнутся.  Давно  у  них  такого  интереса  не  было.  Но  скучновато,  говорят.  Шкафы  не  сопротивляются.  Матом  орут,  а  чтоб  в  оборотку  попытаться…       
       - Какая  там  оборотка?!  Погляди,  животы  какие.  Ходил  он  в  спортзал  или  нет,  а  сало  помешает. Давно  форму  потеряли  на  дармовых  харчах  Добера.  Да.  Ты  прикажи,  местных  ментов  близко  не  подпускать  к  делу.  Если  что,  -  мордами  в  асфальт.  Потом  разберемся.  Шмон  проведем, повидаемся  с  местным  начальством.  Оно,  верно,  пивком  балуется  в холодке.  Или  отсиживается  в  кабинетах.  Чтоб  пыли  не  делать,  -  проворчал  Травкин  и  нетерпеливо  оглянулся.  – Ну,  чего  там  в  сейфе  видно?  Открыл?       
       - Куда  деваться  ему?  Ключи  же  есть. Битком  набитый  сейф.  Наши  бабки  и  валюта.  Хранились,  как  в  банке!    
       - Ага.  Ну  так  отсортируем  и  -  в  мешки.  Баксы  отдельно,  бабки  тоже.  На  хате  Добера,  прикажи,  тоже  устроить  шмон. Ломать  мебель  со  зла,  прикажи,  не  надо.  Наживал,  скотинка,  дети  есть,  родители  и  жена.  Что  личное -  для  нас  лишнее.  А  вот,  если  стыренное,  не  нажитое – в  казну. Кумысника  с  Модестом  упрятать  в  мешки,  в  машину  кинуть  и  отвезти  на  заброшенную  шахту.  Сбросить  в  штольню,  как  он  бросал  конкурентов. Проследить,  прикажи,  за  исполнением.  Чтоб  без  накладки.
       К  обеду  подъехали  к  горотделу  милиции.  У  входа,  на  крыльце,  кучковались  местные  милиционеры,  настороженно   разглядывали  вылезшего  из  «уазика»  майора  в  камуфляже  с  автоматом  через  плечо  и  с  инкассаторским  мешком  в  левой   руке. Сопровождавший  его   волкодав  с  капитанскими  погонами  нёс  еще  один  парусиновый  мешок,  и  автомат  -  под  рукой.   
       Командир  «Сапсана»  легко  взбежал  на  крыльцо,  ироническим  взглядом окинул  разношерстное  войско  ментов, понуро  уклоняющее  глаза. В  обыденной  мятой  форме,  безоружные,  стражи  порядка  смотрелись  и  умом  принимались  не  хорошо.         
      «Дармоеды! – подумал  со  злом  Травкин. -  Подачками  жили. А  кормить  их  должен  был  Модест,  коли  хозяин  города!  И  помогать  держать  порядок  до  крепких  времён.  Вон,  как  мой  Жора!»         
       И  хмыкнул,  уловив,  что  отзывается  о  Каине  одобрительно  и  без  подспудной  иронии.      
       «А  чего?  Зять  начгоруправы,  кормит  меня  и  моих  ребят,  и  себе  зашибает  знатные  бабки. И  почти  без  криминала. Не  жаден. Шелупень  вокруг  к  ногтю  прижал,  как  при  советской  власти  держим  порядок.  Не  без  того.  Чтобы  какой-либо  хмырь  по  пьянке  пупок  не  порвал,  но…относительно.  Так  и  жизнь,  - кобыле  в  трещину…копыта»!      
       И  не  удержался, притормозил  туфлёй,  поддел  местную  гвардию.   
       - А  вы,  никак,  с  похорон  вернулись?  Морды  унылые,  пуза  не  сытые.  Жалко  парней  Добера?  Так  они  живые  и  жирные.  Погоди,  оклемаются  и  снова  разгонят  вас  по  углам.  Чтоб  тише  сидели,  когда  людей  вокруг  грабят. Эх,  войско  обтруханное,  хрен  вам   на  закуску!   
       И  затопал  дальше.
       В  кабинете  начальника  горотдела  милиции  с  напряженными  лицами  сидели  три  офицера.  При  появлении  Травкина  нервно  озирнулись, будто  по  команде  вскинулись  на  ноги. 
       Что-то  они  слышали,  но  лишь  кое-что.  Начальник  отдела,  подполковник  послал  сержантов  срочно  узнать,  кто  такие  шастают  с  автоматами  по  городу,  но  рослые  люди  в  камуфляжах  со  зверскими  мордами  под  раскраской,  внушили  им  дернуть  поскорее  обратно  и  под  ногами  не  путаться.
       - Потом  доложим,  -  пообещал  один.
       И  вот,  ввалились  докладывать. 
       Капитан,  стволом  «калашника»  вперед,  застыл  у  двери, майор  прошел  к  столу, кинул  на  пустой  и  обшарпанный  стол  инкассаторский  мешок  и  указал  на  него  пальцем.   
       - Деньги!  Изъятые  у  трудяг  Добера.  А  сам  Модест  смылся. Проворонили. Но  мы  чужие  здесь, нас  срочно  кинули  на  операцию. Когда  готовиться? А  вы?!   -  сунул  всем  по  очереди,  начиная  с  ближнего  старлея,  сухую, железную  ладонь,  опустился  на  стул. Кивнул  на  напарника, глазами  приказал  присовокупить  мешок  с  деньгами.  Тот  подошел,  уложил  добычу  на  столешницу,  без  слов  отступил  на  исходную.  -  Мой  заместитель  капитан  Пчелкин. -  И  опять  указал  на  банковские  мешки.  -  Оформите  актом  на  приёмку.  С  командой  Добера  разберётесь  сами.  Мы  брали  по  списку,  без  понятых  и  не  с  поличным,  сами  понимаете.  Для  профилактики.  Но  правила  жизни  устанавливали  они,  так  что  обижаться  им…Вот  для  профилактики  и  пересчитайте  их  ребра  после  моих  ребят.  Может,  окажутся  лишние.  Чтобы  знали,  что  такое  хорошо  и  что  такое  лучше.  И  кто  хозяин  в  городе,  заодно  напомните. – Травкин  поморщился  и  вдруг  заорал:  -  Отведите  душу!  Власть  у  вас,  народная! У  нас,  я  сказал!  А  не  у  подонков!…И  на  закон  этот  задрипанный  плевать,  который  не  даёт  вам  право  морду  ворью  и  бандитам  подправить…Обхезали  закон…Не  знаю,  что  можно  сделать  сейчас,  не  я  такой  бордель  устраивал. Но  парни  должны  заниматься  делом,  а  не  разбоем! Чёрт!      
       И  откинулся  на  спинку  стула,  излив  накопленную  желчь.      
       Хозяева  молчали  и  тишина,  пожалуй,  затягивалась. Нашелся  первым  подполковник,  какому  и,  верно,  неприлично  показывать  разгильдяйство.  Поднявшись  над  столом, суматошными  руками  стал  открывать  ближнюю  сумку,  справлялся  неловко  и  долго. Все  же  открыл  и  вывалил  содержимое.   
       Эти  деньги  Травкин  решил  сдать  на  отчет  местным  органам. Деревянных  много,  но  и  «зелени»  порядком,  за  семь  тысяч  набралось  по  сусекам  на  квартирах  гвардейцев Добера. Хозяева  отдела  милиции  смотрели  на  кучу  денег  оторопело,  но  с  алчным  огнём.  Глядя  на  них,  Травкин  болезненно  хмурился.
       «Шкуры! Вас  же  кормило  сучье  племя!  И  поило! Вон  бутылки  из-под  пива  и  водки  за  ножками  шкафа  торчат. А  гаишники   паслись  сколько  лет  на  дорогах  Сейчас  приутихли, приструнили  их  деловые,  автоматы  под  нос  суют. Ну  да  временно.  Они  свое  наверстают,  когда  всё  устаканится,  реванш  возьмут.  А  рядовые  исполнители,  бутылирующие…Сами  они  кормились  возле  закона,  а  семьи… И  не  все  подонки,  иные  и  теперь  лапу  сосут… Вот  то-то,  Гриша!»   
       Он  снова  ткнул  пальцем,  сказал  тоном  приказа:         
       - Пересчитать  и  оформить  актом. У  вас,  подполковник,  по  городу  семь  человек  пропали  без  вести.  Пошевелите  бычков  Добера. Кто-то  же  должен  знать,  куда  делись  люди.  В  каких  шахтах  лежат. Вот  и  подержите  их  в  камерах  на  законных  основаниях. Жулье  в  камерах  сидит?  К  ним  по  одному  спортсмену  подселите,  да  слушок  пустите:  мастера  спорта  они  по  «мохнатым  сейфам».  Хоть  и  не  зазорно  теперь  голубым  слыть  для  некоторых,  но  когда  из  спортивного  интереса  и  силой  в  прямую  кишку  такому  бугаю  вставляют  приличного,  а  то  и  вовсе  махонького  дурака, -  стыдоба  возьмет. Ну,  а  дело  приобщите  себе,  все  плюсы,  если  таковые  найдутся…У  нас  сигнал  есть,  те  семь  пропавших  тут,  давно  трупы. А  дело -  рук  Добера. Вот  так-то,  товарищи! А  напоследок,  у  меня  предложение,  потому  как  время  к  обеду  подкатило. Может,  перекусим  вместе? Тут  мы  заглянули  по  пути  в  одну  кафешку-обжорку.  Хозяин  очень  приглашал. А?  Обещался  обидеться  за  отказ.      
       Офицеры  местной  милиции  переглянулись,  враз  приободрились,  заулыбались. Подполковник  развел  руками.   
  - А  почему -  нет?  Обед,  он  и  в  Африке  обед.

               

