Вот автор снова на сцену древних героев выводит. Как будто не может придумать своих. Что же, проверенный веками сюжет лучше любых экспериментов в искусстве. А может, просто хочет поставить своё имя в длинном списке великих и не очень, что рискнули сравниться с Еврипидом.
Нет, ни то и ни другое. О настоящих причинах, заставивших портить героев любимого автора древности, говорить нет смысла. О них известно только на Елисейских полях, где уже две с половиной тысячи лет пребывает тень великого грека. Из вечности он видит, как многочисленные литераторы пытаются превзойти его. И не могут. Стоило браться мне за вечный сюжет?
Может, я только со временем узнаю, может, только на Елисейских полях, почему уже много лет он не давал мне покоя. Остаётся надеяться, что тот, кто впервые вывел на сцену древних героев, простит мне самонадеянность взяться переписывать литературный шедевр.
Если бы я жила в его время, то называлась скифянкой из степей Танаиса и Меотиды. Объединив эллинскую мудрость со скифским упрямством, вот такое произведение и получим. И не повесть, и не пьеса, нечто среднее. И не пародия, просто литературная шутка. Но слишком грустная. Ведь прошло две с половиной тысячи лет, а несчастья у людей всё те же.
Ну, есть повод и у древних авторов позавидовать нашим дням. Сейчас нет ни жёстких литературных рамок, ни цензуры. Можно писать, о чём хочешь. Только таких талантов больше нет.
Потому вернёмся к древним героям. Ведь обращение к тени Еврипида служит только для того, чтобы показать, как в Афинах бронзового века прошло много дней.
Владычица моря, богиня любви, светящая всем. Ты правишь на Крите. Но тебе подвластен не только остров посреди винно-чёрного моря. Нет, держава богини – весь мир.
Золотом блестит статуя прекрасной богини. Тонкая талия затянута широким поясом, семь оборок пышной юбки скрывают стройные ноги. Она подняла руки, восхваляя неодолимую силу любви. В руках у всем светящей богини - священные змеи.
Перед статуей Владычицы моря молится женщина. Та, которую, помнят уже более трёх тысяч лет. Все, кто слышал о последней принцессе Крита, представляли её облик по-своему. Теперь поглядите на неё.
Невысокого роста, с изящной фигурой. У неё есть дети, но роды не испортили тело. Танцы и плаванье позволили сохранить гибкость и гладкую кожу. У неё чёрные волосы, завитые в локоны и уложенные в сложную причёску. Тёмные глаза подведены египетскими красками, губы блестят от помады. На ней платье, подобное облачению богини. Это критянка.
А сколько ей лет сейчас? Царица не скажет, знайте, что она ещё молода.
О том, сколько лет Федре, знала её служанка, критянка Рове-Сазера. Она подошла Федре и просто спросила её:
- О чём ты молишься, девочка? Который день подряд я вижу тебя перед статуей всем светящей. Чего ты просишь у богини?
- Что можно просить у Владычицы моря? Только любви.
- Разве у тебя её нет?
- Раньше не было. Теперь есть. Я полюбила и вижу в этом волю и благословление богини.
- Ты любишь? Но кого? Позволь узнать, кто он. Ведь для меня это не простое любопытство. Ты знаешь, о моих чувствах к тебе. Ни одна дочь не была так дорога матери, как ты мне.
- Я знаю это. Потому скрываться от тебя нет смысла. Да и сама молчать я не намерена. Слушай – это старший сын моего мужа, это Ипполит. Почему ты плачешь, няня?
Федра поднялась с коленей и отошла от алтаря богини. Она приблизилась к Рове-Сазера и взяла её за руки. Глядя в глаза своей старой няньке, Федра продолжала:
- Ты должна со мною вместе радоваться, няня. Ведь по воле богини я встретила мужчину, о таком, как он, я мечтала с юности.
- О нет, что я слышу. Пусть это будет неправдой.
- Ты сомневаешься в моём выборе? Не думай, я не ошиблась в нём. Если хочешь, я расскажу. Хоть любят просто так, возлюбленным дорожат только потому, что он есть. Но его достоинства тебе я перечислю. Во-первых, он молодой…
- С этим поспорить трудно. Сколько ему лет? Семнадцать, восемнадцать?
- Няня, не прерывай меня! В чём дело? Да, он молод и красив, с этим согласится каждый. Но лучшие его черты совсем другие. Ипполит скромен, как невинная девушка, ему же было неприятно слушать ту непристойную историю о Вавилоне. Он чтит богов, ведь всем прочим разговорам он предпочёл рассказ о вере Крита. К тому же, вежлив и любезен. Но и это ещё не главное.
