Берега Геленджикской бухты обживались со стороны восхода солнца вдоль речки Су-Аран, собирающей влагу из-под горного перевала в трёх километрах от моря. В послевоенные пятидесятые годы пологое место под Маркотхским хребтом застраивалось саманными домишками, преимущественно колхозниками, выращивающие табак, овощи, фрукты и виноград на разбросанных по территории плантациях. Граждане разных национальностей обзаводились детьми, обучаемых в школах, переоборудованных из храмов. Я проживал в центральной части городка у пляжа. Летними каникулами навещал родственников матери имеющих четыре загородных подворья. Заинтересованный пообщаться с роднёй, вышагивал два километра по грунтовой дороге вдоль речки. Сквозное шоссе, используемое для прогона стада коров и коз на горное пастбище, покрывалось коркой засохшего помёта, выравнивающей щебёнку. Бугристая пешеходная тропинка вдоль покосившегося штакетника, огораживающего садово-огородные наделы, прикрывалась кронами фруктовых деревьев.
Посещал добросердечных родных, заходя к бабушке с дедушкой, далее объедался черешней и вишней в саду одинокой тёти. В крайнем домике за овражистой речкой, через бревенчатый мостик, поджидал друг старше меня на два года. Глиняный домик без фундамента с драночной крышей над двумя комнатёнками, вросся в землю обширного огорода.
Хозяин – колхозный кузнец Пётр Магилат, гордился своими предками, прибывшими с первыми Екатеринскими переселенцами. Его жена – сестра моей матери, принимала меня в любое время. В благодарность я с удовольствием выполнял работы в огороде. Помогал ухаживать за сотнями кроликов содержащихся в сарае и загонах между забитыми в землю кольями. С братом совершали поездки в окрестные луга и за шесть километров на реку Адерба для заготовки травы, доставляемой в мешках, привязанных к велосипедам. Большого труда стоила бесконечная переноска воды вёдрами из знатного колодца в конце участка. Колодец со старой глубокой каменой кладкой одаривал кристальной, ледяной, оживляющей водой. Колодец был доступен для соседей с проходом в короткий переулок, поперёк дороги через речку с притоком мелкого ерика. Оба конца переулка заросшие ожиной упирались в колхозные виноградники.
По окончанию уборочной страды, детвора лакомилась сахарным изюмом. Меня больше привлекал аромат ежевики. Овощи и фрукты собранные нами, ранним утром в кошёлках относились на базар, где хозяйка торговала до полудня.
Ребята собирались на поляне вдоль речки между дорогой и огородом Магилата. Мой друг и брат Коля не притеснялся родителями, всё умел делать, знал окружающую природу и способы выживания в ней, приглашая в лесные и морские походы. Организовывал на поляне игры: чалдык, лапту, ловитки, прятки, продолжающиеся до полуночи под стрёкот сверчков и подмигивающие фонарики светлячков. Солнечным днём ковёр разнотравья благоухал пахучей жёлтой ромашкой, расцвечивая поляну голубыми васильками и цикорием, белыми лепестками кислицы с вкраплениями красных маков. Гудели рои насекомых, потрескивали кузнечики. Пырей, мятлики, клевер манили растянуться на мягком покрывале, разглядывая бездонный небосвод с вечера заполняемый искрящимися звёздными бриллиантами. В полнолуние огромный улыбающийся лик всходил над Маркотхским хребтом, таинственно серебря журчащую речку, высвечивая бегущего ежа и порхающих летучих мышей.
Отсутствие электричества, радио, телевидения и игрушек, восполнялось уличными сходками ребятни, без национальной розни. В предгорном районе улицы Островской заводилой являлся Коля Магилат – хозяин придомовой поляны, оставивший неизгладимый след в моей душе.