Как только Стефан оказался на Сардинии, он сразу понял, почему Анне так нравилось проводить здесь свой день рождения. Он не знал наверняка, но почему-то сразу подумал, что первая половина сентября – золотая пора на этом острове. Об этом говорило все: в меру заполненные пляжи, в меру жаркая температура. А город… Кальяри поразил его с первого взгляда. Вживую Стефан никогда не видел провинциальных южных городов Европы. Теперь он понимал весь тот эстетизм, с которым вкушают свое пребывание в южной Европе разного рода богачи. Вот, только он не был одним из них. Собственно, это было единственным, что удручало его. Все эти живописные холмы, прозрачнейшая вода Средиземного моря, вымощенные улочки, воздух – все за счет женщины, которую он почти не знал.
Думая о ней, Стефан понимал, что даже ее родина не сравнится с ней – такой прекрасной, противоречивой, и загадочной, способной сотворить множество сюрпризов. Стоило ли сопротивляться этому, если делать это было практически бесполезно? Стефан уже был здесь. Было поздно что-либо менять. И как ему представлялось – не-возможно. Он все задавал себе вопрос, почему он согласился?
Еще вчера он почувствовал некое дежавю. Оно возвращало его на перрон Омахи, на котором он ожидал ее. Также безынициативно, словно просто нужно было исполнить свою часть работы. И тут же вспоминал, что Анне также нужно было исполнить часть своей. Возможно, она всего лишь играет, и ему ничего другого не остается, как принять ее условия игры и ее правила. Вот только, какова цена победы? И что вообще будет считаться победой для него? Иногда он сам не понимал себя и природу своих вопросов, большую часть которых он считал глупыми, нелепыми, излишними. Теперь же он прибыл с чемоданами в другую страну, теперь его должны были принимать, обхаживать. И что заметил Стефан, сделано это было намного лучше для него, чем им самим в Белвью. Кинул камень в свой же огород.
Во-первых, он сошел с трапа самолета. Когда же он вышел из аэропорта, во-вторых, то тут же увидел не автомобиль… карету! Самую настоящую карету с ивозчиком и пятеркой белых лошадей. Он бы и не подумал, что это для него, если бы ивозчик не ожидал с табличкой в руках с его именем. Опять же, дежавю…
«Что это? Серьезно?» - спросил себя Стефан, увидев все это. Оказалось, что да. Видимо, ивозчик идентифицировал его, то ли по фото, то ли по описанию, то ли еще как-то (например, по его характерному родимому пятну, как это зачастую делали другие, проще всего), тут же узнав Стефана, и обратившись к нему:
- Прошу прощения! Я полагаю, вы Стефанио Полански? – с ярко выраженным итальянским акцентом, но с таким добродушным и милым голосом, полным жизни и энергии, а также такой широкой улыбкой под красивыми густыми усами.
- Стефанио… - повторил Стефан, заметно сменив свою растерянность и удрученность на небольшое веселье, – Да, это я. Я – Стефан Полански, - весело произнес он.
- Chiedo scusa, signore! Прошу прощения! Рад познакомиться с вами! Прошу вас, присаживайтесь в карету! Карета подана, сеньор! Позвольте забрать у вас чемоданы! – сказал ивозчик, и без промедления вырвал, но мягко, из рук Стефана его чемоданы, чтобы уложить их в багажник кареты.
Стефан с легкостью отдал ему свои чемоданы, по-скольку был приятно удивлен, будучи повергнутым в мимолетный моральный ступор. Он не верил тому, что сейчас с ним происходило. Повозка… лошади… Это какой-то розыгрыш? Он задумчиво сел в карету, наблюдая за тем, как ивозчик, представившись, и извинившись за то, что не сделал этого раньше, сел на свое место и сказал «но!», а лошади тронули с места, что он почувствовал резким, но не сильным движением, опрокинувшим его на спинку, обитую бежевым шелком.
Из шелка была и занавеска, которую Стефан отодвинул, чтобы посмотреть на улицу. Сначала одну, затем другую. Они постепенно сменялись, вовсе неспешно, а плавно, но часто. Точно он не видел на них иных повозок, из чего сделал вывод, что все же здесь не принято простым смертным разъезжать на каретах. Наверняка, Анна позаботилась о нем, зная о его фобии, хоть Стефан и не желал льстить себе подобными мыслями. А приходилось. Ему становилось все более неловко от такого отношения женщины к нему, тем более, с той социальной пропастью, что была между ними, как думал он, до сих пор не веря в истинность всего происходящего. Он не представлял себе, чем может отблагодарить ее в таком случае. А о подарке и вовсе боялся подумать, поскольку идей у него не было. Он уже чувствовал себя в долгу перед ней до самой смерти. Ввязался же в такое… У такой женщины, как Анна есть все. И даже если ему удастся выведать, чего же ей не хватает в этой жизни, хотя бы немного, то вряд ли он сможет ей дать это. А зачем ей мужчина, который не может ей дать того, что она хочет? К тому же, он и представить боялся, что может хотеть такая женщина.
Наверняка, понять духовность такой женщины нелегко, он признавал это каждую секунду. Стефан ловил себя на мысли, что совершенно не знает Анну. Те данные и противоречивые факты, что дал о ней покойный Робинсон мало раскрывали ее личность. А Стефану сейчас больше всего хотелось понять ее психологически. Как же Стефан порой не любил эту чертову психологию. Именно в жизни. В книгах она ему нравилась намного больше. Например, пытаясь понять мотивы этой женщины, Стефан мог легко построить вывод о том, что у них с Анной на лицо все признаки романа, на самом старте, причем морганатического. Она старше его как минимум на десять лет, хоть по виду и не скажешь, она бочаге его раз в десять, если не в сто. Что он здесь делает? Естественно, современное общество уже менее традиционно и критично относится к подобному роду вещам и обстоятельствам. Но также современное общество надменно и цинично, как бы ни бежало и не менялось время. Исходя из этого, как бы Стефан не признавал большинство психосоциальных стереотипов, он все равно подвергался их влиянию, пусть даже косвенному, против своей же воли, как это происходит и с остальными людьми. Это выше тебя. И с этим нет смысла бороться. Возможно, и сейчас было то обстоятельство, которое ему и нужно было лишь принять. По-иному Стефан не мог объясниться перед самим собой.
- Приехали, сеньор Полански, - сказал ивозчик, остановив пятерку лошадей у ворот.
Стефан, будучи задумчивым, хоть и смотрел на архитектуру города, внутренне пассивно вдохновляясь ею, все-таки не заметил по-настоящему длины дороги и того, где оказался в итоге. Лишь высунув голову из кареты, он осмотрелся вокруг, уже не принимая во внимание всю красоту голубизны здешнего неба, которое поразило его каких-то полчаса назад, и идеальную средиземноморскую температуру данной поры года с чистым морским воздухом, не слишком сухим и не сырым. Поскольку взору Стефана предстал огромный особняк на холме. Сейчас его нельзя было рассмотреть, как следует, поскольку огромные ворота с вырезами в форме лилий, лишь давали шанс заглянуть, но не увидеть в полной мере. Но Стефан уже был впечатлен. Он сунул голову обратно. Услышал, как ворота приоткрылись, и некий Серджио, увидев ивозчика, впустил карету, которая остановилась через пару десятков метров, после чего этот Серджио открыл дверцу, представившись Стефану, и мягко попросил его выйти. У этого был менее заметный акцент, который выдавал его в некоторых словосочетаниях. С виду крепкий, но невысокий черноглазый итальянец с милым лицом и отличными манерами.
- Нет-нет! Позвольте! – тут же запротестовал он, когда Стефан вздумал сам достать свои чемоданы, - Прошу вас, проходите! – кивнул он головой в сторону особняка, заняв руки чемоданами.
- Всего доброго, сеньор Полански! – с улыбкой пожелал ему ивозчик, чье имя он так и не запомнил, о чем поздно было спрашивать, как посчитал сам Стефан, и не вежливо по смыслу.
- И вам того же, - ответил он, глянув, как ивозчик стал разворачивать пятерку лошадей вокруг фонтана.
Двор. Стефан замер при виде такой усадьбы. Даже не особняк. Целое фамильное имение. Ведь тут была огромная команда прислуги, насколько понял Стефан с первых минут пребывания здесь. Нелегко следить за всем и поддерживать порядок здесь немногим людям, это точно.
