ОБРАЗ ЖИЗНИ
Нынешние этнические и «прочие» казаки спорят и дискуссируют о предназначении современного казачества, а как говорил «дедушка» Карамзин: «Чтобы понять предназначение народа или страны, нужно хорошо знать их историю…». Но будем исходить из того, что прошлое казачества да и вообще России туманно и спорно, тогда заглянем в учебники Историки «советских» времён: «Были племена Руссов и Россов… Люди селились родами, род землепашцев-ремесленников и рода воинов-кочевников. Со временем рода объединялись (воины охраняли землепашцев, в обмен на пропитание), образуя городки, обнесенные простым частоколом или бревенчатыми стенами особой конструкции для защиты от набегов животных и воинствующих племён».
Раз известно, что казакам было запрещено заниматься земледелием, то выходит, что, опираясь даже лишь на факты истории, приходишь к выводу, что казаки были воинствующим народом. К тому же у них при крещении ребёнка (мальчика), отец сажал его на коня, а в низовьях Дона и на Кавказе (помимо этого) ребёнку в люльку клали освещённый в церкви кинжал или нож в кожаных ножнах. Явно, что земледельцам и простым обывателям такие обычаи ни к чему (к тому же «беглым холопам»). Выходит, что отцы с рождения вырабатывали у своих детей (как сказал бы академик Павлов) устойчивый рефлекс – БЫТЬ ВСЕГДА ПРИ ОРУЖИИ! Вспомните печать Донских казаков: «Голый казак на бочке, но с оружием в обеих руках».
Главными средствами существования казаков были охота, ловля рыбы, скотоводство и военная добыча. Земледелие до 1695 года среди казаков было под строгим запретом. Всё мужское население обязано было служить. В самостоятельные походы и в состав войск Российского государства, в качестве «иррегулярных» (то есть не регулярных - именно таковыми были казачьи соединения до революции 1917 года) уходило не больше 2/3 боевого состава станицы или хутора, а 1/3 оставалась для защиты своих земель и замены полевых полков после трёхлетнего пребывания их в походе. Казаки успешно справлялись со своей задачей дорассказачивания.
Атаман обязан знать, сколько в его общине сирот, издавна они именовались «атаманскими детьми», о них заботились всей общиной. Старики следили, чтобы сирот не обижали, крестные следили за их нравственностью и физическим здоровьем. Особо одаренные сироты и казаки отправлялись за казенный счет учиться. Детских садов у казаков не было, их заменяли Старейшины – сход старых казаков хутора или станицы. Они следили за соблюдением всех традиций (обычаев) в своём селении и в воспитании детей, разрешали споры и конфликты и назначали наказания.
Казачья пища.
Основой питания казачьей семьи являлись пшеничный хлеб, рыба, продукты животноводства и садоводства... Наиболее популярным считался борщ, который варился с кислой капустой, с фасолью, с мясом, салом, в постные дни - с растительным маслом. У каждой хозяйки борщ имел свой неповторимый вкус. Это было обусловлено не только старанием, с которым хозяйки готовили еду, но и различными кулинарными секретами, среди которых было умение делать зажарку(предварительная обжарка овощей применялась исключительно в казачьих семьях и до сих пор используется потомками казаков). Любили казаки вареники, галушки. Понимали толк в рыбе: они ее солили, вялили, варили. Солили и сушили на зиму фрукты, варили компоты (узвары), варенье, готовили арбузный мед, делали фруктовую пастилу; широко употребляли мед, из винограда делали вино. Казаки ели больше мяса и мясных блюд (особенно птицу, свинину и баранину), чем другие народы России. Очень ценились сало и жир, так как часто мясные продукты употреблялись как приправа к кушаньям. В больших неразделенных семьях все продукты находились в ведении свекрови, которая выдавала их «дежурной» невестке... Пищу варили, как правило, в печи (зимой в доме, в кухне, летом - тоже в кухне или в летней печи во дворе): В каждой семье была необходимая простейшая утварь: чугуны, плошки, миски, сковороды, ухваты-рогачи,чаплейки, кочерги».
Чуб, хохол, горшок, скобка и оселедец.
Особой легендой овеян знаменитый казачий чуб и косо посаженная фуражка. Хотя никаких специальных указаний по этому поводу не имелось, казаки упорно носили чубы и заламывали шапки на ухо. Легенда же сообщает, что на Дону всегда существовал закон личной неприкосновенности всякого, кто пришел просить убежища и защиты у казаков. «С Дона выдачи нет!» Этот принцип соблюдался на протяжении столетий, особенно ярко это проявилось в Гражданскую войну, когда вся гонимая истребляемая Россия искала убежища у казаков. На Дону никогда не спрашивали беженца, откуда он, что совершил, даже имени — пока сам не скажет, не пытали. Укрывали, кормили, защищали. И горе было тому, кто нарушал законы гостеприимства или пытался насадить среди казачества чуждые им принципы и взгляды, «посеять соблазны». Такой человек бесследно исчезал в степях.
В древности казаки носили три широко известные прически. Казаки-черкасы оставляли хохол по всей гладко выбритой голове (похожая на эту современная прическа называется «ирокез»), он дал основание для насмешливого прозвища украинцев. Такую прическу носили казаки, прошедшие инициацию, т. е. обряд посвящения мальчика в мужчины. Любопытно, что у соседей казаков — персов само слово «казак» и означает «хохолок».