                ГЛАВА    ПЯТНАДЦАТАЯ
               
                ______________________   ***   ___________________
       Почти  десяток  лет  перестройки, развала  Союза  и  страшнейшей  разрухи  мало  что  изменили  в  работе  милиции.   Работали  в  основном  на  «установках»  да  скороспелых  поправках  к  законам,  какие  еще  больше  запутывали  «узелки»  жизни.
       Полковник  Курагин  мучительно  переживал  годы  передряг,  предчувствуя  катастрофу  общественного  уклада, скрипел  зубами,  болел  душой  и  сердцем,  но  со  службы  не  ушел.  Работа  была  для  него  -  всё! К  тому,  отдел  его  понемногу  трансформировался,  новые  условия  указали новые  цели  и,  в  конце  концов, Николай  Терентьевич  стал  заниматься  организованной  преступностью,  которую  догадались  наконец-то  перевести  в  ранг  первой  степени.
       Еще  с  давних  времен,  будто  широким  задом  почувствовав  грядущие  перемены,  полковник  завел  личную  карточку  на  каждого  члена  подпольного  синклита. Теперь  он  намного  расширил  коллекцию  и,  разложив  фигурантов  по  алфавиту,  в  себе  всё  же  держал  их  на  иерархической  лесенка  по  степени  ума.   
       Особенность  уголовной  среды  состоит  в  том,  что  люди,  однажды  её  познавшие,  чаще  всего  оставались  в  ней  вечными  почитателями,  а  то  и  рабами. На  смену  выбывшим  по  смерти,  приходили  новые. Рассматривая  иногда  картотеку,  Курагин  укоризненно  качал  громадной  головой  и,  со  стыдом  за  подрастающее  поколение  криминальных  сфер,  ощупывал  и  поглаживал  усы. Новые  отличались  бесшабашностью  и   нахальством,  простотой  средств  пользования,  неизменными  из  коих  оставалась  сила  оружия  и  кулака.   
       Николай  Терентьевич  любил  проводить  аналитические  изыски  и  потому  всё  чаще  и  чаще  задерживал  в  руках  досье  на  адвоката  Бугрова,  а  со  временем  решился,  и  занёс  его  в  компьютер.      
       «Черт  его  знает,  что  за  тип! Сказать,  что  разгребает  жар  чужими  руками  нельзя, -  приговаривал  про  себя  Курагин. – В  построенных  им  схемах  отъема  денег  у  государства  всё  просто  и  логично. И  нам  не  удалось  посадить  на  скамейку  ни  одного  его…члена. Теперь,  когда  всяких  и  прочих  развелось,  как  на  собаках  блох, адвокат  вообще  кажется  ангелом».
       Полковник  растирал  под  рубашкой  волосатую  грудь, влезая  толстыми  пальцами  меж  пуговиц, пожимал  плечами  и  еще  больше  щурил  глаза. Он  перебирал  в  памяти  нераскрытые  «мокрые»  дела  последних  лет  и  дней,  прикидывал  их  на  деятельность  адвоката  с  присными,  и  в  задумчивости  замирал,  боясь  навесить  чужое  дело, «нахаловку»  пришить.   
       Оружия  расплодилось  у  всякой  нечисти! Каждый  «баклан»  считал  обязательным  иметь  хотя  бы  паршивенький  ствол  с  газом. Со  свинцом  он   или  детский  пугач,  поди  догадайся,  когда  зрак  его  смотрит  в  лоб.  В  нынешней  скоротечной  житухе  думать  особо  некогда,  если  приставили  к  тебе  «пушку»,  -  задирай  лапки.  Молодые  особо  не  мешкают  и  торопятся  нажимать  на  спусковой  крючок.   
       «Мир  перевернулся  или  мне  так  кажется?  Честные  милиционеры  ушли  охранять  банки  и  фирмы,  нововылупившихся  капиталистов, -  семье  жрать  надо,  а  вонючие  мусора  пооставались  на  должностях  брать  взятки. – Перед  глазами  Курагина  вдруг  стала  картина,  когда  пришел  к  нему  с  рапортом  на  увольнение   Володин.  – Леонид  Сидорыч  так  и  остался   в  капитанах. И  без  нормальной  квартиры,  в  общежитии  ошивался.  А  банк  «Вега»  купил  ему  квартиру  о  двух  комнатах,  посадил  за  руль  «аудио»,  покуда,  правда,  с  доверенностью. Да  и  деньгами  жалуют  там  против  нашего  впятеро,  без  задержек  и  с  оглядкой  на  инфляцию. Так-то!  Черт  бы  побрал  этих  прочих!  Пришлось  поставить  Лёнечку  на  учет  в  своей  картотеке.  Потенциальный  противник…Ха!  Когда-то  подающего  надежды  мента  посадил  на  одну  доску  с  бандитом  Панариным! Вот  так!…А  строители  пирамид?!  Умнейшие  люди  посходили  с  ума!  Их  же  станут  отстреливать  и  брать  в  залог,  выжимать  жиры. А  иных  сажать,  искать,  ловить. Что  за  жизнь»!?          
      Он  чертыхнулся.      
       С  Володиным  как-то  встретился   вовсе  недавно. Его, Курагина,  везли  на  служебной  «Волге»  на  ковер  в  облупр  и  на  перекрестке  о  бок  остановилась  иномарка. Человек  за  рулем  «аудио»  поворотил  круглую  физиономию  с  короткой  русой  челкой,  почесал  под  темными  очками  переносицу  и  возгласил:    
       - Николай Терентьевич!  Высочайшее  мое  уважение  и  личный  привет!  Всё  торопитесь!
       Полковник  с  трудом  ворохнул  тем,  что еще  называлось  шеей, потому  как  голова  давно  сидела  прямо  на  плечах. Узнал  бывшего  сослуживца,  от  какого  когда-то   много  ждал,  показал  в  сдержанной  улыбке  из-под  усом  сочные  красные  губы.   
       И  всё.  Случайная  встреча,  а  ему  лень  открывать  рот.  Да  и  зачем?   
       Но  Володин  молчать  не  склонен,  он  прокричал:   
       - Я  вернусь, Николай  Терентьевич!  Когда  нормально  служить  можно  станет.  Когда  уважать  будут  ментов!       
      Эк,  чего  захотел!  Курагин  сквозь  щелки  век  посмотрел  на  светлую  челку  бывшего  капитана,  на  милую  улыбку  сломанного  бытом  человека,  и  разлепил  всё  же  толстые  губы.   
       - Уважение  заработать  надо, Леонид. Вот  в  чём  хреновина. Но  ты,  наверно,  правильно  поступил. Если  нет  характера,  а  жена  пилит…А  мне  подаваться  некуда. Кто  возьмет  старого  и  толстого? Я  уж  дослужу,  дотяну  лямку  на  благо  державе,  хоть  теперь  и  мне  за  неё   обидно.  Пусть  хоть  земле  предадут  за  казённый  кошт.  У  меня  на  такой  случай  заначки  нет.
       Вот  это  напрасно  сказал  полковник,  зацепил  словом  планиду.
       Володин  успел  заметить.    
       - Я  похлопочу,  Николай  Терентьевич!  Там  нельзя  оставаться  человеку  с  честью. Нельзя! Белой  вороной  будете. Они  ставят  своих, преданных демократическому капиталу,  а  остальных  покупают  или  убирают.  Я  похлопочу! Да  с  вашей  головой!…Да  только  захотеть!         
       Но  тут  светофор  разрешил  проезд  и  «аудио»  укатило  направо.   
       «Вот  и  поговорили,  как  равный  с  равным.  Он  говно,  а  я  -  сволочь. Не-ет,  что-то  случилось  в  нашей  жизни, если  у  всех  набекрень  крыша  поехала. В  капитализм  прыгнули  по  нашей  славянской  расхлябанности. Оглядеться  бы  прежде,  потиху  надо  в  говно  ступать.  И  чтоб  я  пошел  в  услужение  шелупени…Да  чтоб  я  сдох»!  И  второй  раз  зацепил  Планиду  недовольством. 
       И  еще  протекало  время. Володин  словечко  замолвил,  а  вот  ответа  на  хлопоты  не  передал.
       - Такой  толстый, - сказали  ему, -  не  может  быть гением.  Все  извилины  обросли  жиром.   
       Да  уж,  иные  делопуты  по  себе  мерили  шапку. Занимаясь  раскрытием  преступлений,  отдел  Курагина  передавал  в  суды  дела  мелкой  сошки,  а  крупную  брали  на  учёт.  Паханы  и  главари  фирм  своими  руками  разбоем  и  аферами  не  занимались,  людей  не  убивали  -  они  планировали.  Иногда  их  брали  по  косвенным  уликам  и  даже  серьезно  прижимали, чтоб  намотать  некоторый  срок  для  острастки,  но  суды  почти  всегда  оглашали  оправдательный  приговор. Фемида  стала  какой-то  неуверенной,  даже  трусливой,  будто  подменили  её  в  одночасье  в  несчастной  бывшей  стране. Так  Фемида - лишь  мифическая  богиня,  а  тут,  за  всякой  стеной  мог  сидеть  живой  бог  с  партийным  билетом  или  с  «дурой»  в  кармане.   
       Полковник  Курагин  думал,  отдувался  и  сопел.      
       Каждый  день  в  его  районе  убивали. Дела,  о  каких  он  думал, никак  не  ложились  в  цепь  логических  заключений. Его  ум  не  принимал  устоявшегося  мнения,  что  все  трупы  возникают  на  ниве  бандитских  разборок.       
       «Когда  идет  война  группировок, жмурики  должны иметься  с  обеих  сторон.  А  тут,  в  иных  случаях,  картина  односторонняя.  Кто-то  пускает  в  распыл  молодых  бычков  довольно  искусно  и  в  не  малом  количестве. Уж  не  Терещенко  ли  ведет  тихую  войну  против  бандформирований?.. Нет,  он  трусоват,  ответственности  по  службе  боится. Вот  когда  прикажут…Но  у  него  есть  зять!  Каин! А  у  того  друг,  командир  спецгруппы.  Не  тут  ли  собака…»      
       Полковник  жег  сигареты,  глядел  на  компьютер  и  морщился  - доставал  опять  геморрой,  болело  в  заду.
       Надо,  надо  впритул  заняться  адвокатом,  а  у  него  нет  толковых  и  надежных  людей.  Тут  не  только  в  заднице  заболит.      
       «Ах,  каналья!.. Каин! Егор  Исаич  Бугров,  адвокат  средней  руки! Он  живет  в  моем  районе,  он  на  слуху  и  в  картотеке  почти  десять  лет,  а  я  не  имею  ни  одной  зацепки,  чтобы  теперь  иметь  твердое  мнение.  Гляди!  Вот  новые  считают  недостойным  взять  меньше  ста  процентов  с  любого  дела,  не  производя  ни  хрена  от  тетки  Фени.  А  Каин  -  белый  кобель! Он  производит,  цеха  у  него  легальные  и,  значит,  платит  налоги. Делает  кирпичи  на  оборудовании  вэпэка,  печёт  хлеб,  шьет  и  порет,  тачает  обувку,  наверняка  возле  банков  греет  руки. Даёт  консультации  и  даже  защищает  в  суде. Там,  правда,  не  было  случая,  чтобы  взял  под  защиту  жулика  или  бандюгу.  Это  тоже  говорит  о  чем-то…И  ему  не  мешают!  А  хрен  ему  с  редькой!» -  сказал  себе  Курагин  и  приставил  к  адвокату  двух  лучших  шустрых  оперов.
       - Ни  во  что  не  вмешивайтесь,  ребятки,  -  напутствовал  подполковник,  провожая  их  на  скользкий  путь. – Смотрите,  записывайте  и  запоминайте. Надо  проследить  его  тайные  интересы. Будьте  его  тенью,  ложитесь  с  ним  в  постель,  но  я  должен  твердо  знать,  каков  этот   гусь. Вы  моя  последняя  надежда,  у  меня  нет  больше  порядочных  оперов.
       За  три  месяца  шустряки  не  собрали  ни  на  гран  интересного.  И  не  только  потому,  что  работали  сверхурочно,  то  есть  почти  на  общественных  началах.
       Как  все  деловые  жил  адвокат. Но!.. Не  играл  в  казино,  не  ездил  на  Канары  или  Багамы,  имел  кучу  помощников  и  все  почти  были  в  деле.  Обиженных  не  было!
       Не  обиделись  и  оперы,  когда  Травкин  однажды  их  отловил  и  поставил  к  стенке.  К  себе  задом,  конечно.  И  прочитал  им  небольшую  мораль.  Разъясняя  разницу  между  бандитом  черной  ночи  и  светлого  дня  Панариным,  и  немного  чудаковатым,  но  относительно  честным  бизнесменом  Егором  Бугровым. Последний никогда  не  скупится  на  благотворительные  расходы, -  да  смирится  слух  ваш  с  таким  сочетанием, а  разум  примет, -   в  пользу  голодных  ментов,  не  требуя  ничего  взамен.   
       В  заключение  майор  понизил  голос  и  душевно  попросил:         
       - Вот  что,  приятели.  Возле  адвоката  вы  можете  вертеться  юлой,  спать  у  его  порога, как  личная  охрана, возражений  не  имею. Можете  даже  залезть  в  камин  и  греться  возле  вечного  огня. Можете  изучить  от  корки  до  корки  бухгалтерские  книги  или  забраться  в  постель  подружки  Егория  Исаича.  Если,  конечно,  не  схлопочете  по  сусалам.  Но  вот  шастать  за  мной  не  советую.   Если  я  на  машине  и  со  мной  мои  парни, прикажу  пустить  на  распыл. Вас!  Ясно? А  за  это  за  всё,  когда  станете  паиньками,  вы  станете  получать  приличную  зарплату  госчинарика  дополнительно  к  ментовскому  окладу. И  еще  я  дам  возможность  написать  отчет  своему  полковнику  на  лучшем  столе  нашего офиса  возле  прекрасной  Розочки. Кстати,  полковника  я  знаю,  толковый  мужик.  Не  голодает?  По  нему  не  сказать.  Как  был  в  обхват,  как   свинтус  преогромный,  так  и  теперь  глядится.
      Оперы  помолчали,  осмысливая  услышанное,  и  один  из  них  уточнил  отправные  данные:   
      -  А  зарплата  у  вас  -  без  булды?   
      - Без  задержки  и  в  конверте. И  без  ведомости,  чтобы  налоги  не  платить, -  откликнулся  незамедлительно  Травкин. – Если  будете  торчать  в  офисе  безвылазно,  а  удаляться  только  на  обед -  выплачу  премию. И  в  отчет  не  загляну  ни  глазом. 
       - Вы  полковнику  платите  тоже? – не  выдержал  один  опер  стечения  намёков. -  А  он  делает  рабочий  вид!   
       - Курагин  гордый,  хоть  и  толстый.  Он  не  возьмет  помощи. И  не  худает  пока.  А  вы  долгие  и  тощие,  смотреть  жалко. Соглашайтесь,  ребята.  Условия  хорошие.  Мне  бы  такую  халяву. 
       Они  поладили.  И  по  истечении  времени  доложили  полковнику.   
       -  Адвокат  -  нормальный  мужик.   
       В  смысле:  всё  в  порядке,  пьяных  нет.
       - Он  вам  хорошо  заплатил? -  полюбопытствовал  Курагин,  приглаживая  усы  и  поглядывая  на  пачку  сигарет. В  последнее  время  стал  донимать  кашель  и  придавливало  загрудинку. 
       - Обижаете,  товарищ  полковник, -  слегка  дрогнул  лицом  один  из  офицеров,  не  поднимая,  впрочем,  глаз  на  начальство. – Мы  трудились  как  пчелки. Люди  адвоката  нас  не  засекли,  но  пообещали  выпороть,  если  сунем  нос  поглубже. В  общем,  отчет  написан.      
       - Вместе  с  адвокатом.  И  в  нём  святая  правда? 
       - Так  куда  ж  святей!?      
       - Ладно,  соглашусь  с  вами. Будь  теперь  все  такие,  как  этот  обормот, не  хрен  нам  и  делать  бы. Кто  крутится  вокруг  адвоката  чаще  всех?    
       - Секретарша  Розочка, -  опер  указал  на  самый  яркий  объект. 
       Но  Курагин  сразу  вывернул  мясистую  ладонь,  поставил  ребром,  отвергая  ответ.   
       - Он  сидит  в  своей  конторе  и,  естественно,  секретарша  носит  ему  не  только  чай.    
       Капитан  Зинченко,  который  теперь  заменял  Володина, воздел  очи  и  вычитал  с  потолка:      
       - Травкин  заходит  к  нему  без  доклада  и  бывает  почти  каждый  день.  Он  командует  службой  безопасности  в  свободное  от  службы  время.   
       Опер  малость  усмехнулся,  показывая  ровные  крепкие  зубы,  и  погладил  кустистые  рыжие  бачки.      
       Вот  бачки  полковнику  не  понравились,  не  шли  они  оперу,  портрет  положительного  служаки  портили.  Оставляли  на  физиономии  Зинченко  что-то  досадное  для  привередливого  глаза. Курагин  зажмурился  и  вдруг  понял:  бачки  откровенно  указывали  на  жуликоватость  владельца,  способность  на  дьявольские  дела.          
       «И-их!.. Время  какое. Всякий  в  одном  лице  честный  жулик,  хитрый дурак  и   святой  сатана.  Оперу  портрет  личит,  но  ему  и  с  порядочными  людьми  иметь  дело.…Куда  идем?»   
       Полковник  пожевал  губами,  поморщился  и  чуток  шире  открыл  левый  глаз.       
       - С  Травкиным  они  якшаются  пятилетку  с  гаком. Подельщики! – Закрыл  глаза,  чтоб  не  видеть  премерзкого  портрета  опера  и  бросил: -  Ступайте  с  глаз,  господа  офицеры.      
      Он  заложил  в  компьютер  новые  данные  и  прогнал  результат. Характеристика  адвоката  получилась  настолько  идеальная,  что  сразу  насторожила.      
       «У  него  двойное  дно! Это  он  отдает  приказы  убирать  районных  пап  и  городских  амбалов, -  высказал  себе  догадку  Курагин. – Он  хочет  взять  под  себя  город  и  составить  конкуренцию  Панарину?..Пожалуй,  у  Каина  иные  планы.  Он  и  Панарина  уберет. Он  старается  жить  тихо  и  хочет  очистить  город  от  мусора.  Даже  в  депутаты  не  лезет!.. А  не  снюхался  он  с  конторой?!  Давно  я  с  Колывановым  не  калякал. По  телефону  толковать  негоже.» 
       Но  поговорить  с  давним  знакомцем  ему  не  случилось, расклад  в  жизни  сложился  иначе.         

                ___________________   ***   _____________________
       Возвращаясь  со  службы,  в  хорошую  погоду,  полковник  обычно  не  доезжал  пару  кварталов  до  дома  и  отпускал  водителя. Остаток  пути  шел  пешком.  При  сидячей  работе  доктор  советовал  побольше  ходить.  Много  не  получалось,  а  вот  сотни  три  или  четыре  шагов…
       Криминальную обстановку  Курагин  на  себя  никогда  не  прикидывал,   и  даже  случаем  не  приходила  мысль,  что  его,  одного  из  старших  ментов,  могут  тронуть  крутые. Тем  более,  он  всегда  в  мундире,  а  погоны  полковника  говорили  о  многом. Он  понимал  реалии  жизни  и  не  отрицал  возможности  покушения  на  себя,  но  то  был  бы  заказ.  А  с  ним  проще, с  ним  как  в  картах: куда  Фортуна  повернёт.  Курагин  верил  в  фатальность  судьбы.      
       Полковник  и  теперь,  хлопнув  задней  дверью  служебной  «Волги»,  ступил  на  тротуар  и,  выставив  огромный  живот  и  заложив  руки  за  спину, покатил  свою  тушу  по  асфальту,  слегка  щурясь  под  теплым  солнышком  и  ощущая  ласку  октябрьского  ветерка.      
       Кружась,  падали  желтые  листья  с  кленов, мягко  ложились  наземь,  сотворяя  золотой ковёр.  Ах,  как прекрасен  мир,  если  выбросить  мысли  о  паршивых  буднях  нынешней  жизни!    
       Его  обошли  два  лба,  молодые  и  пьяные. Один  зацепил  плечом,  то  ли  походя,  то  ли  задираясь  от  куража, который,  наверное,  никогда  не  сбивали  ему  хорошим  ударом  в  скулу. Курагин  отреагировал  автоматически,  он  был  бездумен,  и  голова  отдыхала Но  пробурчал:      
       - Ты  как  в  трамвае,  бычок.  Аккуратнее  надо.  Уважения  к  себе  требуешь,  а  сам…
       Крутой  и  молодой  не  дал  ему  договорить.  Он  вертанулся  на  месте  и,  загородив  милиционеру  дорогу, уставил  в  него  мутные  глазки  свирепого  вепря.    
       - Ты,  мент…жирный! Сука-пала! Да  я  тебя!..    
       Вытащил  из-под  куртки,  из-за  пояса  «дуру»  с  глушителем, наставил  в  грудь  полковнику  и  выстрелил. Слабо  хлопнула  пробка  от  вина, пуля  вошла  прямо  в  сердце.       
       Человек  упал,  а  два  отморозка  сначала  сплюнули,  потом  врубились,  свернули  к  пятиэтажке  и  мимо  -  в  сквер.  А  там  махнули  в  переулок.  Они  местные   и  дорожки  знали.      
       И  всё, Курагина  не  стало.      
       Шел  девяносто  третий   год.  Самый  муторный,  непонятный, многое  определяющий  и для  многих  вовсе  несчастливый. На  службе  остро  не  хватало  сотрудников  правопорядка  и  потому  людей  на  похоронах  собралось  не  очень  много.  Кому  нельзя  не  прийти  -  пришли,  а  прочие…В  те  времена  и  днем  можно  так  зазеваться,  что…В  общем,  трижды  пальнули  прощальным  залпом,  забросали  сырой  землей  и  скромно  помянули.       
       Отставники,  старые  товарищи  по  оружию,  стыдились  поднять  друг  на  друга  глаза.  На  себя брали  вину  за  прихлынувшее  время, себя  винили  в  гибели  славного  полковника.  Проворонили,  проглядели,  допустили  в  страну  дикие  силы.    
       Егору  Бугрову  про  глупую  смерть  Курагина  доложил  Травкин.
       - Жалко  мужика. Я  на  похороны  не  пойду,  а  помянуть  надо.  -  Вызвал  Розочку,  велел  приготовить  чего  надо. Стоя  выпили  молча,  занюхали  чернушкой,  зажевали  сырком  с  колбаской.  Один  стакан  с  водкой  и  горбушкой  хлеба  Каин  оставил  на  столе. Кивнул  на  него. – Пожалуй,  он  единственный  оставался  у  них  без  страха  и  упрёка  и  дорожил  честью. Прямо  на  улице,  говоришь,  стрельнули. Отвязалась  шваль  и  пьянь. Семье  единовременно,  но  хорошо  поможем. Ты  сам  мент,  от  имени  и  по  поручению  вручишь.  От  чьего  имени -  умолчишь. Но  главное  в  другом.  Ты  говорил  с  его  гавриками,  когда  они  паслись  у  нас  с  поручением  полковника.  Как  они, толковые?  Землю  рыть  станут,  чтобы  найти  тех  хмырей?  Им  и  так  поручат,  но  ты  надави.  Приплати  за  старания.  Хмырей  из-под  земли  надо  найти  и  наказать.  Пристрелить  как  собак  бешеных. Не  надо  тащить  в  суд  и  доказывать  хренотень  порожнюю.  Не  тот  случай.          
       Нашел  того  пьянчугу  и  придурка  бывший  прапор  Стяг.  Каин  и  Кифира  попросил  оказать  услугу.      
       - Об чём  толковать?!  Егор  Исаич!  Полторы  штуки – и  все  дела! Город  большой,  но  и  нас  много.  Найдем  баклана! -  заверил  городской  «папа»,  когда  адвокат  за  столиком  в  кафе  изложил  просьбу.       
       - Предупредить  я  должен, Дима. Хмырь  сделал  мента,  полковника. А  он  мне  почти  родной.  Выручал  не  раз. У  вас,  я  знаю,  когда  речь  о  мусорах  заходит,  всякие  условности  выявляются.  Так  вот,  тот  мужик  не  мусор,  а  добротный  мент.  Усёк? Это  к  тому,  чтобы  не  было  отрицаловки.   
       - Хорошо,  вовремя  сказал, - чуток  поскучнел  вор,  занимаясь  закуской,  кусая  лангет. – Тогда  три  куска  зелени.   
- Жадности  не  люблю,  но  тебя  понимаю.  На  Гаваи  не  летаешь,  потому  как  на  жратву  еле-еле  добываете. Дожила  страна!  Бандитам - раздолье,  а  простому  ворью  украсть  нечего! По  рукам, Дмитрий  Николаевич. И  вот  еще  просьба.  Как  найдут  хмырей,  со  мной  тут  же  связались  бы. Этот  телефончик  исполнителю  вручи. Вот  сюда  и  сюда  пускай  нажмет,  на  пипочки,  и  я  услышу. Потом  можешь  себе  оставить.  Удобная  вещь, -  улыбался  и  ворковал  Каин,  суя  Кифиру  забугорный  агрегат  для  связи.      
       Обговорив  еще  кое-какие  детали  и  общие  темы  жизни,  закончив  трапезу,  разошлись.   
       - Мы  тебе  не  менты,    найдем  баклана! -  прощаясь,  заверял  Кифир. 
       С  хмырем  в  тот  день  слишком  заметный  напарник  слонялся, половина  лица  у  того  когда-то  варом  обдало,  на  всю  жизнь  красным  сделало. Нашелся  свидетель, вспомнил  ханыгу  с   приметой  и  подельщика.  Торопились  они  от  места  кипеша,  срезали  углы.
       Стали  район  обшаривать, забегаловки,  кафешки,  бары.         
        Нашли. Те  и  не  прятались, решили  с  дурной  головы,  что  когда  почти  ежечасно  на  улицах  и  в  домах  убивают,  когда  всякая  мразь  справляет  нужду,  где  придется, не  стыдясь  трезвомыслящих, то  быльем  заросла  и  их  шкода. Не  станут  искать,  замысливать  неотвратимость  возмездия.      
       Но  ошиблись,  не  повезло  им. Стяг  связался  с  заказчиком, доложил  исходные  наблюдения.       
       - Я  надыбал  тех  хмырей, -  почти  шептал  он  в  громоздкое  приспособление  для  мобильной  связи. – Красномордый,  и  тот,  который   шмалял. Описали  их  точняком,  а  они  тут рисуются,  подвиг  описывают,  как  завалили  мента.  Мне  велено  позвонить. Вот  я  и  докладываю.  Так  как?  Сразу  решать  или  ждать  команды?    
       - Ты  из  какого  кафе  толкуешь?  -  отозвался  адвокат  Егор  Исаич. – Справишься  сам?  Или  прислать  помощников?  Не  упустишь?  Тогда  решай  на  месте.  Резину  тянуть  не  стоит,  но  и  не  подставляйся.  Всё  должно  выглядеть  естественно.  Как  в  кино!    
      - Ага.  Понял.  Они  ж  алкаши  законченные,  куда  им  от  водки  деваться?  А  тут  её   море.  И  на  халяву!   
       Вечером  отставник  позвонил  еще  раз.
       - Так  что  докладываю.  Они  выпили -  и  почти  сразу  с  копыт  свалились.  Слабый  народ  пошел!.. Уже  охолонули.
       - Скорая  приезжала? -  ввернул  наводящий  вопрос  Каин. Стягу  он  верил, да  и  проверить  информацию  сумеет, чтоб  накладки  не  случилось.   
       - Уже  увезли  бакланов.      
       - Ты  на  двоих  соображал? -  удивился,  но  не  огорчился   заказчик. 
       - Кто  ж  теперь  один  пьет? И  я  пил.  Только  наливал  из  другой  бутылки,  -  опять  посмеялся   Стяг.
       Адвокат,  конечно  же,  приказал  сопоставить  и  проверить,  навести  на  ханурей  следаков,  всё  еще  ищущих  убийцу. И  успокоился, -  ошибки  не  было.       


