Simul ad mortem (латин.) — Вместе до смерти.
Эту историю я с горем пополам вычитала в одном старом иллюстрированном журнале, который попался мне на чердаке нашего дома в Монте-Бланко среди пожелтевшей макулатуры. В то время я прилагала героические усилия к изучению испанского языка, и посчитала работу над литературным произведением лучшим тому подспорьем. Надо сказать, что повесть оказалась драматически печальной, а в моём ужасном переводе выглядела вовсе душераздирающей. По этой причине тема не получила развития, задвинутая в долгий ящик. Тем не менее наброски сохранились, и по истечении некоторого времени я вернулась к ним. Уж больно судьба главных героев запала в сердце. Что из этого вышло, судите сами, впрочем, por favor, не очень строго.
По иронии судьбы Роса-Анхела Кинтеро де Балькасар родилась без пятнадцати минут полночь тридцать первого декабря тысяча восемьсот девяносто девятого года, а её сестра-близнец Роса-Диана всего получасом позже, но уже не только на следующий день, месяц, год, но даже в новом столетии. Скрупулёзная медсестра, присутствующая при родах, тщательно засекла время появления на свет каждой из девочек и сделала соответствующие записи в журнале, на основании которых были выданы свидетельства о рождении. Спохватившиеся родители, смущённые фактом столь существенной формальной разницы в возрасте близняшек, ничего не могли уже поделать.
Подобное обстоятельство наложило определённый отпечаток на взаимоотношения «двух роз», как называли сестёр домашние. Роса-Анхела воспринимала себя старшей и ответственной за младшую, словно их действительно разделяла пропасть времени. Роса-Диана частенько шла на поводу у как бы более взрослой сестры и слушалась её беспрекословно. С другой стороны, настолько близких, замкнутых друг на друга, самодостаточных в паре существ мир ещё не видывал.
С первых дней жизни всё у них происходило словно по единому сценарию, вопреки элементарным основам медицинской науки и житейской логике. Одновременно начали резаться зубы, одновременно сделаны первые шаги, проявлялся голод и пачкались подгузники тоже как по команде. Дальше больше. В один день, кажется, четырнадцатого сентября, произнесено первое слово, и оно было, естественно, одинаковым для обеих; «Пау». Что оно означает, осталось загадкой, но благодаря умилительным воспоминаниям взрослых, девочки усвоили его, как некий личный пароль, открывающий внутренние тайны.
Похожесть их, вернее сказать, одинаковость была феноменальной, даже для близнецов. Никто, включая родителей и домочадцев, не могли достоверно различать Росу-Анхелу и Росу-Диану, если они сами того не желали. А девочки, рано усвоившие свою исключительность, частенько пользовались этим качеством. Поначалу и взрослые всячески поощряли подобные устремления, казавшиеся им забавными. Сестёр одевали одинаково, кормили одной и той же едой, читали те же книжки. К тому же почти с пелёнок начали проявляться замечательные умственные способности, сочетающиеся с потрясающей красотой. Завистники шептались, что девочки де Балькасар нисколько не похожи на своих отца и мать и занесены в семью волей слепого случая, или даже в результате происков дьявола.
Глава семейства, почтенный дон Педро Сезар Кинтеро де Балькасар происходил из старинного рода, ведущего родословную от рыцарей реконкисты, но в Аргентине известного обширными ранчо на юге и востоке страны и скотобойнями в столицах провинций. Газеты писали, что половина потребляемого жителями Кордовы и Буэнос-Айреса мяса произведено предприятиями де Балькасар. Так же представители фамилии славились религиозным меценатством, сам дон Педро был ктитором монастыря святого Фомы Аквинского, на территории которого находился их семейный склеп. Личность неординарная, крепкого духа, впрочем, обе Розы характером ни в чём отцу не уступали.
Его супруга, уважаемая донья Исабель Мария, в девичестве де Агирре, была младше на двадцать лет, не блистала внешностью, зато принесла в качестве приданного без малого сто тысяч гектаров отличных пастбищ в предгорьях Анд. Она отличалась скромностью, граничащей с самозабвением. Единственной её страстью, зато пламенной, было разведение роз. Уже через год после свадьбы не только их дом в центре Кордовы был похож на гигантский розарий, но все поместья и дачи, разбросанные по стране. Даже своим первенцам-близняшкам она дала имена, содержащие название цветка. Но в целом влияние матери в развитии и воспитании дочерей оказалось минимальным.
В доме постоянно находилась целая армия прислуги: от ничтожной кухарки до чопорного, выписанного из Англии дворецкого. И все они так или иначе приглядывали за детьми, то есть на самом деле всерьёз не занимался никто. Даже несколько нянь, горничные и две гувернантки. Разве что древняя Рахиль, пестовавшая ещё родителей Исабель Марии, пыталась вмешаться в сложившуюся анархию, но старуху никто не воспринимал всерьёз.
В такой атмосфере взросла и сформировалась самая поразительная черта девочек, к тому же никому, кроме них, не ведомая. Они словно окружили свой внутренний двуединый мирок невидимой, но непреодолимой стеной, уходившей в такие глубины, что захватило бы дух у любого осмелившегося взглянуть в них, но таковых не нашлось под голубым небом. Даже язык общения у близнецов был особенный, состоящий из отрывочных слов и фраз, дополненный взглядами и жестами. О чём они мечтали сообща, к чему стремились, какие видели звёзды?
