Забайкалье… Природа этого края земли русской славится своей ширью, просторами, чистой, не тронутой в дикости своей, красотой. Быстрой Ингодой, синим Арахлеем, богатой дарами тайгой и светлыми в своей целомудренной порядочности людьми. О самом Байкале может быть только отдельный разговор, как о чуде, созданном руками Бога. Край этот сначала пугает своей загадочностью и неизведанностью, но потом… Его помнишь всю жизнь. Мечтаешь приехать сюда хотя бы на денёк из долбаных благ цивилизации. И, вспоминая о нём, льёшь крепкую заварку в молоко.
Попасть сюда после училища считалось у военных крайней степенью неудачи. Да ещё привезти сюда «городскую» жену… От тоски по дому здесь только что не вешались. Пытались жить… Дружили семьями, ходили друг к другу в гости, рожали детей, воспитывали их и ждали замены, где пять, а где и десять лет. Потом привыкали, росли по службе, ездили в отпуск по трое с половиной суток на поезде. Особым шиком было сесть в Кадале в самолёт в 10.00 по-местному и беспосадочно выйти из него в Москве в те же 10.00. Ляпота! Машина времени!
Кстати о самолётах. Служил я как-то в одном лётном гарнизоне и по стечению обстоятельств заступил дежурным по аэродромно-техническому обеспечению (АТО) с субботы на воскресенье. А всё потому, что самолёт командующего армией – Ту-134, посадили на наш аэродром. Обнесли его стоянку столбами на ножках, натянули колючую проволоку, выставили часового из числа технарей и назначили круглосуточного дежурного по АТО. Сиди тут и зевай от скуки. На аэродроме ни души – выходной день. Весь гарнизон расслабляется, как может, а тебе ещё завтра с утра на службу – тоска смертная. Стояли тёплые сентябрьские деньки бабьего лета.
Фамилия часового-технаря была Чеботарёв, а звали просто: Чебрик. Это был вечно спящий, помятый и немногословный парень лет двадцати трёх. Пилотка на его голове чудом держалась на затылке, являя всему миру нечёсаный и слегка подкрашенный по тогдашней моде чуб. Но сейчас он не был заспан. На его лице, светящемся от удовольствия, была написана радость. Радость от общения с эскадрильским псом по кличке Дружок. Дружок был невысокой, приземистой, криволапой особью разномастной расцветки, с большими ушами овчарки и добрыми умными глазами. Он был добр и весел со всеми, кто его кормил. И в этот момент на его морде было выражение собачьего счастья – он ел колбасу из рук Чебрика. Тот тоже был счастлив поделиться колбасой начальника караула и ел вместе с собакой, откусывая ей кусочки и тщательно пережёвывая свои. Глядя на этот праздник желудка, я тоже решил поддаться искушению и спустился на первый этаж, чтобы разогреть свой обед.
Пока меня не было наверху, всё на стоянке поменялось. Солнце скрылось за тучами, резко потемнело и задул холодный, судя по скукоженной фигуре часового, пронизывающий ветер. Чебрик уже не жевал колбасу, а Дружок сидел рядом с ним и молотил хвостом по бетону, то ли в благодарность, то ли всем своим видом показывая, что не прочь откушать ещё чего-нибудь. Но тот не обращал на собачьи заигрывания никакого внимания. Он мёрз и хотел найти место, где бы ветер не выдувал из него остатки тепла. Но кругом был только забор из колючей проволоки, шасси самолёта и студёный забайкальский ветер, который трепал его синюю застиранную техничку и норовил попасть песком в глаза. Внезапно ветер сдёрнул чехол с турбины самолёта и, кувыркнув его в воздухе пару раз, бросил на колючку забора. Чебрик выпрямился и бросился ловить чехол. Под ногами у него мешался довольный, что с ним играют, Дружок. Чертыхаясь, Чебрик оторвал чехол от колючки и с довольным видом повернулся к самолёту. Довольство медленно сползло с его лица. Озорник-ветер стянул со второй турбины чехол и, весело играя с ним, помчал в сторону взлётной полосы.
«Ищи, свищи!»,- подумал я.
Часовой, согласно Устава караульной службы, должен не покидать её место несения, но… Чебрик, очевидно, этого не знал и, повалив пару столбов, помчался вслед улетающему чехлу номер два. Дружок мчался вместе с ним и в один прекрасный момент помог технарю запутаться в своих собственных ногах и грянуться наземь, вспахав местный «лунный грунт» - песок и камни. Раздался выстрел…
Когда-то в детстве Игорю Чеботарёву говорили, какой он классный, хороший внук, сын и т.д. Вся жизнь пролетела перед его глазами. Детство, юность, молодость и всё… Всё, чего он хотел, ждал, на что надеялся, остановилось. И, лёжа в пыли, он внезапно понял, что жизнь заключена не в куске тряпки чехла турбины и даже не в счастье покормленной дворовой собаки. Счастье – это совсем другое…
Когда он вынырнул из этих своих дум, то реальность обрушилась на него воем сирены несущегося к аэродрому, по так называемой «генеральской» дороге, пожарного автомобиля. Впереди него, можно сказать, летел командирский УАЗик, а сбоку, прямо через поле, выкатывал на рулёжку караульный ЗиЛ-131 и из него сыпались на бетон солдатики с автоматами – соседний караул от базы обеспечения. Начальник его караула бежал с соседней стоянки.
Слава Богу, что пуля ни в кого не попала, и Чебрику просто досталось «на орехи». Чехлы отыскали, водрузили на место, расставили поваленные столбы, поменяли часового, и снова на аэродроме повисла гнетущая равнодушная тишина.
Ветер стих, появилось солнце, и только Дружок внезапно исчез до утра от греха подальше.
(Из серии "Байки старого вояки")