Вторая редкая прическа — оселедец, которую носили только воины. Оставление одной пряди волос на выбритой голове — обряд, восходящий к древнейшим временам. Так, у норманов «оселедец» означал посвящение одноглазому богу Одину, его носили воины — слуги Одина, и сам бог. Известно, что славяне-язычники, воины Святослава Киевского, тоже носили оселедцы. Впоследствии «оселедец» стал символом принадлежности к воинскому ордену запорожцев. Первые две прически были распространены среди славян Сабиров или Северов (см. Северщина на Украине, Новгород-Северский, Северский Донец).
Казаки среднего Дона, Терека и Яика стриглись в «скобку», когда волосы подстригались в кружок — одинаково спереди и сзади. Эта прическа называлась «под горшок», «под арбузную корку» и т. д. Обычай стричь волосы выделял казаков из среды хазар и, впоследствии, половцев, которые носили косы. Срезанные волосы в правилах всех древнейших магий имеют огромную силу, поэтому их тщательно прятали: закапывали в землю, опасаясь, что волосы попадут к врагу и тот совершит над ними заклинания, причиняющие порчу.
Во всех казачьих землях сохранился древнейший обычай первой стрижки ребенка. Когда мальчику исполняется год, крестная мать, в окружении женщин-родственниц, но без матери родной, которая не присутствует и при крещении ребенка, усаживает его на кошму и первый раз в жизни стрижет.
Здесь уместно заметить, что чубы казаки носили на левую сторону, так как считалось что с леву у человека чёрта (который на худое (плохое) дело толкает), а справа ангел (который на добро вдохновляет). Вот казаки этим чубом как бы и смахивают чёрта.
А вот древний обычай, связанный с волосами: когда казаки хоронили друга, чаще всего предательски убитого, то бросали в могилу пряди волос, срезанные или вырванные из чубов, что означало их клятву мстить врагу без пощады. Вырванная из чуба прядь всегда означала «проклятие», потому что, чуб у казаков означал связь с богом, и считалось, что за чуб Бог во время битвы, вытащит казака в рай. Помните, у Н. В. Гоголя о предателе Андрие: «Вырвет старый Тарас седой клок волос из своей чупрыны и проклянет и день, и час, в который породил на позор себе такого сына». Однако казаки, вырывавшие в знак проклятия пряди волос, знали, что Бог запрещает мстить! И потому считали проклятыми и себя. Решившись на месть, они понимали свою обреченность. «Я — человек конченный! — говорил в таких случаях казак. — И не будет мне покоя ни на том, ни на этом свете...» Кстати, ведь и гоголевский Тарас погиб...
Обряды и праздники.
У казаков бытовали различные обряды: сватовство, свадебный, родильный, «имянаречение», крестины, проводы на службу, похороны.
Сватовство
В каждом казачьем войске (войсковой общине) были несколько различные, но в общих чертах схожие обряды сватовства. У кубанцев и терцев был такой обычай, и у донцов был во многом схожий с этим обычай. На глазах у понравившейся дивчины, казак-хлопец бросал шапку в окно или во двор, и если девушка тут же не выбрасывала папаху на улицу, вечером он мог придти с отцом или крестным свататься. Гости говорили: - Люди добрые, не прогневайтесь, парень-то мой шапку потерял, Вы часом, не находили? - Находили, находили… - отвечает отец невесты, - вон на шубницу повесили, нехай возьмёт и больше не теряет. Это означало, что сватовство не состоялось – родители невесты против, на это сват мог возразить, мол, вещь не наша, мы свою искать станем. И это означало, что между девушкой и парнем есть сговор, и жених будет пытаться её украсть. Несколько испугавшись такого поворота событий, отец девушки кричал: - Эй, Марьяна! Ну-ка, подай папаху, чья это она у нас! Если девушка приносила шапку и клала её донышком вниз (далее она становилась «Закладом», в который клали деньги на свадьбу), это означало, что она за парня идти согласна, и родители рискуют опозориться, потерять дочку и оскорбить будущего зятя. Если папаха ложилась на стол донышком с крестом вверх, это значило, что вопрос о женитьбе с девушкой не согласован. Это собственные фантазии неудачливого жениха. - Ну-ка, прикинь! – приказывал строго отец или крёстный жениху. - Ну вот! – Радостно говорил отец невесты. – Твоя папаха-то! Носи, на здоровье и более не теряй! Таки нонеча пошли казаки рассеяны, у нас этих папах чуть ли не полдвора натеряли!
Свадьба.
Сложный и длительный обряд, со своими строгими правилами. В старину свадьба никогда не была показом материального богатства родителей жениха и невесты. Прежде всего, она была государственным, духовным и нравственным актом, важным событием в жизни станицы. Строго соблюдался запрет устраивать свадьбы в посты. Самым предпочтительным временем года для свадеб считались осень, зима, когда не было полевых работ и, к тому же, это время хозяйственного достатка после уборки урожая. Благоприятным для брака считался возраст 18-20 лет. В процедуру заключения браков могла вмешаться община и войсковая администрация. Так, например, не разрешалось выдавать девушек в другие станицы, если в своей было много холостяков и вдовцов. Но даже в пределах станицы молодые люди были лишены права выбора. Решающее слово в выборе жениха и невесты оставалось за родителями. Сваты могли явиться без жениха, только с его шапкой, поэтому девушка вплоть до свадьбы не видела своего суженого.
