Геленджик в пятидесятые годы двадцатого века прилепился небольшим селением к восточной части замкнутой мысами бухты. Со стороны восходящего солнца над дольменой горой Нексис «звено цепи», в межгорье берёт начало речка Су-Аран. Летом почти пересыхающим, небольшим водным потоком за тысячи лет промыто обрывистое километровое ложе, начинающееся от морского прибоя до впадения безымянного ручейного стока вод с северных ущелий горного хребта Маркотх. Этот зеленеющий травой овраг разделял городские постройки на северные и южные кварталы с проходом по двум мостам. Далее на восток, к горной седловине, речка заросшая тёрном и ежевичными кустами продиралась сквозь сады и огороды, вдоль улицы с грунтовой пыльной дорогой, уходящей от моря к горным перевалам.
Улицу населяли работники местного колхоза – люди проживающие земледелием. Я часто с радостью проходил эту улицу побывать у своих родственников в одном из трёх дворов среди растительности, с ровесниками выбираясь на природу горного леса и речек. Чистая вода родников орошала луга с цветным покровом разнотравья, со стрекочущими, прыгающими и летающими насекомыми. Утром из дворов выводили коров и коз, прогоняемых на пастбище. Стадо изо дня в день наслаивало помёт, скрепляющий и выравнивающий щебёнку. Холмистая, выщербленная пешеходная тропа петляла по южной стороне дороги вдоль штакетника заборов с нависающими ветвями плодовых деревьев. На северной стороне дороги у входа на колхозный двор, громыхал молот из приземистой задымлённой кузни. Подмастерье, раскачивая огромные кожаные меха, раздувал огонь в горне.
Кузнец, – муж сестры моей матери искусно выковывал брызжущие искрами подковы. У коновязи, подстать кузнецу низкорослый, крепкий с ладным телом мой дедушка, захватив ногу коня, обтачивал рашпилем копыто, примеряя новую подкову. Дедушка, работая конюхом, обслуживал колхозное лошадиное поголовье. В конце двора чернели драночной крышей навесы для сушки лука и табачных листьев.
За кузницей начинался колхозный сад, огороженный колючим держидеревом.
Дальше улица, располагаясь между ручьями, обходила добротное здание дорожного обходчика с утверждающим власть памятником Ленину и Сталину над саманными однотипными домишками крестьянствующих горожан. Улица заканчивалась глухоманью поросшая кустарником по речной промоине, вылезшей из дворов, петляющей под мостами вдоль дороги.
Водный поток с комарами и жабами создавал свой мир существ. С восходом солнца улица оглашалась птичьим пением. В полуденном небе над стригущими воздух ласточками, висели ястребы, высматривая добычу. Душными вечерами над дорогой носились тучи разномастных стрекоз. В сумерках из-под драночных крыш вылетали мыши. В ночной черноте над кустами вспыхивали огоньки светлячков. В траве шуршали и пыхтели ежи. Из садов ухали глазастые совы. Мир божественных творений был полон жизни.
Исток речки Су-Аран собирал влагу из родниковых ущелий межгорных хребтов. Природный водосток из века в век создавал божественный ландшафт. Невообразимое число человеческих поколений, пройдя по этой земле, не оставило следа. Опустошаясь, природа возобновляла подходящую к месту растительность. Скоротечное время прибило человечество к обрывистому берегу оврага существования. Люди, сбиваясь в городские массы, размножаясь, застраивают землю бетонными сооружениями. Дороги залиты асфальтом.
Речка Су-Аран уже давно спрятана под землю, являясь клоачным стоком человеческих выделений. Люди не видят звёздного неба, чистой воды моря, рек и родников. Исчезло пение птиц с разнообразием насекомых.
Неуютно жить на краю бетонируемой пропасти существования.