Данник

      
   Все последние годы, а именно с тех пор, как я стал постоянно писать, у меня присутствовала навязчивая мысль, поставить логическую точку в трагической судьбе Николая. Но удерживала меня от такого поступка другая немаловажная мысль, что я своей написанной правдой сделаю ещё больнее  Колиной матери и отцу. Ибо истинной причины,повлекшей смерть их единственного сына, они не знали.Лишь получив окончательные доказательства их кончины, я решился на написание и публикацию этой трагической истории.

   Коля Данник призвался в армию из Ждановского городского военкомата 15 октября 1978 года. Он был одним из числа тех призывников, кто вместе с Сухаревым, Бунчуком, Ерёмкиным, Боровичком, Бережным, братьями Голенко, Апексеенко, Берлиным и Кукишем выехал из Жданова в одном автобусе в город Донецк.

   В дальнейшем пути он прошёл с ними по всем пересылкам Советского Союза и Германии.  В этой общей стае азовских махновцев он оказался и на плацу Берлинской бригады.  Его судьба распорядилась так, что вместе с шестерыми из этого числа он был зачислен в 53-й отдельный танковый батальон. Ему, из общего количества земляков попавших в батальон, повезло меньше других. Из этой компании во вторую роту он был приписан один. Сухарев, Бунчук, Ярёмкин, Боровичок,Апексеенко и Кукиш попали в третью танковую роту этого же батальона.

  В армии сносить унижения, оскорбления, хамство со стороны старослужащих легче всего тогда, когда чувствуешь рядом, в одном подразделении, локоть своего земляка. На чужбине он для тебя почти что родственник. Глядя на него, как он, собрав весь свой дух в один, не слёзный кулак, сносит любые удары судьбы и терпит невзгоды, сам становишься крепче. А если землячков в одном подразделении несколько человек, то это уже не просто удача, а счастливое предзнаменование. Ибо вместе легче противостоять любым ударам армейской среды. Особенно когда она бьёт тебя в самые уязвлённые мужские места. В голову, сердце и пах!

   Сложность Колиного положения была не только в том, что он оказался во второй роте без моральной поддержки своих. В его роте в ту осень из старослужащих демобилизовались всего два заряжающих танковым орудием. Коля и ещё один молодой воин пришли им на замену. Чтобы понять, в чём заключался трагизм Колиного положения нужно кое-что пояснить.

   В советской армии, в конце семидесятых, временной отрезок службы для любого военнослужащего срочной службы имел первостатейное значение. Ибо от него зависел дальнейший статус положения в армии. Делился он на четыре периода. По количеству полугодий, составляющих общий двух годичный служебный срок.

   Первые полгода (период) ты зелёная поросль. В любую, самую грязную, вонючую щель затычка. Ты никто! И звать тебя никак! Ты просто новенький, не обтёртый ещё лист жопной бумажки, которым, кому ни лень, «подтираются» по любому поводу. И без повода. Просто так. Чтобы себя развлечь. А чтоб задницу ты никому не драл тебя надо хорошенько пожмакать. Да с пристрастием!

  Армия не курорт! Тут приучают к подчинению. Авторитет здесь прививают зарабатывать не за счёт исключительного интеллекта, а по количеству звёздочек у офицера и лычек у военнослужащих срочной службы. Неважно, что ты полный идиот, не отличающий свой палец от деревянной указки.  Ибо тычешь им в непролазную глубину, сам не ведая, что там полная яма дерьма. Или, к примеру, ты непроходимый тупак, утверждающий, что Гонолулу и Гомосеково - это два населённых пункта в Дальневосточной губернии… А может  ты не исправимый дурачок с перспективной направленностью хроника-алкоголика? А тему о сексуальных домогательствах в отношении любой проходящей мимо юбки, тем более, если она военнослужащая, лучше вообще не вспоминать. Ибо это отдельная глобальная тема, которую надо освещать отдельно. В любом случае, всяким недоумкам находится применение в армии. Главное быть исполнительным! Если твоё усердие к тому же подкреплено лакейской услужливостью, лестью и подобострастием, тогда у тебя служба плавно пойдёт к возвышению. Оно определяется у офицера очередной звездой, а у срочника «соплёй» на погоне. Исключение в повсеместном изгибе составляют лишь те, у кого есть приличная «крыша» над головой. В зависимости от того, худая она или крепкая, можешь себе позволить лёгкую индивидуальность и не раздражающую высокое командование, некоторую независимость суждений.
 