                __________________   ***   ________________________
       - В  городе  разлив  большого  бардака, - проворчал  адвокат Бугров, цедя  из  высокого  стакана  тёмное  пиво. Вот  уж  воистину:  хочешь  стать  алкашом, пей  ежедневно  и  привычка  станет  потребностью. – Возникли  всякие  дома Селенги,  компании  страхования,  под  соусом  блага  для  ближних,  на  каждом  углу  доки  по  рэкету, по  всяким  способам  охмурежа. Даже  на  заводах  директорский  корпус  в  доки  подался, прихватывает   у  работяг  акции. Спецом  задерживают  зарплату,  а  на  почве  пикового  положения  понуждают  продавать  бумаги. Да  к  тому,  пунктик  в  уставы  закрытых  АО  ввели: нарушил  пролетарий  или  мелкая  сошка  из  конторы  дисциплину,  опоздал  через  проходную,  его  за  шиворот – и  сквозь  ворота! А  в  зубы  пять-десять  процентов  от  стоимости  акции. Разницу,  всякий догадаться  должен, кладут  в  заводскую  кассу,  хозяин  которой, опять  же, директорский главбух.  Вот  и  выходит  в  итоге:  пятьдесят  один  процент  у  государства,  а  сорок  с  гаком  у  директора  с  холуями. Впрочем, у  присных  в  итоге  тоже  вошь  на  аркане  окажется. Шестеркам  всегда  объедки  доставались. Что  ты  по  этому  поводу  мыслишь?
       Авилов,  развалившийся  рядышком  в  кресле, вяло  хмыкнул  в  усмешке, уставил  на  Каина  удивленный  взгляд. 
       - Ты, Жора,  опять  придумал  какую-то  гадость,  и,  гляжу,  в  мой  огород камни  летят.  Я теперь  тоже  рантье,  как  говорят  в  Парижах. А  как  же?  Скупал  помаленьку  акции,  между  прочим,  по  твоему  совету,  как  доки    юридической  мудистики. Магазины  приватизировались,  а  я  акции -  тю-тю. Скупал. Заделал  вот  рокировку  и  в  четырех  местах  полный  хозяин.  Не  елисеевские  магазины,  конечно,  но,  что  бог  подал.  Кто  я  щас  тебе: враг  или  товарищ  по  классу,  если  ты  принялся  осуждать  устои? Или  ты  акциями  не  балуешься?   
       - Да  уж,  -  ощерился  Бугров. -  С  нами  всё   ясно. Мы  конвенции,  живи  и  давай  жить  другим,  не  нарушали. А  те  - борзеют. 
       Каин  макнул  губы  в  стакан  и  сморщился, недовольный, что  Бирюк  переводил  серьезный  разговор  на  шутейные  рельсы.
       - Кто  это:  те? -  Авилов  посмотрел   на  стакан  в  руке  Каина  и  незаметно  сглотнул  слюну. -  Персонально  укажешь?      
       - Как  его  фамилия?  Так:  Иванов,  Петров,  Сидоров!  И  прочие  члены. Почти  все  члены  директорского  корпуса. Вишь,  Олежек!  У  нас  орден   или  Фонд  подколодных  хитрованов,  а  у  них  -  целый  корпус!  Чуешь  разницу,  если  считать  в  бабках? 
       - Ага. Теперь  ты  для  них  мелкая  сошка,  потому  и  юродствуешь, -  ухмыльнулся  Бирюк. -  Зависть, Егорий,  штука  хреновая.  Спать  не  даёт,  с  пути  сбивает.  А  открывать  пасть  на  чужое  дело…       
       - Эк,  ядрен  корень!  Сколько  общаемся,  а  всё  понять  не  можешь,  что  в  другом  мой  интерес.  На  кой  ляд  мне  их  акции?! Пока  они  со  своими  бумагами  раскрутятся, рак  на  горе  покраснеет.  Директора  в  грабителей  превратились,  вот  что  корежит  меня, господин  хороший! Ты  помнишь,  почему  к  какой-то  Фене  скатился  Союз  и  партия  с  рулевыми?  От  наглости.  Народ  их  не  схотел. И  он  опять  может  не  схотеть.  А  мне  того  не  надо! – почти  закипел  Каин, в  сердцах  отталкивая  порожний  стакан  по  глади  стола.
       Тот  соскользнул  на  пол,  с  мягким  стуком  пал  на  палас  к  ногам  торгового  человека.  Авилов  не  поленился  наклониться, вернул  на  столешницу  посуду  и  укоризненно  проворчал: 
       - Нервы,  Жора,  беречь  надо. Даже  при  такой  жизни. А  перемен  особых  не  бойся.  Теперь  наш  народ  сильно  уставший  от  борьбы. Да  и  разделён  по  завету  иезуитскому.       
       - Раскачиваться  теперь  станут  долго,  я  вполне согласен, -  покивал  адвокат,  беспокойно  перебирая  пальцами  рук,  сложенных  на  животе. – Я  не  смуты  боюсь,  она  перед  глазами. А  вот  месть  озленного  народа…В  общем,  директоров,  одного  для  примера,  надо  бы  против  шерсти  пригладить.      
       - И  как  ты  это  видишь?  На  морды  маски  -  и  в  квартиру?!  Извольте  на  бочку  акции! А  их  нет,  молодые  люди. Они  в  сейфе  на  заводе. Прикажете  привезти? Так  надо  подождать. Подождем,  прикажите.  Приказали,  а  привезли  омоновцев. Те  бутцой  - куда  придется,  ноги  в  раскорячку  и  на  пол  харей. Как  в  кине  на  первом  ряде! -  посмеялся  Авилов. -  Не,  Егорий!  С  тобой  упаришься  со  страха. На  хрена  на  рожон  прешь? Ну  делают  люди  бабки,  и  пускай  стараются! Нам-то  зачем!?  Мы  тоже  стараемся  для  себя.         
       - Да-а,  ты  так  ничего  и  не  понял, -  вздохнул  адвокат  Бугров. -  Ну  хорошо.  Умному  голову  лечить,  только  портить. Я  сам  займусь  этим  делом.       
       - Дурак  ты,  Егорий! -  без  зла  выронил  Авилов. – Секретом  хоть  поделись,  как  их  доставать  будешь?      
       - Воры  тот  секрет  хорошо  знают, Олег.  Нашему  брату  они  еще  во  времена  незабвенные  утюги  горячие  на  спину  или  живот  прилаживали.  А  теперь  времена  свихнулись  и   уже  не  воры,  а  бандиты  перешли  на  электротягу. Паяльник  электрический  норовят  в  задницу  запихнуть.  Уже  много  случаем  было. Впечатляет,  или  нужны  комментарии? -  спросил  Каин,  ощеряясь  в  грустной   улыбке.   
       Олег  Николаевич  Авилов  посерьезнел, сбочил  голову,  слушая  тайные  свои  размышления. Конечно, душой  он  понимал  задумку  главы  Ордена  Здравого  Смысла  учинить  в  городе  порядок,  но  ссориться  с  большой  силой  не  хотелось.  Директорский  корпус  -  не  бандюги  и  с  нею  тягаться  -  нарушать  Закон. И  хотя  Каин  не  боится  извивов  в  городских  раскладах  и  на  короткой  ноге  с  современной  юстицией  и  даже  где-то  её   не  уважает,  однако  план  радикального  вторжения  в  сферу  чужих  интересов  чреват  многими  закавыками… Худой  мир,  давно  известно,  лучше  хорошей  войны. А  Каину,  выходит,  мир  не  по  карману. 
       Торговый  человек  взглянул  на  адвоката  осмысленным  взглядом  и  снова  выразил  сомнения.      
       - Но  они  действительно  могут  призвать  на  помощь  власти.  Не  они, - ты  закон  собираешься  рушить!       
       - Закон  ни  в  дугу,  мой  старый  друг,  потому,  не  нарушая  его,  можно  облапошить  и  ближнего  и  дальнего. – Каин  затвердел  голосом,  прибавил  в  баритон  металла. - Вот  я  и  собираюсь  тряхнуть  закон,  чтоб  привести  некоторых  в  чувство. Мордой  грюкну  в  справедливость.
       - Хренов  ты  Робин  Гуд! -  процедил  в  отчаянии  Авилов. -  А  кто  расхлебывать  станет  твою  кашу?  Один  ты?  А  я  -  сбоку?    
       - Ну, ты  распалился,  будто  я  собираюсь  подставлять  славный  наш  синклит!  Первый  ход  сделаю  не  я.  И  заводских  акций  я  не  собираюсь  приборкивать.  Мне  надо  образумить  директоров. Для  начала  я  пошлю  к  ним  человека  с  паяльником. Авось,  загонят  технической  интеллигенции  через  зад  табу  на  жадность.      
       - Но  ты  и  директоров  пойми, Жора! Как  наведет  порядок,  если  он  не  единоличный  хозяин  дела? – внушал  Бирюк.    
       - Понимаю.  Логика  есть  в  том, -  покорно  согласился  Каин. – Но  и  единому  хозяину  местные  власти  не  дадут  работать. Пойми,  им  бардак  роднее  мамы!  На  данном  этапе.  И  часто  не  первым  лицам,  а  шестеркам,  окружению  из  бывшей  номенклатуры. Так  всегда  было.  Подхалимы  заваливали  всякое  доброе  дело. А  тут  к  бардаку  прикладывают  руки  хозяева.  И  надо  стукнуть  по  рукам!    
      - Ты  крут,  Егорий.  Кто  бы  мог  подумать?  И  я  тебя  не  переубедил.  Но  это  же  война  братьев  по  разуму.  А  вдруг  тебя  убьют?! – вдруг  озаботился  Авилов.   
       - В  бою  погибну,  воздвигнут  памятник,  вечный  огонь  зажгут!  И  стоять  в  почетном  карауле  будут  старики  и  скауты.  И  ты  постоишь!  И  за  упокой  рюмку  хряпнешь.  Плохо?  То-то.  А  пока  поборемся  за  идеи,  -  отрубил  адвокат.      
       - Послушай,  герой.  Ты  как-то  толковал  о  Селенгах.  Может,  с  них  начал  бы?  Проведи  разведку боем,  а  потом  уж  и  директоров  тряхнешь, -  почти  взмолился Бирюк,  возлагая  надежду  на  время.  – И  новый  бандит Панарин – Панас  сильно  вырос.  Ему  бы  укорот.  А  то,  верно,  скоро  до  нас  доберется.   
       - Им  мы  займемся  особо. Директорский  корпус  уговорим  на  разваливать  заводы,  а  ставить  на  ноги  и  производить, и  тут  же  примемся  за  Панаса,  -  поддержал  тему  Каин,  меняя  окраску  и  смысл  улыбки. И  новая  ухмылка  немного  состарила  адвоката,  приложила  несколько  лишних  морщин. – Всё  руки  не  доходят. Но  свою  ответственность  перед  творческими  массами  бизнесменов  я  помню.  И  ночного  мэра  тоже  ублаготворим   в  пользу  трудового  капитала. Ты  собираешься?  Не  смею  держать.  А  с  Панасом  ты  прав,  можно  и  опоздать. Заскакивай  иногда  и  даже  без  предлога.  Деловые  мы  стали,  некогда  посидеть  просто  так,  для  взаимного  удовольствия. Я  уж  не  говорю,  чтоб  за  бутылкой.  Болеем. 
       - И  стареем.  Мы  знаемся  десять  лет,  а  пролетели  они,  как  снег  за  окном, - с  печалью  сказал  Авилов. И  выдохнул  с  большой  болью. – Печенка,  Жора, печенка  объявилась! Низзя  у  бутылки   сидеть. Пожить  охота.      
       И  ушел.               