«В развитии свадьбы выделяется несколько периодов: досвадебный, который включал в себя сватовство, рукобитие, своды, вечеринки в доме невесты и жениха; свадьбу и послесвадебный ритуал». В конце свадьбы главная роль отводилась родителям жениха: их катали по станице в корыте, запирали на горище, откуда им приходилось откупаться при помощи «четвертинки». Доставалось и гостям: у них «крали» кур, ночью замазывали известью окна. Но во всем этом, не было ничего оскорбительного, бессмысленного, не направленного на будущее благо человека и общества. Старинные ритуалы намечали и закрепляли новые связи, налагали на людей социальные обязанности. Глубоким смыслом были наполнены не только действия, но и слова, предметы, одежда, напевы песен». Молодые, выходя из церкви, проходят под тремя «воротами». Третьи ворота образуются от вскинутого рушника, символа семейных обычаев. После того, как над головами только что обвенчанной пары взлетал белой аркой длинный рушник, на них обрушивался дождь зерна, мелких монеток и конфет в бумажках. Перед третьими воротами были вторые: два казака держали над головами новобрачных снятые фуражки или папахи. Так это и называется — пройти под фуражками, что означало наделение семьи и всего потомства юридической (как бы мы сейчас сказали) защитой, всею полнотой законных прав, которыми охранялась семья. И первыми воротами, под которыми проходили молодые, сразу выйдя из дверей собора или церкви, были ворота из двух обнаженных клинков. Называлось это «пройти под шашками». Но о том, что означала и чем была для казака шашка — в следующий раз.
КАЗАЧЬЯ ВЕРА
С древнейших времён казаки не признавали ни Византийской, ни Московской патриархии. Священники у них были, но о них известно крайне мало, известно, что до Петровских времён они были, как правило, потомственными, но были и «принявшие подстриг». Одержимого священника (идущего супротив казачьей чести, воле Круга (Рады) - казаки могли и выпороть нагайками). В древних источниках (зарубежных историков) описаны свидетельства того, что в бассейнах рек Дон и Кубань было столько церквей и храмов, сколько не было во всей древней Руси. Переезжая целыми хуторами или станицами, казаки разбирали деревянные церкви и перевозили их с собой (со всей утварью), а на новом месте они сначала собирали храм, а потом строили остальные здания. Многие казаки уходили в монахи после крупных и значимых сражений (особый пример Азовское сиденье). Казаки выбирали священников из священников, которых было много на Дону: отбитых из полонов, беженцев из разоренных монастырей и церквей, беглых от репрессий и др. Расстриженный или самозваный нерукоположенный священник служить у казаков не мог. Казаки были глубоко преданы своей православной христианской вере, но вместе с тем отличались полной веротерпимостью. Не говоря уже о старообрядцах, которых в среде казаков было много, в Кубанском Войске были казаки горцы-магометане, а в Донском была крупная группа казаков-калмыков буддистов. Возвращаясь из своих походов, казаки отдавали часть военной добычи на свою церковь и этот благочестивый обычай сохранился до позднейшего времени, когда казаки той или иной станицы, отслужив законный срок в воинской части, возвращались домой, они привозили в станичную церковь серебряные церковные сосуды, Евангелие в дорогой оправе, иконы, хоругви и другие церковные предметы. Создавая самостоятельные свои порядки, свое управление, свой казачий «присуд» — свое Войсковое право, казаки, однако, сохраняли тесную связь с Россией — связь религиозную, национальную, политическую и культурную. Московский царь, впоследствии Российский император, признавался казаками как верховная власть. Он был в их глазах носителем государственного и национального единства России.
ОДЕЖДА КАЗАКОВ
Старинная казачья одежда очень древняя (об этом свидетельствуют найденные статуэтки времен скифов). Костюм казаков складывался веками, задолго до того, как черкасские племена, стали именоваться казаками. В первую очередь это относится к изобретению скифов – шароварам, без которых невозможна жизнь кочевника – конника (в узких штанах на коня не сядешь, да и ноги они будут стирать, да и движения всадника сковывать). За столетия их покрой не изменился, так что те шаровары, что находили в древних курганах, были такие же какие носили казаки в 17-19 вв.
Казачья справа.
Казак ценил одежду не за ее стоимость, а за тот внутренний духовный смысл, который она для него имела. Так, он мог штукой трофейного атласа запеленать больного коня, изорвать драгоценный шелк на бинты, но берег пуще глаза мундир или гимнастерку, черкеску или бешмет, какими бы ветхими или залатанными они не были. Разумеется, одним из важных обстоятельств было удобство боевого костюма, его «обношенность». Так, пластун в поиск шел только в старых разношенных и удобных ичигах, а кавалерист сначала обнашивал мундир, а только потом садился в седло, опасаясь заработать от новой одежды губительные опрелости и потертости. Но главным было иное. По верованиям всех древних народов, одежда — вторая кожа. Потому казак, особенно казак-старовер, никогда не надевал трофейной одежды, особенно, если это была одежда убитого. Ношение трофейной одежды разрешалось только в случае крайней нужды и только после того, как она была тщательно выстирана, выглажена и над ней совершены очистительные обряды. Казак опасался не только возможности заразиться через чужую одежду, сколько особой мистической опасности. Он боялся, что с чужой одеждой унаследует судьбу ее прежнего хозяина («мертвый на тот свет утянет») или его дурные качества. Поэтому одежда, изготовленная «по домашности» матерью, сестрами, женою, а позже хоть и казенная, но со своего капитала купленная или у своего каптенармуса взятая, приобретала для него особую ценность.