Кипарисы в рядах. Розы в клумбах. Декоративные кустарники. Над одним из них сейчас трудился садовник, кивнувший Стефану. Галька. Бетонные тропы. Статуя русалки, которая создавала фонтан из своих глаз, смотрящих в небо. Две стекающие струи плавно спускались по ее щекам, журча чуть ниже. Словно она рыдала, смотря на небо. Стефан находил это довольно интересным, хоть и жутковатым для человека, ни разу не бывавшего в Европе. То мальчики здесь писают, то русалки плачут. Странные эти европейцы, как подумал Стефан, готовый и далее посвящать свой взор этому фонтану, если бы за ним был бы не менее величественный особняк, который просто напросто не мог не перехватить на себя его удивленное внимание.
Стефан несмело обошел фонтан, чтобы лучше рассмотреть здание, похожее на резиденцию президента. Величественный каменный фасад (то ли гранитный, то ли мраморный), вытягивался своим строгим лицом за счет монументальных колонн в стиле Древнего Рима, делаясь чуть ласковей от этого, но не менее броским со своими напыщенными вырезными балконами, которые располагались на втором и третьем этаже огромными площадками с пальмами и цветами, словно бросающими вызов взору прибывающих сюда гостей. У Стефана легко могла бы закружиться голова, если бы он вовремя не опустил свой взгляд, дивясь одним лишь ступеням, здорово возвышающим вход в это прекрасное здание, которое чем-то напоминало ему правительственные дома, но в стиле европейской классики. Стефан не был силен в архитектуре. Но даже тех знаний и образных представлений, которые он имел об этой замечательной сфере градостроительства и искусства, хватало ему, чтобы сделать смелое предположение о том, что такого здания на всей Сардинии он уже не увидит. Скорее всего, в нем даже и жил какой-то великий политик еще до того, как здесь поселилась Анна. Но это уже были его догадки и домыслы, чему Стефан и сам не был рад, поскольку готовился представить, какое же величие ожидает его внутри!..
Он посмотрел на вход. На верхней из ступеней показалась она. У Стефана участилось сердцебиение. «Королева острова» - подумал он, потому что иначе не мог, что и сам отлично понимал сейчас, чувствуя, как его ладони начали потеть. Он откровенно нервничал. Ему захотелось скрыться от мира и от самого себя.
Анна… Как всегда превосходна, бесподобна в своей тактичности, в поведении, и элегантности во внешнем виде. Одно движение руки, один лишь взгляд заставлял Стефана так думать, и признавать, что, опять же, никогда в жизни он так не нервничал из-за женщины. А точнее – по женщине. Что-то с ним происходило… Она же – неизменно уверенна, непоколебима, полна обузданной в себе самой энергии, которой легко могла зарядить, либо же подавить при желании.
Острые черные туфли на высоком каблуке. Ее ноги были без колгот. Обнаженные, гладкие, переходящие в высокие бедра, словно скрытые, но явно выказывающие всю красоту своих линий под облегающей черной юбкой, невероятно узкой, но с прорезом на бедре и с высокой посадкой. Стефан успел заметить, что Анна любит такие платья и юбки, хоть и не мог, как следует адекватно реагировать на нее сейчас. До сих пор не мог свыкнуться с некоторыми из своих мыслей. Ее блузка, заправленная в юбку, наоборот была свободной, с пышными рукавами, удлиненными, сужающимися на запястьях. Волосы, заколотые золотым гребешком, вроде бы выказывали ее сдержанность в данном образе. Но неизменная красная помада на губах все же напоминала о том, кто такая эта дама по имени Анна Роккафорте.
Стефан стал медленно приближаться к ступеням, словно побаивался их, и ожидал, возможно, как-то внутренне, пока Анна обратится к нему.
- Добрый день, мистер Полански! – не сдвигаясь с места, сказала Анна, держа свою отличную осанку, словно ожидала, пока Стефан сам поднимется к ней. - Хотя, если вы уже успели заметить, здесь больше принято употреблять такое мужское обращение, как «сеньор».
Стефан стал подниматься по ступеням.
- Добрый день, сеньора! – тут же подхватил он и улыбнулся, почувствовав шаткое успокоение, ступая по массивным ступеням.
Тут же Стефан занервничал вновь. Теперь из-за собак, выбежавших из-за спины Анны. Это была пара кобелей породы кане корсо итальяно серо-голубой расцветки, с купированными ушами и довольно настороженными мордами. Стефан замер на секунду, когда они подбежали к нему, чтобы разнюхать.
- Не бойтесь их. Они уже знают, что вы мой друг, - спокойно сказала Анна, словно и Стефану от этого станет спокойнее.
Стефан дал им себя понюхать, после чего собаки утолили свой интерес и перестали обращать внимание на Стефана, подбежав к хозяйке. Как бы ты не любил собак, в чьем-то дворе их резкое появление все же настораживает тебя не меньше, чем их твое появление в их дворе. Стефан снова зашагал. Всего ступеней было не менее тридцати. Этот отрезок пути ему показался самым длинным, пока.
- Надеюсь, вы добрались без неприятных приключений? – спросила Анна.
Стефан наконец-то дошел, став напротив нее.
- Ах… - засмеялся он. - Весьма любезно с вашей стороны было заказать мне карету.
Стефан подошел к Анне, и нежно взял ее руку, положив ее в свою, после чего приблизил к губам, и поцеловал ее запястье. Анна сдержанно улыбнулась, после чего медленно опустила свою руку, пристально смотря Стефану в глаза.
- Вы взяли свою печатную машинку? – заботливо спросила она.
- Взял, - смущенно усмехнувшись, ответил Стефан, задав вопрос себе, а пригодится ли она ему здесь, скорее думая, что нет.
Как ни крути, но он чего-то ожидал от Анны. И пусть это было как-то не правильно, именно ожидать чего-то от женщины, но почему-то он думал, что она, как и любая женщина, непредсказуема. Только Анна еще более непредвиденная. Именно этого в опасении ожидал Стефан.
- Войдем? – пока что очевидно предложила она, что звучало как вопрос, но буквально ставило Стефана перед фактом.
Эти высокие двустворчатые двери, массивные и элегантные на вид Стефан увидел сразу, как только оказался во дворе ее прекрасной усадьбы. Сложно было не заметить их. Каким-то образом, Серджио уже успел определить куда-то чемоданы Стефана и вернуться для того, чтобы придержать им эти довольно тяжелые двери. И как только Стефан переступил порог, его взору открылся огромный зал с длинным столом, за которым можно было бы принимать политические съезды. Настолько этот зал напоминал ему утонченно официальные парадные холлы, что так и представлял себе, как с балконов второго этажа, толпы журналистов снимают на видеопленки мероприятие мировой величины, направляя вниз свои камеры. А эти громадные полотна, вырезные колонны, скульптуры! Музей в доме, так бы он это назвал. Камин в конце зала был далеко не единственным в резиденции Анны, как узнал Стефан, когда она стала проводить ему краткую экскурсию по своему жилищу, что заняло не менее получаса. Стефан даже успел подустать, чего, конечно же, не показал Анне из уважения к ней. Та, наконец, провела его в (как она сказала) ее любимую комнату, в которой она проводила больше всего времени, попивая вино, читая очередную книгу.
Эта комната больше походила на большую спальню, поскольку в ней находилась кровать, но с ярко выраженным гостиным акцентом. Поскольку здесь были и кресла, и софа, и столик посредине комнаты, и столик с телефоном у стены, и выход через стеклянные двустворчатые двери на летнюю террасу с бассейном. Терраса с бассейном на втором этаже!.. И камин в комнате, естественно. Именно наличию камина в комнате Анны Стефан уже не удивился. А вот бассейну прямо за окном… Весьма! Такого он своими глазами еще не видел. Также, в любимой комнате Анны находился отличный барный сервант с богатым перечнем хрустальных стаканов, бокалов и даже рюмок разных объемов и гранений. Также в серванте был внушительный выбор алкоголя, который, видимо, был формата «под рукой», поскольку Анна сказала Стефану, что у нее есть также винный погреб, но нет особой надобности спускаться им туда сейчас. Если он конечно не хочет. Но Стефан не хотел. И пусть он также не хотел обидеть Анну своей бестактностью, она сама видела, что он устал. Дорога… Перелет… Она не стала настаивать.