                ГЛАВА  ШЕСТНАДЦАТАЯ

                _____________________   ***   _____________________
       С  ворами  не  столковался  Каин.  Ни  бельмеса  не  понимали  карманных  дед  мастера  в   ценных  бумагах,  и  понимать  не  собирались.   
       Кифира  адвокат  поймал  на  хате  бывшей  любовницы  Мамочкиной.  Отследил  вошедшего  туда  главного  городского  вора, когда  Ниночка  еще  не  возвратилась  с  работы. Ключ  от  квартиры  остался  от  прежних  времён,  на  испыток  судьбы  попробовал  открыть -  подошел,  не  сменила  замок  Мамона. Когда  щелкнул  язычок  в  замке,  предупредил:    
       - Эге-эй!  Дмитрий  Николаич!  Гости  к  тебе,  не  вздумай  пукнуть  из  шпалера!
       И,  всунув  голову  через  порог,  все  же  насадил  шею  на  кончик  выкидного  ножичка. За  дверью  стоял  Кифир,  ощеряясь, держал  финарь. Зов  зовом,  а  осторожность  не  помешает.  Пароля-то  не  назначали. Узнав  Каина,  убрал  инструмент  в  карман  пиджака,  и  подмигнул. 
       - Привет,  от  моих  штиблет! Давно  не  виделись,  выходит. Проходи, Егор  Исаич. Бутылка  найдется  для  толковища.  Разговор  опять  про  бабу?    
       - Ну,  Димарик,  сколько  можно  об  них  язык  трепать? Их,  смотри,  сколько. На  всякий  вкус.  Тебе  эта  не  приелась? -  улыбался  Каин, проходя  в  знакомую  квартирку  и  оглядывая  её  привередливо,  разыскивая  перемены. 
       Почти  всё  как  прежде,  однако,  дух  не  тот. Раньше  кофием  отдавало, тонким  запахом  «шанели»,  а  теперь  селедочным  духом  шибает.      
       И  окно  всегда  задернуто  было,  чтоб  интим  создавался. Сейчас  нейлоновая, с  золотом  и  серебром  рисунков  райских  кущ, занавесь  на  стороны  сдвинута,  легкие,  мягкого  цвета  зелени  шторы  по  краям  висят  -  прозор   на  улицу  дают  Что  же,  вору  вовремя  смыться  надо,  и  знать -  куда.
       Адвокат  оборотился  на  шум.  Кифир  волок  из  кухни  на  столике  с  колесами  причиндалы  для  угощения.  Коньяк  и  водку,  пиво, лимон  и  ветчину,  селедку  с  лучком  и  картошку  в  мундирах,  запеченную  в  духовке,  от  какой  шел  заманчивый  дух.    
      - Я  только  расположился  на  кухне,  чтобы  чуток  хряпнуть,  а  тут  -  ты, - говорил  вор,  уставляя  журнальный  столик  яствами  и  приглашая  кивком  головы  адвоката. -  Садись,  поддержи  компанию.  Поговорим  за  жизнь. 
      - Про  интерес  в  жизни,  надо  потолковать, Дима. А  потому,  как  никакой серьезный  разговор  обойтись  без  водочки   не  может,  то  тут  ты  безмерно  прав,  предлагая  вокруг  неё  посидеть. Давай  промочим  глотки. – С этими  словами Каин  приставил  ближе  стул,  кинул  на  спинку  пиджак,  и  сел. -  Наливай,  ты  хозяин.         
      - Водку, коньяк? – городской  папа тоже  уселся подле  столика, подложив  себе  и  гостю  бумажных  салфеток. – Под  селедочку  водка  идет  легше,  пиво. А  вот  коньяк,  это  самое, вроде  как  чужой  продукт. Раньше  за  ним  гонялись, но  принимал. Наверно,  и  он  пойдет  под  рыбку. Нам  един  хрен.   
      - Под  селедочку  все  же  водки  надо  принять,  Дима. Давай  по  ней   ударим.  И  пиво  вскрывай.  От  ерша  нам, привыкшим,  тяжести  большой  не  будет.    
       Когда  выпили  и  стали  закусывать,  Кифир  посерьезнел  и  проявил  интерес.   
       - Вы,  Георгий  Исаич,  давайте  сразу  к  телу. Не  люблю  я  резину  тянуть, как  кота  за  хвост.  Толковать  не  о  бабах  станем,  так  что  мне  любопытно.
       - Можно  и  сразу  к  делу. Но  сначала  возьмем  еще  по  разу,  а  уж  потом… - Выпили  еще  по  рюмашке. Каин  взял бутылку  с  коньяком. На  этикетке  значилось:  камю. Подделка,  и  к  бабушке  не  ходи,  но  спросил: - Ты  притаранил?
       - Ага.  Хотел  бабе  угодить  и  сам  попробовать. Знаю,  - туфта,  но  картинка  красивая. Франция,  петух  ей  папка! 
       - Водка  лучше.  Нашенская,  лубянская.  С  неё  не  подохнем,  проверено, - сказал  адвокат  и  отставил  коньяк. – А  это  гадость, ну  её  в  трухлявый  пень. У  тебя  как  дела?  Я  имею  в  виду  воровскую  кодлу.  Менты  стороной  обходят  или  заскакивают  на  чашку  чая?         
       - Так  ихняя  работа  -  бегать,  а  нам  тикать. Отдыхать  некогда. Да  и  по  мелочам  мы  всё  больше,  фарту  нет.  Это,  которые  новые, которые  в  рэкет  пошли,  те  да. На  Канары  летают  бока  греть. Панас  вон! Откуда  взялся?! Бакланом  был,  наперстком  на  жратву  зарабатывал,  а  вдруг  ударился  в  беспредел. Рисковый. Башку  всё  равно  снесут  когда-то! Или  нет? – воззрился  Кифир  на  Каина  с  ухмылкой  удивления  и  заботы. 
       Вор  потянулся  наливать  еще.            
       - А  ты  как  прикидываешь?  У  тебя  вся  городская  кодла,  а  на  Гавайи  не  рвешься  взглянуть. Не  интересно,  или  башлей  лишних  нет? – тонко  улыбнулся  Егор  Бугров. Впрочем, без ядовитой  иронии  супротив  оппонента. – Он  банду  сколотил, каждому  ствол  выделил. Стал  трясти  денежных  валетов,  в  надежде,  что  менты  дадут  волю  на  произвол. Менты,  может  и  дали  бы,  да  власти  не  дадут.  Анархии  допустить  им  нельзя. Анархия  ить -  мать  беспредельница-мародёрница. А  когда  пределов  нету,  зачем  власть?  Усекаешь,  о  чем  речь?         
       - Чего  не  понимать?  Оборотка  от  властей  будет, -  нахмурился  вор. – А  тогда  и  нас  за  мошонку  подержат.   
       - Вот, вот. И  выходит,  пора  бы  тебе  подумать,  как  в  деловые  переходить. Естественно,  когда  есть  желание. Вор  и  деловой -  большая  разница. Вор  всегда  вне  закона,  а  капиталист,  тот  же  вор,  но  тащит  у  народа, - уважаемый  человек  у  власти.  Не  думал  о  таком  раскладе? – Каин  даже  не  улыбался,  вопрошал  глазами,  где  разве  на  самом  донышке  искрился  значок  иронии. – Ведь  Панас,  то  бишь  Панарин,  даже  не  вор. Он  бандит,  отморозок  без  перспективы. Живет  одним  днем,  потому  как  ума  бог  не  дал.      
       - Он  и  на  тебя  наехал? – спросил  Кифир,  несколько  расстроенный  картиной  от  адвоката.      
       - Да  нет.  Он  хошь  и  дурак,  но  не  круглый.  Кое-что,  если  не  сам  сообразит,  то  подскажут  ближние. Тестюха  у  меня  -  главный  мент  города.  Генерал. Так  вот,  Панас  дразнить  гусей  опасается. Ему  пока  хватает  снимать  маржу  с  окружных  нэпманов. Но  одно  дельце  он  проглядел. А  то  и  не  по  зубам. Но  там,  даже  если  продать  на  сторону, тем,  кто  понимает, спустить  в  четверть  цены -  мало  не  будет.      
       Егор  Бугров будто  рассуждал  вслух,  занимаясь  выбором  закуски  для  очередной  рюмки, нацелился  на  лимон. На  вора  взглянул  лишь  разок  и  то  вскользь.    
       - Чего  он  прохезал? – почти  равнодушно  спросил  Митька  Кифир,  еще  на  пуговицу  расстегивая  ворот  темной  рубахи. Выпивка  брала  своё,  но  и  разговор  колыхнул  лишние  мысли,  от  каких  тонус  в  крови  поднялся.       
       - Да  ты  вряд  ли  осилишь. Впрочем,  виноват. Похоже,  я  ошибся.  У  тебя  же  есть  лихой  прапор  Стяг. У  него  команда  бычков  и  «пушки»  есть.  Прапор  еще  под  твоей  рукой  или  в  самостийники  подался? – Адвокат  резал  лимон  на  пластины  и  страшно  кривился. От  одного  вида  кислого  в  зубы  оскомина  забиралась.         
       - Колян  Кривуля  мой  свояк,  отчим  вроде,  маму  родную  сношает.  И  никак  нельзя  ему  рвануть  от  меня  когти. Достану  и  порву  зад, -  пояснил  с  некой  радостью  вор. -  И  если  я  прикажу  сходить  на  дело,  куда  ему  деваться? Только  дело  должно  быть  фартовое,  чтоб  рисковать  было  за  какой  хрен. А  ты,  значит,  на  процент  намекаешь?      
        - И  процент  обговорить  можно, -  согласился  Бугров,  промокая  салфеткой  губы. – Правда,  наводчиком  я  никогда  не  был. Выходит,  за  совет  возьму  процент,  если…Вишь  ли,  работёнка  слишком  деликатная
       - И  выжидательно  взглянул  на  Кифира.            
       - Пятнадцать  процентов  устроит?  Держу  мазу  за  прапора.          
       - Да  не  торопись ты. Сначала  послушай  сказку  о  золотом  крылечке, где  и  кто  сидит  на  нём. -  Сначала  поморщился,  а  потом   рассказал  Каин  про  акции  заводских  и  фабричных  директоров.  Не  называя  конкретных  фамилий  и  не  вдаваясь  в  детали, какими  уже  обладал  после  предварительной прикидки  дела. И  заключил: - Там  много  миллиардов, Дима. Вагон  денег,  даже  если  спустишь  их  по  смехотворной  цене. А  ежели  сам  пойдешь  в  хозяева…Сразу  миллионщик  в  баксах!          
       - А  вы  возьмете  акции? – насупился  домушник.    
       - Дима! Если  бы  я  захотел  садиться  в  кресло  хозяина  завода, стал  бы  я  предлагать  тебе  или  иному  такую  халяву?! У меня  своя  ниша  и  другой  интерес  по  жизни,  как  ныне  говорят. А  вот  Панас,  пожалуй,  позарится  на  такой  куш.  Да  и  любой  банк  схватит  втихую.
       - Бумаги  те  меченные?               
       - Именные,  хочешь сказать? Нет, безличные. Так  с  ними  легче  работать. Они  рассчитаны  на  ликвидность:  купи-продай.         
       - Давай  еще  по  одной. Что-то  плохо  помогает  думать, - усмехнулся  городской  пахан.  И  кивнул  на  столик. – Ты  хавай. Закуска  плохо  убывает.  Или  не  угодил?      
       Опрокинули  еще  по  одной. Кифир  жевал  буженину  и  думал. Скулы  ходили  медленно,  с  хрустом. Наконец  запил  пивом, закурил  папиросу, боднул  воздух, указывая  на  пачку  «беломора»,  приглашая  на  перекур  гостя.   
       Егор  Бугров  достал  «кэмел». Обминая  по-привычке  сигарету, спросил:         
       - Ну  что,  боязно?  То-то.  Дело  сложное.  Много  стволов  требуется,  спец  по  железным  сейфам  и  дерзость,  натиск  и  быстрота. Это  не  воровство, – грабеж…Аферу  тут  не  провернешь.   
       - Кабы  там  деньги, -  покивал  вор  и  улыбнулся,  будто  винясь. – А  с  бумажками  мы  не  знакомы.  Образование  не  то. Мы  по  старинке  привыкли,  а  тут капитализм  занюханый.         
       - Значит,  сожрет  вас  этот  самый  капитал, -  жестко  проронил  Каин. – Учиться  надо,  то  бишь -  переучиваться. А  лопухами  будем, сомнет  жизнь,  в  бомжи  подаваться  придется. Ей,  жизни,  до  Фени, вор  ты  или научный  работник. Каждому  своё,  как  мудро  сказал  кто-то. Не  обижайся,  Димарик, разговора  не  было.      
       Адвокат  ткнул  сигарету  в  пепельницу,  потянулся  за  пивом.         
       - Ну  ты,  в  натуре! Какие  обиды?! А  хошь,  потолкую  с  прапором? Он  головастый,  стервоза.  Заберет  акции.    
       - И  куда  их  денешь? Панасу  понесешь? Так  он  не  заплатит, - так  заберет. Нет  уж,  завязали  базар, -  ребром  ладони  по  колену  подытожил  Каин. – Панасу  я  и  так  сдам  тех  хапальщиков. Пристроились, гады,  простой  народ  облапошивать. 
       - Ну  ты  на  них  и  взъелся, Егор  Исаич! Сам  деньги  гребешь,  а  другим  не  даешь! Почему?         
       - Вишь  ли, умный  народ,  а  я  его  представитель, давно  ждали  времени,  когда  честно  можно  зарабатывать  сколько  надо.  Усёк?  Честно! И  я  не  стригу  бедных, не  убиваю  богатых,  чтобы  хапнуть  их  капиталы. Там  ума  не  надо. А  они  как  раз  и  обирают  всех  под  гребенку,  с  кого  можно  содрать  хоть  клок  шерсти. Не  думая  о  дне  завтрашнем.  А  люди  увидят,  как  их  разувают,  оставляют  голодать  и  холодать.  И  что?!  Возьмутся  за  дрын,  да  им  и  понесут  всех  подряд  по  кочкам.  Подряд!  Понял? И  меня  в  их  числе. Так  вот,  такое  мне  не  надо.  Революции  мне  больше  не  надо.  Остобрыдло! Усёк?  Сейчас  я  против  буревестников. – Каин  даже  малость  разволновался,  доводя  до   папы  города  простую  истину. Когда  поймал  себя  на  ажиотаже,  снова  хлопнул  по  колену  ладошкой. – Всё! Меняем  пластинку. Для  нас  с  тобой  главное,  жить  в  дружбе  и  понимании,  помогая  друг  дружке. А  то  однажды  Панас  и  на  нас  наедет,  заставит  дань  платить.  А  он  баклан  и  даже  не  вор. Тебя  правильно  выбрали,  в  цвет  попали. Ты  и  меня  насчет  бабы  отштопал. Ну  баба  есть  баба,  на  ней  метка  божья.  И  с  Зайцем  ты  расстался  легко,  совета  послушался.
       - А  вот  это  напрасно! -  остановил Кифир,  вскидывая  ладонь  и  переменяясь  в  лице, багровея. Он  наотрез  отказывался  от  особой  заслуги: – Мы  Зайца  не  трогали! Он  копыта  откинул  прямо  в  пивнушке. Сердце  права  перестало  качать! Я  даже  прикинуть  не  успел,  где  всадить  ему  пику, а  тут  кипеш -  бобик  сдох! Наверно,  Фортуна  с  ним  в  картишки  перекинулась,  и  ему  перебор  вышел.         
       - И хрен  с  ним! – проронил  адвокат. – Спокойно  спать  будешь. А  за  Панасом  приглядывай,  вернее,  слушай,  чего  шепчут  о  нём.  Он  хучь  и  сдохнет  скоро,  но  перед  тем  может  нарубать  дровишек.
       - Панас  борзеет, -  покивал  Кифир. – Он  своим  должникам  в  оборотку  проценты  кидает  и  ставит  на  счетчик. И  как  не  отдал  бабки  в  срок – жмурик.         
       - Мы  договорились  ему  не  завидовать. Нам,  если  кипеш,  на  баланду  в  зоны  подаваться  придется,  а  он  с  жиру  бесится  и  на  пулю  просится. Но  спит  плохо, в  том  я  уверен.  Или  жаба  давит  по  ночам,  или  киллер  снится. Ну  что?  На  посошок? Или  ты -  пас?  Тебе  форму  держать  надо. Нинка  придет,  стребует  работу.    
       Егор Бугров  налил  себе  еще  рюмашку, взглянул  вопросительно  на  хозяина  теперь  в  этой  квартире.    
       - Тебе  ехать,  а  мне  тут  торчать. Выдержу. Давай  стукнемся  напослед, - налил  и  себе  Кифир  водки. – Про  Панаса  усилю  интерес. Жаба,  как  ты  говоришь,  может  и  давит  его,  а  других  он  не  боится. Боевиков  у  него  по  районам  городским,  я  слыхал,  с  калашниками  по  полусотне. В  кабинете  мэра  и  чинодралов  сидит  как  дома, двери  к  ним  ногой  открывает. Рыпнулись  было  к  нему  налоговики, так  он  ихнюю  девку  в  покрышку  от  «жигулей»  устроил  и  в  реке  утопил.      
       - Кесарю  кесарево, Дима! А  жизнь  не  вечна. И  на  старуху  бывает  проруха. Молодым  сыграть  в  ящик -  обида  великая  и  грех  перед  природой. И  ради  чего?  Ради  фантиков  на  ёлке жизни?!  -  Каин  резко  опрокинул  в  себя  водку, кинул  следом  пластинку  лимона  с  сахаром,  встал  на  ноги  и, нашарив  в  карманах  ключ, положил  на  стол. – Возьми  отмычку  от  хаты,  где  у  меня  баба  была.  И  на  разговор  не  обижайся. Чего  не бывает? Но  чтоб  мирно. Будем  жить,  Димарик!          