   Второй период ты уже не зелёный, но ещё молодой. Хотя уже с перспективным служебным ростом к некоторым привилегиям и мелким поблажкам. Если в течении первого полугода не попал в учебку на обучение сержантского состава или специалиста, то можешь за своё усердие в службе получить первую лычку ефрейтора. Ты уже не рядовой, но пока и не младший сержант. Может, «полосовиком» и не станешь в дальнейшем. Но это приятная промежуточная стать между рядовым и младшим командиром. Хоть ты в глазах офицера чуть возвысился над другими в звании, ты всё равно промокашка-какашка!   В добрые советские времена сведущие в армейских делах граждане рассчитывали такой статус иронически полагая, что лучше уж иметь дочь проституткой, чем сына ефрейтора. Ты хоть ещё и грязь, но уже прилизанная. Хоть и барахтаешься в мусоре под паёлами вместе с зелёными, но уже можешь покрикивать и даже рулить первым периодом.

   Тебе уже доверяют за общим столом в столовке черпак (разводягу, половник), которым ты делишь еду для всех присутствующих за твоим столом. Боже упаси тебе не знать, как правильно это делать. За первые дни эту науку узнаёт уважающий себя первогодок.

  Каждый стол на десять человек имеет свой, отрегулированный старослужащими, состав.  Два, три дедушки («дед» - погоняло тех, кто отслужил 1,5 года), два, три «лимона» («лимоны» - погоняло тех, кто отслужил один год). Остальные за столом молодые и зелёные. Установленные многими десятилетиями правила распределения столового меню должны выполнятся неукоснительно. Дедушке первый навар и сливки со всего стола. Первая юшка из бачка для первых блюд. Приличные куски мяса без жира, не тронутый никем гарнир и питьё. Сливочное масло по утрам и сколько хочешь сахара в чай. «Лимонам» чуть пожиже, чем «дедуням». Но всё довольно пристойное. Потом очередь переходит к молодым. Те подбирают уже всю оставшуюся после «лимонов» гущу из первых блюд в свои алюминиевые миски. Из общей чашки с мясом и подливкой для вторых блюд выбирают, оставшиеся после других всё сало с сантиметровой, не осмоленной шерстью, хрящи и жилы. Подбирают оставшееся масло, сахар и белый хлеб. «Зелёным» остаётся на дне бачка для первых блюд жижка, с плавающими кое где соломинами капусты, жаренного лука и без единого куска картошки. Но с убедительным ощущением того, что борщ или суп был наваристым. К каше остаётся только подливка без мяса и волосатого сала. Но это тоже радость. Попробуй перловую, пшённую или пшеничную кашу съесть без подливки. Её, ежели перевернуть бачковым дном вверх, то она не вываливается вовсе. Её даже разводяга не берёт. Такая она разваристая и клейко «цементированная». Так и остаётся её часть в бачке не тронутой. Чай обязательно с чернягой!  Но без сахара. Другого рациона ты пока ещё не заслужил.
 
   Маленькая дополнительная, но очень существенная для здоровья молодого деталь. Попробуй не успеть съесть свою пайку в отрезок времени, отпущенный тебе для принятия пищи. Его регулируют старички. Тут нужна уникальная виртуозность. Степенное, неторопливое принятие пищи с непременным тщательным пережёвыванием остаётся в сентиментальных воспоминаниях о доме, которые возвращаются в привычное русло только после года службы. Боже упаси тебя от того, чтобы ты оставался за столом после того, как от него встал последний «дедушка» или «лимон». Загоняют по нарядам в лучшем случае. Но для начала подымут от стола пинком сапога под засидевшийся твой зад. Ещё хуже, если ты попал по очереди разводящим пищи. Пока последнему за столом наковыряешь в алюминиевую миску, первый дедушка уже встал из-за стола. И стоит, скучает! А там и второй встал, третий, четвёртый…Никого не волнует, что ты не успел поесть. Рота ждать тебя не будет. А твой голодный желудок никого не интересует. Это твоя личная проблема.

