Неравнодушным посвящается
- от автора -
Эту историю можно, конечно, назвать нереальной.
Но, тем не менее, никто не может сказать, что она не была вовсе.
–Ты знаешь, добиваются любви все, но приходит она далеко не к каждому, – говорила Алёна, выбираясь на свежий воздух из обильно посыпанной хвоей землянки.
Здесь, в лесу, что в пригороде Каргаполя, она жила уже несколько лет – с тех пор, как её вытурили из квартиры за неуплату коммунальных услуг.
Землянка эта была, не землянка вовсе, а блиндаж, обустроенный еще во второй мировой, хоть и обветшалый, но ещё довольно крепкий – настоящий пятистенный сруб со всеми бытовыми принадлежностями и обустройствами – и, изолированно, с нужником даже. Но только блиндаж этот, был по самый венец в земле, сооруженный, по-видимому, для высшего начальства перед войной, Отечественной, понятно, которую, впрочем, она помнила довольно смутно.
Срублено было это её жилище из ошкуренных брёвен, с потолком в три наката. При её, Алёнкиной бедности, это были настоящие палаты, непонятным образом сохранившиеся от мародёров, только без окон и с простенькой мебелью, но с буржуйкой – для приготовления пищи и отопления.
Девушка, к которой обращалась Алёна, была совсем юной, в том счастливом возрасте, когда смотришь на всё широко открытыми глазами, и довольно прилично одетой, хотя без всяких там претензий на моду. Те же серовато-синие джинсы, что на многих, тёмно-коричневый, почти чёрный, шерстяной балахончик, из под капюшона которого выглядывали русые волосы, курносый носик, и голубые глаза. Внешний вид её весьма удачно дополняли ярко-голубой шарф и чёрные сапожки на невысокой платформе.
Маришка давно уже – с детства, привыкла к тому, что ей в город приходилось ходить через кладбище. Причём, слово «город» в нашем случае имеет значение относительное.
Она училась в художественном колледже, и этого ей было достаточно.
А походы, каждодневные, через кладбище, ей не доставляли особого труда. Тем более, что здесь ей достаточно было места для того, чтобы выбрать натуру для своего пленэра. А парни, которые приставали к ней со своими дурацкими претензиями, Маришке были совсем не интересны. И потому они, признав её недотрогой, перестали обращать на неё внимание: дескать, ну, ходит и ходит, и пусть себе ходит эта недотрога, что с неё взять – живые ей не нужны, пусть и рисует этих мертвяков, одним словом: «Дурра!».
Так за ней, это слово – «Дурра!», и закрепилось.
Причём закрепилось надолго.
Но был ещё один человек, который давно присматривался к ней – Алёшка, её соученик – по художественному училищу. Но он, вроде как сторонился её, только здоровался, и ни как, не смел подойти к ней для какого-то там общего, пусть даже самого пустякового, разговора: ну там попросить стирающую резинку, которая куда-то, вдруг, затерялась, или же кубик с краской.
Странный это был парень – вроде бы из богатеньких, но какой-то уж не такой, как все они. А вот мамаша у него будто не из мира сего, как говорили вездесущие кумушки, а все остальные, кроме неё – мусор, да и муж её ей же под стать – что не подойти и не заговори с ним, и не попроси его о каком-то пусть даже мизерном одолжении. Куда там!!! О-го-го!!! – какой важный и супер-навороченный!!! Просто – жуть, да и только.
Ну и что же полу чается тут толкового?
А то и получается, что Маришка, и Алёшка – эти наши: два сапога – пара, тоже не от мира сего, да и не её папаши с мамашею.
Но вот однажды случилось так, что эти два человеческих детёныша они встретились у одного того же памятника – на пленэре, толи случайно, толи по воле Всевышнего, я не знаю, на том самом кладбище, что так полюбилось Маришке. Ну а вышло из того то, что и должно было выйти. В общем – Amorе!
Это по-французски – на русский, понятно, лад.
Так вот. С этой поры их встречи на этих самых пленэрах стали постоянными, но дальше разговоров об искусстве у них дело никак не шло, хотя и без того было видно – по взглядам и по недомолвкам, что они были не равнодушны друг к другу. И им обоим было не до родителей.
Но вот однажды там, на кладбище, их увидела Алёна, и сразу всё поняла всё как следует.
Вот тут-то и начинается наша траги-(или=-почти что)-комедия, а, может быть, и сама трагикомедия, которую нашим героям уготовил Всевышний. Впрочем, что и без него всё понятно: родителей мы сами себе не выбираем.
Но вернёмся к Алёне, которую мы почти позабыли.
В общем, в самом разгаре нашей отечественной псевдо демократии посетила её, то есть – Алёну, сама судьба-злодейка. Причём, посетила в самый, что называется, неподходящий момент, когда Алёне есть оказалось нечего. И тогда она, наша героиня, став предпринимателем, собрала, у кого только можно деньжат побольше, и подалась за товаром в Турцию. И, и вернувшись с надеждою из этой южной и благодатной страны, прогорела. По крутому прогорела.
А дольше, сами знаете, как и что бывает.
Ну, в общем, оказалась она – одна, одинёшенька, на улице. Без денег, без имущества, и без квартиры.
А жить как-то надо.
И подалась она на кладбище помирать, вроде бы – поближе к родителям.
И так уж случилось, может случайно, а может быть и Провидение помогло, но попалась ей на её дорожке та самая землянка, из которой, годы спустя, и выходила она вместе с Маришкой, о которой я вскользь упомянул вначале своего повествования.
