Вторая половина двадцатого века. В то время мы еще довольно часто встречали на улицах участников войны. Среди них были и инвалиды. Вроде совсем недавно над кассами во всех магазинах висели таблички, которые извещали о том, что участники ВОВ (Великой Отечественной войны) и ВОСР (Великой Октябрьской социалистической революции) обслуживаются вне очереди. А ведь прошло несколько десятков лет. Спросите пожилые люди у своих детей: что означают эти сочетания слов. Мало кто ответит правильно. Было много участников войны. Но мы в те годы еще встречали на улицах инвалидов. Иногда трудно было понять, инвалид какого рода деятельности перед тобой: войны, труда или он инвалид с детства. Подобные встречи нам молодым людям не были приятными. Мы веселые жизнерадостные студенты ощущали себя олицетворением будущего страны, опорой Родины, строителями нового общества. О войне знали только из кинофильмов да еще то, что могли впитать в себя из школьной программы. И такие случайные встречи на улице, в большом дворе многоэтажного дома, в кинотеатре, магазине, в парке или где бы то ни было, заставляли нас, молча смиренно провожать взглядом этих людей. Были всякие люди: прилично одетые, с наградами на пиджаке. Но в память врезались искалеченные, хромые, порой до невозможности плохо одетые, иногда бездомные люди. Внутри себя возникало неловкое чувство от того, что этим отвоевавшим победителям что-то не додали, чем-то не обеспечили. Они не вписывались в наше сознание. Будущее рисовалось нам таким лазурным, светлым, счастливым. В нем не было места для подобного явления. Но все это было мимолетно и скоротечно. Прошли и забыли.
В Новочеркасске, может быть на улице Пушкинской или Московской в семидесятых годах прошлого века стоял универсальный магазин. Он так и назывался в наши студенческие годы «Центральный универмаг». Теперь, наверное, какой-нибудь супермаркет. Не часто мы туда заходили. Но иногда покупали какие-то вещи. Студенты в основном одевались дома: родители обеспечивали нас всех как могли. Купить же какую-то мелочь можно было здесь.
Входная дверь в универмаг открывалась тяжело. Она была из прочного толстого деревянного бруса. Огромная дверная ручка с металлическими наконечниками красовалась на уровне пояса. Мощная стальная пружина притягивала дверь к дверному косяку. Это была гарантия того, что дверь всегда будет закрыта. Я пристроился к очереди за входящими людьми. Дверь постоянно открывали, входили в магазин и старались задержать её перед последующим покупателем. Иногда кто-то входил быстрее, чем нужно и следующий за ним человек не успевал придержать дверь. Тогда она хлопала о косяк с сильным грохотом. Я пытался понять, почему люди слишком медленно проходят в помещение магазина. Оказалось, что на это есть причина. Впереди в магазин продвигался инвалид войны. Это был непростой инвалид. У нас в деревне о таких говорили – «калека». Коробит от такого слова, но это так. Он сидел на самодельной деревянной тележке, которая держалась на маленьких четырех подшипниках. Вместо ног у него торчали культи, аккуратно завернутые в штанины. Передвигался он с помощью деревянных плашек с ручками, похожих на «утюжки» и подбитых снизу каким-то материалом, напоминающим отрезки конвейерной ленты. Остатки ног были притянуты ремнём к тележке, чтобы не свалиться с неё во время движения. Об инвалидной коляске он видимо и не мечтал. Ухоженный, прилично одетый гражданин. Он был один, без сопровождения родных или близких. Так случилось, что впереди идущий человек быстро прошел в дверь, рассчитывая, что её за ним кто-то придержит и, не оглядываясь, шагнул в зал. Инвалид в это время руками двинул вперед тележку - свое средство передвижения. Дверь со всего размаху ударила его в лоб своей массивной ручкой. Все кто это видели, выдавили из себя «Ох!». Инвалид бросил свои плашки и, согнувшись, прижал ладони к лицу. Кто-то взял его за плечи и отодвинул вместе с тележкой в сторону. Кто-то поднес валявшиеся рядом плашки. А он так и сидел в нелепой позе, опустив насколько это возможно голову к своим остаткам ног, не отнимая рук от лица.
Я раньше бывал здесь и знал, какое нужно приложить усилие, чтобы открыть дверь. И представил, как должно быть больно этому человеку. От ощущения и осознания того, что сейчас чувствует этот человек, я вдруг почувствовал боль в ступнях. Словно сотни игл вонзались в них из подошвы туфлей. Преодолевая эти «колики», я отошел на некоторое расстояние и не мог не оглянуться. Мне до того стало его жалко, что слезы появились в глазах. Крови я не видел, но на груди заметил какие-то медали или ордена. Мне было стыдно стоять и ничего не предпринимать. В то же время казалось нелепым находиться рядом и пытаться помочь страдающему человеку. Это тогда я так думал. Так нас видимо воспитывали, что мы считали: кто-то должен это делать, кто-то есть специально для этого назначенный, и он должен заботиться о таких людях. Покупать я ничего не стал, ушел. Этот случай засел в памяти на долгие годы. Никто в тот момент не предпринял никаких попыток оказать помощь человеку. Возможно, потом нашли в магазине аптечку, перевязали. Я ушел раньше, но хочется думать, что именно так и было. Прошло около пятидесяти лет, но до сих пор вспоминаю тот эпизод, и внутри меня всё содрогается, словно это было вчера.
Остались единицы этих героев, победивших фашизм. Хочется пожелать им здоровья и счастливо прожить остаток жизни без горестей и душевной боли.