   Офицеры редко контролируют процедуру принятия ротой пищи. Как правило, этим процессом управляли старослужащие. Хорошо, когда в роте молодых предостаточно. Очередь делить пищу равномерно распределена между ними. А стало быть и недоедание более, менее равномерно расплылось между участниками молодого содружества.

   В Колиной роте с этим было гораздо хуже. Ему приходилось чаще других за общим столом рулить разводягой. А посему и прибывать в состоянии постоянного недоедания. Ощущение от него чувствовалось лишь первые месяцы службы.

   Неверно думать, что в Советской Армии намеренно морили голодом. Это были, прежде всего, издержки не уставных отношений между старослужащими и только что призванными на воинскую службу призывниками. Постепенно молодой организм отвыкал от привычной гражданской пищи, а приспосабливался к армейскому рациону и распорядку. По мере приобретения кое-какого служивого опыта появлялись возможности и для дополнительного подъедания.

    Спасали «зелень» от постоянного ощущения чего ни будь съесть, лишь суточные наряды в бригадную столовую. Через каждые четыре дня. Расклад в наряде по столовой такой. Старослужащие к работе не прикасаются вообще. Исключение состоит лишь в прикасании к большому бачку жареной картошки и мясу, который они готовили для своей застарелой компании глубокой ночью на кухонной жаровне. Как правило, съедалось вся эта жратва под флакон шнапса, принесённый из ближайшего гаштета доверенным молодым «птурсом».

   «Лимоны» в качестве надсмотрщиков с «кнутом» в руке. А вся молодь шуршит по всем цехам, подсобным помещениям, в посудомойке и накрывает столы в общем зале. Попробуй не успевать! Целый день на побегушках не приседая. Накрывать надо около восьмидесяти столов. По десять человек за каждым.  На один стол десять мисок, ложек, чашек, два бачка с борщом и кашей. После принятия пищи, убираешь со стола грязную посуду. Моешь её после каждого принятия пищи. Когда накрываешь столы, можешь исхитриться и умыкнуть в рот кое-что из пищи.  Чаще всего это белый хлеб, кисель, либо компот. Так быстрее утолить свой голод. Хватаешь с разных столов по куску, украдкой запивая глотком из разных кружек. Чтоб не было видно, что отпил. Боже упаси, если за этим занятием тебя застанет «лимон». Затолкают тебе в рот буханку черняги в назидание другим голодным. А запивать принесут целый чайник водопроводной воды! Черняга трамбует желудок основательно. Опосля не прокакаешься!  Вылитый в твоё горло чайник долго не дают отлить. А выпитую тобой пустую пластмассовую чашку из-под компота,  могут запросто разбить о твою несмышлёную голову. Проверяя таким способом, голова у тебя танкиста или нет. Глядя на тех, кто принимает такие муки из-за своих голодных шалостей, сто раз подумаешь. А стоит ли утолять свой голод подобным способом?

   Из шестидесяти человек роты, заступившей в наряд по столовке, работают от силы двадцать. Присесть не дают никому. Вообще, сидящий молодой воин - это ненормальность в армии. Он должен быть постоянно в движении. Исключение составляет время после отбоя. И то если ты не «банкир»! На армейском жаргоне это слово означает  ослушник, охальник, проказник. А если приобщился к этому званию, то после отбоя будешь не спать как все, а выполнять «ночное вождение». Процедура такова.  После команды дневального «Отбой!» не дают снимать форму и отходить ко сну. Пока все не лягут, стоит проказник в ожидании вместе с такими же нерадивцами. Потом по команде «дедка» все опускаются на четыре опорных шарнира перед длинным рядом коек. В танковой роте их шестьдесят. В два ряда по тридцать штук. Первый пошёл! Нужно ползком пролезть под койками первого ряда. Затем в тоннель второго ряда. И так до тех пор, когда смотрящий убедится в надлежащем натирании замастиченных казарменных полов под койками до идеального блеска. Хорошо, если перед экзекуцией дают одеть старую шинель. Ею и натирают полы, ползая ползком под койками! Но могут не дать. Тогда ползая, нерадивец трёт своим обмундированием. Потом его стирает, чтоб не быть грязным. Как правило, со своим обмундированием молодому приходится стирать обмундирование своего «дедка» из экипажа. Бывают, конечно, исключения из этих правил. Но они редки. Армия построена по единому принципу. Год гнут тебя, второй год ты гнёшь других. Никаких жалостливых эмоций по отношению к кому-либо. Никаких симпатий или дружеских отношений. Либо ты заставляешь. Либо заставляют тебя. Третьего выбора нет. Ничего личного. Только исполнение.