Многие из льстивого окружения семьи называли Росу-Анхелу и Росу-Диану двумя ангелочками. Но ангелами они точно не были, во всяком случае, какими рисует этих существ католический катехизис. Едва ли не с рождения девочки начали проявлять повышенный интерес к строению собственного организма, отражённого в столь близкой каждой из них форме тела сестры. Естественное любопытство, свойственное всем человеческим детёнышам, усугублялось ранним развитием и инстинктивной скрытностью. Никто из надзирающих не ощутил ни малейшей тревоги по поводу частого уединения детей, их привычки помогать друг дружке в самых интимных вещах. С тех пор, как их извлекли из колыбелек и выделили персональные кровати, они всегда ложились спать вместе. Так же сообща принимали душ или ванну, умудрялись даже зубы чистить одна другой одной щёткой! Когда позднее взрослые всполошились по поводу столь «тесной сестринской близости», ничего изменить уже не смогли. Единственное, в чём добились успеха, и то после долгой моральной осады, это приучить их раздельно отправлять естественные надобности, но при этом они умудрялись оставлять дверь полуоткрытой и болтали о том о сём...
Итак, девочки де Балькасар росли, и вместе с ними взрастали их тайны. Уже к десяти годам они умудрились начитаться без ведома старших таких книжек, про которые их родители даже не слыхивали. И многое из прочитанного, а так же подслушанного любознательным ухом на улице или в чужой приватной беседе, пробовалось к воплощению. Кое-что отвергалось, как непонятная ерунда, но некоторые вещи усваивались и получали дальнейшее развитие на свой лад. И даже начало месячных выделений, столь потрясающее для большинства цивилизованных девочек, не застало их врасплох, хотя случилось весьма рано, в одиннадцать лет, зато (естественно!) в один и тот же день. Это событие настолько не взволновало близняшек, что даже мать узнала о женских периодических проблемах своих дочерей гораздо позже и случайно.
Но ещё удивительнее и забавней было то, с какой ловкостью они водили за нос дотошного и съевшего собаку в деле выведывания девичьих грешков школьного духовника падре Доминго. Звонкими голосками, само воплощение невинности, они несли складную околесицу и ни разу не попались. Маститый иезуит, падре частенько делился неподтверждёнными сомнениями с приятелем, настоятелем монастыря падре Херемией: "Эти де Балькасар или в самом деле чисты, как херувимы, или сущие чертовки! Но глядя на их внешность, в последнее верится больше..."
Когда им стукнуло по четырнадцать, красота их переполнила чашу родного дома и выплеснулась наружу. В Кордове заговорили о юных красотках, явленных на свет в двойном экземпляре, столь же привлекательных, сколь умных (впрочем, последнее качество многими сеньорами подвергалось насмешке, как несовместимое с первым). Молва быстро достигла ушей почтенного дона Педро, и однажды взглянув на дочерей мужским взглядом, он поразился — его малышки-ангелочки превратились в ангельски прекрасных девушек! Практичный ум потомственного скотовода быстро осознал пользу подобной метаморфозы. И отныне все силы воспитания были брошены на подготовку «двух роз» к выгодному замужеству. В доме объявились преподаватели бальных танцев, учителя хороших манер, разные непонятные личности, обещающие привить аргентинским дикаркам лоск европейских аристократических салонов.
Даже челядь включилась в процесс обсуждения будущих браков созревающих сеньорит. Горничные и поварихи за чашкой шоколада или чаркой дешёвого вина спорили, кто сможет оказаться достойным руки Росы-Анхелы или Росы-Дианы, и как близняшки перенесут разлуку. На такую посиделку однажды ввалился, как всегда навеселе, отпетый циник и зубоскал конюх Ромеро Диас. Послушав бабьи сплетни, он заявил им так: "Запомните мои слова, кумушки, готов поставить песо против английского фунта, что никогда эти девчонки не пойдут под венец! Зачем оно им, если они и так замужем друг за дружкой?" Переждав бурю возмущённых возгласов, добавил с характерным жестом руки от локтя: "Если думаете, что у них нет для этого кой-чего, то будьте спокойны — они выйдут из положения!" — после чего был изгнан с позором в свои конюшни.
А ведь Ромеро Диас был не совсем не прав. Скрытная обоюдная привязанность сестёр настолько усилилась, что приняла форму пылающей страсти, тем более напряжённой, чем больше усилий требовала конспирация. Давно минул тот день (или, скорее, ночь), когда любознательные исследования внезапно закончились первым оргазмом. Теперь процесс взаимного ублажения плоти достиг уровня высокого мастерства. Не зря же говорят, что талантливые люди талантливы во всём. И никто ведать не ведал подноготной правды. Одна древняя Рахиль хмурилась всё больше, но старуху никто не воспринимал всерьёз.
Подлинным апофеозом цветущей красоты «малышек де Балькасар» стало празднование их семнадцатилетия. Сеньор Педро задумал нечто грандиозное, отвечающее масштабу величия его мясной империи, а так же поистине королевским планам устроения будущего ненаглядных дочурок. Двухдневный новогодний бал-маскарад в крупнейшем пригодном для подобных мероприятий помещении Буэнос-Айреса — в здании Республиканской Оперы. Были приглашены сотни самых видных представителей истеблишмента, их многочисленные дети, перспективные офицеры гвардии и флота, влиятельные политики, знаменитые артисты, словом — сливки общества.