- Неужели?
- В твоих словах я чувствую насмешку. Но здесь она ни к месту. Ведь у нас гораздо больше общего, чем может показаться. Знай, Ипполит верит в нашу богиню. Он говорил не раз – богиня, госпожа моя. К тому же, на пиру он выбрал чашу, в которую стекала кровь жертв с алтаря богини. Это знак судьбы. Теперь всегда мы будем вместе.
- Ой, девочка, я от тебя такого никак не ожидала. Нельзя же так увлечься безоглядно. И кем? Да с чего взяла ты, что это было знамение богини? Он выбрал нашу чашу и вино пил из неё весь вечер. И что из этого? Да кто же из неё не пил, и ничего, внимания ты на них не обращала. Служанки её хоть моют? А почему считаешь ты его красивым? Ведь раньше тебе нравились лишь юноши – критяне, похожие на наших принцев, что рисовали во дворцах на Крите. А Ипполит совсем другой по внешности. Его предки пришли из северных земель, это сразу видно, у него светлые волосы и синие глаза. Он до красавца сильно не дотягивает, такому на себе таскать полный набор бронзовых доспехов. Вот это для него подходит. Ты же его видела вблизи. Оставь подобные мысли, девочка. Твоё воображение может стать опасным и завести тебя, куда не следует. Забудь о нём.
- А разве я смогу? Нет, мне это не по силам. Но тебя я не понимаю вовсе.
- Я огорчаюсь только лишь из-за тебя. Не нашлось для нашей принцессы мужчин достойных, вот она и увлеклась неизвестно кем. Он тебе не пара, и не подходит ни внешности, ни по характеру, никак. Хорошо, хоть он об этом не узнает. Ещё раз повторю – не думай, забудь скорее, это блажь и глупость.
- Я забывать любовь не собираюсь. Все мысли только о нём. Вот, прочитай – это мои стихи о нём.
Федра протянула няньке табличку, исписанную критскими иероглифами. Едва Рове-Сазера заглянула в неё, как тут же вновь начала вытирать слёзы.
- Они замечательны, как те любовные песни, что писали во дворце Кносса.
- Видишь сама, если хороши стихи, значит, и тот, кому они посвящены, любви достоин. Я ему откроюсь.
Вместо того, чтобы обрадоваться, Рове-Сазера упала на колени перед Федрой. Она умоляла её с куда большей страстью, чем сама Федра обращалась к богине любви.
- Девочка, что ты делаешь?! Остановись, прошу тебя! Они же тебя убьют! Когда муж узнает, что ты изменяешь ему, тебя здесь просто казнят. Разве ты не знаешь обычаев этих диких ахейцев?!
- Какое мне дело до их обычаев? Я давно уже устала от здешней жизни и не собираюсь им следовать. А что до казни, он не посмеет.
- Нет, посмеет. Он и так уничтожил то немногое, что от нас осталось. Не губи себя! Если ты себя убьёшь, исчезнет последняя память о Крите. Ведь ты и твои дети – это единственные потомки древней династии критских правительниц. Я о себе уже молчу – своим неразумным поступком ты разорвёшь и мою нить жизни.
Рове-Сазера схватила Федру за руки, не давая ей и слова сказать в ответ. Она продолжала, рыдала и уговаривала свою госпожу:
- Ты же единственное, что у меня есть, ты мне роднее дочери. Федра, ты же знаешь, мои предки из древнего критского рода. Они сидели рядом с ложей царицы во время праздников и танцев с быками. Им принадлежали корабли в главном порте – Амнисе. Это мои предки приезжали в Египет, и с ними говорила царица Египта Хатшепсут. Всё разрушило землетрясение, когда в одну ужасную ночь множество островов ушло под воду. Я была тогда совсем юной, но помню, как Кносс накрыли тучи пепла и ядовитый дым. Наш город стал руинами, а под развалинами дворца моих предков погибла вся семья. Я одна осталась в живых, но лучше бы мне умереть тогда. Первое, что я помню после землетрясения, это как меня изнасиловали рабы, принадлежащие нашему дому. Потом голод, когда люди отнимали еду у бродячих собак и сами ели падаль. Меня подобрала одна из оставшихся в живых великих жриц. А потом приплыли завоеватели-ахейцы. Мою госпожу взял в жёны ахейский воин, который объявил себя новым правителем Крита. Ты же обо всё этом знаешь?!