В древности особо отличившимся казакам атаман дарил «на кафтан». А в Москве смысл, пугавший казака, был утрачен. Скажем, боярин, получивший «шубу с царского плеча», радовался чести, казак же помнил, что это «пожалование» имеет и другой смысл: надеть чужую одежду или облачиться в «чужие покровы» означало войти в чужую волю, а она могла быть и доброй, и злой. Надевший чужую одежду мог «попасть в чужую волю», то есть стал бы действовать вопреки собственному пониманию добра и зла, собственному здравому смыслу. Именно это вызывало у казака «смертный страх» — то есть страх, от которого он мог в самом деле умереть или сойти с ума. Ведь это означало потерю воли. Следует помнить, что потеря воли для казака была страшнее всего. И это не заточение в темницу, не исполнение какого-то тяжкого обета или приказа, а страх что-то делать помимо своего желания, своего понимания, своей ВОЛИ.
Но вернемся к одежде. Первой одеждой считалась крестильная рубашка. Рубашку шила и дарила обязательно крестная. Надевалась рубашка только один раз — в момент крещения ребенка, и после этого всю жизнь сохранялась и сжигалась после смерти человека вместе с первой срезанной прядью волос и лично ему принадлежавшими вещами, подлежащими ритуальному уничтожению (письма, нательная одежда, постель и т. п.). Крестильная рубашка сохранялась - матерью и сжигалась ею, когда казак-сын умирал. Иногда женщина не могла поверить, что ее сынок, ее кровиночка, который для нее всегда оставался маленьким, погиб в чужедальней стороне за Веру, Царя и Отечество. И тогда крестильная рубашка сохранялась до последних дней самой матери, с наказом положить ее в материнский гроб. Туда же, в гроб матери, клали рубашки без вести пропавших, которых нельзя было поминать ни среди мертвых, ни среди живых.
Не только крестильная, но и любая нательная рубашка имела ритуальное магическое значение: с больного ребенка рубашку «пускали по воде», если болезнь была тяжелой, но не заразной, и сжигали в костре, если это была «глотошная» (дифтерит) или еще какая-нибудь напасть, чтобы вода и огонь — стихии чистые — пожрали болезнь.
Для казачонка очень важным этапом было получение первых штанов. Именно с этого времени его начинали учить верховой езде. И в сознании ребенка навсегда соединялось получение штанов — гениального изобретения кочевников, без которого правильная езда невозможна, и первые уроки мастерства, без которого казак своей жизни не мыслил. «Лучшая конница мира» начиналась с этих широких домотканных штанишек на помочах, перекрещенных на спине, с двумя пуговицами на пузе. Для казачонка штаны не только первая снасть для верховой езды, но и признание его мужского достоинства. Того, теперь уже бесспорного обстоятельства, что он уже большой.
— Батюшки! — всплескивали руками старики, сидящие на майдане. — Григорий Антипыч, да ты, никак, в штанах!
— А то! Я уже большой! — гордо отвечал карапуз.
— В длинных! — накаляют обстановку старики.
— С карманами! — золотит пилюлю обладатель новых штанов.
— И с карманами! — поддакивают старики. — Не иначе, как отец тебя по осени женит!
«Настоящими штанами» считались шаровары, либо брюки, но даже на «малявочную» одежду казачонок требовал и до сих пор требует нашивки лампасов. Что же это такое — лампасы? Откуда они взялись? Почему с ними, что называется, огнем и мечом боролись большевики. По распоряжению Донбюро за ношение лампасов, как равно и за ношение погон, царских наград, фуражек, мундиров, за слово «казак», «станица» и т. д. — полагался расстрел на месте. Лампасы вырезали на ногах казакам каратели Ленина, Свердлова и Троцкого, предварительно выколов им глаза и приколотив гвоздями к плечам погоны. На жаргоне карателей «полковник», например, назывался «костыль», потому что его погон без звездочек приколачивался к плечу жертвы железнодорожным костылем, погоны есаула, сотника, хорунжего приколачивались гвоздями или ухналями по числу звездочек. Так что наши погоны и наши звездочки, наши лампасы окрашены кровью жертв революции и геноцида, который за ней воспоследовал. Так что же означали лампасы? За что так ненавидела их, пролетарская диктатура и тоталитаризм, который ее породил?
Существует предание, по которому лампасы появились в XVI веке... Царь московский пожаловал казаков наградою за то, что они одни остановили татарское и ногайское нашествие на Русь, рассеяв врагов в степи, собственными жизнями заслонив царство московское от погибели. Царь пожаловал казаков хлебом, ружейным припасом и сукном... Сукно было двух цветов: синего много и алого мало, поскольку алая аглицкая краска была на Руси дефицитом. Если сукна синего хватило всем, то насчет алого вышло на казачьем дуване затруднение. Казаки обратились к московскому чиновнику — приказному дьяку:
— Как делить? Дьяк посоветовал выделить красного сукна на кафтан атаману. Послушались. Выделили. Как делить остальное?
