Завтра я умру 16

Игорь Срибный
16
     Антон вошел в палату и остановился у двери, чтобы перевести дыхание.    
     Дина, шкодливо, по-детски улыбаясь, протянула к нему обе руки, маня к себе.
     Антон шагнул к кровати и, увидев под расстегнутым воротом халата белый треугольник тонкой шеи девушки, затрепетал сердцем.
     Дина дурашливо стукнула его ладошкой по руке, когда он потянулся к ее теплой шее, и тут же поцеловала обиженное место и прижалась к руке щекой, прикрыв глаза в сладкой неге.
     Интересно, что она видит в темноте, когда смежает во время объятий и поцелуев веки? А может, она как раз ничего и не хочет видеть – только чувствовать? Это его – мужчину в первую очередь привлекает внешняя оболочка, а не внутренний взрыв. И человечество, к сожалению, сдалось на милость сильного пола, ибо гигантская индустрия моды,  парфюмерии и косметики работает лишь на то, чтобы женщины привлекали мужчин, в первую очередь, своим внешним видом.
     Но сейчас Дина и Антон не предавались размышлениям о сущности женской привлекательности и самой природы любви. Они ластились в объятиях, порой мешая друг другу, потому что одновременно желали проникнуть поцелуями в самые нежные и сладостные уголки тела. В такие моменты летят в тартарары всякие условности и запреты, вызванные болезнью, да и сама болезнь – ничто по сравнению с прикосновением к желанному телу и ощущением внутренней дрожи… Время исчезает, мир исчезает…
     То, что происходило сейчас с ними - это и была настоящая жизнь! Антон и Дина прекрасно понимали и принимали это. Наслаждение на грани с болью. Радость с толикой отчаяния. Сплетение бытия и небытия. А потом они одновременно почувствствовали приближение того сладостного мига, когда по телам пробегает дрожь, и тела расслабляются в неге…
      - Ты любишь меня, Антон? – спросила вдруг Дина, когда их тела разъединились в изнеможении.
     - Милая моя, - Антон ласково прикоснулся к руке девушки. - Три слова, произнесенные когда-то впервые каждым из нас, три слова - «я тебя люблю» - они не оставляют места для вопросов… Потому что это - окончательный ответ на все вопросы. Любовь — то же самое, что и жизнь. А по жизни ты можешь идти вперед или назад. Стоять на месте нельзя. У каждого из нас есть дар любви, но любовь — она ведь как драгоценное растение. Ты не можешь просто принять ее,  поставить в угол и думать, что все происходит само по себе. Ты должен каждый день поливать ее. Ты должен по-настоящему заботиться о ней и развивать ее. Иначе, она зачахнет. Да, Дина, я очень тебя люблю! И никогда, слышишь, никогда не оставлю тебя. До самого своего смертного часа!
     - До того момента, когда я впервые осознал, что люблю  тебя, - продолжал Антон, -  и понял, что такое любовь, я был только больным телом. Хлеб, суп, химия, капельницы, уколы — вот что составляло все мои планы на день, а значит, и всю мою жизнь. Может быть, я был даже не телом — больной головой… Лишь по медпроцедурам я чувствовал, как проходит время. Но потом я узнал тебя и для меня ничего, кроме любви, в этой жизни уже не существовало. Кто-то из великих писателей сказал, что с любовью жизнь имеет цену, без нее — не стоит ломаного гроша.
     - А когда ты понял, что влюбился? – спросила Дина, теснее прижимаясь к Антону.
     - Ты шла с мамой по коридору, и я, увидев тебя, вдруг почувствовал, что время остановилось… Я смотрел в твои карие глаза, смотрел на твои губы, словно не знающие, что бы им сделать: оставаться сомкнутыми или дрогнуть в улыбке, и я в один миг уразумел самую важную часть того языка, на котором говорит Вселенная, и который все люди постигают сердцем. Она называется Любовь, и она древнее, чем род человеческий. И она своевольно проявляется, когда встречаются глазами юноша и девушка – вот так и случилось, что случилось с нами.
     - И мои губы решили, наконец, улыбнуться… - сказала Дина. – Я ведь тоже в тот момент поняла, что передо мною – мой суженый. Я была уверена в этом! Знаешь, я прочла множество книг о любви, и знала, что всегда один человек ждет и ищет другого – свою пару. Но не представляла как это бывает в реальной жизни… А когда глаза наши встретились, тогда, в коридоре, для меня потеряло значение и прошлое, и будущее, существовала лишь та минута и невероятная уверенность в том, что моя душа отыскала душу-близнеца, и что пути наши сойдутся.