Стефан вышел на террасу, уже думая, что после увиденного его уже ничего не удивит. Но быстро понял, что ошибся. От того вида на город и море, что открылся перед ним, у него захватило дух. Он даже поймал себя на мысли, что мог бы растрогаться и расплакаться от такого гостеприимства, поскольку никогда не получал такого внимания в своей жизни, кроме как от Мерилу. Сейчас он вспомнил о ней… Но сдержал любые мысли тут же, не дав им разрастись.
- Ах!.. – произнесла за его спиной Анна, вспомнив. – Совсем забыла! Давайте я сразу покажу вам вашу спальню, чтобы больше не томить вас. Вы устали, Стефан! Наверное, уже думаете о мягкой и уютной кровати.
Стефан повернулся к ней, как ни в чем не бывало. Он даже старался натренировать тот взгляд, чтобы показать ей, что не настолько поражен тем, что увидел сегодня в своей жизни. Но и не настолько, чтобы показать Анне свою неблагодарность. Опять же, он чувствовал себя в долгу перед ней. Именно это съедало его сейчас больше всего и делало его попытки выглядеть невозмутимым практически невозможными.
Он максимально сдержанно последовал за Анной в коридор. Но далеко идти не пришлось. Комната была практически напротив. Размером она была не меньшим, чем его квартира в Белвью, он подумал об этом. Но не показал своим внешним видом. Как-то стыдно было и непривычно демонстрировать свое удивление. Стефан много лет был уверен в том, что его невозможно удивить. Каждый ошибается, поскольку живет в первый раз…
Внимательно рассмотрев комнату, Стефан понял, что единственным нескромным в ней был ее размер. В остальном – довольно выдержанная, даже как-то по-английски, что, в принципе, контрастировало с основным интерьером этого здания и его стилем. Возможно, задумка Анны – для того, чтобы гости могли по-настоящему расслабиться в ее жилище. Чтобы ничто не напрягало их ментальность, не раздражало эмоции, не возбуждало разум. Абсолютное спокойствие в темно-теплых тонах. Это ощутил Стефан. И ему это понравилось. Он переменился в лице, позволив себе аскетичную улыбку. Анна заметила ее. Стефан заметил, что она заметила. Понял, что именно этого она и добивалась. Видимо, шахматист она намного лучший, чем он…
- Вам нравится? – все равно спросила она.
- Да, Анна! Мне очень нравится!
Анна еще немного понаблюдала за скрытой под щетиной Стефана улыбкой, после чего предложила:
- Устраивайтесь поудобнее. Разлаживайте вещи. Хотите, отдохните с дороги. Но, если в вас еще осталась маленькая искорка желания скрасить этот вечер в компании со мной, то прошу вас, присоединяйтесь ко мне в комнате напротив.
Стефан кивнул в ответ. Да, он чувствовал себя уставшим. Но он знал, что не вправе оставить Анну одну этим вечером. Тем более, что этот вечер только начинался…
- Что вы, Анна! Для вас я вовсе не устал! Я пребуду к вам скорее, чем спичка догорит! – сказал он.
- Отлично. Я попрошу Серджио достать бутылку амароне трехлетней выдержки. Я думаю, это как раз то, что нужно, чтобы отметить ваше пребывание в Италии. Заодно, составим нашу культурную программу.
Стефан кивнул в ответ, после чего Анна оставила его наедине с собой и комнатой, которая будет служить ему ночлегом ближайшие несколько суток.
Изумление… Иных эмоций у Стефана пока что не имелось. Сумбурное, противоречащее и кричащее в нем самом, заставляющее его потеть больше, чем обычно. С ним происходит все это! А он… Как маленький ребенок… Как болван… по-другому он не мог описать свои действия и свои чувства. Даже словил себя на мысли, что надо бы поучиться у Анны этому ее аристократичному выражению лица, которое показывает, что жизнь то вроде не плохая, но и не мед, что есть в ней прекрасные вещи, которыми ты способен наслаждаться, но нет таких, которые способны тебя удивить. У нее это получалось отменно. Словно много лет она тренировала это выражение лица. Такого прекрасного, белоснежно чистого, нежного, отчасти отрешенного, но не флегматичного, а полностью присутствующего; явно реагирующего на конкретные вещи, но и не выказывающего настоящих эмоций, будто бы это не безразличие и вовсе, а обычное принятие очевидности, такой же повседневной, как закат солнца, явно не оставляющего заметного загара на этом лице. В него можно было засмотреться, забыться, и застыть как камень. В приятных муках. Стефан чересчур начал поэтизировать. Но иначе он не мог в этот момент, поскольку признавал, что за последние шесть лет не одно лицо, его так не пленило. Что уж говорить об остальном в ней.
Он пошел посмотреть на себя в зеркало. Видимо, для того, чтобы, хотя бы, что-то увидеть в себе. Снял очки и пристально всмотрелся. Посмотрел на свой лоб, на натертую переносицу, на губы. Подумал, что никогда и ни за что не посчитает себя красавцем. И Анну не поймет. А стоило ли? Почувствовал, что готов пойти к Анне. Чего же тянуть? Не красиво заставлять ждать женщину. Он посмотрел на свои руки. Немного успокоился.
Стук в дверь.
- Войдите! – отозвалась Анна.
Стефан приоткрыл дверь, несмело сделал шаг, затем второй, осматриваясь. Серджио как раз открывал бутылку вина, названия которого он уже не помнил, что заставило его подумать о том, чтобы хотя бы начать стараться запоминать названия тех вин, о которых говорит ему Анна. И пусть он не будет разбираться в них так же, как она, но все же хоть какие-то соображения зародит в себе.
- Спасибо, Серджио! – поблагодарила его Анна, сидя на одном из тех бордовых кресел, что располагались прямо напротив камина, по косой друг к другу.
Серджио быстро вышел и закрыл за собой дверь. Стефан все еще не смело подходил к Анне.
- А-м-м?.. – затянул он, словно что-то вопрошал в своих мыслях.
- Где Монсак? Вы это хотели спросить? – чуть улыбнувшись, с иронией спросила Анна.
Стефан улыбнулся в ответ, поняв шутку.
- Та нет, вовсе! – весело сказал он, - Я уже понял, что Серджио - дворецкий, мажордом, так это называется? А Монсак - деловой помощник, - сунув руки в карманы, тут же вынув их, очередной раз напомнив себе, что это дурная привычка, особенно в присутствии дамы.
- Присаживайтесь, Стефан! – предложила Анна, показав взглядом на кресло, что находилось рядом.
Между ними был небольшой столик, на котором и стояла бутылка вина, разлитого по бокалам. Таким огромным! Как те стаканы, в которые Анна наливала виски в прошлый раз. Стефан с неприятностью вспомнил об этом. Но предложение Анны тут же принял, смиренно сев в кресло, и посмотрев в сторону камина. Он не горел. Поэтому, он обратил свое внимание чуть выше. Над камином висел полутораметровый портрет хозяйки дома, подчеркивающий мельчайшие детали в натуральную величину. Словно художник по миллиметру писал ее портрет, снимая размеры. Вот только, на портрете она не стояла, а сидела в полуобороте в три четверти, прямо направив взгляд на зрителя, смотревшего на ее портрет. В данном случае – на Стефана. Ее запястье было направлено к подбородку, но она не касалась его, словно для того, чтобы оставить лицо полностью открытым, но показать руку на портрете. Ноги художник изобразил не менее талантливо, но сдержанно, сделав акцент на изящности осанки Анны, а также на ее выразительнейшем лице. Красота ее волос была передана тонко, но не броско, они были перекинуты через дальнее от зрителя плечо, тем самым отлично гармонируя с остальными элементами портрета, в общем выполненного в довольно темных тонах, с преобладанием красного цвета, что не выглядело агрессивно, скорее – темпераментно. Чего только стоили глаза Анны на этом портрете. Они были не менее жгучими и притягательными, чем в жизни. И такими живыми, что Стефану могло бы показаться, словно она жива на этом портрете и следит за ним. И чем больше он будет уверен в том, что это всего лишь полотно и краски, тем ближе она будет к его душе, забираясь внутрь его скептического сознания, как дьявол, которому только и нужно, чтобы в него не верили.
- Отличный портрет! – сказал Стефан, взяв предложенный ему бокал вина в руку. – Позвольте спросить, кто автор сего великолепного шедевра и как давно он был написан?