   За целые нарядные сутки спать удаётся не всегда. После ужина нужно убрать все цеха, перемыть всю посуду, варочные котлы и умыть огромный зал, площадью в четверть от футбольного поля. И конечно же приготовить овощи для утренней варки. Самое противное занятие - это очистка картофеля. Если очистная машина сломана, то приходится чистить вручную. Самая большая мука, если в меню на следующий день присутствует картофельное пюре. Чистить вручную 35- 40 мешков картофеля приходилось всю ночь. В цех загоняют всех молодых. «Старики» и «лимоны» в этой работе не участвуют по принципиальным соображениям своей застарелости. Медленно наполняются чугунные ванные лохани очищенным картофелем… Ножи в руках уставших и засыпающих на ходу очистников уже не слушаются. Выпадают! Часам к пяти утра, когда сон рубит всех, не взирая на сроки службы, даже надзиратели не выдерживают. Заставляют оставшиеся 1,5-2 мешка картошки давить сапогами. И совмещать их с очистками. Считай, что тебе повезло, если поспать дают один, полтора часа.
 
   После суточного наряда приходишь в ротное расположение разбитый. С единственной мыслью побыстрее отбиться в 22 часа. Забыться в долгожданном сне. Но прежде надо в роте замастиченные полы натереть до зеркального блеска. Подшить свежий подворотничок себе и «дедушке» на куртку. Если необходимо, то сделать любую работу вместо старослужащего. Если не успеваешь или кому-то не понравится твоя расторопность, то можешь угодить в наряд по роте. Ещё на сутки на тумбочку. А там свои правила для выживания. Если захотят тебя согнуть и поломать твою раздухарившуюся не в меру индивидуальность, то могут сделать это и без физического насилия. Замотают тебя нарядами, работой и уставным подчинением.

 Поэтому свои обиды и никому не нужный героизм лучше засунуть до лучших времён в известное только тебе место. Чувство самосохранения подсказывает тебе, что надо приспосабливаться к условиям первого года. Если это не сумеешь сделать, не сломаешь свою гордыню - не выживешь. Главное - всё запоминать! Кто, когда, при каких обстоятельствах тебя обидел или унизил. Тогда дембель для твоего обидчика окрасится в тона для него весьма неприятные. Это будет не жестокое мщение за содеянное им зло. А вполне справедливое в твоих глазах возмездное деяние!  Но об этих подробностях в другом моём повествовании.

   Со дня призыва прошло 3,5 месяца. С Колей Данником виделись не часто. Другая рота, другой распорядок, другие возможности, расположение коек для сна в другом помещении казармы. Хотя батальон располагался на одном этаже, но 1-я и 2-я роты проживали на одном крыле казармы, а 3-я и ремонтная рота на другом. Посещение земляков в другой роте не приветствовалось. Поэтому виделись, как правило, в общей курилке. Они располагались с левого и правого торцов казармы, вблизи строевого плаца.
 
  Овальный, асфальтированный пятачок среди редких берёз, в обрамлении нескольких деревянных лавок, расположенных внутри бетонированного пятака подковой. У её входа общая урна для окурков. Вечерами, перед ужином или после него, в курилке всегда людно. Как всегда, в этот период, быстро закуриваешь. С опаской поглядываешь на вход в курилку. Хоть бы никто не потревожил из своей роты. Частые затяжки дымом чередуются с такими же быстрыми вопросами и ответами.

   - Коля, привет! Как дела? Бьют?

   - Да всяко бывает. А у вас?

   - По большому счёту не бьют. Но от подзатыльников никто не застрахован.

   - Вам легче! Вас шестеро! А я один! Тяжко! Поговорить в минуту редкого затишья и то не с кем.

   В курилку неожиданно зашёл «лимон» с роты Данника. Прикуривая от сигареты одного из танкистов, он заметил куривших молодых.

