Я начался, когда стемнело. Город впереди ещё заливали закатные лучи, когда я заполонил собой сначала северные окраины, потом центр, проник в далёкие предместья к югу. Люди бросились прочь, видя моё наступление, но многих достать мне всё-таки удалось. Вот семья бежит через дорогу, тщетно пытаясь закрыться. В двух кварталах от них бездомные забираются под сваленные во дворе плиты. Молодая пара в вечерних туалетах забегает под карниз подъезда, оставляя надежду попасть вовремя в нужное место.
Я поливал город долго. Небо потемнело окончательно. На мокрых улицах вспыхнули жёлтые и белые фонари, их свет пронизывал мои потоки. Вывески отражались в наполненных жизнью лужах. Их мигание всегда меня завораживало.
Придорожная закусочная на краю города, там, где последние промышленные здания и заборы растворялись в кромке леса, уже закрывалась, когда к её стеклянным дверям подъехало такси. Я моросил по стеклу, когда дверца открылась, и на свежий воздух выбрался грузный мужчина в шляпе. Тот час я принялся отстукивать по её широким полям. Он завернулся в плащ посильнее и, придерживая шляпу рукой, подбежал к входу в закусочную. Дёрнул ручку. Было закрыто, хоть время ещё и не подоспело. Мужчина принялся не сильно, но требовательно стучать. На звон откликнулся продавец. Мне видно было через большое окно, как он нехотя вылезает из прилавка, оглаживает фартук в вертикальную бело-красную полоску.
- Надеюсь, вы ещё работаете? – спросил пожилой мужчина в шляпе, когда открылась дверь.
- Да, - нехотя признал продавец. – Но у нас почти ничего не осталось.
- Ничего, - нервно улыбнулся поздний посетитель.
Продавец вымученно оглядел его, посторонился, почёсывая залысину. Дверь со звоном закрылась, и мне больше не был доступен их разговор. Однако что-то было в этом визите необычное, а иногда я бываю жутко любопытен, поэтому решил за ними проследить.
Сначала вечерний гость стоял некоторое время у витрины. Подсвеченное жёлтым меню отражалось в окнах. Он мялся и наконец, заговорил, на его слова продавец лишь покачал головой. Потом мужчина снял шляпу, я увидел его седые спутанные волосы. Шляпа оказалась на столике, её хозяин в нескольких шагах от кассы. Он что-то сбивчиво говорил. Продавец его, кажется, не слышал. Но когда прислушался, то его пухлое лицо всё вытянулось. Он мотнул головой, задал вопрос, ещё один и ещё. Мне было доступно лишь слабое гудение неоновой вывески напоминавшей по форме бутерброд.
Разговор этих двоих шёл неровно. И вот продавец взорвался. До меня, ползущего сотнями дорожек по стеклу, донёсся его крик. Обида, гнев, злость. Я не мог определить чего в нём больше. Гость сделал несколько шагов навстречу, но продавец отстранился. Растерянно смотря перед собой, он направился к выходу, приоткрыл дверь, закурил, выпуская наружу дым. Мне стали слышны звуки закусочной: шум холодильников, попискивание радио, шаркающие шаги позднего посетителя.
- Дима, послушай, мальчик мой, - начал он, продавца всего аж передёрнуло, - дай мне договорить…
- Зачем? – бросил, полуобернувшись, продавец.
Выбросив сигарету, он вернулся внутрь. Разговор то закипал, то успокаивался. Наконец, пришедший мужчина подхватил шляпу и выбежал на улицу. Я забарабанил ему по волосам и плечам. По морщинистому лицу текли слёзы. В нерешительности он застыл на минуту-другую. Вдруг за спиной открылась дверь, и показался продавец в куртке с капюшоном.
- Давай ещё поговорим,- сдавленным голосом произнёс он.
Мужчина задумался, кивнул. Они прошли через зал, в котором уже был погашен свет, и скрылись в подсобке.
Я шёл половину ночи, разнося влагу по городу и окрестностям. И когда оставил землю рядом с закусочной, те двое ещё, вероятно, продолжали свой долгий разговор.