- Ах, Стефан! Вряд ли имя автора, который и в Европе не столь популярен, что-либо скажет вам о нем! - метко заметила Анна.
«И правда» - подумал Стефан, желая лишь как-то начать разговор и унять в себе это удручающее его чувство.
- Скажите хотя бы год. Мне просто интересно, – тут же подумав, что снова неуместный вопрос, Анна может подумать, что он, таким образом, хочет сложить хоть какое-то представление о ее возрасте, ведь оба знали, что Стефан был ни сном ни духом.
- Год написания этого портрета 1976, - совершенно спокойно, не ерничая, ответила Анна.
- Простите меня, - извинился Стефан.
- За что?
- За то, что задаю такие глупые вопросы. Просто, я поражен тем, как художник запечатлел вас. Вот, что называется, навеки! Эта красота… Она бессмертна… В этом портрете…
- А в жизни?
- Что? Нет-нет! Вы не подумайте… Не поймите меня неправильно! Я хотел сказать, что… - все более глупо чувствовал себя Стефан.
- Пауло Амини, - специально перебила его Анна.
Стефан замолчал, и почувствовал спокойствие на несколько секунд. Словно так и нужно было.
- Простите за то, что перебила вас, Стефан! Художника зовут Пауло Амини. Родился в Палермо. Истинный островитянин с чистейшей душой художника, но с ужаснейшим пристрастием к алкоголю. Тогда, мне как раз хотелось, чтобы кто-то, самый простой, но очень талантливый художник, написал мне портрет. Я пребывала на Сицилии. Заметила его работы. Он стоял прямо на улице, и писал портреты прохожих людей. Я сказала ему, что заплачу много денег. Он сказал, что лучшей платой будет, если я просто спозирую ему несколько часов и дам на краски и алкоголь. Я дала ему намного больше, как и обещала изначально. И теперь я часто думаю, когда смотрю на этот портрет, что я достойно оценила его труд, но не здоровье… Помнится мне, что где-то через год услышала новость о том, что он напился до смерти. Не знаю, на мои ли деньги. Но, на тот момент они были уже его деньгами, и он был вправе распоряжаться ими, как ему было угодно, - Анна посмотрела на Стефана, внимательно слушающего ее. – Я утолила ваш интерес, Стефан?
- Вполне, - тихо ответил Стефан.
- А теперь, предлагаю выпить за встречу, - сказала Анна, подняв бокал.
Стефан поднял свой, посмотрел, как пару маленьких глотков сделала Анна, сделал так же.
- Одно из моих любимых итальянских вин. Его так хорошо пить с дороги, или перед ней, – сказала Анна, обратив свой многообещающий взор на Стефана.
Тот сделал еще глоток, чуть смутившись, в ожидании действия вина. Он хотел, чтобы оно раскрепостило его немного.
- Я бы хотела показать вам один ресторан, Стефан. Находится он прямо на берегу моря. Подают вкуснейших лангустов. Так их не готовят больше нигде в Европе, как в этом ресторане. И, конечно же, вино там отменное. Лучшее на Сардинии. Мне нравится одно, которое подают там, в лимитированном объеме. Хочу, чтобы вы его попробовали. В моем винном погребе такого вина точно нет.
У Стефана язык чесался спросить, а нет ли у Анны собственных виноградных плантаций и производства вин Анны Роккафорте. Но не спросил. Естественно, считал этот вопрос глупым и неуместным, но уже находил, что раз уж стал сдерживать в себе глупые вопросы, то это уже хороший знак.
- Вообще, ресторан морской. Там подают отличные морепродукты. Но их лангусты… это нечто… - с довольным лицом протянула Анна, затем вдруг посмотрела на несколько удрученного Стефана, и спросила. – Или вам не нравится морская кухня?
- Нет-нет. Вовсе наоборот!
- Тогда в чем причина вашего внешне легкого недомогания, Стефан? Или, вы хотите, все же, отдохнуть с дороги?
- Нет-нет!
- Вы хотите сказать, что мне показалось?
- Вам показалось! – уверил Анну Стефан.
Анна улыбнулась от его внезапной уверенности.
- Тогда, пусть солнце приблизится к горизонту, воздух опустится на несколько градусов, вам будет намного приятнее увидеть город и его набережную ранним вечером. В таком случае у нас будет вдоволь времени, чтобы приготовиться. Так что, вы согласны, Стефан?
- Вполне, - кивнул головой он.
Во время приготовления Анны к походу в ресторан, у Стефана появилось немного времени походить по особняку, изучить его немного. Она так и сказала: «У вас есть полчаса». Довольно быстро, как подумал Стефан, вспоминая народные анекдоты о том, как собираются женщины в магазин по хлеб, не то, чтобы в ресторан. И он хотел качественно использовать это время, понять, чего же может не хватать такой самодостаточной женщине, как Анна. Что он может дать ей взамен, возместить ее теплое гостеприимство, и по-настоящему странную инициативу пребывания его здесь. Ему очень хотелось окупить ее отношение к нему. Вино расслабило его, как он того и ожидал. Словно по рецепту доктора. Стефан, наконец-то, чуть расслабился, даже несмотря на собак Анны, которые пристально наблюдали за ним с конца зала, в который он сейчас вошел. Вспомнил, как на самом деле любит собак, и улыбнулся этой невозмутимой паре кане корсо. И может быть, ответ нужно искать где-то здесь… Но Стефан пока не мог его найти. От роскоши и достатка вокруг у него (уже не кружилась голова) не рож-далось ни одной идеи. Словно он всем доволен, как ленивый богач, словно уже стал им, так быстро, находясь здесь, очередной раз упрекая себя в этом.
Собаки подошли к нему, когда почувствовали в нем неудовлетворенность.
- Хорошие мальчики! – снова улыбнулся им Стефан, впервые погладив их.
Собаки так же невозмутимо ушли от него, а Стефан так ни к чему и не пришел, подумав, что пора и самому надевать свой костюм, который называл смокингом, хоть и понимал, что это далеко не так. Но он ему нравился. Костюм, который отлично сидел на нем.
Белая рубашка, бабочка, черно-золотые запонки на рукавах. Это был лучший официальный наряд Стефана. Как его оценит Анна?
Она надела белое кружевное платье-колокольчик с открытыми плечами; обула белые туфли на массивном высоком каблуке; в качестве украшений – жемчужные бусы. Волосы решила заколоть золотистой заколкой-крабом, такой большой, что ее длинные волосы отлично вместились в нее, оставив лишь чуть закрученную прядь спереди, что весьма мило завершало нежный, вечерний образ Анны. Выйдя из комнаты, и увидев ожидающего ее Стефана в зале, она медленно спустилась по ступеням, молча оценив его костюм. Стефан же не мог промолчать, и сделал ей комплимент, на что Анна кивнула головой в знак благодарности. Видимо, она сполна вошла в сдержанный романтичный образ этим вечером.
- Карета подана, сеньора! – сказал ивозчик, встретивший их на ступенях; Стефан видел его сегодня уже второй раз, - Сеньор! – обратился он тут же к Стефану, также признав его.
Стефан кивнул ему головой, после чего он провел Анну к карете, усадил ее, а следом и сам сел в карету, рядом с ней. Ивозчик шлепнул лошадей, и карета тронулась в путь к месту назначения.
Стефану снова стало очень не по себе и совестливо в этот момент. Как же Анна заботилась о нем! Эта повозка… была лишь малой частью того, что она могла ему дать. А он… что он? Стефан лишь чувствовал себя паразитом в данный момент. Безотказным, безвольным паразитом, которому теперь уже поздно что-либо менять. Это обидит Анну.
Сейчас она смотрела в окошко, приподняв шторку. Стефан смотрел на ее ушко. Такое красивое… а в мочке этого ушка – не менее красивые жемчужные серьги. Те несколько секунд, пока она смотрит в окно… Стефан думал о том, как же она красива! В ней было прекрасно все! Может быть, в этом его причина пребывания здесь?
