В шесть часов утра, в последний на неделе выходной, я отправилась в соседний район – работать на избирательном участке. В этот день москвичам предстояло поучаствовать в расписывании галочек на бюллетенях – рядом с фамилиями кандидатов в мэры. В основном моя задача состояла в обходе квартир пожилых и инвалидов, которые не имели возможности посетить избирательный участок.
Работа на этих выборах обернулась для меня редкой и действительно ценной возможностью лично взглянуть на ту жизнь, которая вынужденно прячется от нас в квартирах соседних домов. Я побывала в чужих крохотных мирах из нескольких стен, семейных фотографий и незнакомых запахов. Побывав во всех тридцати с лишним квартир я ощущала в них нечто общее – атмосферу тоски, одиночества, тесноты и замкнутости. И та часть жизни, с которой я встретилась там лицом к лицу, взглянув одним глазком на быт пожилых и недееспособных людей, меня не удивила. Но впечатлила.
По сути всё, что я делала – таскалась с ящиком для бюллетеней в руках и выслушивала жалобы тех, к кому мы с коллегой успели прийти только после пяти вечера. И именно благодаря своему фактическому невмешательству в происходящее я стала как бы сторонним наблюдателем, будто бы сменяя диафильмы с изображениями комнат и кухонь.
Обход начался в 9 утра. В первый раз нам предстояло посетить 30 человек – значит, приблизительно столько же квартир. Это обстоятельство меня ничуть не испугало, напротив – из избирательного участка, куда с самого утра приходили люди в возрасте и пожилые, я вышла с таким интересом, словно мне предстояло увидеть нечто редкое и особенное. И ведь действительно – я смогла вылезти за пределы своего отдельного мирка, похожего на мыльный пузырь, и узнать, каково живётся тем, кого я изредка мельком замечала на улицах. Я не знала, чего ожидать и испытывала некую смесь из опасений и любопытства.
Я запомнила практически всех, у кого мы с коллегой побывали в тот день, но особенно тронувшие меня случаи я постоянно записывала в свой телефон. Однако самая первая квартира стала для меня лишь подготовкой – ничего особенного в ней не оказалось.
У порога нас встретила тучная дама. Она проводила нас на кухню, присела – и началась незамысловатая процедура. Из кармана женщины выглянул ингалятор, и я поняла, что человек болен астмой. Пока коллега решал возникшую проблему с паспортом, она воспользовалась ингалятором, после чего через какое-то время сказала, что если что-то не получается, она без проблем может пропустить голосование. «Я за господина Собянина даже не перекрещусь».
У порога второй квартиры нас встретила тихая пожилая женщина. Она проводила нас в гостиную-спальню, где напротив телевизора сидел её муж. Пока коллега занимался бумагами, ещё не дойдя до этапа выдачи бюллетени, я взглянула на экран, и моё сердце кольнуло чувство жалости – НТВ показывал сюжет о выборах мэра. Тем временем пожилой мужчина оживился, надел очки и приготовился делать свой выбор.
Житель своего небольшого мира, – впрочем, насколько его размеры невелики, я судить не берусь, – он совершенно точно захотел почувствовать себя частью мира большего, который транслируют ему и его жене через телевизор. День выборов, подумала я тогда, в самом деле имел для него значение. Я почувствовала отвращение к себе. Насколько справедливо с моей стороны испытывать жалость к человеку, чей быт предстал передо мной лишь в той плоскости, которую мне дозволено было увидеть всего на несколько минут?
Он поставил галку – где именно я уже и не вспомню. Я подошла к нему с ящиком и предложила опустить в него бюллетень, и мужчина совершил это сакральное действие, после чего снял очки и вернулся в прежнее положение. Его жена голосовать не собиралась. Я вышла из квартиры с тяжёлым чувством и думала: «ни за что не хочу испытывать это к себе».
Жительница третьей квартиры оказалась чуть бодрее предыдущих. Вместе с ней у входа нас встретил резкий запах лука, к которому за несколько минут я успела привыкнуть. Она проводила нас в кухню и, ожидая свою бюллетень, стала рассказывать о назойливой телефонной рекламе:
– Я ей говорю: «Я плохо слышу, телевизор работает, можете говорить громче?» А она мне: «Так ты выключи телевизор, я что, должна в микрофон тебе кричать?»
Коллега посоветовал ей способ борьбы с рекламщиками, закончил свою работу и мы покинули квартиру.
Следующей избирательницей оказалась соседка предыдущей – судя по тому, что в квартиру женщина вошла совершенно свободно, она помогала её хозяйке. Войдя в просторную комнату в скромном советском интерьере, мы встретили пожилую даму в коляске – она сидела за столом, слушая советскую музыку, транслируемую по телеканалу «Россия К». На её столе находилось всё, что являлось необходимым для мгновенного доступа – сигареты, чай, кружки, чайник и вставленный во что-то небольшой список телеканалов. Она подняла на меня свои серые, заплывшие дымкой глаза, и я увидела в них смиренную печаль и не нашедшую применения в её одиночестве мудрость. Пока спокойная и в чём-то даже апатичная женщина ожидала свою бюллетень, соседка силилась поймать кошку, чтобы показать её мне и коллеге. Смеясь, она всё же умудрилась ненадолго поднять испуганное животное, после чего выпустила и с улыбкой проговорила: «Чё ж ты боишься то, всегда любила гостей, а сейчас вон под кровать прячешься…» Женщина в коляске одним выражением своего лица выразила снисхождение к излишней суетливости соседки и медленно перевела взгляд на бюллетень.