                __________________   ***   _______________________
       Когда  утратились социальные  ориентиры,  позакрывались  заводы,  фабрики,  рудники  и  шахты,  почти  в  подполье  ушли  силовые  структуры  и  полуразвалилась  армия, а  местные  власти  исполняли  функции  почти  по  инерции -  обнаглели  и  легализовались  силы  зла.      
       Мошенники, воры, бандиты, шулеры, сутенёры, дебилы, маньяки,  хулиганы,  наркодельцы  и  прочее  непотребство повыбиралось  из  всех  щелей  и  возомнило  себя  пуповиной  мирозданья.    
       Уже  на  второй  или  третьей  волне,  когда  взлохматилось  море  жизни,  наглый  мошенник  Валера  Панарин,  пробивающийся  игрой  в «наперстки»,  затеял  взять  под  себя  окружные  рынки,  кабаки,  кооператаров  и  всякого  делового  в  особицу,  вплоть  до  ювелирных  точек.  Сгоношил  группу  нищих  умом,  но  крутых  нравом, худых  и  накачанных  приятелей, и  их  друзей-хулиганов,  вооружил  стволами  разномастного  оружия  и  повел  на  «дело».
       Получилось!  Братва  с  радости  выпила,  разбрелась  по  слободке  искать  девок, развлекалась  всю  ночь  и  дальше. 
       Когда  кончились  деньги,  повторили  заход.  Потом  до  кого-то  дошло: платить  не  надо!  Напуганные  владельцы  торговых  точек  отдавали  выпивку  и  закуску  даром!  Никто  не  поднял  кипеш,  не  закричал  караул! Не  являлись  «мусора», хотя  их  кто-то  и  вызывал!   
       Никто  не  давал  оборотку!
       Такое  очень  понравилось  и  вызвало  мысли. Можно  хватать  удовольствия  и  не  бояться  иметь  кризис! 
       Панарин  собрал  огольцов  на  сходку  и  устроил  «правеж».
       - Ша, пацаны!  Работаем  по  плану. А  план  такой,  что  пить  будем  по  команде. Только  после  дела,  а  дело -  каждый  день. И  с  навара  каждой  бригады  сюда, - Панарин  Валера  указал  пальцем   на  стол  подле  себя,  -  тридцать  процентов!  Остальное  ваше.  И  с  клиентов  брать  -  тридцать  процентов  от  дохода.  И  чужих  кидал,  кто  работает  здесь,  облагать  налогом! Все,  кто  имеет  копейку,  должны  делиться  с  нами. Тут  наша  земля!      
       Распорядился,  отправил  бригады  «в  поле»,  а  сам  остался  дома. Ему  не  стало  охоты  самолично  тащиться  в  любую  погоду  на  промысел,  чтоб  завлекать  простаков.  Теперь  черные  зраки  «дур»  добывали  деньги.      
       Впрочем,  когда  он  увидел,  что,  обладая  «пушками»,  можно  взять,  сколько  хочешь  и  чего  хочешь,  а  стрельбы  в  ответ  не  будет,  Валерик  и  сам  выходил  «на  промысел».  Чтобы  развлечься.    
       Как-то  раз  отследили  дельца,  который  наладил  на  контейнерной  станции  неплохой  бизнес.  Сдавал  пустые  ящики  под  хранение  товаров. Ему  нанесли  «визит  вежливости».  Поговорили  без  применения  особых  мер,  но  выставив  на  вид  стволы  разных  калибров.  И  даже  экзотический  маузер  от  времен  революции. Да  и  наглые  рожи  «пареньков»  тоже  внушали  серьезное  отношение  к  разговору. В  общем,  потекло  Валерику  и  с  этого  дела  тридцать  процентов.  Панарин  деньги  любил  и  прежде,  но  теперь  полюбил  очень.    
       - Вот  это  по  нас, пацаны! – в  полноте  чувств,  его  обуревающих, восклицал  Панарин  вечером,  когда  обмывали  они  в  кабаке  удачное  дело. – Мы  хорошо  его  завернули! За  это  надо  выпить  банку!  Это  по  нас,  братва! 
       И  точно,  потребовал  пол-литровую  банку  и  опорожнил  из-под  водки.  И крутил  потом большой,  вытянутой  в  тыкву,  головой,  показывая  в  ухмылке  лошадиные  зубы. 
       - Ну  ты  даешь,  Панас! -  откликнулся  кто-то  из  подельников, какие  в  этот  день прикрывали  присутствием  при  разговоре. – У  тебя  и  горло,  как  раковина  на  толчке,  Панас!       
       Кликуха  родилась,  и  тут  же  приклеилась  намертво.         
       Панас  повел  мысли  дальше.      
       - Всё  это  семечки, пацаны! Район  свой  мы  взяли, теперь  город   данью  обложим.  В  нём  четыре  района,  на  каждый  поставим  бугра.  Купим,  а  то  и  достанем  автоматы, -  и  вперед! 
       На  толчке  купили  «узи».  Израильские  штучки  можно  носить  под  пальто  или  плащом,  удобно  шастать  по  городу! Новые  торгаши  открывали  магазины,  казино,  всякие  салоны. Бригады  стали  шастать  по  нуворишам. Завели  график,  являлись  за  данью  по  назначенным  дням. К  приходу  «инкассаторов»  у «хозяев»  «налог»  подготовлен,  подсчитан  и  упакован.  Еще  бы  расписочку…Но  бандиты  предпочитали  крепкое   слово.      
       «Бизнес»  Панаса  процветал  во  всю. Непокорные  клиенты  тут  же  исчезали.  Днём,  на  рабочем  месте  расстреливали  их  из  «узи», - глушаки  еще  не  были  в  моде.  Конкуренты  покидали  бренный  мир  тоже  под  шум  свинцового  дождя. Мелкота,  какая  платила  Панасу  за  участки,  промышляла  грабежом  прохожих  и  проезжих  тоже  средь  бела  дня. Ночью  обыватель  вообще  не  казал  носа  из  дома  и  квартиры. Едва  на  город  опускались  сумерки,  владетелем  его  становился  ночной  мэр  Валерий  Тихонович  Панарин.      
       Правда,  и  дневным  мэром  был  его  бывший  наперсник,  подельник  и  братан.  И кореша,  которого,  как  только  власти  шагнули  в «демократию»  и  организовали  выборы, Панас  сделал  «головой».  Для  того  он  завел  дружбу  с  прессой,  пару  газеток  на  время  выборов  приказал  открыть  и  величать  «независимыми».  Пресса  Валерика  полюбила. Да  и  как  не  обожать  доброхота,  новоиспеченного  деятеля  свободного  бизнеса,  когда  он  шедр  душой,  а  она  нараспашку?  Внимание  к  голодным  шкетам,  подарки  в  виде  «баранов»  в  конвертах,  ужины  в  кабаках  и  всё  прочее  приложение!  Предвыборную  компанию Валерий  Тихонович,  будучи  доверенным  лицом  кандидата  в  мэры,  провел  с  выдумкой,  большим  натиском  и,  в  тоже  время,  просто. Одних  купили,  других  уговорили,  а  третьим  пригрозили. Ко  дню  выборов  оппоненты  сошли  с  дистанции  в  пользу  достойного.  Мэром  стал  Панасов  друг.   
       Как-то  ветром  надежд  занесло  в  город  известного  московского  артиста  из  народа  и,  сверх  того,  народного. Певец  в  годах, репертуар  тоже  из  прошлых  лет  и  шоу  даже  называлось  «Ретро». Но  афиши  неожиданно  заинтересовали  народ,  коему  охренело  творчество  молодых  и  абстрактных,  заселивших  стадионы,  площадки  и  телеэкран. И  песни  их,  типа: «ишак  бежит -  земля  дрожит»,  если  и  не  шокировали,  уже  привычных  к  житейскому  бардаку  аборигенов,  то  отвращали,  точно.   
       Панас  явился  в  Дом  Культуры  и  предложил  заезжей  знаменитости  свои  услуги  в  организации  наполнения  зала. Он  обещал  и  ничего  не  требовал  взамен,  бандит  предъявил  себя  филантропом. Хотя  на  самом  деле,  пришел  посмотреть  на  рынок  культуры  и  искусства  и  прикинуть  на  себя.  Хотелось  выйти  в  великие,  а  начать  с  меценатства.
       Артист  с  радостью  опёрся  о  плечо  доброхота,  в  творческой  среде  привыкли  помогать  в  лихую  минуту  всякому.   
       - Я,  право,  смущен  вашим  участием, -  говорил  народный  артист,  не  зная  подноготной  гостя,  но  дегустируя  с  ним  пузырек  «смирновской». – Вы  снимаете  массу  забот. Найти  нужных  людей,  снять  помещение…Обращаться  же  к  властям  в  это  время,  когда  у  них  столько  своих  забот...  Я  не  могу  отрывать  людей  от  дела!  Вы  мой  спаситель!
       Спаситель  тут  же  развернул  кипучую  и  могучую  деятельность. Была  организована  реклама,  акция  поддержки  на  газетных  полосах,  в  эфире  радио  и  на  экранах  телеящиков,  афиши  залепили  все  столбы  города, а  цены  на  первый  концерт  зарядили  почти  смехотворные.  На  дни  концертов  Панас  объявил  своим   «пацанам»  выходные  от  «работы»  по  точкам  и  приказал  обеспечить  в  городе  благопристойный  порядок.  И  всякую  шваль  в  центр  не  пущать,  а  гнать  взашей,  попадется  буде.      
        Концерт  первого  дня  гастроли  прошел  с  огромный  успехом  и  город  в  ту  ночь  чувствовал  себя  как  в  старые  застойные  времена. Почти  легкомысленно  и  отрешенно,  когда  боялись  только  «бутылирующих  мусоров».   
       Потом  еще  шли  концерты,  и  каждодневно  валил  народ,  хотя  цена  на  билеты  уже  явно  стала  хватать  за  карманы. В  последний  вечер  москвич  сотворил  благоглупость,  влез  в  прерогативу  антрепренера,  то  бишь  продюсера. Выйдя  перед  началом  концерта  на  крыльцо  хватнуть  свежего  воздуха,  и  увидев  изрядную  толпу  жаждущих  его  послушать,  но  не  имеющих  нужной  суммы  на  билет, он  широким  жестом  пригласил  туземцев  на  галерку  и  в  пустующие  проходы. Именно  этот  сердечный  порыв  артиста  Панас  поставил  в  укор  и  обжулил  при  расчете.    
       Народный  артист  уехал  обиженный, но  слава  об  организаторе  и  меценате  Валерии  Тихоновиче  Панарине  побежала  впереди  поезда.      
       Бизнес  зрелищ  в  городе  Панас  взял  под  личный  контроль. Он  разослал  гонцов  по  городам  и  столицам  бывших  республик,  искать  таланты  и  звезд,  охмурять  обещаниями  и  звать  на  гастроли. И  составил  график  шоу  и  галла.       
       Бизнесмен  Панарин  не  брезгал  никакими  деньгами,  жадность  обуревала,  и  глупец  видел  себя  уже  в  первой  десятке  деловых  людей  региона.  Чуть-чуть  образованный,/ на уровне  десятилетки  и  подборки  книг  с  авантюрно-романтическим  уклоном,/  тщеславный  до  маниакальности,  наслушавшись  в  «ящике»  передач  для промывки  мозгов, Панас  возомнил  себя  просвещенным.  И  организовал  в  городе  Клуб  философов!  Почетным  председателем  которого,  вовсе  не  из  скромности, а  по  совету  дальновидных  наперсников,  сделал  заштатного  доцента  нововылупленного  университета. Каковой,  во  времена  оные,  отсидел  несколько  лет  в  лагерях  за  фарцовку,  а  потому  сильно  обижался  на  всякую  власть  без  демократии  с  либеральным  уклоном.            

