***
Читайте ребенку красивые книги с картинками!
Мазаная хата, крытая соломой, занесена под застреху снегом. На окнах мохнатый, как заячья шерстка, куржак. Мы с сестрицей лежим на духмяной печи, и мама вслух читает нам большие, в темных переплетах, книги с сотнями рисунков. Мы слышим и видим, как мчит на чёрте в Санкт-Петербург кузнец Вакула, чтоб испросить у царицы черевички для своенравной Оксаны. Замираем от страха, представив, как мечемся в церкви с Фомой и летающим гробом. Увидев наши широко раскрытые глаза, мама говорит: «Закончу «Вия» в другой раз, а то вы не заснете». Раскрывает другую книгу, и через минуту мы с сестрой смеемся над обжорой Гаргантюа. Да, Гоголя в России издавали щедро. Но откуда в наших выселках, в окраинах Михайловки, вдруг появилось старое издание Рабле с гравюрами Доре, с Пантагрюэлем и Панургом!
***
Я впервые попал в книжный магазин Михайловки с названием «КОГИЗ», едва научившись читать «по складам» – лет в пять. И сразу был пленен сладковатым типографским запахом, и захотелось вдруг всё это пиршество из книг перенести к себе домой, чтобы все дни, а то и ночи напролет читать, разглядывать и вновь читать, читать…
Первые копеечные книжки с рассказами Тайца о командире Котовском и со стихами Барто, Маршака и Благининой мне покупали родители. Я их «проглатывал» быстро, потом читал вслух друзьям. Писатели казались мне волшебниками. Я вырезал из книжек их портреты и складывал в картонный коробок из-под галош. Потом стал вклеивать всю эту галерею в серенький альбом для рисования, где на листах встречались мелкие древесные опилки. Когда я под портретами подписывал фамилии писателей, перо цеплялось за опилки и чернила расплывались в кляксы.
***
Все гривенники, что мама давала мне в школу на пирожки, я тратил на книжки. А еще на портреты писателей, композиторов, художников, ученых – на открытках, марках и значках. Я благоговел перед великими людьми. Не вспомню тех, кто подарил мне первые коньки-«снегурочки», которые прикручивались к валенкам пенькой, или резиновый двухцветный мяч. Зато осталось в памяти, когда директор клуба Зевакин протянул мне конверт с маркой, а на марке – портрет красивого мужчины с длинными волосами: французского художника Пуссена. Я завтра уже был в библиотеке и отыскал в пудовом томе из «Истории искусства» биографию Пуссена, впитал в себя его прекрасные картины.
И как не вспомнить Витю Рыбкина – он был старше меня на восемь лет, играл на сцене, хулиганил, выпивал. Увидев, как я замер у киоска в центре слободы перед наборами открыток с композиторами и учеными, он просто так, от щедрости души, взял и купил их для меня на два рубля! О, это было пиршество! Я знал десятки, сотни замечательных людей по их портретам, силуэтам, мог без труда назвать их сочинения и достижения и даты жизни. С каким же удовольствием я смаковал вслух каждый слог и каждое сплетение согласных звуков: «Кристоф-Виллибальд Глюк, Мигель Сервантес да Сааведра…».
***
Открытки и марки, как детство, ушли, порассыпались где-то в чужих сундуках. Но на всю жизнь осталась любовь к книгам.
Я разгружал машины в книжных магазинах, чтоб получить за труд заветный том. Стоял за книгами в ночных очередях в Железногорске. Бывая в разных городах Советского Союза, я никогда не приезжал домой без книг.
Вёз нелегально из Парижа карманные тома Солженицына и Библию, поэтов-эмигрантов и «Псалтырь». И, чтобы не попасться на таможне, разыграл перед проводниками сцену о тесте с тещей, ждущими меня на сенокос, отдал им «воняющий клопами» коньяк «Наполеон» за родненькую водку. Всё дело в том, что я заметил, едучи во Францию, как «стюарды» втихую сунули таможенникам письмецо, куда тем надо заходить.
Номер «Простофиля» удался! В Бресте у меня спросили лишь одно: везу ли я с собою рыбу или мясо. Я предъявил таможне колбасу. Они, сказав «нельзя», хотели положить ее в корзину, но я не дал: впился зубами в палку сервелата, и на глазах у ошарашенных таможенников всю сожрал. Какой там нелегал! Пять чемоданов вез – и не в один не окунулись. И книжечки запретные домой пришли, на стеллажи.
***
Сегодня у меня в библиотеке тысячи томов. О каждом экземпляре я могу рассказывать истории. Вот, например, учась в пединституте, в Курске, я приобрел в букинистическом отделе три книги из зеленого пятитомника Ивана Бунина, впервые изданного в СССР. Но где же взять еще два тома?
Через полгода я в стройотряде возводил коровник в Беловском районе. И в сельской библиотеке обнаружил четвертый том – он был один-единственный из этого собрания, и даже не разрезан до конца. Библиотекарша с великой радостью вручила мне его за два советских детектива. А через год я был на свадьбе у сестры в городе Усмани и там, в библиотечке у сватов, вдруг оказался пятый том, и тоже одинокий! Таких счастливых случаев я мог бы привести десятки. Подозреваю, что и книжный бог благоволил ко мне.
***
Ненавидя воровство, я все же иногда брал книги, которые лежали плохо. Не у людей, помилуй Бог, не в магазинах. И не ради корысти, а из-за обиды на равнодушных невежд.
Как, например, с такою бешеной любовью к книгам я смог бы не залезть в библиотечный склад перед сожжением десятков тысяч книг. Мы с другом спасли только сотую часть приговоренных к смерти томов – об этом я писал в рассказе «Книголюбы». Но если бы кто-то застал нас с мешками в ту ночь, не миновать бы позора. Хотя жечь книги – это государственный позор.
Случались у меня на почве библиофильства и конфузы. Как-то зимой шел в Курске по улице Ленина и вдруг увидел через раскрытую дверь в одном из домов огромный книжный завал. Все тома, как на подбор, были объемными, как силикатные кирпичи. «Наверно, списали, иначе бы кучей не бросили, - подумал я. – Значит, или в печь пойдут, или в макулатуру. А попросить – так просто не дадут».
Оглядевшись, я рванулся к книжной горе, схватил увесистый том Джека Лондона, и сунул его в холщовую сумку. Потом уходил подворотнями к скверику у пединститута. Там остановился, достал книгу, раскрыл и… обомлел. На листах вместо букв были дырочки. «Это же книги для слепых! Обидел обиженных, идиот», - отругал себя.
Пришлось возвращаться к дому с раскрытой дверью, где я наконец-то заметил вывеску «Библиотека для слепых». Джек Лондон лег в общую кучу.
***
Иногда меня спрашивают:
- Ты всё из своего домашнего собрания читал?
- Конечно, нет.
- А жизни хватит, чтобы прочитать?
- Навряд ли.
- Зачем тогда тебе так много книг? Оставь необходимые, другие подари, продай.
- Нет, не могу. Они напоминают мне о счастье обретения. Они – мгновенья моей жизни. В конце концов, их полюбили мои дети.
- Но есть же Интернет, где можно всё найти, причем дешевле.
- Я не согласен. Книга в Интернете – как высохшая муха в паутине. Она мертва, бездушна именно как книга.
- И что ты можешь предложить, чтоб не исчезли книголюбы?
- Читайте ребенку красивые книги с картинками.
Январь 2010 г.