   - Данник! Ты почему прохлаждаешься? В роту полы натирать! Бегом марш!

   Коля взглянул на Сергея виновато. Как бы говоря: «Вот видишь! И поговорить не дают!» Незаконченный разговор повис в воздухе на полуслове...  Он быстро развернулся к урне. Выбросил недокуренную сигарету. Не попрощавшись с Сергеем, побежал прочь из курилки. Таким он и запомнился в памяти Суха. Виноватый взгляд уставших глаз… Суетливая, замотанная фигура, убегающая в вечность…

    В марте 1979 года в Берлинской бригаде проводились ежегодные бригадные учения с обязательным выездом всей боевой техники на Хэйдохофский учебный полигон. Три танковых батальона и два батальона мотострелков с техникой обязаны в кратчайший срок выдвинуться из расположения бригады к месту погрузки на железнодорожные платформы. Подымали бригаду по тревоге ночью.

   Прозвучала команда дневального на тумбочке: «Рота, подъём! Тревога! Забрать оружие из оружейной комнаты». Команда дневального дублируется истошным матом дежурного офицера по батальону. Батальон мгновенно приходит в движение, словно растревоженный муравейник. Посыльные убегают в Карл Хорст оповестить офицеров, живущих на квартирах с семьями. Все военнослужащие выполняют движения своего тела, строго расписанные по тревоге.

    Коля быстро выпрыгнул из тёплой койки. Ноги в брюки. Ступни кое-как обмотанные портянками, засунуты в сапоги. Куртка одевается… ремень застёгивается на ходу. Пилотка на голову. Сорок пять секунд на одевание большая роскошь. Это допустимый норматив. Но надо быстрее. Вперёд к оружейной комнате. Туда без суеты и толкотни забегают заряжающие орудиями.  Каждый забирает свой автомат и запасные магазины.  АКС за спину. Противогазную сумку через плечо, на левый бок. Запечатанный металлический ящик с 20-ю ПМами на весь свой взвод, Коля в паре с другим заряжающим, выхватывает из ниши. Бегом вниз по лестнице. Вдоль казарм и по плацу сплошной движняк воинской массы, сопровождающийся несмолкаемым гулом солдатских кованных сапог. Все бегут по направлению в парк боевых машин. Быстрее к своему боксу. Срываются печати с дверей. Распахиваются ворота. Механики-водители одни из первых у боевых машин. Запускают двигатели. В ротном боксе шестнадцать танков Т-55.

 От выхлопных газов стоит голубой туман. Глаза слезятся. Дышать приходится этим смрадом до тех пор, пока твой танк не вырулит на улицу. Но и там чад стоит такой, что поневоле проводишь параллели с немецкими авто душегубками времён нацистского произвола. Своими лёгкими ощущаешь весь трагизм подобного удушения. Громкий мат прибывающих офицеров становится повсеместным.

 Постепенно танки, по ротно, по батальонно выползают за пределы парка. Герман-дункер штрассе перекрыта для автомобильного движения. Танки и БМП выходят с территории бригады на оперативный простор Карл Хорста.

     В предутреннем  небе скользит разведывательный самолёт с аэродрома Западного Берлина. Он буквально зависает над колонной советской военной техники.
 
   Ховайся, кто может! Ближайшая перспектива для движущейся  по улицам  Карл Хорста колонны - это смятые телефонные переговорные уличные ящики, указательные столбы и вмятые углы зданий. Боже упаси того, кто подумает,что русские это делают намеренно, как бы в отместку за былое военное прошлое.

 Происходили эти казусы по простой причине. В каждом батальоне присутствовали неопытные механики-водители, прибывшие недавно из учебки. Занятия по вождению на Фридерсдорфских песчаных трассах не давало надлежащих навыков для вождения в городских условиях. Улицы Карл Хорста были выложены гранитной брусчаткой. Сцепление стальных гусениц с гранитной мостовой даёт исключительный эффект скольжения. Особенно он опасен при резких поворотах танка или БМП. Резкое дёргание рычагов управления в руках неопытного водителя приводило к тому, что многотонная махина продолжала сунуться по инерции в не нужном направлении. Немцы, надо полагать, с небольшим удовольствием обозревали, как русские периодически, год за годом, тренируются в сбивании тех или иных объектов их уличной инфраструктуры.