Ну, бывает же такое даже с той самой злодейкой – судьбой-судьбинушкой нашей, у нас - на Руси.
Только не унывай!
Прижилась Алёна в этой землянке, даже похорошела от радости, что всё-таки не на чердаке, и не в подвале, и не в холоде, а при печке? А дрова? Что дрова? Они, как вы понимаете всегда рядом – да тот же хворост, да сухостой. Куда не пойдёшь, всегда за него зацепишься. И всё же, хорошо ещё, что – при профессии своей учительской - в младших классах. Хоть без зарплаты, при нашей доморощенной демократии, но и пустые бутылки, о которых повсюду спотыкаешься – какой-никакой, а всё-таки прожиточный доход дают.
Много ли надо одной!
Да оказалось, что не одной.
А только встретилась ей однажды по дороге в её землянку, у одного из мусорных контейнеров для бытовых отходов, живая ухоженная, завёрнутая в голубенькое одеяльце, спеленатая куколка, и, видимо, сознательно забытая. Дескать, кто-нибудь да всё-таки подберёт.
И действительно нашлась такая побирушка. И кто бы вы думали?
Ну, конечно же - Алёна.
Не женщина, а прямо-таки ангел небесный.
Кормила, вынашивала, растила дитя это – будто Цветочек Аленький. И всё в той же землянке. И вырастила на радость себе.
Кладбищенские рабочие знали о том, кто проживает в той самой, оставшейся после войны землянке, а ныне – Алёниной, и тайком от начальства провели ей свет в этот так называемый её дом, действуя в соответствии с нехитрой народной мудростью: дескать, что государство не обеднеет от того, что каждый выживает так – как может. И всё тут…
И, как бы то там ни было, и чтобы по этому поводу не говорили, какие бы то благополучные моралисты, она, жила, живёт и будет жить, эта народная мудрость, пока бытуют и процветают на земле нашей, кстати - многострадальной, семь смертных грехов, а каких? - вы это и без меня знаете.
Знаете, если не нехристи.
И это действительно так.
Тем временем Маришка выросла.
И произошло чудо, на которое никто, думаю, из вас не надеялся.
Если вы еще помните наш рассказ, то Маришка и Алешка, обучаясь в одном учебном заведении, уехали, как бывает, на практику из Каргаполя в далёкую и загадочную для многих из нас Сибирь. Там и поженились, а в подарок им на свадьбу вручили добротный и просторный бревенчатый сруб – дом привычный для Сибири, который напоминал ей, но только отдалённо, и только ей, своими гладко отёсанными, стенами и потолком, о её прошлой жизни. В нём и поселилась наша детвора, чтобы жить, радоваться и плодить детей.
А вернулись они в Каргополь сдать выпускные экзамены, получить дипломы об образовании и забрать собой свою Алёну, не на побывку, а чтобы жить при ней, как с матушкой, там – в той далёкой, загадочной и гостеприимной, как оказалось – для них, Сибири.
Но не случилось забрать Алёнку с собой.
Припозднились.
И опоздали.
И уехали к себе, даже не побывав у Алёшкиных родителей. Зачем стучаться в напрочь закрытую дверь. Те уже давно определили сыну своему совсем другой выбор – в жены, понятно: тоже супер навороченную особь, что и они сами. Так что такая невестка как Маришка – босота, по их словам, беспородная, не вписывалась в их благородное сословие ни в коем случае. Даже свидеться не захотели. А узнали б правду, ещё бы не то о ней сказали.
Не дождалась их Алёна, захворала, скукожилась как-то вся - от тоски, видимо. И... ушла тихонько, как и жила, в мир иной.
Похоронили эту названную матушку Маришки всё те же «дружбаны», опять же - самовольно, и опять-таки – втихаря, те самые, что проводили ей в землянку электричество.
Похоронили на пяточке – не возле богатых могил, где, порой, прогуливалась по вечерам Алёнка с Маришкою. И неподалёку от её землянки, на перекрёстке к её последней обители, и водрузили на вершину могильного холмика беленького ангелочка с надломленным крылом, с которым любила играть Маришка – в детстве. Посидели, помолчали, выпили за душу горемычную, с которой и знакомы практически не были, не то, чтобы общались с ней – как бы, и пожелали ей Царства Небесного.
А землянку не стали разбирать на дрова: может, кто в ней ещё и поселится, горемычный – с надеждой пережить свои невзгоды. Просто повесили замок, а ключ положили у двери под половицу.
Такой, уж неожиданной и тяжёлой была вскоре встреча Маришки со своей названной матерью – у последнего её прибежища. Поминальная встреча.
И этой встречей стал холмик на перекрёстке тропинок – с деревянным неизвестно кем оплаченным двухметровым крестом. Причём, высился он, этот крест, на вроде бы безымянной могиле, но с её - Маришкиной, любимой игрушкой наверху – белым Ангелочке с надломленным крылом.
Правда, теперь уже не стала эта могила безымянной, а с Алёниным портретом, собственноручно выполненным Маришкой, с фамилией, именем, с годом рождения и смерти – тоже. Всё, как и положено.
А лесорубы здесь – не причём, они просто случайно обнаружили Алёнкино мёртвое тело, о которой знали лишь понаслышке, и оповестили кладбищенских рабочих. Здесь, на кладбище, дружба у простых людей особого рода.И не для всякого этот их труд.
Но вот что удивительно в этой печальной истории, так это то, что на Ангелочка нашего никто не позарился, словно проходящие мимо, на – Красную горку, поминальщики убоялись Кары Небесной. И он, всё же дождался в горестном поклоне свою молодую хозяйку.