- Да, я помню. Это была моя бабушка. Зачем ты напоминаешь, что во мне есть и кровь ахейцев? Теперь я не хочу иметь с ними ничего общего.
- А разве я хочу? Но у нас нет другого выхода. Слушай дальше, я буду говорить снова и снова, пока ты меня не услышишь. Тогда нам показалось, что жизнь постепенно начала налаживаться. На развалинах мы построили новые дома, и новые корабли в Амнисе. У меня родились дети, я воспитывала их и детей царицы. Но судьба оказалась слишком жестокой к нам. Да, что было дальше, ты помнишь. Дальше была война, в которой мы проиграли. Проиграли тому, кто стал твоим мужем. На войне погибли мои сыновья, а их дети умерли во время пожара великого дворца в Кноссе. Его разрушил Тезей, а сам дворец теперь называют Лабиринтом, наполненным чудовищами. Чудовища - это мы с тобой. Так что у меня нет никого, кроме Федры, и я буду жить, чтобы уберечь тебя от опрометчивых поступков.
- Мои чувства – это не прихоть, и не заблуждения. Любовь позволит мне вернуть прежнюю славу Крита.
- Вот ты о чём? Ты хочешь старого на молодого променять, как было раньше? А старый муж пусть отправляется в подземное царство и там, на троне смерти, пусть испытает мучения, которые принёс критянам? Это было бы достойной местью, но невозможно. Ипполит – родной сын Тезея и против отца он не пойдёт. Он – ахейский принц. Вера Крита для него чужая.
- Ну, не совсем ахеец. Вернее, вовсе не ахеец. Он же через слово говорил о хеттах. А если человек отдаёт предпочтение народу своей матери, его обычаям и вере, значит, он наш.
- Я уже не знаю, как разубедить тебя. А, я вспомнила! По обычаям ахейцев – ты ему, как мать, и Ипполит – твой сын. Здесь – вы родственники, и страсть твоя запретна.
- Что ты, няня? Разве ты забыла о наших обычаях? У нас считается родство только по крови. А дети мужа – мне никто. На первом месте – мать, женщина, а не отец и его жёны. Что здесь запретного? Обычаи Крита старше и священнее ахейских. Ты вспоминала о Египте. А там же фараон может жениться на родной сестре или дочери. А египтяне превзошли в мудрости все окрестные народы и вера их освящена тысячелетиями, она гораздо старше нашей. Какие у тебя есть возражения против моей любви? Страх перед Тезеем?
- Да, я боюсь за твою жизнь.
- Богиня любви нас учит смелости. Вспомни лучше, как танцевали критские девушки с быками. Они не знали страха. Ты разбежишься, руки вверх поднимешь, и прыгаешь. На несколько мгновений тело оторвётся от земли, и совершишь отчаянный прыжок через быка. Тебя ждёт слава и венок цветов в награду от великой жрицы. Так и в любви – решившись полюбить, ты прыгаешь, как в пропасть. Неизвестно, получишь ты венок в подарок, или попадёшь на рога к быку. Но лучше умереть и узнать любовь, чем из-за трусости жить и на чувства не решаться. Потому, только в любви я добуду славу. Такую же, во всех краях, где побывали корабли критян. От Финикии до берегов испанских. И даже там, на дальнем западе, будет жить слава о женщине в красном платье с оборками, что не скрывала чувств и подчинялась страсти, своему единственному божеству. Если я умру, то память о моей любви меня переживёт. И будет славой Крита.
Рове-Сазера печально смотрела на свою воспитанницу. Похоже, что Федра впала в экстатическое состояние, подобно священной танцовщице с быками. Они не испытывали страха и были способны на любые головокружительные трюки на арене. Что же ей было делать? Тут её взгляд остановился на табличке со стихами. Видимо, сама богиня любви подсказала ей спасительное решение.
- Что же, если твоё решение неизменно, поступим так. Я с ним поговорю и покажу твои стихи. Если ты права, то он поймёт. А если нет, то опасность нам угрожать не будет. В табличке нет его имени и там вовсе не понятно, о ком они. Твоей вины никто не докажет. Я пойду сейчас, и пусть поможет нам повелительница любви, владычица моря, всем светящая богиня – Пасифая.
Носить любовные записки – это тяжесть не для старых ног. Но чего не сделаешь ты из любви к Федре. Пожалуй, ты, критянка, первая, кто решился способствовать своей хозяйке в делах любовных. Первая из тех, о ком писали стихи. Но не последняя, из длинной череды нянек и кормилиц. И ты жила на свете, и о тебе написано на хеттской глиняной табличке.
