Рыбалка

               
Они договорились свечера, приготовили жестянки-банки, (с под гвоздей взяли), накопали червей, тихо встали утром, с петухами - Санькины на деревне первыми поют.  Туман стоял еще, зябкость, роса на траве, а они босые, в портах, шнурками подвязались и пошли к реке.
Артём да Санька по соседски жили, маленькие ещё, (Санька постарше), с ципками на руках от холодной воды, а глаза у обоих голубущие, и щеки румяные, обветренные тоже, веснушками ещё присыпаны.

- Сиди, Буян, тихо, тихо, - псина приняла Сашкину ладошку, ткнулась, облизала её, и постояв, пошла в конуру, шумно улеглась.

Санька  говорил - "Лодку отвяжем, поплывем, наловим рыбы, да вернёмся, мамаша чтоб не знала"..

- Лыбы наловим, - повторял Атремка, не выговаривал ещё.

 Санька вообще, молчун, но все видит, соображает. И хозяйственный, хоть и папки нет, сам лодку отвязал, банки поставил, верёвку, червяков, ещё кирпич тяжёлый обвязал. И картошки взял, поесть.
А хор стоит из кузнецов и лягушек, красота! Солнце горит, ещё внизу, не поднялось, красное, как яблоко.
Уселись в лодке Артём с Санькой, равновесие выдержали, оттолкнулись, палкой, она хороша вошла в ил и так хорошо поплыли с солнцем вместе, что веснушки заиграли на мордахах, а вокруг кувшинки, жёлтые такие, и лилии белые, красиво!
А потом кувшинки кончились и река как разлилась, раздвинулась вширь, и стало, как-будто просторно, страшно...Я

Решили до середины доплыть, а там кирпич закинуть на дно, и ловить себе.
Сашка грёб, смотрел на реку, на красоту вокруг, серьёзный, а Артемка, по сторонам и в лодку.

- Саня, а лодка-то дылявая, - сказал Артемка.

Саня оставил вёсла и уставился на дно лодки, молчал, думал, и словно воздух кончился, только туман, и страх.
И вода стала прибывать в лодке, наполняться, как будто кто затычку в ней вытащил.
Начали они вычерпывать, сначала пустой банкой, потом червяков на дно высыпали и другой черпать. А вода не уходит. Они и ладошками, засуетились ещё, испугались. Глубина большая, знали, и до берега далеко, страшно.

- Давай кричать, - сказал Санька, глядя на берег.

Они начали кричать.

- Ээээй... Аааааа.. - кричали  они.

Но стояла тишина, туман, белесый, как снятое молоко, и тишина, и звон от этой тишины.
Артёма захлюпал, потекло с носу, а Санька  молчал, думал. Потом сказал:

- Глыбоко тут.. Точно потонем! Давай сначала я потону, я тяжелее. - Санька совсем серьёзный стал. -  А ты, ежели доплывешь - мамке  скажешь, чтоб не  убивалась.
                У Артемки все губы от страха белым пообметало, и тряслись, от этого страха, не от холода.

Он кивал, кивал, и ещё сопли полились, и слезы, и он не размазывал, смотрел только.
Санька весь выпрямился, лодка чуть ушла уже в воду, низко, он взял картошку и стал есть её.

- Ты обещай, Артемка, репей больше моей Анютке в волоса не кидай, - говорил он, всхлипывая уже, и вытирая рукавом щеки, откусывал картошину, размазывал по рту.

- Не буду,- поскуливал Артемка.

- А тонуть буду, ты меня не спасай, а то сам утопнешь.

Артемка плакал, натянув рубаху на голову, и плечики его ходили ходуном от всхлипов. Штаны были у них уже мокрые, банки плавали в воде, выползли червяки, почуявшие свободу.

- Ты, Артемка, ежели доплывешь, должен будешь жениться на моей Анютке. Она хорошая. Пойдёт за тебя замуж. - Буяну поесть давай, и гладь его. Он любит.

Они обнялись, прижались к друг другу, вцепились друг дружке в рубахи.

- Ты, Артеха, друг мой. Тонуть буду - ты не жалей... не цепляй.

В реке билась рыба. Всплескивала. Рыбы было много, наверное, щуки играли.
Дед говорил, что любят щуки поиграть, хвостом бьют.
Артеха вспомнил деда, как тот чинил ему башмаки, и заплакал, завыл в голос. Так захотелось тепла, печки, чтоб в доме, и чтобы щука жарилась, шипела.

Вдруг на берегу далеко кто-то замаячил, фигурка, что ли.
Темная, как вырезанная из чего, яркая, она двигалась, как-будто танцевала, потом появились ещё фигурки, они тоже танцевали, потом маленькая такая точка появилась, потом все как-бы соединилось в одно, в одну кучу, и замерло.

Их, мокрых, достали с лодки, пересадили на другую, накинули пальтухи и везли молча. А дома рубахи выжали и в баню, на полок, хлестали сильно по спинам, по лопаткам, приговаривали - вот дурни, вот дурни, вот батька приедет, вот уж всыпет, вот удумали, это  Буяну своему спасибо скажите, лай какой в деревне поднял!
Напарили ребят, в сухие рубахи одели, чаем поили две мамки,  да Анютка, а они чай горячий напивают, согреться не могут, и глаза ещё перепуганные, а Анютка, видно, тоже переживала сильно, глаза красные. Плакала, значит.
Санькина мать сидела молча, прямая, с двумя морщинками-дугами возле рта, и смотрела на Саньку.

- Женюсь, - думал Артемка. Дед дал ему затрещину, и выкрутил ухо, и оно горело. - Все равно женюсь, думал он, и швыркал носом..