Я вот, о чем сказать хотел. Свобода. Это что? Что говоришь? Когда не помнишь отчество у тирана?.. Да-да. Читал. Наверное, да. Нет, я не спорю. Ты все о высоком, а я попроще. Пониже. О бытовом. Нет, ну, тоже не в обход поэзии. Лодка жизни, быт – все, как положено.
Иду с работы. Киоск «Мороженое» - мне как раз по пути. Взял стаканчик, шоколадный или пломбир. Свобода. В кармане всегда - несколько рублей, карточка. Мороженое дожевал, и тут же рядом – типа гастронома. А у них там акция и прям сегодня. Не говори, удачно зашел. На коньяк акция. Ну, я бутылочку. Много – нет. Что я – алкоголик?! Нет, бутылочку, сырку еще. О-о-о! Сырок чудо. При чем здесь творожный? Настоящий сырок, «Санта-Блю», армянский, с плесенью. О-о-о! Взял граммов пятьсот. Ушек свиных, парочку. Хлебца монастырского серенького. Что-то еще хотелось… Время идет, да Бог с ним! Куда спешить-то, перед кем отчитываться?! Свобода.
Вспомнил, вспомнил! Перцев. Перцев жгучих, красных и зеленых штучек по десять. Тоже у армян научился. Цацики, по-ихнему. Вот, я тебе скажу, народ. Мудрейший из мудрых. Упырей везде найдешь, если поискать, да зачем же их искать! Хороших надо людей искать, хороших. Ай, как они готовят! Ай и ай. Только подумаю, уже слюны полный рот. Дома у меня банка из-под огурчиков покупных. Прелесть. Огурчиков уже всего два осталось, а я рассол специально не выливаю. Перчики туда. Девять туда, десятый – на доску, и меленько-меленько. У меня супец дома сваренный. Сам варил. На косточке, с перловкой, с морковкой, с лучком. Горячий, наваристый. Перчик один туда.
А коньячок пока – на полку. Дойдет очередь. В морозилке бутылка «Столичной». Настоящая, московская. Заиндевела. Густая. Стопарик с полки возьму, низкий, но широконький. Дно толстое, в руке ухватистый. Наливаю стопарик, стекло сразу запотеет. А мне никто ничего и не скажет. Свобода потому что. И столько стопариков приму, сколько захочется. Моя потом голова болеть будет, не чья-то. И болеть с похмелья, а не с дурацких разговоров. Свобода.
Хорошо! И не надо уроки проверять за кем-то. И коробочки клеить, и читать кому-то на ночь глупые стихи. Слова спрашивать по английскому. Бред это все, бред сивой кобылы. Школьные собрания, поборы вечные – то учительнице на подарок, то на ремонт, то штаны новые надо, то лыжи, то еще хрен в стакане. Кстати, о стакане: еще стопочку. А потом – ушком свиным, острым, копченым. М-м-м! Сыр? Сыр не забыл, сыр - впереди. Сыр – это под коньячок, это – десерт. И сигарету. О-о-о! Зачем на балкон? В комнате. В комнате, дорогой мой! Ну, и что, что запах? От табака и должен быть запах. Хороша была бы сигарета без запаха! А кто что скажет? Свобода!
Да-а-а. Хорошо. И не надо много, чего. Бриться сегодня было лень. И вчера тоже. И что? Теперь брутальный, как Антонио Бандерас. И никто слова не скажет, не заворчит. Даже зубы – хошь чисти, хошь – нет. А на кого дышать? Свобода.
И остается время на себя. Подумать о себе, о вечности. Подальше от сервантов и корыт. Поэзию хотел? Вот она самая и есть. А то - отчество у тирана… Да кому он интересен вместе со своим отчеством? А обязательства бесконечные - чем больше отдаешь, тем больше должаешь, вот, что важно. Вот, что вяжет по рукам, по ногам, по всему. Узы.
Так ведь и говорят – семейные узы. Узилище. Слово такое было. Тюрьма в переводе. Вы в тюрьме сидите? Что девять лет? Нравится? Тогда сидите. Если нравится, сидите изо всех сил. Надо жить так, как нравится.
Кстати, об узах. Родственники. Родственники – это казнь египетская. Со всех сторон. Всем нужен. Как сантехник. И еще много, как кто. Этому денег дай, этому – перфоратор, эту выслушай, этому шторы сними, этой – повесь. Да я что – укушенный?! Да я, может, сдохну завтра, а сегодня, в свой последний день, как мать Тереза тут с вами?! Да я что, с дуба рухнул, контуженный на всю голову?!! Нет, если вам такое нравится, то ради Бога. Но это – если нравится. А я вот рожден для свободы, как птица для полета. И отвалите от меня. Это - если на языке Пушкина и Толстого. Отвалите, как можно дальше, а я пока сырок порежу.
Ай, какой сырок!.. Хрен бы я ел такой сырок в узилище. Хрен бы, может, ел торговой марки «Дядя Ваня». По тридцать целковых баночка. Ел бы и плакал. От счастья. А я – «Санта-Блю» армянский (ох, дай им Бог здоровья! всему их племени) по девятьсот семьдесят пять рубчиков. Потому что есть они у меня, на ерунду не трачу. И перфоратор у меня есть, и много, что. Не потому, что Плюшкин, а потому, что хочу жить на свободе.
Как хорошо – коньячок под «Санта-Блю». И потом фильмец душевный. Чтобы смотреть и вздыхать. И сердце так… ах…
Еще стопочку.
Хорошо на свободе. Никто не кричит, не домогается: «Папа, вырежи…» какую-нибудь ерунду или там, - «согни, склей, подними, опусти». Да… Галстук вареньем никто не пачкает. С поцелуйчиками дурацкими не лезет никто. Хорошо…
Телефон зараза… Не звонит. Оно хорошо,конечно, хорошо... Свобода... чтоб ее…