А кто избранник Федры? Будет ли он стоять под окнами и пробираться в чужой дом под маской?
Что за странные мысли по дороге приходили кормилице Федры?! Но Рове-Сазера думала только об одном – как без помех поговорить с царевичем. Где он вообще ходит, как найти Ипполита, наполовину хеттеянина, сына царевны Асмуникал из Хаттусы, потомка Суппилилулиумы Великого?
Не надо его искать, он здесь. Хотя, Рове-Сазера едва не разминулась с царевичем. Ипполит явно собирался куда-то идти. Не зря же он надел длинный плащ и взял оружие. А главное, что он был сейчас один. Потому, критянка приступила к разговору без всяких предисловий.
- Стой, перестань! И выпусти мой плащ!
Ипполит не успел отойти от дома на несколько шагов, как дорогу ему перегородила служанка царицы. Старушка падала перед ним на колени, причитала, хватала за руки. Из бессвязного потока её слов Ипполит поначалу ничего не понял, но искренне пытался:
- Что тут происходит? Случилось какое-то несчастье? Пожар или враги напали?
Похоже, ни то и не другое. В доме вроде бы всё в порядке было. Но служанка не унималась, продолжала рыдать.
- Ты скажешь мне, в чём дело? Или я дальше пойду, потому, что меня люди ждут. Я так на встречу опоздаю.
Тут она перестала причитать, поднялась на ноги и сказала ему с таинственным видом:
- Я тебе всё расскажу, но сначала поклянись богами, что о моих словах ты никому не скажешь.
- Да, прямо так? А в чём подвох тут?
Первой мыслью, которая пришла ему на ум, было уйти и не слушать всякие глупости. Но любопытство оказалось сильнее. Потому, он поступил так, как делал обычно, когда хотел, чтобы его никто не понял. Просто сказал на языке хеттов:
- Ладно, так и быть, я тебе что-нибудь скажу, только отвяжись быстрее.
А потом обратился к назойливой старушке:
- Зевсом и Герой клянусь, что о нашем разговоре я буду молчать. Так в чём же дело?
Но она оказалась не так проста. Критянка хитро подмигнула ему и сказала:
- Я чувствую, что ты говоришь вслух какие-то слова, но сердце твоё сейчас молчит. Клянись богами своей матери! Только тогда я тебе смогу поверить!
- Ты точно этого хочешь?
- Конечно, иначе я не доверяю.
- Ну, если добивалась, слушай. Но я тебя предупреждал, потом не жалуйся! Значит, так. Пусть в свидетелях мне будет Бог Грозы, господин мой, и богиня солнца города Аринны, госпожа моя. И бог-защитник Пирва, что стоит на священной скале-перуне. И бог войны Ярри и Рута, богиня охоты, госпожа моя. И бог света Сиват, прогоняющий призраков ночи. И богиня солнечных лучей Микула, что растит хлеб на полях. И мать-земля, богиня Лельвани…
Рове-Сазера слушала клятву, а она всё не заканчивалась. Похоже, юноша несколько увлёкся, перечисляя богов своей матери-хеттеянки. Теперь уже самой Рове-Сазера вспомнилось, что ей пора идти, ведь дома осталось множество дел, которые надо было успеть, пока не стемнело. Как же служанки справятся без неё с выкройками критских платьев для госпожи.
- Деточка, как же ты это запомнил? – участливо обратилась Рове-Сазера. – С тобою всё в порядке?
- Подожди, это только начало. Я говорил о богах моих предков, которые пришли в Хаттусу с севера, а дальше будет о богах народов, которые жили на нашей земле прежде хеттов и богах вавилонян и хурритов. И Тешшуб, бог грозы, и бог грозы города Нерика, Иштар, Царица Ночи, и богиня Инара, что подарила смертному свою любовь…
Если бы не упоминание о богине Инаре, которая вместе со своим любовником из смертных помогала Богу Грозы победить Змея, нянька и забыла о поручении Федры. Но табличка со стихами по-прежнему была при ней, и её любимая воспитанница ждала ответа. Надо было действовать.
- Ты говоришь о богине, которая влюбилась в смертного? Расскажи мне, прошу.
- Если я начну рассказывать о том, как Бог Грозы победил Змея, и обо всех его помощниках, то это на много дней растянется. Эту историю рассказывают на Новый Год, потому его в Хаттусе празднуют восемнадцать дней. Может, хватит уже? Теперь дело за тобой.