Не переставая играли несколько оркестров, включая симфонический, между гостей сновали официанты с подносами, на которых искрилось Шампанское, цветные костюмы и маски сливались в неповторимую картину роскошного веселья. Разумеется, двойной звездой празднества были Роса-Анхела и Роса-Диана, появляющиеся там и сям неразлучной парой, пленяющие сердца волшебной прелестью облика и загадочностью поведения. Одетые в совершенно одинаковые, смело откровенные балетные пачки чёрного цвета и того же оттенка полумаски-домино, они периодически менялись жемчужным ожерельем, составляющим единственное их различие, и этим окончательно сбивали с толку всех. Многочисленные кавалеры пытались овладеть их вниманием, серьёзные мужчины с пылом юношей ссорились из-за права поднести девушкам стакан оранжада, а уж о том, чтобы пригласить на танец, мечтали, как евреи о манне небесной. А плутовки чувствовали себя подобно рыбе в воде: сверкали и никому не давались в руки. В результате сам городской алькальд дон Родриго де Сааведра — сорокалетний вдовец с перспективой стать сенатором, совсем потеряв голову и терпение, подошёл к дону Педро, крепко по-армейски выругался и заявил, что какого чёрта они произвели на свет сразу двух красавиц, между которыми невозможно выбрать, и лучше пойти застрелиться!
Между тем это был последний год их пребывания в католической школе для девочек при монастыре Святой Моники. Успехи близнецов в постижении наук были столь впечатляющи, что сеньора и сеньору де Балькасар пригласили на заседание учительского совета, где сонм педагогов во главе с директором в один голос уговаривал родителей направить дочерей на учёбу в любой из прославленных университетов мира, проча замечательное будущее. Дону Педро, конечно, польстила столь высокая оценка достижений его чад, но стратегическую перспективу их обустройства не поколебала. Никакая учёная степень не заменит женщине высокого положения в обществе, которое даёт достойный брак!
Уже на январь была намечена поездка главы семейства со старшими дочерьми (кстати будет сказать, что донья Исабель Мария подарила мужу ещё троих детей, кроме близнецов, мальчика и двух девочек) на юбилей дальнего родственника, влиятельного члена правящей партии и крупного промышленника, в Мар-дель-Плату. Дон Педро надеялся через него заключить новые зарубежные контракты. Воюющая и голодающая Европа нуждалась во всё больших поставках продовольствия, и грех было не воспользоваться сложившейся конъюнктурой. Немалая роль в налаживании отношений небезосновательно отводилась очарованию юных де Балькасар. Сами двойняшки предвкушали весёлое времяпровождение на морском курорте, с купанием и пикниками в свободной компании.
Но тут приключился невероятный инцидент, первый подобного рода в их жизни. Одна из сестёр — условно старшая Роса-Анхела подхватила инфлюэнцию и слегла с высокой температурой, а её младшая копия осталась абсолютно здоровой. Даже семейный врач сеньор Вега не мог поверить в подобный казус, но факт оставался фактом. Дону Педро пришлось объявить, что с ним отправится только Роса-Диана. Близнецы попытались было отстоять свою неразлучность, но мятеж потух, не успев разгореться. Отец пригрозил выдать их замуж немедленно и в разные районы страны, а в случае послушания — подарить круиз для двоих на комфортабельном корабле до Нью-Йорка и обратно.
Накануне расставания сёстры провели вместе бессонную ночь, клялись в верности дружбе, обещали друг дружке ежедневно отправлять письма, и утешались самыми сладкими прощальными объятьями. Рано утром Роса-Анхела, стоя на подоконнике во весь рост несмотря на увещевания прислуги, махала рукой вслед отъезжающему автомобилю, из окна которого ей отвечала родственная рука.
В тот же день она написала подряд три послания и отправила их в одном конверте. Мысли о милой сестре не давали ей толком ни спать, ни есть, и сиделки пожаловались доктору на ухудшение здоровья больной. Дон Вега прописал новых микстур, но главного лекарства: соединить разлученных — назначить, разумеется, не мог. К счастью, первое ответное письмо не заставило себя ждать, и в жизни Росы-Анхелы вновь появился смысл.
Так и устроилось. Написание посланий и ожидание ответов. Разумеется, письма с морского побережья были существенно содержательней. Болящая с жадностью читала подробности проживания сестры у гостеприимных родственников: знакомство с многочисленными кузинами и кузенами, чинные званные обеды, весёлые ужины в кругу своих, поездки на природу в ландо, катание по морю в личной яхте сеньора Монте-Негро. С особенным восторгом Роса-Диана рассказывала о старшем сыне хозяина — их погодке Карлосе Паулино. То как он мастерски объезжает полудиких коней на ранчо, то мчится по узкой горной дороге на серебристом "Роллс-Ройсе", то бьёт без промаха диких уток в береговых зарослях. До поры до времени эти дифирамбы лишь забавляли Росу-Анхелу, даже радовали, что сестре не скучно там, и по приезду у них будет тысяча новых тем для долгих разговоров. Но в один прекрасный момент она ощутила тревогу в сердце. Бивший прежде непринуждённо источник фактов неожиданно усох, стал каким-то напряжённым, словно через силу. Сестра перешла на несвойственный ей лапидарный стиль, всё больше налегая на перечисление красот и достопримечательностей, которые они посетили. Роса-Анхела попыталась деликатно выяснить причину перемены, но ничего не добилась. Холодная игла предчувствия беды продолжала колоть душу, а мысли кружили вокруг неприятной темы, словно вороны над готовой виселицей.