               
                ГЛАВА   СЕМНАДЦАТАЯ

                _____________________  ***   ____________________
       Валерий  Тихонович  Панарин  награбил  много  и  был  почти  на  апогее сногсшибательного  бизнеса,  он  уже  простирал  помыслы  до  столицы,  когда  случай  свел  с  адвокатом  Бугровым.  И  внёс  поправки  на  время.            
       Об  адвокате  со  странной  кличкой  Каин  ночной  мэр  и  гроза  города  кое-что  слышал,  но  о  скрытой  части  айсберга  его  деятельности   даже  не  догадывался. Лишь  раз,  когда  кто-то  обмолвился  о  паршивом  еврее,  который,  «падла,  делает  громадные  бабки  и  не  платит  налога  за  район»,  Панас   посоветовал  бригадиру  послать  к  нему  тройку  жлобов  и  «пощупать  у  генеральского  зятя  пульс».
       - Только  не  дергайте  сильно  за  пенис. Там  могут  быть  мусора. Он  у  генерала  зять,  а  нам  крупного  шухера  не  надо. Заскочите  без  пушек,  посмотрите,  кто  он?  Может,  он  станет  служить  нам  на  задних  лапках!? -  напутствовал  Валерик  Панарин.         
       Егор  Бугров  тоже  в  тот  день  лишь  догадывался,  что  визит  ему  нанесли  от  имени  и  по  поручению  старшего  бандита  города. Они  приходили  на  разведку  и  потому  тихо  ретировались,  даже  получив  легкую  трепку  через  прострел  длани  мордоворота  Йоськи.
       И  вот  как-то,  с  подачи  ли  распорядителя-неумёхи, а  скорее  всего  случайно,  адвокат Бугров  получил  приглашение  на  симпозиум  представителей  бизнеса  города  и  окружных  районов.
       Повертев  в  руках  красочную,  тисненную  золотом  карточку, Каин  сначала  хотел  швырнуть  её   в  корзину  для  мусора,  но  вдруг  передумал. В  последнее  время  он  подустал  от  текучки,  а  отдых  в  семейном  кругу  мало  отвлекал  от  занудливых  мыслей  о  бренности дней. И  он  сказал  себе:  «А  что? Посмотрю,  в  чём  они  варятся,  какие  труды  их  истязают. Может,  я  мелко  плаваю? Да  и  газет  почти  не  читаю. Впрочем,  в  них  ахинеи,  как  и  в  ящике…Потом  будет  банкет,  это  как  водится. Посижу,  погляжу,  выпью  свободно,  без  болтовни».
       Судьба  сыграла  с  ним  шутку, усадив  за  один  стол  с  Панариным. А  еще  сидели  о  бока  два  молодых  «быка» - предприниматели-барышники  из  района,  с  какими  город  хотел  иметь  тесные  отношения  в  деловом  сношении. Один,  назвавшийся  Владимиром  Борисовичем,  представлял  интересы  какой-то  смешанной  с  немцами  фирмой,  что  толкала  в  области  сладкие  «киндеры»  и  всякую  дребедень. Другой  отрекомендовался Алексеем  Иванычем,  председателем  совета  директоров  посреднической, верно,  шарашки, качающей  по  просторам  державы  «ресурсы  черного  золота»,  а  потому  гонорился  и  задирал  хвост,  и  смотрел  вокруг  с  презрением  сытого  кота. И  непременно  хотел,  чтобы  звали  его  только  по  имени-отчеству,  а  когда  адвокат  в  пику  обозвал  его  просто  Алешей,  тот  взбеленился.      
       - Я  попрошу  не  забывать:  отец  у  меня  Иван! А  я  чту  его  и  готов  защитить  честь  силой. 
       Он  действительно  выглядел  хорошо. Морда  круглая, светлые  волосы  коротко  стрижены, шея  короткая,  толстая  и  под  пиджаком  от  приличного  портного  угадывалось  сложение  волшебного  джина. В  его  силу  верилось. Но  Каин, перехватив  его  возмущенно-колючий, замороженной  воды  взгляд, вяло  отмахнулся.
       - Полноте,  нелюбезный  сосед!  Вы  или  дурак  крутой,  или  круглый  дурак. Вы  коротко  стрижетесь, а  значит,  опасаетесь  встречи  с  омоном. А  я  как  раз  из  той  среды. Вон  Панас, то  бишь  Валерий  Тихонович  знает. – Адвокат  понимал,  его  понесло  и  он  слегка  блефует, чтобы  смахнуть  спесь  с  молодого  нахала.  А  ещё  знал,  что  задевает  прочие  силы  и  вызывает,  пожалуй,  гнев  всех  категорий  богов,  но  остановиться  не  мог.  Он  убирал  скуку. И  потому  продолжал: - Я  родителей  чту  всяких,  не  только  предков  долдонов, но  хамам  даю  укорот. Ты  молод,  мой  недруг,  чтоб  делать  некорректные  замечания,  и  к  тому,  невоспитан.      
      И  Бугров,  увидев,  как  напрягся  нефтяной  магнатик, как  побежала  по  его  толстой  шкуре  краска   возбуждения, вытащил  из  кармана  и  показал  на  ладони  ребристую  тушку  «лимонки». Показал  только  «нефтянику»  и  подмигнул  только  ему. И  уже  Алексею  Иванычу  решать, что  за  штуковина  покоится  в  руке  нахала:  игрушка  или  серьезная  вещь,  какая  может   не  только  грохнуть,  но  и  яйца  отвалить  напрочь.      
      Валерий  Тихонович  Панарин перепалку  за  столом  слушал  вполуха,  он  не  любил,  когда  внимание  переключалось  на  других,  и  потому  поднял  свой  бокал  с  шампанским  и  требовательно  возгласил:      
       - Господа!  Разборками  займемся  после! Желающим  я  даже  смогу  помочь  участием. А  сейчас  выпьем. Мы  собрались  вместе, обсуждаем  дела  города,  и  шуметь  здесь  не  место. 
       Они  послушались  совета  и  присоединились  потому  еще,  что  как  раз  закончил  возглашать  тост  кто-то  из  презентабельных  от  властей, нужно  было  аплодировать  в  поддержку  и  сопроводить  выпивкой. 
       Тосты  следовали  с  неумолимой  последовательностью,  но  были  приятны  краткостью,  и  хлопать  в  ладоши  и  выпивать  приходилось  часто.         
       Пришел  черед  и  их  столику,  и  речь  сказал  заметный  деятель  философской  мысли  и  практик  рэкета  Валерий  Тихонович  Панарин. О  деньгах  и  бизнесе,  как  о  предметах,  в  каких  он  не  ведал  толку, Панас  говорил  лишь  вскользь. Он  акцентировал  внимание  на  своей  деятельности  мецената  и  владельца  газет  и  издательств.  И  здравицу  возгласил  за  семя  умных  и  прагматичных,  способных  думать  не  только  масштабно, но  и  абстрактно. А ткнув  в  заключение  в  себя  пальцем,  по  сути,  предложил  выпить  за  такую  славную  особу.   
        Каин  в  восхищении  крутнул  головой,  улыбку  растянул  до  ушей  и  с  большой  охотой  соединил  с  панаринским  свой  бокал.    
       - Абстрагируемся,  Валерик! – сказал  он  с  веселым  блеском  глаз -  Меня  в  философы  примешь? Не  боись,  я  быстро  насобачусь  пускать  пыль  в  заду  прохожих! Я  за  тобой  готов  скакать  на  палке!   
       - Я  не  один  в  совете.  Надо  тебя  послушать  на  заседании  общества, -  нехотя  и  со  значением  отозвался  Панас. – У  нас  общество  трезвого  слова,  кстати,  а  ты  много  лакаешь. Мы  общаемся  посредством  слова,  а  уж  потом…   
       Он  осекся,  наверное,  поняв,  что  понес  напыщенную  несуразицу,  ложь  и  двусмысленность, за  какую  не  станет  труда  ухватиться  злым  языком. 
       И  адвокат  Егор  Бугров  схватил  мысль  и  закончил.         
       - Разумеется,  Валерик! Всякий  член  общества  членом  общается  потом.  Имеет  терпение. Ну  а  не  пьете  вы  напрасно. Много  теряете. На  сухую, Панас,  сношаться,  то  бишь  общаться – ну  ни  в  какие  ворота. И  все  же  ты  прав. Наверное,  мне  не  понять высоких  материй. Да  и  ты  загибаешь. Бандит  с  большой  и  малой  дороги, а  строишь  из  себя  светило. Кстати,  сколько  на  тебе  жмуриков?  Или  ты  лично  не  стреляешь,  душа  не  лежит  к  садизму?       
       Сказано  всё  довольно  громко, их  могли  слышать  за  соседними  столами,  а  уж  сотрапезники…Каин  добывал  себе  очередного  врага,  потому  что  Панарин  выстраивал  имидж  крутого,  но  бизнесмена,  а  тут  намек  на  неприличную  масть. И  Панас  уставил  на  адвоката  изумленно-грозный  взгляд  и  со  злой  радостью  протянул:         
       - Ты  что-то  сказал,  ка-азёл?!  Или  мне  послышалось?       
       Ему  явно  не  нравился  этот  хлыщ  с  манерой  непринужденно  скалить  зубы  и  всем  потрафлять  улыбкой,  с  привычкой  свободно держаться  без  почитания  места  под  солнцем,  со  способностью  излагать  мысли  с  подтекстом,  когда  слишком  поздно  видишь,  что  попал  впросак. Но  теперь  хмырь  переступил  некий  порог дозволенности  и  ему  с  полным  правом  можно  устроить  разборку.   
       - Тебе никто  этого  не  говорил,  и  я  удивляюсь,  -  продолжал  между  тем  Каин,  будто  поясняя  вопрос  бандита  и  продолжая  мысль,  -  что  ты  занялся  деньгами  от  культуры. Разве  ты  что-либо  понимаешь  в  том,  даже  состоя  членом  философского  общества  подхалимов  силы? Ведь  этические  вопросы  бытия  всегда  чурались  золотого  тельца. Воспитание  и  образование  требуют  средств,  да,  я  согласен. Но  воспитание  и  образование  - суть   разные  вещи! Воспитание  помещает  в  душу  совесть,  стыд,  благолепие  и  честь,  а  образование  без  воспитания  покрывает  душу  и  сердце  цинизмом. А  у  тебя,  Валерий  Тихонович,  ни  воспитания,  ни…Впрочем,  цинизма  навалом! Я  слышал, глаза  твои  всегда  цепляются  за  ягодицы  певиц  и  статисток! Тебе  бы  приобщаться  к  высокому  и  других  звать  восхищаться  божественным, а  ты  это,  сотворенное  богами,  грубой  силой  бросаешь  в  юдоль  скорбей  и  унижений,  заливаешь  шампанским,  спермой  и  блевотиной,  расплачиваясь  затем  деньгами  или  пинком  в  зад. Порывы  души  ты  меряешь  ассигнациями, Панас!  Нет,  не  нравится  мне,  что  ты  занялся  бизнесом  в  этой  сфере.  Здесь  нужен  восторженный  меценат,  а  ты  расчетливый  и  холодный  бандит,  убивающий  культуру.  Поверь,  я  не  пьян, я  так  думаю  о  тебе  и  подобных. Натурой  ты  бандит,  так  и  оставайся  им!  Зачем  же  свиным  рылом, -  и  в  калаш…Ха!  А  правда!  Калашники  вас  порежут. Не  сегодня,  не  завтра,  но  конец  предрешен.
       - Да  я  тебя  уничтожу,  жидяра! Ты  труп!  До  сих  пор  ты  держался  в  тени, я  не  знал  тебя!  Теперь  ты  труп! 
       Панарин  в  ярости  поднялся  над  столом  и,  уперевшись  руками  в  крышку, подался  физией  к  адвокату  через  бутылки  и  приборы.
       - Значит,  война? -  будто  с  удивлением  улыбнулся  Каин, распахивая  сочные  губы  и  слегка  отстраняясь, -  бандюга  брызгался  слюной. – Воевать  бы  не  надо. Нехорошо, что  ты  перестаешь  соображать. У  тебя  много  шестерок  и  они  не  стесняются  носить  оружие, хотя  это  противозаконно. Они,  да  и  ты,  открываете  двери  в  кабинеты  власти  ногами. Это  о  многом  говорит. А  ты  не  насторожился. Странно. Небрежение,  как  и  жадность,  могут  усложнить  жизнь, Панас…
       Но  вдруг  грянул  оркестр,  заглушил   шумом  литавр  непотребное  и  отложил  разборку  на  потом.
         
                _____________________   ***   ____________________
       В  цивильном  темном  костюме,  с  галстуком  под  серенькую  рубашку, тщательно  выбритый,  с  прической  на  косой  пробор,  полковник  Нуйкин  при  своих  годах  смахивал  на  человека  из  глубинки. То  ли  интеллигент  средней  руки,  школьный  учитель  иль  агроном,  а  то  и фермер,  приехавший  в  город  и  плохо  знающий  его  жизнь,  озирающийся  на  диковины  рекламы.    
        Иван  Владимирович  готовился   делать  визит  давнему  знакомцу  и  напоследок  освежал  в  памяти  некоторые  детали  из  биографии  того  человека,  считывая  информацию  с  монитора  компьютера.
        Знакомца   полковник  вспомнил,  проглядывая  как-то  городскую  газету  и  наткнувшись  на  объявление  прорицателя,  каких  расплодилось  ныне  сверх  нужды. Внимание  тогда  задержала  фамилия:  Артикулов.
       Нуйкин  отложил  газету  и,  смежив  веки, стал  искать  в  памяти  подза-бытое,  спрятанное  в  запасниках,  но  непременно  необычное.   
       «Что  за  черт?! Почему  остановило  внимание? Ассоциация?…Да  нет  же! Был  у  тебя  человек  с  такой  фамилией. Ну-ка,  ну-ка!.. Крупный  мужик,  моло-дой.  Ты  еще  хотел  сначала  отправить  в  психушку.  Сперва  не  раскусил,  а  потом  посоветовал  сплавить  на  поселение  в  Сибирь  или  на  Север. В  голове  того  дурь  сидела  и  против  власти  сетей  не  плёл. Заклинило  его  на  черной  и  белой  магии,  чревовещал,  угрожал  карами  неба.  Добрый  дурак!…И  фамилия  его  Артикулов! Именно!»
       И  вспомнил!  Кабинет  допросов,  и  на  стуле,  привинченном  к  полу,  сидит  детина  двадцати  трех  лет  от  роду,  обросший  русыми  власами, с  глазами  синими,  как  в  озере  чистом  вода. Лоб  высокий,  лишенный  борозд,  нос  широкий, а  губы  полные  и  красные,  соком  налитые.
       Работал  тот  геркулес  прорабом  на  селе   от  строительного  треста,  не  давал  воровать,  людей  вне  работы  сторонился,  не  курил,  не  пил,  будучи  неженатиком, ну  его  и  взяли  в  оборот  воришки,  накатали  донос  не  мусорам,  а  чтоб  надежнее,  в  контору. И  подсунули  диссидентскую  книжицу  амери-канских  мормонов. Детина,  кстати,  христианской  веры  людьми  увлекался,  какие  могли  угадать  судьбы  ближних  своих  и  государств  великих.  И  имел  библиотечку  рукописную  с  описанием  чудес  не  только  господних.      
       Пришлось  тогда  Ивану  Владимировичу  много  часов  толковать  с  ним, пытаясь  забраться  в  душу,  разгадать  суть. И  чем  больше  беседовал,  тем  больше  убеждался:  не  фанатик  перед  ним,  а  человек  простой  и  открытый,  разумный  и  думающий  умно. И  все  же  дурак.  Глупец,  глядится  белой  воро-ной,  потому  что  родился  не  вовремя.       
       «А теперь  он  ко  времени? -  усмехнулся  в  себе  Нуйкин. – Вишь,  дундук  и  придурок,  а  подался  оказывать  людям  вспомоществование  пророчеством. И  тем  жить…Вернулся,  значит,  в  родные  пенаты».      
       Полковник  разыскал  то  запыленное  дело  и  тщательно  изучил.
       «Как он  тогда  вещал?» 
      - Годы  те,  грядущие, концу  света  подобны  будут  по  своей  бесовской  вакханалии  отношений  между  ближними. Когда  мор  без  войны  пойдет, а  вор  матери  и  отца  соседа  не  пожалеет,  насильников  разведется  и  брат  брата  удушит  за  звон,  не  малиновый,  колоколов  храмов  Господних,  а  глухой -  злата. И  жизнь человека,  будь  то  простой  пастух  или  глава  мирской  епархии, уравнится  глотку  жидкости,  оглушающей  разум.   
       - Значит,  конец  света  вещаешь? – спросил  тогда,  улыбаясь втуне,  полков-ник.    
       - Затемнение  разуму, -  вразумил  оракул, укоряя  Нуйкина  простодушным  взглядом  ребенка. – Не  в  мире,  нет.  В  мире  и  сейчас  разно. А  на  нашей  земле,  где  мы  живем  ныне.
       - Так  это  тебе  хуже,  Никита  Евсеич! Черные  дни  пророчишь  советской  власти! -  предостерег  полковник  Нуйкин.       
       - Не  я  предрекаю. Говорю,  когда  спрашивают. На  паперти  не  возглашал, на  площадь  не  выходил, страниц  печатных  не  смрадил. Предписано  так  перстом  судьба  державы  десницей  Провидения.             
       И  вот  же,  сбылось  по  слову  его  давнему. Раздрай  в  стране  и  бордель  великая. Да  и  Страна  канула  в  Лету. Воистину  схоже  с  концом  разуму.      
       Полковник  и  тогда  почему-то  не  излил  на  Никиту  Артикулова  черной  силы. Написал  в  заключении  про  обычную  глупость,  по  какой  иной  человек  собирает  этикетки  от  спичечных  коробков,  марки  почтовые  или  фотки  артистов. А  в  Америке,  пишут,  один  чудак  с  миллионами  локомотивы  железных  дорог  на  двор  себе  со  всего  света  свозит  Никита  же  ворожбу  всякую  собирает  и  тайно  тешится  редким  познанием  и  даром. Сослать  его  в  тихий  и  далекий,  малонаселенный  край,  чтоб  поменьше  общался  с  людьми  и  в  смущение  их  не  вводил.      
       Тогда  вняли  полковнику  и  прислушались  к  слову,  увезли  на  поселение  в  суровый  край,  ограничили  волю  Артикулову. Минула  его  чаша  попасть  в  психушку,  где  судьба  могла  вовсе  извернуться  боком,  лишить  не  только  дара,  но  и  разума  способности  складно  думать.      
       К  пророку  полковник  пошел  вечером,  зная,  что  работный  день  Никиты  кончается  по  часам,  как  предписывает  Кодекс  по  труду.
       В семь  часов  прорицатель  садится  к  столу  трапезному  набивать  чрево.  Прежде благословясь  крестом  и  молитвой,  опрокинув  в  себя  чару  своедельной  водки. Очищенной  марганцовкой  и  активированным  угольком, настоянной  на  ореховых  снадобьях  для  отвода  утробной  болезни. 
       Без  четверти  семь  Нуйкин  позвонил  в  калитку  подворья,  где  возвышался  большой  и  старый  дом, купленный  в  рассрочку  у  старухи,  какая  снялась  в  другой  город  к  детям  и  согласилась  ждать  денег  за  благие  пророчества  и  излечение  от  недуг  живота. Притвор  распахнула  сожительница,  миловидная  бабенка  с  шалью  на  покатых  плечах. Светлыми  очами  зыркнула  в  лицо  гостя, посмотрела  красную  книжицу  полковника, и,  смиренно  склонясь, пригласила  пройти.
       «Ишь,  не  боятся! -  помыслил  служака  органов. -  Или  словом  защищены.  Или  стволом. Да-к, и  сам  бугай. И все  же  странно. Я чужой  человек, часы  приёма  кончились. Или  застарелая  привычка  чтить  власть  сработала? А  моя-то  особая  была». 
       В  горнице  хозяин  стоял  посередине,  глазел  на  включенный  телевизор,  откуда  улыбчиво  и  немо  смотрел  молодой  и  элегантный  мужчина,  скаля  зубы. Шла  реклама-замануха   мастеров  бормашины  или  пасты  «дерём  на  орбите». Никита  на  много  не  изменился, но  поседел  и  заматерел  обликом. И  взгляд  другой,  грустный.       
       - А ты  все  такой  же,  Никита  Евсеич, - улыбнулся  полковник. – И  всё  гадаешь  судьбы  людей. Кстати,  напророчил  ты  развал  Союза  и  нынешний  вавилон. Меня-то  узнаешь?
       - Как  крестного  не  узнать? – спокойно  пробасил  хозяин  дома,  но  руку  не  подал. -  Упёк  с  божьей  помощью  в  края  студные  и  далекие.       
       - Или  в  обиде?! – удивился  Нуйкин  и  протянул  узкую  и  сухую  ладонь. – Будь  здрав!  И  раз  видеть  живым.    
       - Спасибо  на  добром  слове. Божьим  помыслом  ныне  здравствую,  а  завтра  как  судьба  укажет. Трапезовать  сейчас  будем. Не  откажите  и  хлеба  откушать, - принял  в  лапищу  руку  полковника  чернокнижник  и  чуток  подержал. – Будьте  гостем,  Иван  Владимирович. 
       - Не  откажусь,  Никитушка,  если  позволишь  время  скоротать  разговором.  Я  по  делу  к  тебе.
       - Не  старовер  я.  Станем  ужинать  и  потолкуем. Я-то  всегда  в  общении. С  ближними  или  с  душой  своей. 
       О  главном  все  же  они  говорили  после  вечери,  когда  уединились  поку-рить  в  край  сада,  заодно  его  оглядывая.            
       - О  жизни  твоей  поговорили, о  судьбах  людей  и  скорбях  их -  тоже. Как  ты  живешь,  вижу. И  вижу,  ты  много  знаешь, и  жизнью  города  интересу-ешься. Так? -  вопросил  Нуйкин, тихонько  следуя  по  тропинке  меж  яблонь,  огруженых урожаем.  В  густом  воздухе  уходящего  дня   дух  яблок  чуялся  ненавязчиво,  тонко.  – Я  не  ошибаюсь?   
       - Верное  ваше  слово.   
       - Тогда  слушай  просьбу  мою, Никита  Евсеич. Сможешь  помочь, спасибо  скажу, нет -  не  обижусь. Но  бог  не  простит  и  совесть  твоя.         
        - Не  надо  загадок, дорогой  гостенёк. -  остановился  Артикулов,  оборачиваясь  к  полковнику  и  разглаживая  круглую  и  пышную  бороду, перебирая  в  ней  проседь. – Я-то  знаю,   вы  зла  не  замышляете,  с  нечистой  силой  меряясь.         
       - Ишь  ты,  гадальщик! –  усмехнулся  Нуйкин. -  Так  это  со  службы  моей  вытекает. Ну  да  ладно,  буду  краток. Может  статься,  явится  к  тебе  разузнать  про  планиду  свою  один  тип. – Полковник  запустил  руку  во  внутренний  карман  и  достал  фотографию  Панарина. – Вот  этот. Не  встречал?  Кто  такой,  знаешь?    
       Хозяин  подворья  взял  снимок,  вгляделся. Качнул  бородой.       
       - Не  видел  злодея. Не  лицезрел. Я  в  годы  его  угодил  в  темницу,  а  он…Он  скоро  дни  свои  закончит.       
       - Да?  А  почему -  злодей? – Хитро  сощурился  Нуйкин, подозревая, что  Никита  плутует. Слова  его  отвечают  логическому  раскладу.   
       Кого  еще  может  предъявить  работник  службы  безопасности? Шпионов  будто  нет  теперь, - «друзьяки»  сплошные  за  кордоном.  Но,  наверно,  ошибся  полковник.  Пророк  сказал:      
       - Если  бы  вы  какой  иной  предмет  предложили  для  определения  сути  его,  и  то  я  узнал  бы,  какая  душа  того  человека. А  тут  карточка,  на  ней  глаза  и  аура,  как  теперь  говорят. И  они  мне  рассказывают, - душа  его  чернее  сажи. Вор,  мошенник,  бандит.  Одним  словом, -  злодей.       
       - Еще  раз -  ладушки,  ты  владеешь  истиной.  Так  вот,  он  должен  заяви-ться  к  тебе. Он  явится  непременно. Внуши  ему,  что  скоро  он  и  его  шестер-ки,  охрана,  братаны  или  кудесники  разбоя, слово  ты  подберешь,  -  отправятся  все  к  богам  на  допрос. И  без  всякого  причастия.  Чрез  огнь  яростный.  Договорились?
       - Понимаю.  Вам  надобно  вывести  его  из  покоя. Хорошо,  доведу. У  него  на  судьбе  это, - покивал  Артикулов  Никита, внимательно  глянув  на  гостя. -  Не  мне  отвращать  перст  Провидения. И  все  же  бог  един  награждает  жизнью  и  един  отнимает. А  ослушников  крепко  наказывает. Вы  не  боитесь?            
       - А  ты  -  сообщать  пророчества? Это  ж  богопротивное  дело,  насколько  я  слышал.         
       - Меня  плоти  лишить  может  всякий, - потупился  Никита,  доставая  из  кармана  джинсовых  штанов  опять  сигарету.
       - И  ты  не  можешь  угадать  свою  судьбу? -  удивился  Нуйкин, с  прежним  интересом  разглядывая  бывшего  подопечного.               
       - Могу.  Но  тогда  пропадет  моя  мочь. Я  не  смогу  помогать  другим.
       Он  сунул  в  космы  на  лице  сигарету  и  прижег   спичкой.
        - Ты  смотри,  прямо  чертовщина!.. Что  мне  сказать?  Не  неволю. Возьми-ка  ты  его  нахрапом. Запроси  большой  гонорар. Он  дерзок,  но  умом  слаб.  Ошарашишь, и  глядишь,  выживешь. Но  я  не  настаиваю, а  только  прошу.  Если  он  приложит  к  тебе  руку,  ему  не  сдобровать. Жалко,  конечно,  утешения  тебе  в  том  слабое. Ну  ты-то  -  провидец! Должен  знать,  чем  разговор  закончится.    
       - Я  знаю, -  скупо  улыбнулся  Никита. – Я  знать  хотел,  какую  меру  защиты  вы  предложите  мне. А  вы,  как  все,  на  потом  откладываете.  Упредить  не  можете. Но  будьте  покойны, я  исполню  просьбу. Да  и  правда  в  ней.      
       - Да,  кстати,  хотел  спросить. Как  ты  видишь? -  остановился  в  мелком  шаге  Нуйкин.      
       - Не  знаю,  -  искренне  признался  Артикулов  и  повел  плечом. – Закрываю  глаза  и  спрашиваю. Мне  говорят,  и  я  вижу.    
       - И  кто  говорит?  Бог? Глазами  видишь  картину?   
       - Да  нет.  Глаза  я  могу  держать  открытыми,  но  надо  уйти  во  внутрен-ний  мир,  в  иное. Не  могу  объяснить  доходчиво,  но  информацию  получаю  просто. Не  бог,  чувствую,  глаголет.  Но  бога  чту.      
       - Как  у  тебя…просто,  -  улыбнулся  полковник,  покачивая  головой. – Закрылся  от  мира  и  тебе  сказали.    
       - Не  надо  хулы  возводить  на  незнаемое,  сударь, -  поморщился  Никита  Евсеич.  -  Лучше  молитесь  о  ниспослании  благодати. На  всё  воля  божия.  Аминь. 
       - Аминь?  Но  ты  чернокнижник. Не  можешь  быть  в  милости  у  святых  сил.    
       - Нет,  я  раб  божий. В  усердии  служу,  не  в  храме,  верно,  но  души  спа-саю  заблудшим. Когда  просят  о  том. 
       - Так  ты  меняешь  планиду,  судьбу? – опять  подивился  полковник  Нуйкин. -  Тогда  скажи,  что  угрожает  мне.  И  если  можешь,  отведи  беду, когда  стоит  на  пути  моем.  Ты  должен  знать,  почти  каждый  человек  верит  в  некие  силы,  даже  если  говорит,  что  бога  нет.          
       Полковник  будто  бы  иронизировал,  и  словно  бы  просил  помощи.         
       Прорицатель  круто  обернулся  к  нему  и  потребовал:            
       - Смотрите  мне  в  глаза  без  страха  и  морока…Радуйтесь,  полковник!  Вы  умрете  не  скоро,  в  постели,  у  семейного  очага.          