     Несколько часов этой незабываемой для обоих ночи пролетели так, словно они пребывали в другом измерении. Это был волшебный мир нежных прикосновений и взглядов, которые повергали в небытие рассудок. К утру они обнаружили, что не знали о сексе ничего. Что за нелепыми запретами, комплексами, порожденными болезнью, самоограничениями, они до этой ночи не познали целую, пусть и небольшую, вселенную, которая, оказывается, была так близко. И Дина с огорчением думала о том, что воздвигла барьеры изо льда вокруг своей чувственности, отгородилась заборами от собственной страсти так, что непостижимым казалось  –  как за одну короткую ночь Антону удалось сотворить с нею такое… Они лежали на скомканной простыни, и она никак не могла понять, что сделал с нею Антон; как, каким образом он смог пробиться к ней, достучаться в запертую, казалось навсегда, дверь, проникнуть внутрь, разбудить в ней женщину и погрузить в этот мир настолько, что она сама себе казалась тающим в густой сладкой жидкости розовым леденцом, вся поверхность которого стонала и плавилась от нежности и счастья?! Антон за одну ночь разбудил ее тело, научил говорить с ним на одном языке и получать от него наслаждение… Что ж, наверное, ей повезло. Или наоборот… Но, Господи, какое же это счастье – прильнуть устами к его устам, замереть в его объятиях и видеть его потом, когда ты вся, изнемогшая, вся отдавшаяся ему целиком, покоишься на его груди, а глаза, его и твои, затуманенные упоением страсти, тонут друг в друге…
      И сейчас, когда их ночь подходила к концу, они с каждой новой минутой  приближались к реальности, подстерегавшей их в сумерках палаты и бесконечного коридора, по обеим сторонам которого располагались такие же, переполненные болью и страданием палаты, и колдовство постепенно рассеивалось, оставляя после себя лишь болезненное желание и беспокойство, которому не было названия. Имей Дина хоть какой-то опыт в общении с мужчинами, она бы, безусловно, поняла, что ее попытки сдерживать эмоции и обрести благоразумие были лишь жалким отголоском той бури, которая бушевала в душе Антона...
     В шесть утра Антон поднялся и стал медленно одеваться.
     Он шагнул к окну, застегивая пуговицы пижамы, и несколько секунд зачарованно смотрел на танец дворников, неторопливо и с таким тщанием орудовавших метлами, словно они взялись вымести со двора клиники и детской площадки все до последней пылинки, оставленной там всеми поколениями больных детей, что прошли когда-то через этот двор.
     Дина тихо подошла и встала рядом.
     - Они выметают со двора прошлое… - сказал Антон, вздохнув. – Всю пыль, оставленную раньше сотнями таких же бедолаг, как мы с тобой.
     - Я нисколечко не страдаю о своем безболезненном прошлом! – Дина прижалась к плечу Антона. – Я вообще думаю, что к прошлому надо относиться безжалостно и спокойно.
     - Наверно, ты права, любимая! – Антон обнял девушку и ласково поцеловал ее белое, будто фарфоровое ушко. - Те удары из прошлого, которые нас убивают, не имеют значения. Имеют значение только те, после которых мы выстояли и живем. И будем жить!
     Антон ушел, а Дина еще долго стояла у окна, слушая нервную музыку просыпающегося города, сплетающуюся из подвывания ветра в антеннах домов, истерического лая какой-то собаки, шуршания шин по мостовой, скрежета трамваев по замерзшим рельсам, металлического грохота грузовиков. И все то, что сейчас находилось извне, за окном палаты, - глухой мрак подворотен, лиловое молоко уличных фонарей, освещающих асфальт неживым светом, низкие рыхлые небеса, по которым бессовестно шарятся цветные неоновые пальцы магазинных вывесок, колючие звезды, косо выглядывающие из-за туч, нарезки желтых окон домов, за которыми проходит чья-то жизнь, пестрые клочья рекламных щитов – все это тяжким грузом давило на ее плечи, приземляя.
     - Прощай ночь, пьяная от любви! – прошептала Дина и, совершенно обессиленная, рухнула в постель…