Уже не помню, в какой по счёту квартире мы встретились с пожилой парой – матерью и сыном. Дверь нам открыл, разумеется, сын – совершенно тихий и молчаливый мужчина лет шестидесяти. Он направился в светлую кухоньку, светящуюся от утреннего солнца, где нас ожидала его престарелая мать. Она трясущимися руками убрала со стола чашку с блюдцем, после чего медленно опустилась на табурет.
Перед нами была маленькая, сухонькая умирающая женщина, прожившая практически целый век, а за её спиной стоял её постаревший сын. Оба они были совершенно точной, только постаревшей копией героев фильма «Пыль». Сколько ещё таких копий живёт по всему миру?..
Первым голосовал мужчина. Он склонился над бюллетенью, а мать пальцем указала на квадратик рядом с фамилией Собянина, в котором он послушно оставил галку. Затем женщина сама проголосовала за него же. Я подошла к ней с ящиком, и она сказала сыну: «Ванюш, опусти, пожалуйста».
Казалось, так и они и прожили полвека – вдвоём в небольшой квартире, когда-то сочившейся красками жизни. В определённый момент их жизни время по какой-то причине застыло, оформив квартиру в формалин; оно окрасило её в белый, безжизненный цвет, и оставило на стенах и предметах быта налёт пыли и неосознанной печали. Застывшее время, тем не менее, не пощадило их жизней, и отнимало с каждым годом всё больше сил. Представьте, насколько это сильная и при этом обыденная картина – стареющая мать и стареющий сын. Они оба идут в одном направлении, и все мы идём с ними в ногу – к смерти.
Одна из пожилых женщин, не поднимаясь с постели, около десяти минут изучала список кандидатов. Чем дольше она его рассматривала, тем бессмысленнее мне казалась эта трата времени. Всё равно, куда она поставит галку – её выбор не имеет никакого значения. Впрочем, так только кажется со стороны, ведь всё же ей наверняка хотелось сделать выбор «правильный», оттого и важный. Около трёх других женщин даже спрашивали нас, за кого же стоит голосовать. Мы не имели права сказать «проголосуйте за такого-то, если не можете выбрать» или даже «проголосуйте наугад». Мы предлагали оставить бюллетень пустой и не голосовать вовсе, но они не хотели упускать возможность в чём-то поучаствовать. Они спрашивали своих соседок – куда поставить галочку? Соседки же советовали голосовать за Сергея Семёновича, и они уверенно выбирали его.
Всё то время, что мы ходили по квартирам, а я записывала интересные и просто цепляющие детали происходившего, мне было противно от себя и от того, что я делаю. Потому что ситуации, люди и их быт казались настолько мелкими, обыденными и печальными, что моя попытка рассказать о них казалась мне настолько же мелочной и жалкой.
Во время вечернего обхода мои мрачные впечатления разбавились обаянием и добродушием – мы посетили дом мужчины, который уже приходил в наш участок утром. Он тогда ещё шутливо спрашивал, можно ли написать рядом с фамилией кандидата «хороший мальчик». Теперь же голосовать предстояло его жене. Оба они были настолько гармоничным дополнением друг друга, что напоминали две части одного целого. Удивительно и прекрасно, что эта целостность живёт в их сердцах столько лет. Лёгкие, весёлые и шутливые, они совершенно не смущались незнакомцев и искренне улыбались нам в лица, смотря светящимися и смеющимися глазами прямо в наши глаза. Когда женщина закончила голосовать, мужчина подарил мне шоколадку, и я даже и не думала о том, чтобы отказаться от неё.
Одна из последних квартир настолько впечатлила меня своей атмосферой, что именно её изображение стало обложкой моих воспоминаний о дне выборов.
Открывшая нам дверь пьяная сиделка ушла в кухню, оставив нас наедине с полной пожилой женщиной, совершенно спокойной и вежливой. Она сидела за столом, обложенным кучей каких-то предметов и бумажек, уже, должно быть, не замечая резкого запаха, въевшегося в мебель и обои. Сбоку от неё находилось широкое окно практически во всю стену, открывавшее вид на две туманных, гигантских ТЭЦ, растворявшихся в персиково-розовом закатном небе. Я спросила разрешения на то, чтобы сделать фото, а женщина посоветовала мне сделать его с балкона, рассказывая о том, что вечером этот вид особенно красив – когда на трубах зажигаются зелёные и красные огни.
Несмотря на работавший телевизор и множество движений, я запомнила эту квартиру тихой и призрачной, словно воспоминание о ней осталось у меня не из собственной жизни, а из какого-то печального русского кино. Эти две башни теплоэлектростанции являли собой чистейшее напоминание о том, что есть вечность и что есть человеческая жизнь, медленно гниющая в маленькой квартире с видом на мощные, вечные по своей сути творения.
За этот день я поняла, чем являются российские выборы и зачем люди, не имеющие возможности даже покинуть свой район, участвуют в них. Я собственными глазами наблюдала за тем, как реализуется их выбор. Выборы без выбора? Возможно. Ведь никто из нас даже не сомневался в том, что победит Сергей Семёнович. Но он победил не потому, что подкупал стариков мешками с гречкой, а потому, что они сами выбирали его. Оттого это всё так напомнило мне некий перформанс, игру, а ещё больше – ценный шанс почувствовать себя частью чего-то большого и значимого, пропустить который – большая потеря для человека, чья жизнь последние годы покоится в тесной квартире.