Но перейти к делу Рове-Сазера не решалась. Весь её жизненный опыт говорил только об одном – пора заканчивать опасный разговор. Но теперь любопытство взяло вверх и над ней. Ведь это качество обычно приписывают одним женщинам, не правда ли?
- Я к тому и веду. Мне просто не понятно, неужели хетты на первое место ставят Богиню?
- Какую? Их много. Не зря же хеттов называют народом тысячи богов. Ну, и полтысячи богинь соответственно. Ты хочешь узнать о богине солнца города Аринны, матери всего мира, или Сауске, воительнице на лошади, божественной защитнице города Хаттусы, или Руте, девушке с оленем. Или Эрешкигаль, владычице подземного мира, которая забирает к себе людей?
Он говорил что-то ещё, но Рове-Сазера уже не слушала, а только внимательно рассматривала его, стараясь понять чувства воспитанницы. Что же именно нашла Федра в Ипполите, что в нём было привлекательного?
Впервые Рове-Сазера почувствовала, что перестала понимать Федру. Может, она просто вспомнила о своей юности, и ей захотелось вернуться на десять лет назад? Или мир мужчин, не расстающихся с оружием, вдруг стал для неё привлекательным? Хотя до сих пор ей нравились только утончённые критяне, воины казались слишком грубыми.
Она так и не нашла ответа на свой вопрос, как не рассматривала юношу с ног до головы. Правда, ему от природы должно было достаться много ума, но жизнь ещё не научила им пользоваться.
Да, и ещё на одно обратила внимание Рове-Сазера. Хотя Ипполит внешне не отличался от других ахейцев, в нём чувствовалось что-то чужое. Ни язык, ни одежда его не выдавали. Это было чем-то неуловимым, нечто отличало его от всех остальных жителей Афин.
Она так задумалась, что и не расслышала, как Ипполит обращается к ней:
- Так, мне это надоело. Хватит кругами ходить, давай быстро рассказывай, что Федре надо. Зачем она тебя подослала? Я же вижу, что ты меня испытываешь. В чём дело?
Говорить правду уже не имело смысла. Оставалось только выйти из непонятного и ненужного разговора.
- Да, ничего такого важного. Так, пустяки. Ведь ты с царицей говорил о каких-то песнях. Она решила показать тебе одну из тех, которые в старину пели на Крите. Вот, держи, если хочешь, прочитаешь.
- И ради подобной ерунды ты морочишь мне голову? Нет, я не верю.
Но Рове-Сазера всем своим видом старалась показать, что она всего лишь глупая старая рабыня и ей неизвестно о капризах хозяйки. Мало ли, что за блажь господам в голову придёт, а ей исполняй. Потому, она просто сунула в руки юноши табличку и поспешно ушла.
Он долго рассматривал табличку, но совершенно напрасно. Ведь ни языка критян, ни их письма Ипполит не знал. Ни одного слова.
Вообще, он говорил на нескольких языках. На ахейском, языке своего отца. На хеттском, лувийском и хурритском, языках страны хеттов, которые выучил благодаря матери и её слугам. И на языке вавилонян, который в то время считался языком международных договоров. Вавилонскую клинопись он должен был выучить, как один из хеттского царского рода. Ведь ей пользовались для общения между державами Востока, что отличало цивилизованные страны от ахейцев, живших на окраине известного тогда мира.
А языка критян не выучил. Да, и зачем, ведь от прежней великой державы остались одни воспоминания.
И Федра, которая могла помешать его планам. Потому Ипполит снова заглянул в табличку. Критяне писали по кругу, их иероглифы шли от центра к краям, закручиваясь в спираль. Воин в головном уборе из перьев, розетки, связки лотосов, фигура тучной женщины – такими были письмена критян.
Ничего не понятно. А если не понятно, то нечего туда и глядеть. Потому, Ипполит нашёл табличке неожиданное применение. Он размахнулся и забросил её подальше. Письмо Федры полетело то ли в реку Илисс, то ли в канаву. Но там оно пропало навсегда.
Хотя письмо царицы к пасынку и потерялось, но интрига вокруг него начала складываться. Постепенно мы приближаемся к трагическому финалу. А как же предотвратить несчастье? Ведь он об этом не знает, о том, какие испытания для него приготовлены. Потому, обратимся к высшим силам так, как это делали хетты.
- О, все боги, господа мои! И вы, священные реки, и горные вершины, и подземный поток Вилусы! И Судьба, и Правда! Отчего же вы медлите сейчас, почему не спасёте одного из сыновей хеттов? Ведь, если он погибнет от вашего бездействия, кто будет молиться вам? Кто вспомнит ваши имена на земле Аххиявы?