Я кладмен.
Так обычно называют людей, которые делают закладки. К этому отчаянному решению я пришёл несколько недель назад. Теперь я постоянно одержим паранойей, которая заставляет меня оборачиваться по сторонам и вздрагивать от каждого шороха. Каждый раз, когда я иду на дело, я понимаю, что ничем хорошим это не закончится, что всё это — не более, чем бегство от самого себя. Тем не менее каждый вечер я нахожу подходящее место и делаю закладку. Каждый вечер я делаю одного человека чуть более счастливым.
Но обо всём по порядку.
***
Некоторое время назад я работал консультантом в одном из книжных своего города. Работенка была не пыльная — переставлять с места на место книги, раскладывать пестрящую разными цветами канцелярию и консультировать ворчливых покупателей. Замечали, что большинство историй, в которых главные герои доходили до крайностей, начинались с того, что они были простыми людьми — офисными клерками, консультантами, менеджерами по продажам? Людьми, которых бытовуха вскоре съела с потрохами, не оставив даже косточек. В один день они сорвались с цепи, выпустили своих демонов наружу и стали тем, кем стали. Возможно, эта история одна из таких.
За час до конца рабочего дня я стоял возле канцелярии и рисовал в небольшом блокнотике, предназначенным для росписи ручек, всё, что придёт в голову. В этот раз я пытался нарисовать зайца, который покидает эту планету на воздушном шаре. Как бы я хотел быть на его месте. Я брал ручки разных цветов и молча черкал линии, уставившись в блокнот.
— Слышала, вчера по новостям говорили о подростках, которые избивали и мучали собаку? — стоя у кассы я краем уха ловил диалоги заведующей и кассирши.
Заведующую звали Юлей. Это была стройная женщина чуть за тридцать с прической как у Эдны из «Суперсемейки» и чуть выпученной вперёд верхней губой. Двумя передними зубами, которые бросались в глаза когда она говорила, она больше напоминала бобра.
— Да что ты, — удивляется кассирша, — это ужасно. Куда катится этот мир, если даже дети способны на такое.
У моего зайца на рисунке появились уши.
— И наверняка им всё сойдет с рук. Завтра они могут пойти и точно также убить человека, а после со спокойной совестью лечь спать.
Я начал закрашивать красным нарисованный воздушный шарик.
— Да. Отморозков полно. Да вон, к нам каждый день заходят школьники, которые то книги выносят, то полные рюкзаки канцелярии. Или наркоманы. И фиг ты что с ними сделаешь.
— То-то и оно…, — она делает небольшую паузу, — так! Юный Пабло Пикассо, — окрикивает она меня, — нам эти ручки ещё продавать.
Я резко повернулся и улыбнулся, пойманный с поличным.
— Всё, всё, — сказал я, резко вырвав из блокнота листок с рисунком и спрятав его в карман, — прошу прощения.
Рядом с Юлей и кассиршей сидела Настя. Ещё одна работница магазина. На ней — зелёная футболка с названием магазина, потёртые джинсы и кроссовки. Её короткие тёмные волосы были собраны в небольшой хвост. Я бросил на неё взгляд и слегка улыбнулся. Её алмазного цвета глаза смотрели даже не на меня, а куда-то вглубь. Она изучала меня, словно редкий экспонат на выставке. А после, не отводя взгляда, улыбнулась искренней улыбкой.
Пожалуй, с этого взгляда всё и началось.
***
Тогда мы ещё даже не были толком знакомы. Света, та самая кассирша, представила нас друг другу за несколько часов до той улыбки.
— Это Ян — новый стажёр, — она показала на меня рукой и поправила очки, спадающие на нос. У неё были длинные рыжие волосы и уже проступающие на лице морщины, — Ян — это Настя.
— Очень приятно, — кивнул я.
— Взаимно, — быстро ответила Настя и убежала расставлять книги.
Всё, что я понял за два дня стажировки в том книжном, что здесь до невозможности скучно. Изо дня в день мне приходилось раскладывать ластики, ручки, наклейки и прочую ерунду, на которую ведутся дети.
— Ян, давай разложим вон те стикеры, а то я сейчас усну, — говорила заведующая, закатывая глаза и подходя к канцтоварам.
— Может кофе?
— Не помогает мне твой кофе, — устало говорила она, — а заняться чем-то надо. Может, хоть красиво сейчас всё сделаем.
И следующий час мы убивали на то, что перебирали ластики в виде ананаса, кусочков лего, мороженого, кактусов, айфонов, с рожицами, с черепами, с котятами и прочим, строили пирамидки из самоклеек и ровно раскладывали бумагу для рисования.
— Ну что, — улыбнулась Настя, когда я сел с ней за кассу, — нравится тебе здесь?
— В целом неплохо. Скучно, но атмосферно, — ответил я, скрестив пальцы, — чувствую себя героем книги.