— Оденьте в красное героев! — посоветовал дьяк.
— У нас тут не героев нет! — ответствовали казаки. — Мы тут все герои — иначе не выжить.
Дьяк растерялся. Тогда казаки разделили сукно по совести, по справедливости, то есть поровну. По две ладони с четвертью. Разобрали длинные ленты, совершенно не пригодные для пошива какой-либо одежды, и дьяк посетовал:
— Сгубили сукно.
На что казаки ответствовали: — Это по твоим московским мозгам сгубили! А у нас в казачестве, может, справедливость наша в потомках и окажется! Поделили честно, по совести, стало-быть, Бог нашей справедливости не даст уйти в забвение.
Это легенда, но в подтверждение ей на старинных рисунках мы видим казаков в шароварах, к которым произвольно пришиты ленты — знак демократии, круговой справедливости. Лампасы были узаконены царским правительством, как символ того, что их владелец не платил податей казне. Право на лампасы и околыш имели, например, дворяне. Но ни в одном войске, ни в одном сословии лампасы не стали частью национального костюма, как у нас, казаков. Алые лампасы и алый околыш у донцов и сибиряков, малиновый — у уральцев и семиреченцев, синий — у оренбуржцев и черноморцев, желтый — у забайкальцев, якутов, даурцев-амурцев, астраханцев. Только гвардейские полки не носили лампасов, но простые казаки и даже гвардейских полков, вернувшись домой, нашивали их. Гражданская война породила врубленный лампас и пришитый погон как знак того, что человек решился умереть, но не изменить данному слову и своему решению. Намертво пришитые погоны, которые нельзя сорвать, или погоны, по бедности нарисованные химическим карандашом на гимнастерке — казачье изобретение, существовавшее и в Великую Отечественную войну. Лампасы, не пришитые поверх шароваров, а «врубленные» в шов, сохранились у казаков до наших дней.
Еще и сейчас можно встретить старика, особенно из староверов, который одет со всеми принятыми по обычаю правилами старинного покроя одежду, где каждый стежок иглы значителен и овеян ритуалом. Вот выходит такой старик из парилки, отжимает рукой бороду. Отдыхает. Сейчас на его обнаженном теле особенно видны пулевые, осколочные, а то и сабельные шрамы. Казаки останавливали кровь особым составом: отжевывали паутину с порохом и смазывали этим составом свежие небольшие раны. За неимением паутины (которая — чистый белок и обладает фантастическими заживляющими свойствами) раны побольше просто присыпали порохом для обеззараживания. От пороха шрам становился синим... На ином старике такие иероглифы нарисованы, что ком к горлу подкатывает. В остальном же тело чистое.
Казаки никогда не уродовали собственное тело, сотворенное по образу и подобию Божию, татуировкой. Вообще в старину люди боялись каких-либо отметин на теле, даже родинки считались дьявольским наваждением, потому, скажем, в гвардию с большими родимыми пятнами на теле не брали. Отдышавшись, старик надевает крест. Казаки в бане крест снимали. Тут был и древний мистический смысл и чисто житейский интерес: казаки никогда не носили крест на цепочке, а только на шелковом или сплетенном из суровой нитки гайтане, который, естественно, в бане намок бы.
Поверх креста надевалась ладанка. Если старик надел ладанку, значит, он не местный, приехал к знакомым, родственникам или по делам и боится умереть в дороге. Ладанка сшита из лоскута отцовской или материнской рубашки. Она плоская, вроде подушечки, в ней два отделения, как в кошельке. В одном — земля с отеческого двора или, как говорили, с родного пепелища (что не было художественным образом, а точно указывало, откуда земля взята, но об этом в главе «Смерть и похороны»), в другом — веточка полыни. Надевши крест и обязательно перекрестившись, старик облачается в длинную белую рубаху и кальсоны-сподники, справа к кальсонам пришит кошелек на пуговице, сюда («подальше положишь — поближе возьмешь») прячутся трудовыми потом и мозолями нажитые рубли. Надетые поверх посконных «сподников» шаровары перетягиваются на поясе длинным тонким сыромятным ремешком — гашником. Кошелек оказывается прижатым этим ремешком к животу «в припарку». Этот кошелек и называется «загашник». Что означает выражение «спрятать в загашник», знает вся Россия, но только казаки знают, где он находится. Недалеко ещё то время, когда встречались на базарах несколько крепких упрямых стариков, которые могли долго торговаться и бить по рукам. Иногда они, уж совсем-было сговорившись, задирали гимнастерки, спускали шаровары и начинали разматывать гашники, но тут опять возникали какие-то неучтенные ранее условия сделки, и сызнова начиналась божба и рукобитие — теперь уже со спущенными на сапоги шароварами, в сиянии белоснежных сподников. Это могло длиться часами, проходившие мимо казачки только прыскали со смеху да отворачивались, глядя на петушащихся стариков, вконец сорванными голосами продолжавших торговаться. Продолжалось это до тех пор, пока какая-нибудь идущая мимо старуха в черном до глаз платке не хватала ком грязи и не запускала в стариков. Тогда они враз ахали! Иной раз даже приседали, стараясь прикрыть кальсоны гимнастеркой, и под хохот казаков торопливо натягивали шаровары и застегивались. Но торг не прекращался, и через некоторое время опять старички стояли в опущенных штанах. Но вообще же страсть к торговле, вольность в одежде общественным мнением порицалась. И то, и другое считалось грехом, как, например, азартные игры, петушиные, гусиные и бараньи бои... Основной одеждой казаков-мужчин были мундиры. Происходила военная реформа — менялся воинский мундир — неизбежно менялся и костюм станичников. Вообще, это относится не только к казакам, но и ко всему народному