   Погрузка танковых батальонов была уникальной. К железобетонной эстакаде подгоняли открытые железнодорожные платформы. Ширина немецкой платформы не соответствовала ширине танковой колеи. Она была уже. Поэтому и левая и правая гусеницы танка не полностью «ступали» по платформе. Часть её была, как говориться, на вылете. Производить погрузку танков доверяли опытным механикам-водителям и офицерам. Это была ювелирная работа. Малейшее не отточенное движение за рычагами управления и многотонная махина кувырком с платформы в кювет. А это ЧП похлеще, чем сбитый у немцев столб.

  Дальнейший путь движения бригады на исходный рубеж Хэйдохофского полигона пролегал по железной дороге. Техника на открытых платформах. Личный состав в теплушках.

  После разгрузки техники и личного состава в пункте сосредоточения бригады ставилась задача о многокилометровом марше в пункт выхода на боевые позиции полигона.

   Трасса, по которой должны пройти три танковых батальона и два мотострелковых представляла собой не широкую колею по пересечённой местности. Почва в Германии песчаная. Местами суглинок. В условиях конца зимы, при наличии снега и минусовых температур, трасса при проходе одного только танкового батальона, а это 50 единиц многотонной техники, приобретала свойство разбитой, изнасилованной гусеницами, песчаной поверхности… Очень смутно напоминающую  недавнюю лесную просеку…Небольшие, мелкие выбоины на пути следования после прохода пару десятков танков превращались в глубокие ямы, наполненные жидким месивом песка и разбитого снега… Именно такая трасса оказалась дорогой смерти для  Коли Данника!

  Его танк упал в одну из таких ям. Неопытность механика- водителя, замешкавшегося и не давшего двигателю больших оборотов при выгребании из ямы привело к тому, что танк в нижней её точке загряз. Выбраться самостоятельно не смог. Требовался буксир.

  В такой ситуации нервозность на марше возрастает в разы. Это многоэтажный мат в дедушку, бабушку, мать и отца и всего многовекового поколения в сторону  того стервеца, кто стал виновником  вынужденной остановки. В боевой обстановке это недопустимо. Трагизм ситуации заключался ещё и в том, что данный отрезок трассы проходил в узкой ложбине лесного массива. Обойти аварийный танк по левой или правой стороне не представлялось возможным. Был бы вариант обойти  маршевой колонне   застрявший танк, возможно трагедию можно было избежать. Но колонна на марше безповоротно встала.

  Командовал взводом, в котором оказался злополучный Колин танк, лейтенант Шамаргин. Молодой офицер из микромужчин. В том смысле, что не только его  рост вместе со шлемофоном  был ниже отметки в полтора метра, но и духовная структура его сознания была ниже плинтуса. Но это не мешало ему  позиционировать себя  по линии стойкого амбициозного настроя в отношении своей карьерной будущности. Очень крикливый и гибко гнущийся перед вышестоящими командирами офицеришка. Год назад только окончивший танковое училище. С весьма азартным желанием рвать на части всех тех, кто ниже его по званию. А таковых у него целый взвод. Исполнительность его перед вышестоящим командованием  была поразительная. Готов любого закопать нижестоящего, во имя исполнения приказа.

  Напичканный в хвост и в гриву грозным матом комбата Шальгиса, он выскочил из взводной машины, словно обгорелый чёрный бес… Истерично размахивая руками, отдал приказ командиру аварийного танка готовить буксирный трос. Тем временем впереди остановившийся танк взводного начал движение назад, к кромке злополучной вымоины. Остановился на дистанции, которая позволяла накинуть литую гашу стального троса буксируемого танка на задний крюк передней машины.

  При таких буксирных операциях между двух танков выставляется всегда сигнальщик. В его задачу входит  подача знаков командиру, который стоит впереди  переднего танка и подаёт командные сигналы механику- водителю той машины, которая буксирует. Всё, что происходит за головным танком, командир не видит. А лишь ориентируется на отмашки сигнальщика, который должен подать команду к движению лишь тогда, когда убедится в том, что танкист, накидывающий трос со своего танка на фаркоп головного,   отбежит в сторону от начинающих движение бронированных машин.