И вдруг её осенила ужасная в своей объясняющей простоте мысль — между её милой Росой-Дианой и этим Карлосом Паулино появилось нечто, о чём нельзя рассказывать, некая тайна, соединяющая посвящённых, но отрезающая отверженных. Она кинулась перечитывать предыдущие письма, и со всё возрастающим смятением убеждалась — так оно и есть, просто убаюканная твёрдой верой в принадлежность сестры их «священному союзу», она пропустила перерастание обычной дружеской симпатии — в чувство.
С этого дня жизнь Росы-Анхелы превратилась в скрытую пытку. Она по-прежнему исписывала страницы ежедневных писем, получала ответные, но страдала от каждой буквы в них, наполненных подводным смыслом, как казалось ей, неискренних, равнодушных. По ночам она лежала часами с открытыми глазами, представляя варианты разоблачения обманщицы, например, отправиться инкогнито и явиться внезапно, чтобы увидеть раскаяние в её глазах, или подослать соглядатая, который сделает фотографический снимок преступного свидания, или ещё сотни не менее хитроумных и безумных способов .
В конце концов трезвый разум де Балькасар возобладал в Росе-Анхеле, но не в сторону философского подхода к ситуации, а в смысле практичного выбора цели и способов. Она дотошно изучила по картам, путеводителям и даже морским лоциям окрестности Мар-дель-Платы, расписание местных поездов, особенности климата, потенциальные опасности. Затем перешла к следующей стадии подготовки. Она знала, что давний друг семьи, профессор медицины местного Университета сеньор Родриго Альенде, каждую пятницу заглядывающий на чашечку мате и сразиться в преферанс, помешан на лечении морскими водами. Поэтому в ближайшее его появление завела очень любезную беседу, к течении которой словно ненароком пожаловалась на слабость после перенесённой болезни. Мэтр тут же сел на своего конька, добился от доньи Исабель Марии обещания послать бедняжку в ближайшее время для выздоровления в пансионат «Эль-Бинго» вблизи местечка Мирамар, который содержит племянник профессора.
Тем временем минул месяц со дня убытия сеньора Педро с одной из старших дочерей в провинцию Буэнос-Айрес. Дела свои он устроил лучшим образом, обновил старые связи и обзавёлся массой новых, не менее полезных. Всё это вселяло в него безудержный оптимизм, который сторонний наблюдатель счёл бы самодовольством, но вряд ли осмелился высказать в лицо мясному королю. Его возвращение было отпраздновано с большой помпой, словно визит самого папы римского. В создавшейся суматохе девочки-близняшки обрадовались одна другой нешуточно, унеслись галопом в свои секретные уголки, где дали волю истовому проявлению чувств.
Но уже на следующее утро Роса-Анхела приступила к воплощению подготовленного заранее плана по выведыванию скрытых от неё тайн. Вот уж кто действительно усвоил приёмы преподобного отца Доминго! К процессу она подошла ответственно, инициативно, предусмотрев малейшие подводные камни. Что тут скажешь, её направляла страсть, приправленная жуткой ревностью, образовавших в талантливой головке выпускницы католической школы смесь ударной мощи, превосходящей динамит, и разящей меткости толедского кинжала.
Уже на второй день она расколола, как орех, нехитрые тайны сестры, не вызвав при этом ни малейшего подозрения в коварном замысле. Роса-Диана, начав признаваться с малого, выложила всё — доверчиво и охотно. Ей и так казалось противоестественным скрывать что-то, словно от самой себя, от человека, с рождения поверенной во всех её радостях и горе.
Итак, Роса-Анхела выяснила, что действительно между Росой-Дианой и Карлосом Паулино возникли некие отношения. Что они неоднократно встречались тайком в розовой беседке, где открывали друг другу сердечные чувства, что её сестра бывала даже в спальне возлюбленного, куда пробиралась с помощью приставной лестницы, скрытой в зарослях глицинии, которая покрывает стены дома. Что они целовались несколько раз (не более того), и Карлос Паулино сделал предложение выйти за него замуж, как только им исполнится восемнадцать, и в залог серьёзности намерения подарил этот рубиновый перстень...
Так же открылось много попутной информации, не менее ценной для пытливого ума злоумышленницы. Например, что Карлос Паулино ещё не совсем восстановился после перелома ключицы, полученного пару месяцев назад при падении с лошади, и поэтому недостаточно уверенно плавает в море, в то время как обе близняшки чувствуют себя в воде, словно русалки. Что на свидания Роса-Диана ходила в домашнем красном платье, которое не предназначено для прогулок, но отличается свободным кроем, не мешающим движениям.