костюму, который было бы неправильно воспринимать, как что-то раз и навсегда принятое, неизменное и подверженное влиянию моды. Правда, изменения в костюме станичников происходили гораздо медленнее, чем в воинском мундире, кроме того, были изменения и детали, которые в станицах не приживались... Кроме того, любое модное новшество неизбежно претерпевало изменение в станичном исполнении, а прижившись, существовало долго. Скажем, в армии оно давно отменено и забыто, а старики по станицам продолжают носить одежду, в том числе и новошитую, по тем образцам, кои были им привычны. В каких мундирах они служили в молодости, в таких и умирали в старости. Так, на фотографиях времен Первой мировой и даже послереволюционных можно видеть стариков в мундирах русско-турецкой войны, а в послевоенных и нынешних костюмах, принятых на Дону, легко читаются мундиры и гимнастерки начала века. Однако общие черты, присущие казачьему костюму, красной нитью прослеживаются в казачьей одежде с древнейших времен до наших дней. ...Но вернемся к старику в бане. Вот он облачился в широкие суконные шаровары. На протяжении столетий они меняли покрой незначительно и никогда не были «в облипочку» — в узких штанах на коня не сядешь. В «Записках казачьего офицера» Квитки рассказывается, как офицер, перешедший в казачий полк из гвардейских гусар, жалел казаков за то, что они парятся в суконных шароварах. Сам он был одет в тонкие чакчиры и изнывал от жары. Так вот, если бы он надел казачьи шаровары, предварительно надев чистыесподники, то понял бы, что казаки чувствовали себя гораздо лучше, чем он — жалеющий их офицер. Просторные суконные штаны играли роль своеобразного термоса, а полотняное нижнее белье (всегда чистое) не давало ногам преть и стираться в сукне о седло. Подвязав шаровары гашником, старик натянул просторную гимнастерку. Она — дочь русской рубахи и сестра кавказского бешмета. Наверное, потому так и прижилась белая, первоначально «гимнастическая рубаха», носимая прежде под мундиром, что она плоть от плоти рубахи крестьянской, а еще раньше — славянской. Подпоясавшись старым ремнем с простой пряжкой об одном шпеньке, казак накинул архалук — стеганую одежду со стоячим воротником. Вот, что написано об этой одежде у В. Даля: «ар-калык (татар.)прм. черезседельник. Из этого же слова (арка (татар.) — хребет, спина) в значении полукафтанчика, вышло архалук — поддевка, род домашнего чекменька, большей частью несуконного, стеганка». Это очень старая одежда. Наши деды нашивали его уже в виде верхней одежды, бывали они сатиновые и шелковые. Скорее всего, от архалука родилась телогрейка, знаменитый русский ватник, первоначально носимый только под шинелью, как архалук под кафтаном. А сам старинный кафтан с открытой грудью, без воротника породил костюм, по крайней мере, двух огромных районов. Донские казаки и уральцы носили их издревле, в XIX веке получили форменный кафтан, застегнутый наглухо, на петли и крючки встык, а казаки кавказских войск пришили к древнему кафтану без воротника газыри-патронташи, и получилась знаменитая черкеска. Так что постулат о том, что, придя на Кавказ, казаки заимствовали кавказскую одежду, весьма спорен. С таким же успехом можно сказать, что кавказцы заимствовали одежду, принесенную казаками и не меняя покроя носят ее до сих пор. А на самом деле никто ни у кого ничего не заимствовал! Предки казаков и современных кавказских народов, живя бок о бок с глубокой древности, вместе проходили одни и те же фазы развития воинского искусства, в угоду которому и менялся воинский костюм. Так, с изобретением огнестрельного оружия и появлением стрелковых соединений, вроде стрельцов или мушкетеров, возникла необходимость в мерном заряде. То есть, во время боя некогда было отмерять порох, нужно было максимально быстро засыпать нужную порцию в ствол, забить пулю, подсыпать из пороховницы порох на полку и стрелять. И такая емкость с заранее отмеренным зарядом появилась. Ее можно видеть и на русских, и на иностранных старинных гравюрах и лубках — это деревянные «зарядцы», которые болтались у стрельцов на плечевой перевязи. Но если зарядцы устраивали пехоту, то кавалеристам не годились. Во время езды такой зарядец было и не поймать рукой, потому были придуманы специальные крепления, державшие «зарядцы» наглухо, а сами зарядцы превратились в нынешние газыри. Кстати и патронташ, носимый пехотинцами на поясе, казаку был неудобен, и потому, в так называемых степовых казачьих войсках, патронташ стали носить на перевязи через левое плечо, чтобы можно было легко вытащить обойму правой рукой. Винтовку же казаки традиционно, в отличии от регулярной кавалерии носили через правое плечо... Шапка и фуражка. Головные уборы — совершенно особая часть любого народного костюма. И у казаков шапка и фуражка овеяны таким количеством легенд, исторических преданий и примет, так слились с судьбою казака, что даже три четверти века геноцида рассказачивания, ссылок, истребивших весь казачий уклад, приведшие к запустению земли, к забвению — обычаи, не смогли уничтожить казачью папаху и фуражку. Фуражка была, есть и будет предметом почитания, поклонения и гордости казака. Петр I был поражен одним казачьим представлением, которое недоброхоты казачества превратили в анекдот, в результате которого нам, якобы, был «милостиво» пожалован герб — голый пьяница на бочке с шашкой в руках и шапкой на голове. Дескать, казак может пропить все кроме кисета, шапки и шашки. Действительно, в царских кабаках запрещалось брать в залог шашку, шапку и нательный крест. Но происходило это по иным, гораздо более древним и серьезным причинам. Средневековье — время