  Приказ вешать трос выпало Коле. Для пояснения несведущим. Танковый стальной трос имеет в своём диаметре  примерную толщину  кисти среднестатистического развитого взрослого мужика. А стальная  литая гаша весит примерно около сорока килограмм. Поднять её сбоку от себя с любой стороны практически невозможно. В исключительных случаях её могут поднять сбоку лишь тренированные, физически сильные танкисты.  Обычно  трос пропускают между ног. А гашу накидывают на гак танка от пояса.

  Точно также действовал и Коля. Спрыгнув вниз в снеговую жижу, он стал суетливо готовить буксирный трос. Истеричный мат Шамаргина, стоящего впереди головной машины и без того его нервировал и подгонял… Он пытался делать всё максимально быстро… Но сказывалась усталость… Постоянные недоедания в бригадной столовой, да замотанность молодого заряжающего определили  свою трагическую закономерность...

   Гашу он успел накинуть… А вот отбежать в сторону оказалось не сбыточным его желанием…
 
  Лейтенант Шамаргин, руководствуясь нормативами, установленными для таких операций посчитал, что время для накидывания троса вышло. Не дожидаясь подачи сигнала от сигнальщика, взмахнул руками, обозначающими движение вперёд. Механик-водитель головной машины резко придавил педаль газа до полика.  Танк резко рванул засевшего в яме собрата. Трос в доли секунды набился, словно натянутая струна. Слабина его ударила между Колиных ног  в пах, словно щелчок кнута.  При  этом, перекидывая его тело под днище двинувшегося вперёд танка. В шоковом состоянии он попытался отползти от наползающей на него стальной махины… Но безжалостная  гусеница правого борта начала подминать  под себя несчастную  фигуру заряжающего.

  Тело Данника не отправляли родным домой в Жданов до тех пор, пока  не закончились бригадные учения.

  Прощание с ним было в бригадном клубе. Тело запаяли в цинковый гроб. Командование сделало посмертные фотографии Коли. Но необходимости в этом не было. Ибо в  тех останках, что от него осталось, нельзя было  узнать Колю. Без слёз смотреть на раздавленное месиво его тела,  было невозможно. Показывать эти фото родным  нельзя. Такое решение приняло командование. Вначале рассматривалось предложение сопровождать на родину тело погибшего его землякам. Каждому из шестерых ждановцев хотелось поехать домой. Но возобладало окончательное мнение командования о том, что есть риск, что кто-то из них не выдержит и взболтнёт о истинной причине Колиной смерти. Поэтому в сопровождающие взяли  доверенных  военнослужащих. А официальная версия была такова. Погиб при исполнении служебных обязанностей. Подробности его смерти опускались. Всем настрого запретили болтать на эту тему.

  Первая реакция комбата майора Шальгиса на смерть Данника была такова. Узнав истинную причину его смерти, он вызвал Шамаргина в свою походную палатку.  Разбор  происходил один на один.

  Комбат был росточком  явно не танкистского.  Мужичище лет   около тридцати восьми... Рост его соответствовал примерно около двум метрам. Удивительно, как он в танке на командирском месте помещался. Ведь для таких гигантов, как он, башню танковую не расширяют. Весовой категории примерно  в сто двадцать килограмм, но без брюшка. Кулачищи у него, как  пудовые гири… Воспитывал подчинённых исключительно при их непосредственном участии. Уважал всех тех, кто ростом и комплектностью хоть немножко походил на него. Всех их знал по фамилиям, не взирая на звания. Офицер или рядовой. Мелких презирал!Шамаргин в  списке микроскопичных! Интеллектом своим не составлял приятное исключение!

  - Ты что же, сукин сын, не дождался отмашки сигнальщика. Держи теперь мою!

  Удар по корпусу Шамаргина был сильный.  Он упал к ногам комбата, как подкошенный сноп.

- Вставай, сучёнок! Раз угробил пацана, стало быть ты и поедешь матери его предъявлять.

  Шамаргин слёзно заканючил, вставая  с песчаного пола палатки:

  - Не губите, товарищ майор! Виноват!

  - Сопли утри, гнида! Пшёл на хер отсюда!