Выведав всё, что ей представлялось важным, Роса-Анхела как бы потеряла интерес к произошедшему. Ненароком напомнила родителям о намерении отправить её для окончательного выздоровления на взморье, в результате чего уже через неделю отбыла с двумя горничными в Мирамар. Перед отъездом вновь пролились реки слёз, были клятвы и уверения, но сердечную бурю сеньорита де Балькасар сумела надёжно спрятать в груди. А накануне днём посетила ювелирную лавку в дальнем конце города, где по предъявленному образцу выбрала точный дубликат обручального перстня Росы-Дианы.
По прибытию в пансионат она несколько дней присматривалась к установленным порядкам, часто гуляла, в том числе в вечерние часы, приучая персонал к неопределённости своего распорядка. Личные горничные получили неслыханную свободу: никаких приказов от молодой госпожи, делай что хочешь, только не мозоль глаза! Пару раз Роса-Анхела отправлялась побродить по улицам раскинувшегося неподалёку Мирамара, заходила, словно невзначай, на железнодорожную станцию, проверила точность предварительно полученных сведений о расписании поездов, а так же общую обстановку. В её душе ничто не кипело и не страдало, лишь колыхалась, словно морская волна, холодная решимость.
Однажды субботним вечером она прилюдно пожаловалась на головную боль и усталость, затем объявила о намерении пораньше лечь в постель и попросила наутро её не беспокоить. В своей комнате она сложила приготовленные вещи: лёгкое красное платье, копию того, что надевала Роса-Диана на свидания, пару открытых туфель и обширное банное полотенце в плетёную корзинку, купленную на местном рынке. После чего накинула на плечи и голову лёгкий плащ с капюшоном и выскользнула незаметно через заднюю калитку. Быстрым шагом в сгущающихся сумерках достигла станции, где села на проходящий экспресс по заранее купленному билету, чтобы через сорок минут сойти на вокзале Мар-дель-Платы. В субботу поезда и перроны были заполнены потоками приезжих-отъезжающих, поэтому на укутанную в ткань девицу никто не обратил внимания.
Она прошла пару миль от железной дороги в сторону океана, ориентируясь по огням разбросанных вдоль шоссе особняков, а так же далёкому отсвету маяка в гавани. Добравшись до расположения усадьбы Монте-Негро, девушка углубилась в чащу кустарника, там сбросила с себя всё до нитки и натянула красное платье прямо на голое тело, переобулась. Взяла с собой полотенце, а снятые вещи сложила в корзину, которую надёжно спрятала.
Пользуясь описаниями сестры, нашла тропинку, ведущую в глубь сада, прошла по ней почти на ощупь, миновала беседку, судя по аромату, ту самую, розовую (оставив здесь полотенце), и выбралась прямо под окнами и балконом вышеупомянутой спальни. Лестница обнаружилась сразу, только ползи по ней. Что Роса-Анхела и проделала, ни секунды не замешкавшись.
Перемахнув через перила, сделала несколько осторожных шагов вглубь открытых дверей. Тишина и полная мгла встречали её. Стараясь придать голосу максимальную нежность, произнесла вполголоса: "Карлос?" Затем чуть громче повторила. И тут же перед ней возникла довольно высокая и крепкая фигура в белой ночной рубашке. Наверное, это и был объект её поиска. Парень будто остолбенел от неожиданности, хорошо, хоть не закричал. Девушка бросилась ему на грудь, обхватила шею руками, зашептала горячо: "Милый, прости, я не могла больше терпеть! Так люблю тебя! Хочу быть твоей, только твоей! Карлос, спустимся в сад, пойдём в нашу беседку!"
Потерявший всякую способность соображать Карлос Паулино безропотно подчинился желанию возлюбленной, лишь машинально избавился от смешной рубашки, оставшись в узких исподних штанах до колен. Они спустились по лестнице, умудрившись не издать ни звука, затем прошли под заветные розовые своды. Роса-Анхела, благодаря сестре, представляла её обстановку, поэтому двинулась прямо к широкой лавке, расположенной в углу. Нащупав её, обернулась к ведомому за руку кавалеру, а потом потянула его на себя, чувствуя задней частью бёдер гладкое дерево. Где-то рядом было припасённое полотенце, и она умудрилась расстелить его за собой, заодно распустила волосы.
Роса-Анхела лихорадочно вспоминала все прочитанные истории о совокуплении мужчины и женщины, чтобы достойным образом воплотить их в реальность. Она быстро гладила ладонями лицо и плечи партнёра (или жертвы?), приподнявшись на цыпочки, целовала рот, потом покрывала поцелуями грудь, шею. Почувствовав, что в его штанах значительно окреп мужской орган, чертовка не без возни расстегнула пару пуговиц и выпустила его на волю. Знакомая с этим столь значимым для сеньоров членом только по живописи и скульптуре, она удивилась его огромной величине и хищной гибкости. На мгновение безумная девчонка опомнилась, испугавшись задуманного, но отступать было не в правилах любого де Балькасар!