символов, и эти три детали: крест, шапка и шашка (или еще раньше сабля) составляли символы особые и потому неприкосновенные. Нательный крест — символ того, что его обладатель — христианин. Казаки, поступая на службу в советскую армию, не имели права носить крест на груди, и поэтому чтобы не остаться без креста, они раскаливали его докрасна и прикладывали к гружди. Кто это видел, как раскалённая медь прожигает шипящую кожу до кости, лишался дара речи. Солдату были готовы приписать «психическую статью», поскольку представить, что в «эпоху развернутого строительства коммунизма» может сохраняться иное мировоззрение было трудно. Казаки-солдаты делали это не для того, чтобы показать свою терпеливость или противопоставить себя начальству. В их староверческом мировоззрении было точное, не подвергаемое сомнению клише: снявший крест — обречен. Если хотите, они делали это из страха. Только не надо путать этот страх с трусостью. Это высочайший страх — страх Божий — страх потерять душу, а говоря языком современным, страх перестать быть человеком и личностью. Второй важнейший символ казачества — шапка, потому что отдать ее казак мог только с головою. По всей Руси обширной смертельным оскорблением для замужней женщины было «опростоволосить» ее — сорвать головной платок. Помните, именно за это преступление купец Калашников убил опричника Кирибеевича. При наказании плетьми, палач прежде всего срывал с преступницы платок. Большим позором было замужней женщине показаться не только перед гостями, но даже перед собственным мужем без повойника. Для мужчины, для казака таким смертельным оскорблением была сбитая или сорванная с головы шапка. Это отношение к шапке, к папахе до сих пор осталось таким на Кавказе среди казаков и горских народов. Сбитая с головы шапка была вызовом на поединок. Брошенная «о земь» означала, что в предстоящем споре он ставит в заклад свою голову, «отвечает головою», то есть цена проигрыша — жизнь. Единственно на казачьем кругу Есаулец мог напомнить, что положено перед Кругом держать речь, обнажив голову.Он же мог вырвать шапку из рук выступающего и нахлобучить ее на голову, что означало: говорящий лишается слова. Шапки снимали в церкви все без исключения. Даже полицейский, влетев в церковь в погоне за вором, должен был снять шапку. Так что же символизировала шапка, что означала она? В первую очередь, принадлежность его к казачеству. Кстати, это назначение фуражки или папахи сохраняется и сегодня. Лампасы не носили последние лет тридцать-сорок, а фуражки, неизвестно где шитые, существовали всегда. Шапка играла очень большую роль и в гражданской жизни казака, и в семейной. Она была символом юридических прав главы рода, главы семьи. У нее было особое место в убранстве казачьего куреня. По числу фуражек в прихожей можно было судить, сколько казаков живет в этом доме, сколько объединено в семью. Фуражки или папахи без кокард формально принадлежали казакам нестроевых возрастов. Но этот обычай почти никогда не соблюдался, может, потому, что казачата хотели казаться старше, а старики — моложе! Проверить догадку о числе мужчин в доме можно было, войдя в горницу, где на ковре висели шашки — символ казачьего совершеннолетия, полноправия и наличия земельного надела. Фуражку убитого или умершего казака везли домой. Казак, привезший страшное известие о гибели сына, мужа, отца, обнажив голову, слезал с коня у ворот осиротевшего дома, доставал из переметной сумы простреленную или изрубленную фуражку и молча проходил мимо остолбеневших от горя родных в горницу, где клал головной убор на полку перед иконой. Это означало, что защитника в доме больше нет, что защита этой семьи препоручается Богу и христианам. В поминальные дни и в Родительскую субботу перед фуражкой ставили стопку вина и прикрывали куском хлеба. Утром хлеб скрашивали воробьям, а вино выплескивалось в огонь очага или выливалось в реку с поминальной молитвой. Когда хозяина не было дома, старик или атаман, войдя в горницу и перекрестившись, усаживались без приглашения, говоря хозяйке: «Сбегай-ка, покличь свово...». В доме вдовы, где под иконой лежала фуражка, ни старик, ни атаман не смели без разрешения переступить порог горницы, говорили тихо и обращались к вдове либо по имени и отчеству, либо ласково: Катенька, Егоровна-голубушка... Если женщина вторично выходила замуж, то ее новый супруг после венчания фуражку прежнего хозяина убирал. Тайком, в одиночку, нес фуражку к реке и опускал ее в воду со словами: «Прости, товарищ, но не гневайся, не грехом смертным, но честию взял я твою жену за себя, а детей твоих под свою защиту... Да будет земля тебе пухом, а душе — райский покой...» Но вообще папаха была предметом поклонения не случайно. На старинную шапку частенько нашивали образок или за подкладку зашивали какую-нибудь священную реликвию, поэтому в степи, на войне, в походе казак ставил на какую-нибудь возвышенность, на холмик или на воткнутую в землю шашку, шапку и молился на сияющий на ее челе образок. После раскола, происшедшего в России (следует помнить, что очень многие казаки были староверы, то есть никоновских реформ не признали), появилась традиция зашивать староверческие образки в шапку, под кокарду или над нею. В советской армии солдаты-казаки тайком зашивали иконки (часто бумажные, купленные в ближайшей церкви) в шапку или фуражку. При этом они могли быть и неверующими, но традиция сохранялась. Принятый в русской армии закон о нашивании на шапку наград за массовый героизм еще более увеличил ценность головного убора. Так можно было почти на всех казачьих шапках увидеть латунные значки «За храбрость», «За Шипку» и т. д.
