«…Мойша, лавочку закрой!»
(из еврейской песенки)
Иногда, когда я начинаю философствовать, то мне неизменно приходит на ум следующий тезис: тому, что когда-то началось, должен однажды прийти конец. Так и с моим писанием – думаю я подчас; - маразм крепчает: ослабевает память, все труднее подыскивать нужные слова; все чаще отказывает сообразиловка; куда-то подевались остатки здравого смысла (они Вам, случайно, нигде не попадались?), а я все пишу, пишу и пишу; какое-то недержание пис;ния (с ударением на а). Неужели я уподоблюсь нашей старой кошке, которая приносила котят до самой своей смерти, хотя они уже рождались мертвыми?
Казалось бы, в своих произведениях всю свою жизнь я уже описал по нескольку раз, предмет исчерпав, но ведь целью моего писания является не ЧТО, а КАК. Каждое маловажное событие (а в моей жизни других и не было), можно описать множеством разных способов под самыми разнообразными ракурсами – только этим я и занимаюсь, и за прошедшие семь лет многому научился.
Сравню, для примера, два рассказа – «Последний экспресс», написанный в 1985 году, и современный - «Прежде и теперь». Старый рассказ несет на себе все признаки некомпетентного сочинительства – сугубая серьезность, злоупотребление превосходными степенями сравнений, использование прямого высказывания. Чтобы показать, что поездка является смертью героя, я ввел название промелькнувшей станции – Requiescat – предполагается in pace, хотя поезд, вроде бы, еще не пересек границы, за которой для католика Данте господствовала латынь, а все еще едет по православной территории. И потом, что это за финал!
«Архипов громко постучал; никакого ответа. Тогда он начал молотить в дверь кулаками, потом ногами, но все было тщетно. И до него начал доходить весь зловещий смысл происходящего, и он затих, и в смертной тоске стал безвольно ждать прибытия поезда в конечный пункт».
Герой ведет себя так, как будто он не один-одинешенек перед лицом судьбы, а выступает перед публикой. На самом деле, при первом подозрении о том, что это - конец, он стал бы лихорадочно искать доводы против такого предположения, а не разыгрывать из себя дурака. И вообще: текст вымучен; я вижу, как покрывшийся испариной автор, кряхтя, одно за другим пригоняет друг к другу непослушные слова, и получается неуклюжий текст, похожий на костюм, сшитый неумелым портным нитками наружу.
Сейчас над рассказом мы работаем вдвоем. Все начинается с того, что мне в голову приходит гештальт – схематический образ произведения, включающий тему, набросок композиции, литературную технику, и несколько деталей ; я его представляю своему Пишущему Я, которое вправе его отвергнуть (что и происходит в большинстве случаев). Если же мой партнер дает добро, я сажусь за компьютер, и мое Пишущее Я мне настрочит задуманный мною рассказ фактически без моего участия, нередко выходя за пределы первоначального замысла, и на мою долю остается лишь шлифовка получившегося текста; - я в компетенцию своего партнера, как правило, не вмешиваюсь.
Так же было и с рассказом «Прежде и теперь». Его гештальтом предполагалось включение в него «Последнего экспресса» целиком, и написание на ту же тему нового рассказа: «Последний экспресс – 2018». Мое Пишущее Я сразу взялось за работу, и быстро написало рассказ. Ознакомившись с ним, я нашел, за что моего соавтора можно похвалить. Во-первых,
«постанывая от трения реборд о рельсы на закруглениях пути»
придумало оно, и я тотчас же почувствовал себя пассажиром поезда. Во-вторых,
«пустые составы, уже доставившие и выгрузившие своих пассажиров»
- такого у меня и в мыслях не было, но Пишущее Я фразу вставило, и это вам посильнее, чем Requiescat! В-третьих,
«берет вещички, и направляется в тамбур - на выход»,
придуманное Пишущим Я. Хоть здесь и не тюремная тема, но так сформулированный конец настраивает читателя на серьезный лад.
Таким образом, мое Пишущее Я находится еще во вполне сносном состоянии, и вся моя проблема – в поиске достойных гештальтов.
Но если я и на самом деле вхожу в стадию маразма, то буду подчиняться следующему эмпирическому правилу: «По мере усиления склероза жизнь становится захватывающей и непредсказуемой». Может быть, мне будут являться бредовые, фантастические образы, которые откроют для моего Пишущего Я и для меня новую эпоху, и родится новое литературной направление – геронтологический экспрессионизм? Раз такая перспектива возможна, я с закрытием своей лавочки, пожалуй, пока повременю.
Август 2018 г.