Стефан часто себя не понимал. И возможно, отстраниться от всех мыслей – то, что он сейчас и постарался сделать, было его лучшим решением за то время, что он здесь. И как ни странно, у него начало получаться. Странно было то, что получаться у него начало в тот момент, когда он, вдруг, подумал об Адаме и Еве. Особенно – Еве. Смотрел на Анну, и думал о ней. А если бы он был Адамом?.. Она была бы настолько прекрасна, будучи его бывшим ребром?.. Как минимум, он бы посвятил ей свое ребро, был бы он Адамом. Сам не заметил, как начал рассуждать об Адаме и Еве при Анне, уже находясь в ресторане. Первые люди на Земле были одной из излюбленных тем для множества таких же критикующих библию, как Стефан. Возможно, он говорил об этом сейчас, потому что, таким образом хоть как-то чувствовал себя в своей тарелке. Рассуждения о том, в чем он отлично разбирается, прилично добавляло ему уверенности в себе и раскрепощенности, которой ему не хватало. Он словно перенесся в любимую среду, практически не заметив того, что говорил уже десять минут неумолкаемо.
- …Понимаете, о чем я? – увлеченно спросил он, вы-дохнув.
Анна не перебивала его. Молча давала понять ему, что все слушает и понимает, иногда немного улыбалась. Совсем чуть-чуть. Вела себя скромно, была женственной, вкушающей интеллект компаньона.
- Вспомните средневековые изображения Адама и Евы. В чем мать родила. Вспомнили? А вспомнили одну маленькую деталь, которая рушит все учение? Весь фундаментализм и догматизм христианства! Многие упустили эту деталь тогда, многие упускают ее и сейчас. Не только она рушит все учение… таких деталей несколько. Я решил вспомнить самый простой, как по мне, пример. Эта деталь подчеркивает безалаберность горе-писателей и горе-художников средневековья. Лучше бы их жгли на кострах, честное слово!.. А не тех невинных людей… Так что? Знаете эту деталь?
Она молча смотрела на Стефана, давая понять ему, что не знает, но ей очень интересно узнать.
- Пупок, - кратко сказал он.
- Пупок? – переспросила Анна, чуть не засмеявшись во весь голос.
- Да, пупок! – насмешливо подтвердил Стефан.
Анна была не в силах не рассмеяться. Стефан так раскрепостился… пусть и не надолго… Это нравилось ей, а ему нравилось, что она смеется с того, что он говорит, поскольку сам всегда осмеивал то, чему сейчас и посвящал свой разговор.
- Бог создал человека по подобию своему. Верно? Тогда откуда у Адама и Евы пупки на средневековых изображениях! Даже на современных, допустим. Даже пусть у них не будет пупков. Они бы не смогли продолжить род без пуповины, в таком то случае! Если же у них все-таки есть пупки, значит, их кто-то рожал? Но они же первые люди на Земле! Выходит, что не первые? Хотя, к Еве у меня претензий нет, она ведь ребро Адама, она уже, выходит, вроде как его подобие. Хорошо! Пойдем другой дорогой познания. Допустим, мы буквально воспримем фразу «по образу и подобию своему», и представим, что у бога есть пупок. Значит, его тоже кто-то родил? А если его кто-то родил, значит все совсем не так, как описано в библии! Он не был один и бла-бла-бла!.. Как это у этих сказочников написано... Допустим такой вариант, что бог все же создал Адама с пупком, затем и Еву, чтобы первые люди на Земле (а сначала в раю) могли род продолжить, в отличие от него – такого всемогущего, самого себя создавшего, а затем от скуки начавшего свой мир паять, безпупковый наш бог. Но не значит ли это, что «по образу и подобию своему» теряет свое истинное значение и назначение? Ведь на кой черт он тогда дал пупок Адаму, если его мужское предназначение вовсе не рождать! Понимаете, Анна? Адам не был описан как существо бесполое, существо-гермафродит, способное себя же оплодотворить. Он – подобие бога! Не так ли? А ни для кого не секрет, что бог – это мужчина. Христианский бог никогда не был женщиной. По своему образу и создал, то есть мужскому, с гениталиями, извиняюсь, и… с пупком. Мы до сих пор представляем, что у всемогущего все же его не должно быть, раз он сам себя родил…
Стефан вошел в кураж. На конференциях настолько откровенно он высказываться не имел морального права, что не нравилось ему, поскольку указывало все же на то, что общество до сих пор довольно клерикальное, хоть и надевает маску демократии и свободы вероисповедания. Сейчас же он почувствовал, что есть возможность выговориться, а главное – есть кому. Почему-то, он доверял Анне свои мысли сейчас. Она так мило улыбалась (все больше), слушая его, держа в руке бокал красного вина, не отрывая своего взгляда от увлеченного разговором Стефана. Разве что, иногда посмеивалась, и притрагивалась губами к краям бокала, опуская глаза на секунду.
- История об Адаме и Еве настолько примитивна и ущербна, что в нее могут поверить лишь два миллиарда полных идиотов и кретинов, если что, извиняюсь за свои выражения! Но я говорю, что думаю. А думаю я то, что глупее может быть разве что истории о сотворении мира из Ветхого Завета. Понимаете, из двух миллиардов человек на Земле, которые молятся христианскому богу, его сыну – Христосу, или же его матери – Марии, из них мало кто прочитал Новый Завет полностью. Попробуйте найти верующего, который умрет за свою веру, но прочитал Ветхий Завет! Я сожгу все свои труды, если вы мне найдете и покажете этого человека – искренне верующего, прочитавшего и Новый и Ветхий Заветы от корки до корки. Потому, что я не поверю в то, что этот человек до сих пор верит, раз уж он это все прочитал. По-любому притворяется. Верят незнающие. Незнание и порождает веру. Незнание породило и библию. Умеющие писать и читать, а также умеющие делать фокусы решили всем все объяснить, а заодно и заработать на том, какова история сотворения мира, и кому мы теперь обязаны за это. Это и есть христианство – мораль двух миллиардов неполноценных, нервнобольных, немощных людей. Я понимаю, тогда кучка необразованных наивных людей поверили евреям, решившим сотворить себе славу. Но сейчас! Когда наука достигла такого пика, и что далеко не предел! Мы еще на пороге нашей научной истории! Сейчас вешать портрет еврея (а по некоторым исследованиям – сирийца) с сомнительными достижениями (пару-тройкой), о котором верующие лишь наслышаны из такого же сомнительного источника, который мало кто прочитал полностью, и просить его о чем-то!.. Этого я не понимаю!.. Простите, если что!..
Стефан приостановился, посмотрев на Анну. Увидел, что ей по-прежнему нравится его монолог. Решил продолжить.
- Точнее, я понимаю природу этих верований. Людям нужна вера. Верить во что-то. Что-то объяснять. За это я их не критикую. Я критикую их за эту тупость, которую они позволяют себе в конце ХХ века! Что можно сказать! Христианство – это самая успешная PR-компания за всю историю человечества. Она так и называется: «Умер на кресте за ваши грехи». Гениально! Лучше и не придумаешь! Найдите одаренного, никому неизвестного приблуду, который согласится на роль мученика, наймите писарей, которые придадут загадочности его ранней жизни, и трагичности его последним деяниям, и, как говорят французы: «Voila!», дело в шляпе. Две тысячи лет и треть мира у ваших ног, господа! Вот, только зачем написали в своей фэнтези, что некоторые ученики даже не поверили в собственного учителя, в его способности. Хотя нет, я понимаю, зачем. Чтобы верующие «не дай бог» не сомневались, как эти «недостойные». Как Пилат, который ошибся в своем неверии. Выгодная позиция, не правда ли – быть жертвой. Многие люди и сейчас готовы принять вид жертвы, как их кумир, чтобы все смилостивились над ними, чтобы все сжалились над ними. Мученик всегда прав. Страдает – значит, так надо. Умер – с мертвого спроса нет. Либо хорошее, либо ничего не говорить. Так и получается. С такой моралью и живем! Воспитываем не силу духа, а слабость, уча детей подставлять вторую щеку обидчику после того, как он ударил по первой. А ему нужно лишь покаяться, и бог простит его. Понимаете? Отличное пособие для одних – мазохистов, и для других – насильников. Вот так и делятся люди на два типа, сами не понимая этого. И того, что им вбивают это в голову с момента крещения, о чем их, между прочим, не спрашивают. Ведь как можно спросить грудного ребенка о том, христианин он или нет?! Никак! Нужно вложить ему веру в голову, пока он ничего не понимает, решить все вместо него. А еще, нужно вложить материальные ценности в духовные. Они же не думают, что их детей за «спасибо» крестить будут, что места их в раю бронировать не нужно! Но, что же это за религия, которая нуждается в деньгах? Я скажу. Религия, в которой бог – подделка!..