Она наседала всё жарче, при этом против ожидания Карлос Паулино не выказывал никакой готовности перейти к своей части работы. Как будто неразбуженный лунатик, он только вздыхал часто и шептал одно и то же: "Моя Роса, моя любимая, моя Диана!" Пришлось копии Дианы взять процесс в свои руки (в буквальном смысле). Она развернула дружка спиной к лавке, стянула с него штаны, потом толчком в грудь уложила навзничь. Тут же оседлала сначала колени, потом взобралась ещё выше. Парень не пытался вырваться, только дрожал, словно от холода. Взяв на ощупь воздетый стержень, она чуть приподнялась над ним, весьма осторожно сблизив края их интимной плоти, даже чуть надвинула складки больших губ на округлое навершие. Ей по-прежнему было жутко предпринять решительное действо. Впрочем, сама природа постаралась, чтобы процесс прошёл, как "на мази". Только сейчас до Росы-Анхелы дошло, зачем при возбуждении из влагалища выделяется столько склизкой жидкости. То, что в их забавах с сестрой только мешало, сейчас выполнило предназначенную функцию.
Она резко осела вниз, насаживаясь на чужеродный предмет. Взрывная боль ударила в пах, отдавшись по всему животу, и едва не заставила прервать происходящее паническим бегством. Но Роса-Анхела сдержалась, закусив губы, чтобы не вскрикнуть, и только надвинулась ещё сильнее, чувствуя, как разрываются нежные ткани. И назло ощущениям задвигалась вверх-вниз, впуская в себя виновника страданий. Чуть погодя стало полегче, и потерявшая невинность смогла расслабиться. Тем более по некоторым признакам, тоже прочитанным в литературе, кавалер приближался к финалу. Он выгнулся дугой, застонал, будто в предсмертных судорогах, вдруг резко обмяк.
Посчитав данный этап пройденным, она соскользнула с распластанного мужчины, тщательно вытерла промежность краем полотенца. Странные эти замужние сеньоры, неужели они подобного добивались, идя к алтарю? Чтобы в тебя втыкали всякую несуразную штуку, да ещё до крови?
Впрочем, времени было в обрез, и Роса-Анхела вновь взялась за партнёра. Она потянула его с лавки, шепча горячие нежности, убеждая, что свершилось величайшее счастье. Возможно, для бедного Карлоса Паулино так и было, но уж слишком внезапно, поэтому лишило остатков сознательной воли. Когда возлюбленная увлекла его за собой по известной им (спасибо Росе-Диане) тропинке на море, парень безропотно подчинился. Они шли на периодический отсвет маяка и гудки пароходов в гавани. Роса-Анхела в одной руке несла влажное от исторгнутой крови полотенце и мужские штаны, а другой направляла их очумевшего хозяина.
Обширный пляж открылся внезапно, светлый от белого песка и света звёзд, от огней далёкого порта. На границе зарослей и зыбкой равнины она оставила всю одежду, и к морю странные двое двинулись совершенно нагими. Девушка шла, вспоминая наставления лоции насчёт условий местной гидрографии. Бухта Мар-дель-Плата имеет некую характерную и опасную особенность. В ночные часы, примерно после полуночи, здесь образуется холодное отливное течение, с большой скоростью уносящее всё, что находится на поверхности, в открытый океан. По этой причине путеводители предостерегают возможных туристов от ночного купания в Мар-дель-Плате. Похоже, желающих проверить достоверность приведённых сведений не имеется, учитывая абсолютную безлюдность пляжа.
Роса-Анхела вошла в пену набегающей прибойной волны, тёплой и ласковой. Пожалуй, слишком тёплой. Девушка сомневается, не рано ли заплывать в море, поскольку точного времени, когда возникает течение, лоция не указывает. Примерно после полуночи, это хоть до утра! А рисковать нельзя. Поэтому стоит потянуть время, чтобы действовать наверняка.
Наяда увлекает своего сатира на комфортную глубину, чуть выше пояса, и снова обвивает жаркими объятиями. На этот раз кавалер действует чуть решительнее, сразу подхватывает партнёршу на руки, прижимает сначала к груди. потом бережно опускает вниз, где его вздыбившийся зверь поджидает момент войти без стука. Она помогает ему рукой, направляя вектор силы, и оказывается насаженной, словно касатка на гарпун китобоя. Но прежней боли не возникло, вода оказалась идеальной смазкой, ещё и усиливающей воздействие на сокровенные точки. Роса-Анхела, можно сказать, увлеклась процессом безумной эротической скачки в пене и брызгах, блестящая мерцающим перламутром. Был краткий миг, когда она почувствовала приближение неизбежного сокрушительно-прекрасного финала, каковой был достоянием их с Росой-Дианой тайной страсти, и она воспротивилась, но уже сдавалась, когда с облегчением и сожалением ощутила, что по телу Карлоса Паулино пошли завершающие конвульсии.
Они распались, мужчина, унесённый на седьмое небо и забывший дорогу обратно, и юная женщина, имеющая чёткий план. Вода всё ещё казалась тёплой, но выжидать не имело смысла. К тому же резкий холод может отпугнуть или отрезвить счастливого любовника, поэтому Роса-Анхела игриво хлопнула кавалера по груди, мол, догоняй, и устремилась по водной глади подальше от берега. Впрочем, не изо всех сил. Она помнила о недолеченной ключице наследника Монте-Негро, и не хотела, чтобы он выдохся слишком рано. Периодически она позволяла парню догнать себя, и тогда они резвились, словно дельфины, заливаясь смехом, потом снова возобновлялась гонка.
