Недавно вошедший в обиход термин systemathics натолкнул на мысль, что медленное продвижение концепций системософии в русскоязычном лингвопространстве не в последнюю очередь связано именно с нюансами языковых игр в разных языках, вроде бы близких в силу единого лингвистического материала (прежде всего, греко-латинского), но семантически расходящихся из-за графического (а во вторую очередь - фонетического) различия.
Английское systematics имеет точное соответствие в русском языке со словом "систематика", однако внедрение буквы "h" в английское слово тут же смещает его в сторону слова mathematics, сохраняя доминантное значение корня (как относящегося к системам и, в контексте употребления, к системософии), при этом усиливая узкоспециальное назначение термина. В русском языке, безусловно, возможны такие же трюки (например, слово "системантика"), но не всегда доступна калька с английского оригинала, что затрудняет адекватное переложение текстов с одного языка на другой.
Это забавным образом подтверждает базовый посыл всей системософии: реальность есть не просто текст, то есть не любой текст, а именно такой и только такой, который реализует (имеет в своем основании) систему, способную к эффективному функционированию. Это означает, что на данный момент (до появления адекватного перевода всех базовых терминов и, далее, минимально необходимых текстов) системософия на русском языке не сможет адекватно работать как инструмент изучения взаимодействий с реальностью.
Аналогичную ситуацию мы наблюдаем в исторической перспективе, например, в неудачных попытках прозелитической деятельности, когда новая религия не принималась народом-реципиентом только потому, что имя Бога казалось им смешным или неприличным.