Стефан снова взял небольшую паузу. Впервые за вечер подумал, что говорит больше обычного. А Анна молчит больше обычного. И возможно ему надо было бы уже прекратить этот разговор. Но Анна вопросительно посмотрела на него, что он расценил как требование продолжить свою мысль.
- Мда… А знаете, какая еще ирония никак не выходит у меня из головы? Люди заключают брак, так ведь? Дают друг другу клятвы, что только смерть разлучит их. Женщины выходят замуж, мужчины женятся. Вот только никто (по крайней мере, лично я никого не встречал из таких людей) активно не задавался таким вопросом. Почему бог не женат? У него нет жены. Почему? Почему он себе ее не создал? Но при этом, всем мужчинам мира пожелал быть женатыми. Ни в коем случае не узрите сексизма в моей речи, я лишь рассуждаю! Так вот, этот, не побоюсь этого слова, хитрюга, пожелал всем мужчинам быть женатыми, ну, пусть не всем, скажем так, возвел в норму. А сам то зачал сына от замужней женщины! От чужой жены!..
Анна чуть не лопнула со смеху. Впервые она засмеялась от всей души, совершенно не сдерживая себя, чего ранее Стефан не видел от нее. Его приятно удивило это, он почувствовал успокоение, когда услышал смех Анны. Наконец-то, он искренне рассмешил ее, чего он, впрочем, делать не пытался. Но раз уж так вышло, он подумал, что хватит, наверное, этих россказней, поскольку совершенно не дает что-либо сказать Анне. Обычно она была ведущей их немногочисленных (пока что) разговоров. Почему пока что? Потому, что Анна не хотела, чтобы Стефан молчал.
- Насмешили же вы меня, Стефан! Ой, как насмешили! – поставив бокал с вином на стол, чтобы утереть слезы, образовавшиеся в уголках ее глаз. – Действительно, Стефан. Я тоже не встречала людей, которые задались бы этим вопросом вслух. А ведь, он такой очевидный! Почему, спрашивается? Почему люди не видят парадокс, который они сами же породили у себя под носом? Или же, почему видя его, они все равно смотрят на это сквозь пальцы?
- Солидарен с вами, Анна!..
- Нет, это я с вами солидарна, Стефан. Целиком и полностью, если что. Раз уж вы начали.
Стефану снова стало приятно. Он был услышан. Но все же, он решил для себя уже не гнуть эту линию, опять же, пока что. Довольно религии на сегодня. Ее и так слишком много каждый день, как считал он.
- Мда… В библии очень много парадоксальных, противоречащих друг другу моментов. И не мне вам объяснять, все-таки! Вы изучили этот вопрос не меньше меня. Признаюсь честно, я старался хоть немного почитать ваши труды, но не успел. Решил хоть немного рассказать о своем мировоззрении, хотя, считаю, что для вас оно весьма не ново, а мне, как преподавателю, стоящему на низшей от вас ступени научной деятельности и вовсе нетактично читать курс лекций находясь в этом прекрасном месте. Все, довольно! Прошу прощения, Анна! Я увлекся!..
- Ничего страшного, Стефан! Мне было очень инте-ресно узнать некоторые из ваших соображений.
- Спасибо, но я думаю, что курс «критика библии» на сегодня закончен, - усмехнулся Стефан, глотнув вина от жажды.
- Вы бы хотели провести такой лекционный курс в своем университете?
- Критику библии?
Анна кивнула головой.
- Ах, если бы я мог, я бы провел, однозначно! Я слышал, что в некоторых университетах Европы уже существует такая практика. Я же, к сожалению, могу критиковать библию лишь в своих статьях, и то, намного сдержаннее, чем это было здесь и сейчас. Лекции скучны. Я их читаю по утвержденному плану, в котором очень мало места для свободного творчества, хоть я и пытаюсь, бывает, найти хотя бы пару минут в теме христианства для его критики и той книги, которая продается лучше остальных, но при этом множество раз переведенная, практически не сохранившая себя в первозданном виде, лишь несколько кусочков из ранних веков нашей эры. Но все это тщетные попытки ослабить всю серьезность, с которой многие относятся к религии, к сожалению.
- Тогда, для чего вы пишете свою книгу?
- В смысле? – не понял Стефан.
- Насколько я поняла из ваших слов, Стефан, люди серьезно относятся к своей религии?
- Совершенно верно.
- Но при этом вы сами слишком серьезно относитесь к вопросу существования этой самой религии, а также к возможности опровергнуть ее истинность.
- Я не хочу «опровергнуть ее истинность», и не преследую подобной цели. Я лишь критикую ее, как одна женщина критикует другую за то, во что она одета. Понимаете? Мне не нравится то, во что обернута религия. В каких красивых фантиках ее подают, и какие на самом деле ядовитые внутри нее конфеты. Представьте меня независимым журналистом. Есть политик, который нагло врет…
Анна не смогла сдержать своего смеха снова, тем самым, не нарочно перебив Стефана.
- Прошу прощения, Стефан, за свой беспардонный смех… - видимо, представив себе это.
- Нет-нет, что вы! Я понимаю! Мне также хочется смеяться, когда я говорю об этом. Но это, пожалуй, самый простой пример, который я сейчас могу привести. Так вот. Этот политик постоянно говорит неправду. К тому же, он очень влиятельный политик, я бы сказал, с диктаторскими замашками, которому просто обязаны все верить. Но он перекручивает факты. Проводит собственную информационную политику так, как он хочет. Заставляет всех плясать под свою дудку. Часто врет. Точнее, много! Много врет! И искусно. Правдоподобно врет. Как и нужно врать для потребителей. Потребитель – народ. Народ – его главная цель, его главная жертва. Без народа он никто. Понимаете? Ему нужен народ – стадо баранов, которое он будет за собой вести своим враньем. Он будет врать много. Но раз уж он врет много, значит, бесспорно окажется такой момент, в котором он наколется. И независимый журналист, который поддавал сомнению его репутацию, изучал его, собирал о нем разные факты – с легкостью это обнаружил. Понимаете? Народ не обнаружил. А он обнаружил! И теперь он желает вывести этого грязного политика на чистую воду. Показать и доказать весь глобализм его лицемерия. И пусть народ некоторое количество времени покажется бездейственным против его системы. Но сам факт того, что они больше не будут верить ему – его уничтожит. И пусть он приносит их в жертву самому себе. Но они больше не будут в него верить. По крайней мере, в моем примере. На деле же, все наоборот. Озарение на людей не сходит…
- Бог мертв?
- Что?
- Я сейчас, почему-то, вспомнила Ницше. Ваша речь во мне вызвала такие ассоциации и мысль об идее, о вере, о воле, в конце концов, которые умирают вместе с людьми.
- Хм… что-то вроде. Пожалуй, да. Но я хотел сказать не только это… Ницшеанство, а когда я говорю «ницшеанство», то я также подразумеваю и нигилизм, пожалуй, оно сейчас актуально как никогда. Поверьте мне, пройдет лет сорок или пятьдесят, и люди вплотную подойдут к осознанию того, что христианство изжило себя, как идея, как вера, как религия. Как опиум, она уже не нужна им. Как символ – может быть. Но не больший, чем изображение Ра в египетской пирамиде. А почему, потому что, во-первых, носители религии как таковые закончились, а закончились они потому, что они стали носителями какой-либо другой идеи. Одни идеи умирают от других идей. Соответственно и боги умирают в тех искомых представлениях, которые объясняли природу изначально. Бог – это мода той или иной эпохи. Бог – это наваждение. Бог – это сон, без которого, впрочем, мы не можем. Это наш плод. И это мы – люди создали богов, а не они нас…
Стефан был уверен в том, что говорил. Это были его убеждения. Но он заметил, как его убеждения вдруг погрузили Анну в некие раздумья. Поэтому, и взял паузу, еще раз подумав о том, что, наверное, хватит уже елозить эту тему. Ведь сам сказал, что довольно. И хотел было начать снова извиняться за это, но вдруг заметил, как Анна подняла на него свой взгляд, который что-то вопрошал в ее мыслях. Словно, она хочет сейчас что-то спросить у него. Поэтому, он замер в ожидании. В нем загорелась эта профессиональная лампочка под названием «есть вопросы?» Но, в отличие от студентов Стефана, которые лишний раз руку не поднимут, чтобы задать какой-либо вопрос, Анна не стала мяться, и спросила:
- Помните, я спросила вас, Стефан, что лично для вас есть бог?