Но вдруг настал момент, когда даже Росу-Анхелу обуял страх — настолько внезапно остыла окружающая вода, а течение приобрело воистину свирепую силу. Девушка огляделась кругом, выпрыгнув пару раз, насколько смогла. Полоска пляжа давно исчезла, а огоньки порта, лежащего за молом, сместились далеко влево. Только неустанно кружащий лучами света маяк оставался на траверзе их курса, но учитывая мощь отлива, догрести до него будет непростой задачей. Пожалуй, пора ставить точку в этой комедии ошибок. Маски будут сброшены, и проигравший заплачет.
Она в последний раз тронула спутника за плечо, словно прощаясь, потом резко нырнула, задержав дыхание, и постаралась удалиться на максимальную дистанцию, не появляясь на поверхности. Когда всё же всплыла, несчастный любовник выглядел ничтожной точкой среди волн. Лишь ветер доносил, словно с того света уже, слабые возгласы: "Роса, Роса-Диана! Где ты? Я не могу больше плыть!" Немного погодя снова послышалось: "Ты не она! Ты не Роса-Диана! Кто ты?" И ещё чуть позже, едва слышно: "Кто ты? Скажи — за что, за что?"
Роса-Анхела, несмотря на губительный холод, не спешила отплывать, полагая убедиться в окончательном решении вопроса. Только когда вопли стихли, а тёмная точка исчезла под водой, она обратилась к собственному спасению. В самом деле, было бы нелепо погибнуть вслед за обречённым на смерть мальчишкой. Это точно не входило в чётко продуманный план. Поэтому она погребла, как никогда не выкладывалась ни на одном соревновании, работая изо всех сил, даже за гранью их. Порой ей казалось, что спастись невозможно, и течение не одолеть, тем более недавно перенёсшей болезнь, но тут же в памяти появлялось лицо милой возлюбленной сестры, ради которой она затеяла весь этот ужас, и снова появлялась воля к борьбе, а мышцы сокращались раз за разом.
Когда колени и руки коснулись уже не чаемой тверди, сил хватило лишь на то, чтобы заползти на шершавый камень волнолома и распластаться жидкой медузой. Никакой радости не было в помине, сердце билось гулко, мозг оставил включённым минимум функций. Роса-Анхела пролежала в таком положении не менее часа, пока сумела подняться и двинуться вдоль линии прибоя. Путь оказался отвратительным из-за навороченным штормами глыб, да и ноги плохо слушались хозяйку. Всё же в конце концов ей удалось добраться до песчаного пляжа, с которого стартовал их заплыв, и где остались брошенные вещи.
Она не стала надевать платье, лишь свернула его, стараясь не замарать о кровавое полотенце. На месте остались штаны Карлоса Паулино. Их рано или поздно обнаружат, и пусть тогда ломают голову, какая причина заставила парня отправиться на полуночное купание.
Хоженой уже тропой, нагая, в одних летних туфлях, девушка миновала усадьбу и вернулась в заросли, откуда началась её миссия . Убедившись, что тело обсохло, облачилась в цивильный наряд, всё использованное спрятала на дне корзинки. Возвращаясь на станцию, сорвала несколько пучков зелени, растущей вдоль дороги, уложила поверх поклажи. Уже светало, и Роса-Анхела спешила на первый утренний поезд, которым едут на рынок сельские торговки овощами. Она благополучно смешалась с ними, и столь же незамеченной вернулась в Мирамар. Прошла через заднюю калитку в пансионат, поднялась по служебной лестнице, и скоро возлежала в своей постели.
Вышла к ланчу как ни в чём не бывало, шутила с пациентами, прислугу хвалила за расторопность, личных горничных осчастливила каждую пятью песо, в общем, являла пример доброй благовоспитанной сеньориты, слегка скучающей в провинциальном обществе. Подобным образом проходили и последующие дни. Роса-Анхела, как прежде, отправляла по одному, адресованному сестре, письму в день, получала ответные, много читала, особенно из французской поэзии, которой обе восхищались. Часто гуляла по набережной, но вглядывалась в морскую даль с сумрачной тревогой. Так же её беспокоило непонятное отсутствие серебряной именной заколки, подарка сестры, которую привыкла всегда держать при себе. Было бы досадным потерять не столь ценную, но ценимую вещицу, тем более не ясно, где и как это могло произойти.
Но вот однажды вместо обычного письма ей вручили телеграфную депешу. Мол, обнаружен утонувшим в море старший сын и наследник сеньора Монте-Негро Карлос Паулино, в связи с чем дон Педро и донья Исабель Мария с Росой-Дианой отправляются на похороны, а на обратном пути заедут к ней, чтобы отвезти домой.
Итак, тело найдено, смерть сочли наступившей в результате несчастного случая, никаких подозрений насчёт злого умысла. Можно праздновать победу? Таких мыслей не было в голове девушки. Она просто обрадовалась скорой встрече с сестрой, надеясь, что та не примет гибель несостоявшегося жениха слишком близко к сердцу. И, в общем, её упования оправдались.
При встрече Роса-Диана выказала непритворную радость, и хотя была ещё в траурном облачении, довольно раскованно пересказала обстоятельства поездки. Они мило провели оставшиеся до отъезда часы, сумев найти уединение даже в перенаселённом пансионате, и ничто, казалось, не могло нарушить их скреплённого страстью союза. Лишь иногда, каким-то косвенным зрением, седьмым чувством, Роса-Анхела улавливала быстрый внимательный взгляд сестры, который пронзал, словно Х-лучи, но ни разу не был застигнут глаза в глаза.
