Попала как-то прабабушка моя, Ульяна Захаровна, в больницу. Остался прадед, Егор Иваныч, один с детьми.
Подозвал он дочь и говорит: «Ну, Танюшка, - всё Танюшкой её звал, - давай-ка заводи квашню да стряпай, а я на сторожину пошел.»
«Тятя, да я ж не умею!»
«Ну, ты же видела, как мать заводит, так и ты заводи.»
И ушёл. Ну, завела она. Тут прискакала Нюся, сродна сестра. Ну, давай они – только на полати залезут, Нюся кричит: «Танька, пойдем квашню мешать!»
«Да мама не мешает так!»
«Нет, пойдем.»
Ну, мешали-мешали, и домешали до тех пор – печку русску затопила, вылепила калачи; а что – печку протопишь, всю золу отгребешь сюда в угол, там помело лежало, ну, веник, - намочишь его, выметешь там, хлеб на лопату – и туда. Ну, посадили булки, калачи. А вытаскивать стала – ой, он с палец полопался весь!
Господи! Татьяна ревет без ума… Тятя пришел со сторожины, она ходит в ограде – ревёт.
«Ты чё, Танюшка?»
«Ой, тятя, хлеб испекла нехороший! С палец дырки…»
«Ну ничё, первый нехороший, второй лучше будет!»
Ну ладно! Татьяна давай – то теленочку, то туда-сюда его – спихала.
На второй раз он пошел на сторожину, она муки насеяла – сеяльница была у них така деревянна, высока, с боков ручки вырезаны. И квашни были – это сейчас в чём попало заводят, а тогда таки небольшие деревянны были кадочки, в их заводили. Насеяла она, завела, Нюську больше не стала звать. Утром часа в четыре или в пять встала, подбила квашню – она так хорошо у нее поднялась. Подождала, опять поднялась – вывалила ее на стол, выхлопала, раскатала калачи, печку стопила, напекла – да такой хлеб удался хороший-расхороший! Татьяна радёхонька!
Тятя идёт со сторожины.
«Ой, тять!»
«Чё, Танюшка?»
«Хлеб-то какой хороший!»
«Ну вот, а ты плакала!»
Господи, откуда ни возьмись с четвертой фермы приехали; ну, знакомые оне, с одной деревни – тоже там раньше жили, в Гладковке – ну, оне как родные были. Приехали в гости – да много хлеба съели. А ума-то не было – ну сколь ей было? Лет десять, наверное… Вот Татьяна опять ходит ревёт.
«Ты чё?»
«Ага – хлеб хороший состряпала, так они приехали съели, а теперь чё?..»
«Ещё лучше спечёшь!»
А потом давай она шаньги стряпать. Настряпала, сверху сметаной обмазала, пошла к маме в больницу. А она отчего болела – баня у них была в огороде, она истопила баню, стала слазить – ну, по лестнице, - и оступилась – мимо лестницы наступила. Упала – да отбила себе почки. Вот лежала тогда, лечилась.
Пришла Татьяна; она радёхонька! Принесла её шаньги, с деревни молока принесла, творогу:
«На, мам!»
«Кто хлеб-то стряпал, наверно, Фёкла?» - ну, её сестра, Татьяны тетка.
«Нет, мам, я сама»
«Ой, Танюшка, неужель ты сама такой хлеб спекла?»
«Ну! И шаньги», - говорит.
«Ну молодец!»
И стала она с той поры стряпать да печь.
А вкусней той стряпни я и не пробовала…