Стефан кивнул головой.
- Вы мне так и не ответили.
Теперь Стефан опустил взгляд. Было видно, он не торопил с ответом. Тщательно обдумывал его. Анна подозвала официанта:
- Прошу вас, повторите пожалуйста! – показав на бокалы с вином.
После того, как официант налил вина и удалился, Стефан с Анной переглянулись, словно молча сойдясь на том мнении, что довольно на сегодня философских разговоров. Анна решила задать вопрос полегче:
- Как вам лангуст?
Стефан кивнул головой, зажал губы, улыбнулся, и сказал:
- Прелестно!
- Правда? А мне кажется, сегодня повар немножечко сплоховал. Жестковат, к тому же, слишком много жидкости на тарелке. Обычно в этом ресторане лангусты бесподобны…
Стефан посмотрел себе в тарелку, осознав всю тщетность своих помыслов о том, чтобы хоть что-нибудь понять в «правильности» этого блюда. Решил помолчать. Подумал, что они с Анной выпили всего лишь по бокалу вина. Те, что они взяли в руки, уже были вторые. Снова задумался над тем, что Анна угощает его, поит дорогущим вином. А он… снова чувствует дискомфорт от этого… Снова Стефан напрягся, вернувшись в реальность.
- Знаете, а я лишь сейчас заметила, что на улице уже темно, - посмотрев в сторону моря на открытую террасу, сказала Анна.
Стефан также посмотрел, заметив, как луна отражается в воде средиземноморских волн, подумав о том, что когда вечер проходит интересно, то весьма незаметно подкрадывается ночь. Он не хотел себе этим льстить, но так подумал, потому что лично ему этот вечер казался интересным. И, возможно, ему и удалось расслабиться на мгновение, пока он говорил. Но сейчас он с удовольствием хотел отдать инициативу Анне. Пора бы. Всем своим молчаливым видом он показал это.
- Знаете, Стефан! Не так часто я бываю в этом ресторане, как вы бы могли подумать. Но каждый раз, когда я сижу за этим столиком в начале сентября, накануне собственного дня рождения, и смотрю на луну, смотрю на ночное море, я думаю о том, что и мечтать не мечтала о том, что буду здесь, и кем я буду… - лирично, прикоснувшись своими изящными пальчиками к подбородку, заметила Анна.
Стефан заметил нотки ностальгии в ее на секунду погрустневшем взгляде.
- Вы о детстве? - спросил он.
- Что? – переспросила Анна, что явно значило, что только что она все-таки оказалась на мгновение в своих мыслях.
- Расскажите о своем детстве. Хоть что-нибудь, прошу вас, Анна! Если вам, конечно, не составит большого труда.
- Не составит большого труда?.. – ухмыльнувшись, заметила Анна. – Детство, детство… А что, собственно, о нем рассказывать! Мне было чуть больше года, когда мой старший брат погиб на войне. Отца я не помню, поскольку никогда в своей жизни его не видела. Мать была… до определенного периода в моей жизни. А так, даже не знаю, что говорить, и есть ли смысл. Мое детство прошло в бедности и нескончаемом чувстве голода, к которому с возрастом я уже настолько привыкла, что могла не есть неделями. Так что, я не думаю, что стоит рассказывать об этом…
- Простите, Анна!
- Нет-нет! Не извиняйтесь, Стефан! Я допустила слабость, и сама не нарочно подтолкнула вас к этому вопросу. Правда, мне лучше не вдаваться в мое грустное прошлое.
Стефан кивнул головой в ответ.
- Знаете, - снова сказала Анна, но уже с большим вдохновением в голосе. – А ведь закаты все те же! Они не меняются, не смотря ни на что. В отличие от нас – людей.
«Люди не меняются» - вопреки словам Анны подумал Стефан, но вслух не сказал. Опять же, довольно философствования, особенно с его стороны. Не нужно превращать отдых в работу, как он подумал, заметив, как хорошенько Анна приложилась к бокалу вина, веря в свою истину. Решил не отставать от нее, и вкусить бордовую жилу Италии.
Прошло не так уж и много времени, как они закончили пить по второму бокалу, и заказали по третьему. Точнее, Анна снова заказала, к чему Стефан старался привыкнуть все больше. Он уже почти смирился с той мыслью, что она тратит на него деньги, а он как альфонс этим пользуется. И возможно, он бы сказал об этом Анне, поскольку алкоголь явно делал его речи более откровенными. Но и Анна становилась заметно улыбчивее, хоть и не выглядела пьяной. Стефан решил не портить вечер, а лучше вести под руку даму, которая решила насладиться этим вечером, и предложила пойти Стефану пешком, прогуляться по ночному Кальяри, что Стефан воспринял как весьма хорошую идею.
- Знаете, Стефан! – говорила Анна под стук собственных каблуков, - Я очень рада, что мы сейчас здесь, и вы поддержали мою идею пройтись по набережной. Я так люблю это место. Вам оно нравится?
- Конечно, Анна! Мне очень нравится, и я тоже очень рад! Поверьте! – убедительно отвечал Стефан, ведя под руку сеньору Роккафорте.
Какая харизматичная фамилия, как подумал Стефан. Так и представлял себе какой-нибудь великий знатный итальянский род, наследником которого являлась бы Анна. Но как она сама сказала, ее путь начинался с бедноты, поэтому, Стефан быстро бросил эти мысли, стараясь меньше думать о всякой чепухе, в чем сам себя снова корил.
Ночь была идеальной. Черная, словно нарисованная, с четкими белыми звездами на ясном небе, с чистым, с запахом моря, воздухом, такого теплого… А еще было тихо. Хоть и волны напоминали о себе, ударяясь об берег, Анна и Стефан практически забыли о людской жизни. Что есть люди. По крайне мере на эти несколько минут. Они были одни.
- Как же приятно вот так беззаботно пройтись по набережной, под руку с таким галантным, воспитанным, образованным молодым человеком. Мне словно снова двадцать два… - снова допустила себе лиричное отступление Анна.
- Двадцать два? – переспросил Стефан
- Да.
Стефан сомневался, говорить ли ему, но высказал свое предположение:
- Видимо, для вас это было отличное время…
- А для кого молодость не была отличным временем? – подметила Анна.
- Согласен. Но почему именно двадцать два? – не сдержал своего вопроса Стефан.
- Вам действительно это интересно?
- Очень. Если что, простите за то, что снова делаю отсылку к вашему прошлому. Имеете полное право не рассказывать мне, если не хотите!
Анна приостановила ход.
- Что вы, Стефан! – посмотрев ему в глаза, и чуть приблизившись. - Вы рассказали мне о том, что, возможно, было неприятно говорить.
- Ах! – смущенно припомнил Стефан нью-йоркский вечер. – Вы о Мерилу!..
- О, да! Мерилу! Из вашего рассказа я сразу поняла, что вы до сих пор очень-очень любите ее, Стефан. И знаете что? Я бы позавидовала ей в то время, пока вы были вместе! Потому, что ту любовь, которую я увидела в ваших глазах, когда вы говорили мне о ней, такую сильную, закаленную, я уверена, что ни на долю не ослабевшую, настоящую мужскую любовь не каждая женщина ощутила в своей жизни.
Стефан смутился и посмотрел в сторону моря. Анна довольно резко положила ему на плечо свою ладонь, и Стефан повернулся к ней, уже и позабывший о своем вопросе. Посмотрел в ее глаза. Ее устремленный взгляд в глубину души… превращал его в камень, застывший в глубине ночи.
- Простите меня за мою откровенность, Стефан!
- Ничего, Анна! – улыбнулся он.
- Правда, мне не нужно было этого вспоминать!
- Я так понимаю, что лучше не вспоминать и ваши двадцать два…
Они оба опустили глаза, словно одновременно поняли это. Зачем ворошить прошлое, когда его уже давно нет?..
- У вас прекрасные ночи! Здесь, на Сардинии! – снова начав ход, сказал Стефан, чтобы отвлечься.
Анна, не выпуская его локтя из своей ладони, после-довала в ногу с ним.
- Стефан… милый Стефан… Поймите вы… - все же, не сдержалась Анна, - Я стара…
- Что вы! – протестующе произнес Стефан, не пони-мая, собственно, откуда в сдержанной Анне появилась такая искренность, еще и в таком русле.