  Предъявлять труп Данника поехал старший лейтенант  Сергиенко, секретарь комсомольской организации батальона. Доверенный офицер комбата. Шамаргина из второй роты перевели в третью роту 53 ОТБ. Вот и всё наказание за смерть подчинённого. Потерю из личного состава второй роты списали на бригадные учения.

  После демобилизации из армии все ждановцы, служившие с Колей Данником в одном батальоне, решили пойти к его родным, проживавшим в многоэтажном доме по улице Лавицкого. Завесу правды о  смерти их сына решили не приоткрывать. Зачем травмировать родных? Его уже не вернуть.

 Коля был единственным ребёнком в семье. На встречу собрались родственники. Пришла и Колина девушка, провожавшая его в армию. Тяжело было высиживать на таких поминках. Не пилось и не елось. Сердце щемило, глядя на почерневшую от горя Колину мать. После встречи на дому все поехали на кладбище. Похоронили Колю на Старокрымском кладбище. На одной из боковых  аллей, отходящей от центральной.

 P. S.  Прошло тридцать восемь лет со дня  Колиной смерти. Много воды  за это время вытекло. Многое поистёрлось из памяти. Много мест жительства поменял Сух за эти десятилетия. Но всё же вернулся в родной город. За эти годы все  значительно постарели. Кроме Коли!

  Весна 2017года. Поминальный день. Старокрымское кладбище в окрестностях Мариуполя.

  Сух вместе с подружкой и охапкой поминальных цветов на  центральной аллее кладбища. Ищут могилу Коли Данника.
 
  При одной из последних встреч с Вовой Ярёмкиным рассматривали его армейский  альбом. На одном из фото было запечатлено место погребения Коли. И в качестве ориентира там был виден соседний памятник в первом ряду от дороги. Его то и искал Сух с подругой. Прошли все ответвления от центральной аллеи. Никаких положительных результатов для поиска. Видимо, за эти годы памятник могли поменять. А найти по другим признакам могилу Коли не представлялось возможным.

  После утомительных хождений остановились на одной из асфальтированных направлений кладбища. С огромным разочарованием Сергей констатировал:

 - Без памятника- ориентира найти не удастся!

   Надежда близоруко, сквозь линзы своих очков устало рассматривала близ лежащие памятники. Вдруг поинтересовалась:

  - Какая фамилия Коли?

  - Данник!

  - Это он?

  Она кивнула в сторону могилы, ровно напротив которой они остановились.  В третьем ряду от дороги на двух памятниках виднелась фамилия  Данник. Причём со стороны дороги остальные надписи на других памятниках не читались. Ибо эта сторона от дороги была задней частью могил. Видимо кто-то из родственников позаботился о том, чтобы место упокоения  Коли было узнаваемо и с востока и с запада. Искали, искали… И на тебе! Прям в точку!
 
  Сух пробрался к надгробиям. Так и есть! Коля! Но вместе с ним уже лежали и мать и отец. Мама пережила Колю всего на три года. Неуёмная боль о сыне преждевременно свела её в могилу. Отец умер гораздо позже.

 Второе воскресение сентября. День танкиста. В течении последних двух десятков лет существует традиция отмечать  этот день  на подворье Суха.  Основоположниками этой традиции были  Бунчук с Сергеем.  Иногда Сашкин день рождения 10 сентября совпадает с днём танкиста. Чуть позже подтянулись к празднованию знаменательной даты Серёга Васильченко, живущий под Старобешево и Вовка Ярёмкин ( Хитрый).

  Серёга Васильченко, зная о том, что на подворье Суха, у подножия водоёма присутствует флагшток для поднятия флага, в один из своих приездов привёз памятную реликвию. Государственный флаг ГДР. Страна, которой уже нет на картах мира, но которая присутствует в душах «румын», собирающихся у Сергея за праздничным столом.

  В этот день всегда поминали Колю Данника. Не хватало только одного обстоятельства. Поминать товарища на его могиле. Как это принято у русских. Исправили это положение Бунчук, Васильченко и Сух  ранней осенью 2017.  Сигарета, чарка водки, ломоть черняги на стакане,  поставленным на надгробие Колиной могилы…  Пусть тебе земля будет пухом, дорогой наш товарищ! Мы тебя помним!

                Виктор Велью
               
                31 января 2017г.