Атаман носил особую высокую шапку, которая ему не принадлежала, как и кафтан особого покроя из дорогого материала. Шапка была знаком его атаманства и принадлежала казачьему обществу. Обычаи, говорящие о высокой роли шапки в гражданской жизни казачества, сохранились до сих пор. При выборах атамана, каждый кандидат или каждый выступающий, выходя в круг, снимает шапку. Если кандидатов несколько, то все они при выдвижении сидят без шапок. Вообще-то, обычай обнажать голову означает покорность и послушание, приведение своей воли в подчинение воле другого (того, кто в шапке). Все остальные казаки круга сидели в головных уборах. Но как только атаман был выбран, роли менялись. Атаман торжественно надевал атаманскую шапку, а все казаки без исключения снимали головные уборы. С этой минуты признавалась воля атамана над их головами.
Мужской костюм - состоял из военной формы и повседневной одежды. Форменный костюм прошел сложный путь развития, и на нем больше всего сказалось влияние культуры соседствующих народов. Враждовали они не всегда, чаще стремились к взаимопониманию, торговле и обмену, в том числе и культурно-бытовому. Казачья форма утвердилась к середине XIX века: Донского образца – чекмень, серо-синие шаровары с красным лампасом (шириной 4-5 сантиметров), сапоги или башмачки (наговицы), башлык, зимний чекмень или бекеша, фуражка или папаха; Кубанского образца - черкеска из черного сукна, темные шаровары, бешмет, башлык, зимняя бурка или бекеша, папаха или усеченная папаха (кубанка), сапоги или чаботки. По верованиям древних одежда вторя кожа, поэтому этнические казаки никогда не носили чужую одежду, не совершив очистительных обрядов, и уж тем более одежду убитых (вся одежда убитого казака сжигалась, чтобы её отрицательная энергетика не передалась другому носителю, а вот головные уборы сохранялись - их клали под иконы в войсковых храмах или в доме). Наиболее ценилась одежда, сшитая матерью или женой. Атаманы, награждая своих казаков, дарили им материал на «справу». Форменная одежда, конь, оружие были составной частью казачьей «справы», т.е. снаряжения за свой счет. Казака «справляли» задолго до того, как он шел служить. Это было связано не только с материальными затратами на амуницию и оружие, но и с вхождением казака в новый для него мир предметов, окружавший мужчину-воина. Обыкновенно отец говорил ему: «Ну вот, сынок, я тебя женил и справил. Теперь живи своим умом - я более перед богом за тебя не ответчик». Кровопролитные войны начала XX века показали неудобство и непрактичность традиционной военной формы на поле боя, но с ними мирились пока казак нес сторожевую службу. Всё же с 1915 года традиционная казачья форма стала исключительно парадной, с 1915-1946гг. её то запрещали вплоть до – расстрела за лампас, то снова разрешали; а с 1946 окончательно запретили её ношение. Только в конце 80-ых 20 века казачий национальный костюм начал возрождаться из забытья.
Женский костюм - сформировался к середине XIX века. Он состоял из юбки и кофточки (кохточка), сшитой из ситца. Она могла быть приталенной или с «басочкой», но обязательно с длинным рукавом, отделывалась нарядными пуговицами, тесьмой, самодельными кружевами. Юбки шили из ситца или шерсти, для пышности присборенные у пояса.
«..Юбки шили из покупного материала широкие, в пять-шесть полотнищ (полок) на вздернутом шнуре – «учкуре». Холщовые юбки на Кубани носили, как правило, в качестве «нижних», и назывались они по-русски - подол, по-украински «спидница». Нижние юбки надевали под ситцевые, сатиновые и другие юбки, иногда даже по две-три, одна на другую, самая нижняя была обязательно белой». Значение одежды в системе материальных ценностей казачьей семьи было весьма велико: красивая одежда поднимала престиж, подчеркивала достаток, отличала от иногородних. Одежда, даже праздничная, в прошлом обходилась семье относительно дешево: каждая женщина умела и прясть, и ткать, и кроить, и шить, вышивать и плести кружева.