Оказавшись в родных стенах, сёстры повели прежнюю, разделённую на внешнюю и внутреннюю части жизнь. Им, только-что прошедшим период непростых испытаний, было вдвойне радостно ощущать полную слитность душ, переходящую в слияние тел. Пыл тайной близости возрос необычайно, превзойдя присущий им доселе. Казалось, удаление с ясного небосклона отношений нелепого облака в лице отпрыска Монте-Негро только усилило их единство, и так феноменальное. Роса-Анхела, имеющая камень угрызения совести на душе, утешалась оправданностью принесённой жертвы. Ничто не важно, и никто не может встать между ними, хоть ангел, хоть дьявол, они встретят его вместе, неразделимые, как сердце и жизнь!
При этом мимо внимания чуткой Росы-Дианы не прошёл незамеченным факт некой перемены в физическом облике сестры. Это выяснилось сразу, в первую же ночь их новой близости. Причём факт не второстепенный, а подобный удару молнии, или змеиному укусу, как посмотреть. Роса-Анхела оказалась лишённой того самого рудиментарного органа, который играет столь важную роль в свадебных обычаях человеческого рода. На немой вопрос она выдала наскоро состряпанную историю о нечаянном повреждении плевы во время лечебных процедур. И снова ощутила быстролётный пронзительный взгляд, но скользкая тема развития не получила.
Зато возникла другая проблема. Не желающая отличаться от сестры ни в чём, Роса-Диана потребовала привести её в то же состояние, то есть говоря научным языком, произвести дефлорацию. Причём идти самостоятельным путём она не хотела, предоставляя "почётное право" милой подруге. Пришлось Росе-Анхеле выпутываться из щекотливой ситуации на свой страх и риск. Разумеется, ничего подобного пресловутому мужскому пенису у неё не имелось, да и применить его для столь деликатной операции она бы не посмела. Выручила смекалка и всё тот же рациональный дух де Балькасар. В самый разгар любовных ласк, когда интимная область партнёрши оказалась обильно увлажнённой, девушка быстро намотала на сомкнутые указательный и средний пальцы правой руки шёлковый платок, после чего без церемоний ввела их — куда полагается. Лишённая девственности содрогнулась всем телом, охнула, собираясь расплакаться, но Роса-Анхела крепко-накрепко обняла её и осушила поцелуями готовившиеся брызнуть слёзы.
И всё бы можно было считать благополучным, но одно физиологическое явление смущало старшую из близнецов. С некоторых пор странная потребность заставляла её поглощать розовые бутоны в неимоверных количествах. Она срывала их в собственном саду, будучи в гостях, посещая общественные места, даже просто проходя по улице — и жадно ела. Даже не слишком приглядывавшийся к привычкам дочерей Дон Педро по этому поводу заметил, что розовым посадкам страны угрожает явная опасность.
И однажды это завершилось самым неприглядным образом. Росу-Анхелу начало рвать прямо посреди их спальни, на великолепный персидский ковёр, зловонной бурой массой. Рядом с ней, по счастью, никого не оказалось, кроме скорбной и словно окаменевшей древней Рахили. Дождавшись, когда содрогания юной госпожи поутихли, она приблизилась неслышным шагом, цепко схватила чуть живую девушку за руку, и глядя в расширенные от ужаса глаза произнесла тихим голосом: “Дитя моё, да ты беременна!”
Ещё через месяц, во время проведения подпольного аборта в цыганском посёлке Роса-Анхела получила заражение крови и спустя десять дней умерла от быстротекущего сепсиса в страшных муках.
Почтенный дон Педро Сезар Кинтеро де Балькасар был настолько шокирован постыдными обстоятельствами смерти своей дочери, что не только отказал ей быть упокоенной в фамильном склепе, но даже на любом из кладбищ родного города.
Её похоронили среди скромных могил небольшого монастыря в предгорьях Анд, поблизости от имения родителей доньи Исабелы Марии. Присутствовали лишь Роса-Диана и древняя Рахиль. На скорбном камне по просьбе сестры были высечены две переплетённые розы, имя почившей и фраза на латыни: «Ad mortem».
Перед тем, как захлопнулась крышка гроба, Роса-Диана вложила в волосы возлюбленной серебряную заколку с инициалами: «РАКдБ», которую она нашла в розовой беседке Монте-Негро, когда была там по поводу похорон Карлоса Паулино.
Роса-Диана не вышла замуж, и вообще ни разу не разделила ложе ни с одним мужчиной или женщиной. Семьдесят лет она каждый день ходила на могилу сестры, приносила две розы, прикладывалась губами к шершавому камню, произнося вполголоса загадочное слово: “Пау”, садилась на ветхую резную скамью и читала вслух французских поэтов.
Когда она умерла, родственники похоронили младшую из близнецов под тем же камнем, что и старшую, только имя добавили.
Древней Рахили, разумеется, давно нет на свете, но некая пожилая женщина в чёрном иногда появляется на месте упокоения несчастных-счастливых сестёр и стоит поодаль, разглядывая строгим взглядом едва заметную надпись : «Ad mortem», потом исчезает.
Иллюстрация: Fabian Perez