- Вы можете не согласиться, но это так, увы. Все мои мужья были стариками, старшими меня лет на пятнадцать и даже на двадцать пять, подонками… Богатыми подонками, но с нищей душой. Понимаете, Стефан? – Анна снова приостановилась, чтобы лучше разглядеть его лицо в темноте ночи. - Глядя на вас, я понимаю, как важно быть человеком в самом истинном значении этого слова. Быть человечным, верным, мудрым, порядочным, смышленым, ни за что не променявшим духовные ценности на материальные. Не быть циником. Ведь это так, Стефан! Разве нет? Деньги для вас – это ничто! И ничто без денег для вас все равно хоть что-то. Вы вдохновляете меня, Стефан. С самой первой встречи с вами. Вы вдохнули в меня это чувство, которое я и испытывала в свои двадцать два. Чувство жизни, которая еще не успела начать отравлять саму себя. Вот, что я имела ввиду, если вам все еще интересно…
Стефан не ожидал такого откровения из уст Анны. Он думал, она не ответит, поскольку уже счел этот разговор лишним, и думал, что и сама Анна так решила. А возможно, и решила, но все равно сказала это сейчас, не сдерживаясь. Что-то в ней переменилось. Прорвало. Чувства? Нет… Но что же?.. Женщина – загадка. Непредсказуема… умна… как же это увлекло Стефана именно в этот момент. Словно какая-то нить появилась между ними. Тонкая, красная… Нет! Все же, они оба достаточно пьяны! Стефан признал это. И откровенны более, чем не то, чтобы нужно было бы, а скорее – более, чем обычно, на самом деле желая этого внутри, но постоянно сдерживая это в силу каких-либо условностей. Сколько раз сам Стефан чувствовал в себе это – желание выговориться. Но, по сути, никогда этого не делал. Даже Льюису (на секунду он сейчас вспомнил о нем) он рассказывал не абсолютно все, что переживал. С одной стороны – не правильно, по отношению к дружбе Льюиса, взаимоотношениям между людьми; с другой стороны – никому твои эмоции не нужны, что ты там чувствуешь у себя внутри, сердце лишь орган, и каждый сам себе вытирает сопли, как только начинает ходить самостоятельно. И Стефан метался… метался между этими двумя истинами, которые порождали в нем жестокий спор.
- Я… - хотел он что-то начать, пусть и неуверенно, но Анна резко его перебила, даже не заметив, что сделала это.
- Ах, черт! – выкрикнула она, шлепнув себя по шее. – Ненавижу сентябрьских комаров! Они такие злющие становятся перед наступлением холодов! Чем руководствовался Ной, когда позволил жить паре комаров на его ковчеге?
Стефан усмехнулся и вежливо сказал Анне:
- Я думаю, нам пора домой, - оттопырив локоть, чтобы Анна взялась за него снова, после чего они весьма быстро дошли до имения, и разошлись по своим комнатам, сбросив с себя элементы верхней одежды, каждый улегшись в свою кровать, держа в голове последний разговор перед полуночным сном.
***
Стефан проснулся от утренней жажды воды и при-родной нужды одновременно. После того, как он утолил и то и другое, он вышел в коридор, затем прошелся по залу. Хотел ненавязчиво увидеться с Анной, поздороваться, но не надоедать ей. У нее ведь тоже должно быть личное время. Но встретив Серджио, который сказал Стефану, что Анна загорает у бассейна на террасе, он подумал, что она может ждать его там специально. Серджио намекнул на это своим тоном. Стефан пошел к ней.
В комнате Анны дверь не была закрыта на замок. Еще один признак того, что она не против того, чтобы Стефан входил к ней. Посмотрел сквозь стеклянные двери, увидел белый лежак у бассейна, и Анну на нем. Точнее, он лишь видел ее голову сзади, прикрытую маленькой пляжной шляпкой. Он ступил на террасу. Стал приближаться к ней со спины. По-другому не получалось. Видел, как золотела ее кожа под мягкими лучиками солнца, и как мало тела прикрывали элементы ее открытого красно-белого с черными полосами купальника без плечиков. Стефан старался не таращиться на ее ноги – фетиш, который он никогда не мог в себе преодолеть. Тем более, что на такие ноги, как у Анны, не смотреть была весьма сложно.
Оказавшись в поле ее зрения, он не понимал, видела ли она его сейчас, поскольку подошел он тихо, а на ее глазах (которые могли быть закрытыми) были большие солнцезащитные очки с белой оправой. Он чувствовал себя неловко. Уже и забыл, зачем пришел сюда, смотря на блеск ее золотистой кожи, которая еще вчера казалась Стефану довольно светлой, даже белой, что нашел весьма странным для себя. Неужто, Анна склонна к таким резким метаморфозам? Она умеет быть разной, об этом он сейчас подумал, признавая.
- Как ваша голова, Стефан? – спросила Анна, пошевелив лишь губами, продолжив обездвижено лежать, с лицом, направленным в сторону солнца.
- В этот раз намного лучше! А вы как себя чувствуете, Анна? – не сдвигаясь со своего места, ответил Стефан. - Ваша не болит?
- Нисколько, - все также, не сдвигаясь с места, даже на чуточку не повернув своей головы, ответила Анна, после чего, словно отмерял и выждал нужного момента, вошел Серджио.
В его руках был поднос, а на нем стакан воды и таблетка алкозельцера, с чем он и подошел к Стефану.
- Выпейте, если чувствуете, что нуждаетесь в этом! – сказала Анна.
Стефан протянул свою руку, схватил таблетку, бросил ее себе в рот и запил. Очень быстро. Словно не хотел спорить с заботой Анны, которая, наверняка, подумала об этом еще вчера вечером. Будто знала его много лет…
- А это что? – спросил он, увидев на подносе листок, напоминающий небольшой буклет, который предложил ему Серджио.
- А вы берите. Не стесняйтесь, – сказала Анна, по-прежнему не поворачивая головы, после чего Стефан взял буклет, а Серджио быстро оставил их наедине. – Завтра в Неаполе должен пройти шикарный бал. Это ваш пригласительный билет.
- Пригласительный? – повертев его в руке, рассматривая, переспросил Стефан.
- Я не посещала его уже три года. Я уверена, что вы меня не подведете, и составите мне достойную компанию, Стефан.
- Я… - «не умею танцевать» хотел сказать Стефан, в тот же момент почувствовав стыд.
- Вы, что? Только не говорите мне, что не умеете танцевать! – словно прочитала его мысли, сказала Анна, после чего, наконец-то, повернула свою голову, заметив, как смутился Стефан, – Вы серьезно? – читая его взгляд, спросила Анна, приподняв очки. – Не говорите мне этого! Я просто не поверю в то, что такой галантный кавалер не сможет станцевать медленный вальс!
Стефан почувствовал, что хочет напиться. Анна смотрела в его лицо, и понимала, что это так и есть. Стефан не умеет танцевать. По крайней мере, он в этом уверен. Она рассмеялась. Так искренне, что Стефану стало еще постыднее от той мысли, что на бале может выглядеть как полено. Но не пойти он не может. Не позволит себе такой дурной тон.
- Я быстро учусь! Я обещаю, что не опозорю вас! – с улыбкой сказал он, чем рассмешил Анну.
С одной стороны, она хотя бы с юмором это восприняла, уже не плохо.
- Ах, Стефан! – с улыбкой произнесла она. – Не нужно громких обещаний. Ваша скромность куда естественнее и привлекательнее, поверьте.
- Простите!
- Может быть, вы хотите выпить? Похмелиться? – спросила Анна.
Стефан не хотел признаваться, но он бы выпил.
- Может быть, джин? – спросила Анна.
- Джин? – переспросил Стефан.
- Да, сегодня утром мне привезли две бутылки отличного английского джина из лимитированной серии, который я обычно заказываю. Мне его привозят раз в месяц. Для разнообразия, сойдет, – заявила Анна, чем очередной раз удивила Стефана.
А он удивлялся сам себе, поскольку всегда думал, что никто не сможет его ничем удивить. Анна же не переставала этого делать. Что-то странное началось в его жизни… определенно…
Но выпить он хотел…
- Не откажусь, - с улыбкой принял предложение Анны Стефан, с ужасом подумав о том, что до сих пор не знает, что же подарить ей на день рождения.
Морган Роттен © Богоубийство (2016-2017гг.)