— Какой книги?
— «Похитители жвачки» Коупленда. Не читала? — я поднял на неё взгляд, сидя на маленьком неудобном стульчике.
— Нет.
— Она о канцелярском магазине «Скрепки», который стал для двух героев последним пристанищем, тихой гаванью, где они тратили свою жизнь ни на что. Сорокалетний писатель и двадцатилетняя девочка, мечтающая о смерти, которые ненавидят друг друга. Изо дня в день они перебирали канцтовары и размышляли о своей жизни. Тоже слегка скучно, но атмосферно.
— А причём тут жвачка? — улыбнулась Настя, убрав прядь тёмных волос за ухо.
— Ну, единственное, на что были способны эти люди — стырить жвачку из магазина. Не то что бы она была им очень нужна. Просто они хотели почувствовать бунт, протест, что-то в этом роде.
— Я один раз тоже украла жвачку из магазина, — засмеялась она.
— Правда?
— Я тогда была с подругой, и как-то, стоя у кассы, взяла жвачку и положила её в карман. Не знаю, зачем я это сделала. Я была маленькой и глупой. И, в общем, мама, когда увидела жвачку, начала выяснять, откуда у меня на неё деньги. И я ничего лучше не придумала, чем сказать, что мне её кассирша подарила.
— Кассирша подарила? Ты серьёзно?
Она истерично засмеялась и посмотрела на меня.
— Ну так я же глупенькая была. Ничего лучше мне в голову не пришло. И что ты думаешь? Мама начала спрашивать что за кассирша и в каком магазине.
— И чем всё закончилось?
— Да ничем, — отмахнулась Настя, — в магазин мы разбираться так и не пошли. А ты что-нибудь тырил?
— Да так, тоже в детстве пару сладостей бывало прихватывал, — улыбнулся я, — но не более.
Именно в этот момент в магазин вошёл молодой человек с ребёнком. На нем была обвисшая белая футболка и широкие штаны. Волосы торчали во все стороны, взгляд молниеносно бегал по магазину. Он даже не вошёл, а буквально ворвался. Ребёнок бегал за ним. Мы с Настей озадаченно переглянулись. Я встал и решил проследить за ним, чтобы он ничего не выкинул. Доверия он не вызывал. Парень резко нагнулся, взял с нижней полки залежавшуюся там колоду карт и кинул её на кассу. Тяжело дыша, он расплатился за карты, взял их, схватил ребёнка за руку и выбежал из магазина.
— Он случайно не перепутал книжный с аптекой, а карты — с презервативами?— Ну, может ему приспичило в карты поиграть. А может, он увидел тебя, испугался и передумал что-нибудь тырить, — ответила Настя.
— Ага, сейчас бы меня испугаться.
— А здесь у нас каждый день воруют, ты в курсе?
— Да, мне уже Света рассказала про злых школьников и наркоманов.
— Ха! Это да, а ещё у нас здесь одно время был чуть ли не притон.
— Притон? — удивился я.
— Те же наркоманы делали в книгах закладки. Потом кто-нибудь приходил и забирал клады. Но их потом поймали.
Я на некоторое время задумался об этой ситуации.
— Да, наверное, весело купить книгу с наркотиками внутри.
— Ага, — саркастически сказала Настя, — кстати, а что ты вчера рисовал в блокноте? — вдруг повернувшись на стуле, спросила она.
— А, да так, ерунда, — отмахнулся я.
— Да я всё видела, показывай, — Настя протянула руку и улыбнулась.
— Ладно, — я просверлил её взглядом и достал из кармана маленький листок, который каким-то чудом ещё не успел выкинуть, — держи, это тебе.
— Заяц? — она расплылась в счастливой улыбке, — как мило. Пожалуй, я это сохраню.
Мы обменялись быстрыми взглядами и продолжили работу.
Я подарил ей рисунки и на третий и на четвёртый день моей стажировки. Это уже превратилось в традицию. Рисовал я их заранее дома или прямо в магазине, пока никто не видит — не имело значения. Это были милые миниатюры о нашей скучной жизни. Человечки, зайцы, сердечки, шарики и всё в этом духе. Она радовалась и забирала их с собой домой. Я не хотел клеиться к ней, строить отношения и влюбляться. Мы просто спасались от одиночества в этом царстве книг и бесконечных ластиков. Всё, что мне было нужно — раз в день рисовать рисунок и дарить Насте. Это был словно какой-то ритуал, про который знаем лишь мы. В остальном же, мы обсуждали покупателей, смеялись над неадекватами и переставляли с места на место книги.
На пятый день мы вместе закончили рабочий день и вышли из магазина. Точнее, сначала вышла Настя, а я, сбегав за вещами и попрощавшись со всеми, выбежал за ней. Я догнал её на перекрёстке, она стояла в ожидании, когда загорится зелёный на светофоре.