                ГЛАВА  ВОСЕМНАДЦАТАЯ

                _______________________   ***   ___________________
       Первого  жмурика  Панарик  сделал  почти  против  воли  разума  и  самолично. Тогда  только-только  отошел  он  от  промысла  охмурежа  доверчивых  граждан  с  помощью  наперстков, сгоношил  бригады  с  «пушками»  и  отправил  искать  богатеньких. А  сам,  разве  что  от  скуки,  иной  раз  заражался  азартом  халявы.    
       И  вот  как-то,  проходя  по  улице,  и  зацепившись  взглядом  за  новоот-крытую  лавку  скупщика  драгметаллов   под  вывеской  «Золотой  ключик»,  он  туда  заглянул.
       Дело  только  ставилось,  но  на  широкую  ногу,  помпезно. Хозяин умел  завлекать  клиента. Люстры  и  зеркала,  софиты  с  высоких  потолков   для  одних  создавали  праздник  души,  а  других  давили  антуражем.  Панас  предложил  хозяину   перстень-печатку.  Решил  посмотреть,  как  он  работает  с  клиентом. Тот  взглянул  на  продавца  «золотого  лома»,  одетого  в  рабочий  прикид  обычного  лоха,  пожал  плечами,  и,  улыбнувшись  золотой  пастью,  предложил  четверть  цены.   
       - А  половинку? – просительно  проронил  Валера.       
       - Дорогой,  я  бы  дал  и  полную  цену.  Но  мне  нужен  лом, а  не  вещь. За  лом  я  тебе  и  даю  нормальную  цену. Ходи  дальше. Возможно, в  другом  месте  тебе  дадут  на  червонец-два  больше.   
       - Хорошо,  пройду  к  другому.       
        «Здесь  забурился  Клондайк!» – сказал  себе  начинающий  бандит,  выйдя  на  улицу  и  лишний  раз  оглядывая  фасад  старого  купеческого  дома,  постро-енного  лет   сто  с  лишком  назад  и  по  цоколь  ушедшего  в  землю.
       И  в  тот  же  день  Панарик  приставил  к  скупщику  пару  смекалистых  братанов. Они  почти  ночевали  у  порога  шоп-золота  и  у  квартиры  владельца,  и  скоро  выяснили,  что  Панас  не  зря  приказал  посмотреть.    
       К  молодому,  златозубому  Абраму  по  ночам  являются  ходоки  с  кейсами  и  охраной,  гостят  недолго  и  уходят  довольные.
       - Ага, -  сказал  Панас.  -  Одни  приносят,  другие  уносят.  Надо  проверить. Взять  одного  и  выпотрошить!      
       Взяли,  и  в  «потрохах»  нашли  пять  кусков  баксами. Да  и  гонец  рассказал  кое-что. 
       Оказалось,  к  Абрашке  он  приезжал  не  раз,  привозил  золотой  песок  и  золото  самородное,  получал  за  то  эквивалент  в  «капусте». Металл  поручал  переправить  хозяин, родственник  Абраму  Исаковичу. Гонец  думает,  что  в  шоп-золото  возят  многие  сдатчики  помельче,  ему  приходилось  с  ними  сталкиваться  в «приёмном  пункте».   
       Гонца  отпустили  с  «миром»,  даже  не  почистив  морды,  но  без  баксов. И  тщательно  изучили  порядок  работы  золотой  лавки  и  распорядок  абрамовой  жизни. Выяснилось:  охрана  при  шопе -  быки  из  спортивных  секций,  умеют  драться  и  брыкать  ногами. И  имеют  газовые  пистолеты. Взять  их  не  просто.               
       - Какие  будут  предложения  по  повестке  дня? -  спросил  с  ухмылкой  Панас,  когда  созвал  братву  для  решения  вопроса  с  «золотым  запасом». – Надо  заставить  платить  налог  за  территорию  и  крышу. А  как?  Пацаны  у  него  крутые. Чуть  зазеваешься, - и  с  копыток! Восток  -  дело  тонкое,  а  они  учились  ихнему  искусству.      
       Рыжий  Гапон,  и  левая  рука   Панарина,  на  его  шутку  оскалил  зубы  и  поморщил  нос.  По  сути  не  одобрил,  и  поперечно  заявил:       
       - Так,  блин,  против  лома,  где  приём?  У  них  кулаки  и  ноги,  а  у  нас  «узи»!!      
       - Все  уедем,  Валера! -  поддержал  подельника  Игнатий  Брынза  и  правая  рука  главного  бандита. -  Он,  бляха,  глазом  не  моргнет, как  я  его  по  кирпичу  размажу! Жить  захочет,  платить  согласится. Ты  его  физкультурников  в  расчет  не  бери!         
       - Распиши  действия! -  потребовал  Валерий  Тихонович, обращаясь  к  Гапону,  который  заведовал  в  банде  вопросами  общих  операций.    
       - Да  не  волнуйся,  Валерик! Сделаем,  как  у  Чили.  Пиночет  Альенду  замордует!
       - Ишь,  поднапихались  политикой! Как  мордовать  станете?      
       - С  братвой  вломимся  на  фазенду, стволы  наставим,  и  усё!  -  пояснил  Гапон,  как  прежде,  скаля  крупные  зубы.
       - Э, так  неинтересно!  Операцию  расписать  надо,  чтоб  каждый  знал  свою  работу.  Где  кому  стоять,  когда  в  носу  ковырнуть  у  клиента, -  забраковал  проект  дела  Панас.  – Сколько  пацанов  возьмешь  в  поход?   
       - Да  троих,  со  мной  вместе,  за  глаза  хватит.  Станут  кипешевать  -  примочу.  Что  я,  письменный  договор  заключать  собираюсь?!  -  Гапон  опорожнил  банку  от  пива, стукнул  ею  по  столу. – Плевое  дело! Так  нам  когда  ехать?       
       - Сейчас  сколько?  -  Панарин  взглянул  на  часы,  наморщив  лоб,  что-то  прикинул. -  Ларек  Абрама  работает.  Езжайте.  Охрану  не  троньте,  если  рыпаться  не  станут,  а  хозяина  везите  сюда.  Я  с  ним  побазарю  немного  типа  про  интерес.       
       Абрам  Исакич  оказался  рыхлым  на  вид.  Почти  круглый,  при  среднем  росте, брюнет, и  выглядел  годов  на  тридцать  пять.  Голова  большая,  лоб  высокий  и  просторный, брови  кустистые,  карие  глаза   навыкате  и  под  ними  мешки.  Изрядный  и  крючком  нос   повис  над   пухлыми  губами.  И  в  свои  немногие  лета  уже  почти  лысый.  Зато  одет  по  последнему  слову  моды.  Темно-синий  костюм  от  Карденяки,  штиблеты  из  кожи,  никак,  крокодила,  бабочка  на  кадыке  и  платок  в  верхнем  кармане  торчит  крылышком  птички. 
       - Это,  Панас,  тот  самый  карась  из  лавки  «Золотой  ключик», -  предста-вил  Гапон,  подталкивая  «гостя»  на  середину  залы,  где  Панарин  базарил  с  нужными  людьми. – Гляди, голова  какая  на  нём!  Как  арбуз.  Ума  должно  много  в  ней.  Усё  сообразит.   
       - Так,   смотря,  где  он  ума  набирает!…Задница  при  нём  побольше  голо-вы! -  парировал  Панарин,  разглядывая  «клиента»,  на  какого  заимел  зуб.  -  Да  щас  узнаем.  Ты,  Абрам,  конкретно  узнал  меня?  Хотел  я  сбагрить  тебе  печатку  из  интересу.  А  ты  схотел  отвинтить  за  неё  столько,  что  куры  у  моей  бабки  смеялись.  Теперь  моя  очередь  предлагать  тебе  цену  типа  за  бартер.  Усёк?         
       Тот  молча  кивнул,  и  по  лицу  его,  бледному  и  в  крупной  росе  пота,  все  увидели:  владелец  доходного  места,  с  большим  страхом  ждет  своей   участи.
       - Понятливый  -  это  хорошо.  А  приговор  мой  такой.  Все  за  крышу  и  место  на  нашей  земле  платят  третюшку,  а  ты  платить  станешь  половинку.  Ты  зажал  мне  за  печатку  половину,  а  я  добрый,  даю  половину  с  дохода.  Доход  по  книгам  проверять  будем.  Схалявишь -  убьем, -  изложил,  жестко  глядя  в  глаза  «клиенту»,  ночной  хозяин  города.
       - На  половину  я  не  согласен.  Не  потяну,  -  поведя  головой  и проси-тельно  улыбаясь,  сказал  хозяин  лавки.  Все  бандиты  сидели  вокруг  стола  и  где  кто,  для  «гостя»   - стул  перед  ними,  но  сесть  не  предложили.  Тот  прошел  к  нему  и  сел  без  спроса. Смахнул  улыбку  страха,   и  отчего-то  обретя  уверенность,  твердо  и  серьезно  проронил:  -  Стреляйте,  но  платить  не  буду.    
       Панарин  с  недоумением  смотрел  на  человека,  который  оказался  жаднее  его.    
       - Ты  что,  жидяра?!  Крыша  типа поехала?!  Убьем  же! – воскликнул он,  пораженный   взглядом  «клиента». Там  не  было  страха,  а  только  -  укор! Причем,  укорял   с  жалостью.  Жалел  Панаса!
       - Тридцать  процентов,  Валерий  Тихонович,  и  ни  копейки  больше. Тогда  буду  кушать  я  и  останется  вам.
       - Ах  ты  засранец,  привык  торговаться! – воскликнул  Панас, разгадывая  поведение  «гостя». И  всплеснул  руками  и  оглянулся  с  ухмылкой  на  подельников. -  Так  я  же  сказал  слово!  Конкретно!   
       - Поймите,  товарищ! Мне  ж  платить  налоги  государству, кушать  самому  с  детками,  а  еще  бабки  нужны  на  раскрутку! В  противном  случае,  я  погибну!  И  вы  отрубите  сук,  на…      
       Глупец!  Он  не  ведал  психологии  бандитов,  как  и  те  не  могли  пред-сказать  порыва  вздорной   и  личной  души.   
       - Погибай,  -  проронил  Валерий  Тихонович  Панарин,  нажимая  на  спусковой  крючок  маузера.  И  пока  «клиент»  падал  со  стула,  пояснил  братанам: - Я  типа  просил  у  него  полста  процентов  за  печатку, -  он  зажал. И  теперь  не  захотел  дать  полтинник.  Жмот, конкретно! 
       Конечно,  Панасу  давно  хотелось,  любопытно  было  выстрелить  в  человека. И  вот  палец  сам,  непроизвольно  нажал  на  крючок.
       Абрама  отвезли  на  старое  кладбище  и  похоронили  с  исподу  какой-то  могилы. Сук,  на  котором  Панарин  паразитировал,  треснул,  бандит  понял  и  спохватился,  и  впредь  уже  брал  с  «клиентов»  только  треть  дохода.               