— Что ты так быстро убежала? — спросил я.
Она вытащила наушник из уха и посмотрела на меня.
— Что?
— Я говорю, далеко тебе идти? Давай провожу.
Настя слегка улыбнулась и едва заметно кивнула.
— Но сначала мы зайдём за пивом, — сказала она.
Непривычно было её видеть за пределами магазина. Зелёная форма сменилась обвисшей серой толстовкой, а хвост — свисающими почти до плеч волосами.
На улице уже стемнело, над нами загорались фонари, перед глазами мелькали огни фар.
— Давно там работаешь? — спросил я, ради поддержания диалога.
— Полгода скоро будет.
— Что было самое интересное за эти полгода?
— Интересное? — удивилась она, — даже не знаю. Один раз женщина устроила скандал, набрасывалась на нас с кулаками. Другой раз наркоман вынес товаров на пять тысяч. Света, отчаянная женщина, догнала его и держала до приезда полиции. До сих пор удивляюсь, как ей это удалось. А так… ничего интересного. Что может быть интересного в книжном магазине?
— Вот я и спросил. Скучно же изо дня в день с ручками и стикерами возиться.
— Да нет, привыкаешь.
Мы дошли до ближайшего «Красного и Белого». Настя взяла из холодильника бутылку пива и направилась к кассе.
— Нет, секунду, — сказала она, вернулась к холодильнику и взяла вторую, — так лучше.
— Тебя здесь ещё, случайно, не узнают?
Она бросила на меня презрительный взгляд.
— Нет. Я и не так часто пью. Но... что поделать. Надо отдыхать. Я в этом магазине пять два работаю...
— Ладно, ладно, — я поднял руки в сдающейся позе, — уговорила.
Мы дошли до следующего перекрёстка. Ей надо было в одну сторону, мне — в другую. Светофор отсчитывал сто двадцать красных секунд.
— Ну что, ты ещё не выкинула мои рисунки? — улыбнувшись, спросил я.
Она достала из заднего кармана сложенные пополам бумажки и показала мне.
— Ну ладно, тогда держи ещё один, — я протянул ей сложенный листок.
— Я думала, сегодня ты забыл, — тихо сказала Настя.
Сто секунд.
— Нет, но так может получиться, что больше их не будет. Меня позвали на стажировку на другую работу, от института. И, возможно, здесь я больше не появлюсь. Но это пока секрет. Ещё может ничего не получиться.
Она промолчала.
Девяносто.
— Может, дашь мне свой номер телефона? — улыбнулся я.
— Зачем тебе он? — хитро спросила она.
— Чтобы названивать по ночам и разговаривать о великом.
— Ну-у… разве что о великом, — посмеялась Настя и достала телефон, чтобы посмотреть номер, — постоянно забываю.
Я переписал одиннадцать цифр.
Тридцать секунд.
— Ну всё, тогда жди.
— Обязательно. — Она посмотрела на меня как тогда, после первого моего рисунка. — Кстати, держи, — Настя вынула из кармана пачку жвачки и протянула мне.
Я взял жвачку и посмотрел на неё, не веря своим глазам.
— Только не говори мне, что ты…, — начал я.
— Да, — быстро ответила она, — думаю «Красное и белое» не разорится. Удачи тебе на новой работе, — подмигнула она и, махнув мне рукой, начала переходить дорогу.
На светофоре горел зелёный.
***
Так вышло, что на другую работу я всё-таки устроился. Мне приходилось ездить в другой город, и, к сожалению, наши выходные с Настей не совпадали. Я звонил ей по вечерам несколько раз в неделю, узнавая новости из её магазина и рассказывая про свою работу. Это тоже стало своего рода ритуалом.
Но про старые ритуалы я не забыл.
Где-то в глубинах моего сознания загорелась лампочка.
Я вспомнил про потрясающую идею, которую, сама того не зная, мне подкинула Настя.
Каждый раз, когда я приезжал обратно, ближе к закрытию я заходил в магазин, здоровался со Светой и уходил в дальний угол, где меня никто не видел. Насти в это время уже не бывало на работе. Я открывал первую попавшуюся книгу и незаметно кидал в неё маленький листок. На следующий день я говорил Насте по телефону название книги и страницу. Система работала безотказно.
Я кладмен.
Я постоянно одержим паранойей, которая заставляет меня оборачиваться по сторонам и вздрагивать от каждого шороха, боясь, что меня увидит заведующая или Света. Каждый раз, когда я иду на дело, я понимаю, что ничем хорошим это не закончится, что всё это — не более, чем гонка за иллюзиями. Нам с Настей никогда не быть вместе. Но традиции нельзя нарушать.
Каждый вечер я нахожу подходящую книгу и делаю закладку.
Каждый вечер я делаю одного человека чуть более счастливым.