                ___________________   ***   ______________________
       Позже  Панас  подумал  о  завтрашнем  дне. Правда, мысль  сия  пришла  к  нему  случайно,  а  оформилась  позже.    
       Он  как-то  поехал  в  село, где  родился, проведать  создателей  и  похвалиться  перед  родней.
       Родственников  было  много,  и  по  случаю  приезда  Валерия  Тихоновича,  сельчане  закатили  гулянку.  Но  для  почина  Панарин  выгрузил  из  иноземных  машин-проходимцев  не  мало  всякой  импортной  выпивки  и  закуски,  и  много  разной  ауди-видео  техники.  Для  начала  хватило,  а  там  труженики  полей  стали  волочь  на  столы  гусей,  кур  и  баранов,  полился  рекой  первоклассный  первач.         
       «Гудели»  несколько  дней  кряду.  Еще  бы!  Давно  ходили  слухи, будто  их  родич  в  областном  центре  до  того  стал  крутым  и  богатым, что  сидел  на  короткой  ноге  с  самим  мэром. И  нужное  начальство  у  него  на  откупе,  а  мусора  служат  на  цырлах  и  на  посылках,  если  Панас  их  посылает  далеко.
       А  тут  заявился  самолично,  ухмыляется  во  всю  пасть  с  фиксами,  ничего  не  опровергает  из  слухов,  а  только  поправляет:  не  бандит  он,  а  бизнесмен.  А  крутой  он  и  стволами  бряцает,  потому  как  идет  новый  этап  перестройки.  Всеми  свободными  странами  катят  они  от  одной  формации  социализма  к  другой,  рыночной,  а  переход,  как  известно,  сопряжен  с  риском  потерять  манатки  или  жизнь.  И  тем,  кто  пробовал  усомниться,  вместо  маузера  совал  под  нос  газету.   
       И  вот  пили  они  и  ели  который  день,  и  вдруг  кто-то  из  родственников  по  женской  линии  возьми  и  брякни:         
       -  А  глядить,  бабоньки,  как  схож  Валерий  Тихонович  с  брательником  Вадимом!  Браты  двуродные,  а  будто  близнята. Как  одна  мамка  делала! 
       Родичи  пригляделись  и  заахали. Верно!  У  братьев  даже  голоса  схожие,  баритонистые,  а  уж  о  портретах  и  говорить  не  надо! Подбородки  упрямые  и  раздвоенные, чубы  на  бок,  брови  черные, носы  прямые,  губы  нараспашку,  а  лица  длинные,  лошадиные.         
       После  разговора,  который  Панарину  отложил  в  подкорку  некую  мысль,  он  направился  ночевать  к  Вадиму. На  селе  жили  не  ахти,  но  работали  на  земле,  не  ленились  и  не  голодали.  На  столе  грудились  овощи  и  мясо,  бутыль  с  самогоном  и  маг,  забугорный  двухкассетник,  что  Валерик  притаранил  в  гостинец.   
       Валерий,  разглядывая  обитель  двоюродного  брата,  взял  с  блюда  ногу  петуха,  который  утром  еще  бегал  по  двору  и  горлопанил  с  хозяйским  видом, опрокинул  рюмку  «абсолюта», и  под  зажигательный  ритм  одесских  уркаганов  из  мага,  прошелся  по  комнате.   
       Кусая  мясистую  конечность  кочета,  взглянул  в  архаичное  трюмо, в  каком  гляделся  в  полный  рост. Оборотился  к  Вадиму, кивком  пригласил  стать  рядом.            
       Тот  подошел,  оба  посмотрели  в  зеркало.       
       Панарин  привез  подарки  на  село  и  среди  них  костюмы  адидас  брату,  в  каком  и  сам  любил  красоваться. Теперь  они  одинаково  одеты  и  смотрелись  не  разно.   
      - А  ты  точняком  на  меня  типа  похож, -  усмехнулся  Валерий  Тихонович.      
      - Ага. Или ты  на  меня, - ощерился  и  Вадим.
      - Как  две  капли?  - будто  засомневался  Панарин.   
      - Пожалуй,  да, -  серьезно  сравнив  себя  и  брата,  согласился  Вадим.      
      - А  чего,  пожалуй?  Стрижка  разная  и  загар?  Конкретно?      
      - Глаза  у  тебя  серые.
      - Глаза?!  -  озадачился  Панарин,  приглядываясь  к  облику  двойника. -  Ну  да,  у  меня  мать  и  батя  сероглазые.       
       Отходя  ко  сну,  Валерик  отчего-то  подумал,  что  глаза – не  большая  помеха. Контактные  линзы  легко  поменяют  цвет.         
       И  еще  он  подумал  про  здешнюю  жизнь.  Хорошо  тут  родичам. Помогают  друг  дружке, веселы  и  задорны, и  нет  иных  забот,  как  о  завтрашнем  дне, что  даст  им  бог. А  даст  он  им  пищу  и  работу  на  земле,  детей  и  внуков. И  снимет  тревоги. 
       А  кто  снимет  его  тревоги?       
       Утром,  на  семейном  застолье  Панарин,  пробегаясь  по  веселым  лицам  старых  и  молодых, держа  наготове  чарку  и  улыбаясь, поведал:         
       - Я  тут  типа  прикинул. Живете тут  так себе. Вкалываете  много,  получаете  мало и  возможности  лучше  жить  не  видно.  Возьму-ка  я  Вадима   в  город. Приставлю  братана  к  делу.       
       - Людей  стрелять? – подал  кто-то  ехидный  и  молодой  женский  голос. – Банки  грабить  и  в  тюрьме  сидеть?  Как  в  кино!   
       - Мы  никого  конкретно  не  грабим. У  нас  всё  типа  по  слову  делается. Дал  слово – держи! – Панас  поискал  в  гуще  голов  хозяйку  голоса. -  Мы  партнеры  по  бизнесу. Они  конкретно  делают  деньги,  мы  их  типа  охраняем,  и  на  этом  имеем  заработок. А  Вадиму  я  дам  непыльную  работу  под  городом.  Будет  типа  завхозом  на  подсобном  хозяйстве. Вот  сколько,  к  примеру, получает  ваш  председатель?          
       - Нашел  с  кем  сравнивать, Валера! -  отозвался  тут  же  дядька  Ерофей, с  красным  большим  носом,  с  пухлыми  щеками  сурка  и  огромным  животом. Работа  бригадира  на  молочной ферме  позволяла ему  держать  такую  форму. Но  Панасу  он  выставил  довод  обескураживающий: - Председатель у  нас  миллионер!  Они  труженикам  полей  раздали  паи,  а  себе  технику  прихватизировали  к  земельке! Вот  они  и  орлы  теперя! Все  козыри  у  них  к  миллионам  зарплаты!      
       - И  сколько  миллионов  он  типа  зашибает? -  не  унялся  Панарин,  высокомерно  оглядывая  трапезников-бражников. – Вот  сколько  ваш  председатель  огребает  конкретно,  столько  и  Вадиму  назначу.  Слово  даю!      
       - Тридцать  миллионов?! – изумился  кто-то.  – Да  это  ж  полдома,  в  месяц!         
       - А  што?! -  вскричала  сестра  Вадима, упирая  руки  в  сдобные  бока  и  зажигая  глаза  задором. – Вон  Валера  как  пристроился!  Живет  и  хлеб  с  мёдом  жует! Пускай  и  брата  к  себя  пригорнет!  Что  ему,  молодому  в  навозе  копаться?! А  потом  и  нас  за  собой  потянет, от  нужды  уведет. Пускай  едет!   
       Старые  родители  с  беспокойство  глядели  на  родственников,  с  растерянностью  - друг  на  друга,  и  в  нерешительности  поджимали  губы. Боязно  им  пускать  сына  в  неведомое. Бают,  разбои  в  городах, убивства  всякие. Не  дай  бог  Вадиму  лихая  доля!   
       С  другой  стороны: новую  жизнь  поглядит,  спробует  своими  руками, помнет  за  бока, ухватит  за  хвост  пригожую  да  развеселую  судьбину.   
       Старики,  известное  дело, консерваторы,  привыкшие  к  укладу  покоя, их  просто  с  места  не  двинешь. Молодая  сила  надобна  в  новой  жизни.  Молодые  и  одолели,  горлом  взяли,  на  рассудок  наплюя,  приговорили  Вадиму  ехать  с  братом  в  город  Лубянск.      
       Но  в  город  не  въехали, как  показался  на  горизонте,  свернули  в  лесок.
       Базу  отдыха  недавно,  за  символ  платы,  «купил»  Панарин  у  разорившегося  завода. Решил  строить  бизнес - для  денежных  парк  развлечений  размахнуть. Рядом  Северский  Донец, -  отдыхай  и  купайся,  в  лесу  дичину  развести  можно, -  стреляй  охотник  в  удовольствие  себе!  Ресторацией  можно  привлечь  публику  к  столу   с  дичиной.  Самой  собой  -  дом  с  красным  фонариком. Ну,  и  еще  задумки  имелись. Домики,  что  раскиданы  по  лесу,  для  бывших  трудящихся  масс,  предстояло  убрать. 
       - Не  по  нас, -  сказал  Валерий  Тихонович,  махая  с  кривой  усмешкой  ладонью, когда  проезжали  мимо  по  песчаной  дороге. – На  западный  образец  виллы  тут  типа  отгрохаем!  Для  проживания  дня  на  три  или  пять.  Потому -  это  не  база  отдыха,  а  конкретно,  зона  развлечений.      
       Остановились  у  бывшей  конторы  базы,  двухэтажной  бетонной  коробки.
        Поднялись  наверх. Редкая  обслуга  улыбкой  излучала  радость  встречи,  но  не  задерживалась,  спешила  исполнять  дела. Молодые  бабенки  крутили  бедрами,  выставляли  буром  сиськи.  Вадим  таращил  глаза  и  облизывался, Панас  равнодушно  шествовал  дальше. На  ходу  поучал: 
       - Баб  трахать  будешь  с  оглядкой. Даст  всякая,  ты  хозяин. Все  со  справкой  в  переднике  ходят, для  того  доктора  держим.  Но  стерегись. Без  резинки  сношаться  только  с  проверенной.  И  то,  если  с  глаз  твоих  не  пропадала. Спид  бродит  по  земному  шарику, а  это  тебе  не  призрак  капитализма  или  коммунизма, а  конкретно    призрак  смерти. Хочешь,  подыщем  тебе  бабу  спецом?  Заодно, типа  экономкой  будет,  на  ширинке  пуговицы,  молнию  тебе  подшивать.
       - Да  я,  -  замялся  брательник, краснея  от  непривычного  внушения  нравов. 
       - Принято, - кивнул  Панарин. -  Но  повторяю:  попал  типа  в  малинник.  А член –  не  вечный  двигатель,  как  говорят  умные  люди.
       Вошли  в  большой  холл,  где  расставлены  столы. В  общем, - зал  питания. Во  главе уселся Панарин. Одесную  его  угнездился Вадим.  Маленький,  толстенький  Кеша,  начфин  банды-шайки -  о  левую.  Дальше -  Гапон  и  Брынза,  друзья-собутыльники  и  подельники  в  рэкете,  прочих  делах.  Амбалы  охраны  плюхнулись  за  столики  по  углам  трапезной.   
       Тут  же  явились  горничные. Несли  под  грудями  подносы  с  питьем  и  жратвой. Впрочем,  такую  снедь  грешно  обзывать  грубым  словом,  она  -  яства. Украинский  борщ,  от  какого  за  много  шагов  шибает  духом, вызывающим  спазму  желудка  и  слюну  нетерпения,  это  не  жратва,  а объедение! Да  и  сыр,  взятый  слезой, икорка,  черная  и  красная,  балыки  всякие  и  колбасы!  Жульены  с  грибами  и  мясом  косули, жареный  гусь, поросёнок  при  хрене, огурчик  пупырчатый  малосольный  и  красный  помидор, рассеченный  до  пупа,  являющий  сахаристую  мякоть, глаза  притягивали -  не  отвращали.  Да  еще  бутылки  с  яркими  этикетками -  закордонное  питье. 
       Болваны  кинулись  на  иноземное  пойло,  Панарин  тоже  потянулся  к  бутылке  шампанского  из  Парижу. Вадим,  когда  брат  взглянул  на  него  вопрошающе, отчего,  мол,  медлишь,  не  наливаешь  в  стакан?  спросил:            
       - А  водка  простая  есть?  Русская?         
       - Да  вон,  в  графине  самогон! От  водки  с  магазина  можно  типа  ноги  протянуть! Конкретно!
       - Так  я -  самогоночки.      
       Когда  подкрепились  с  дороги,  то  бишь  наелись  до  отворота,  Панарин  приказал,  тут  же  в  холле,  собрать  персонал.  Когда  выстроилась  обслуга,  Панас  ткнул  в  Вадима  пальцем.    
       - Вот  вам  Вадим  Кириллович  Бондарев. Он  управлять  типа  будет  хозяйством  и  вами. Его  приказы -  мои  приказы. В  морду  даст - прав, уволит -  тоже. Усекли? 
       Вольные  холопы,  выслушав  объявление,  молча  покивали, иные  подивились сходством  шефов. Братья-близнецы, а  это  хреново. Вдруг  один  из  них  садист?  Подлянки  станет  строить от  имени  другого.      
       Обустроив  брата  на  месте и  введя  в  дела,  Валерий  Тихонович, держа  меж  пальцами  рюмку  на  посошок,  ухмыльнулся  на  всю  раздольную  пасть.  Спросил:      
       - Теперь  веришь,  что   можно  много  сделать  конкретно  самому?   
       Вадим  Кириллович  помялся, скромно  потупившись, и,  хотя  вопросов  на  такой  расклад  имел  много,  односложно  согласился.
       - Да  уж,…-  но  добавил: -  Халява  большая.
       - А  заметил,  что  обслуга  типа  усекла  наши  сходства?         
       - Я  видел  по  глазам, - снова  кивнул  двоюродный  брат.
       - Нам  лучше,  если  ты  отпустишь  бороду  и  усы. Потом  сбреешь,  когда  охренеет  а  пока…Нельзя  нам,  Вадим,  конкретно  удивлять  людей  и  строить  тайны. Мы  должны  быть  разными. Ты  это  типа  ты,  а  я   тоже  в  единственном  числе  и  конкретно  А  то  пойдут  толки  про  двойников,  всякую  чушь  придумают. И  ставь  дело  жестко,  теперь  без  этого  нельзя. Я  хозяин  в  городе,  ты   типа -  тут.  Договорились?   
       - Договорились, -  скупо  улыбнулся  Вадим,  принимая, как  должное, объятья  родственника, и,  полагая,  что  бог  послал  ему  славный  подарок  в  лице  подзабытого брата.
       - Ну  вот.  Как-то  в  город  свожу  тебя.  Одежку  купить  приличную.  А  то  ходишь  в  забугорной  спецовке,  как  простой  «бык». Джинсы  -  не  по  нас! Ты  русак,  не  забывай! И  крутой, -  читал  ему  наставления  Валерий  Тихонович. Поморщился  и  спросил: -  У  тебя  интерес  к  жизни  типа  есть? Ну,  бабу  отмахать,  убить  кого  или  просто  подраться?  Чтоб  знал,  что  живой!
        Вадим  Бондарев  взглянул  на  брательника  с  изумлением, махнул  длинными  ресницами.
        - Даешь  ты, Валерик! Рыбалка  тут,  лес.  Красиво! Чего  еще  надо?  Я  благодарный  тебе,  что  привез сюда  и  дал  такую  работу. За  базу  ты  не  волнуйся, я  всё  тут  налажу. Обложусь  книгами  и…Я  же  в  «ящик»  в  деревне  тоже  глядел.  И  кумекаю,  как  и  к  чему.  Разведу  зверей  и  рыб  на  манер  забугорных  парков  отдыха  для  богатеньких.  Оттуда  станут  к  нам  ездить. Денег  ты  обещался,  чтобы  работу  развернуть.
        - Ты  это  брось!  Никто  к  нам  не  приедет. Если  только  случайно. А  я  не  собираюсь из-за  двух-трех  старушенций,  клюющих  славянскую  экзотику,  разводить  здесь  типа  невообразимое  и  тратиться  на  охмуреж  в  рекламе.  Держи  ориентир  на  наших. А  им,  прежде  всего,  подай выпить,  бабец  под  бок  и  что-либо  остренькое.  Вот  об  остреньком  подумай!  Бой  быков  в  Испании  собирает  сколько  народа?!  А  драка  гладиаторов  с  сиськами  сколько  приманит  мани? Женский  бокс  без  правил. Вот  о  чем  подумать  стоит! И  чтоб  вид  красивый  был  кругом.  Тут  ты  прав.  Ну,  пока.  Подался  я  на  подвиги  типа  труда.

                Луганск,  1995 – 96 гг.