Мокрые листья
Посвящается Вадиму Николаевичу Захарову
«Только мокрые листья летят на ветру…»
Иосиф Бродский.
1.
Тропический ливень в течение пятнадцати минут нещадно поливал плодородные долины и равнины острова Кабанов. Затем вновь засиявшее солнце обожгло местную флору и поплыли к высокому небу от тёплой земли пряные запахи трав и цветов. Образовавшееся парфюмерное облако ветер понёс на северо-восток, где, превратив его милях в пятидесяти от берега в дождевую тучу, обрушил водяным извержением на океанские волны.
Капитан корабля проснулся неожиданно и без всяких видимых для этого причин. Оба двигателя, шум которых он продолжал воспринимать даже во сне, работали нормально. Никаких посторонних звуков. Он мог бы сказать, где сейчас находится любой из 86 человек его команды. Как говорится, всё под контролем. Беспокоиться вроде не о чем. Но уже не спалось…
Так называемое «гидрографическое судно» под советским флагом со скоростью 16 узлов в час шло на север вдоль восточного побережья Африки. Направлялось оно к «мировой помойке» - Красному, столь любимому туристами, морю. От его берегов материковый ветер возможно и отгонял тухлый запах гниющих водорослей, но в центре этой «морской кишки» вонь всегда стояла малоприятная. Впрочем, может быть, у Вадима Захаровича просто слишком обострённое для морского волка обоняние?
Капитан вышел на палубу, привычно взглянул на расположение звёзд и направился к носу корабля, глубоко втягивая в себя воздух… Мадагаскар!.. Такой запах бывал только у берегов этого острова. Около Новой Гвинеи, например, после дождя пахнет совсем по-другому.
Вадим Захарович не был ни дегустатором, ни литератором, поэтому описать составляющие ароматической ауры, в которую на несколько минут после ливня погрузился его корабль, он не мог. Пахнет Мадагаскаром – и точка! Через 5 дней за Баб-эль-Мандебским проливом запахнет по-другому. Впрочем, у них ещё предстоит остановка на Сокотре…
Не было ничего странного в том, что профессиональный моряк любил океан и дальние плавания. Но вряд ли правильно было бы назвать это чувство любовью. Вадим Захарович испытывал к водной поверхности Земли непреходящее с годами чувство пиетета, тщательно скрываемое от окружающих. Он иногда представлял себе, как по верхней кромке океана медленно ползёт еле заметная точка - его кораблик. И океан позволял судну плыть дальше лишь благодаря своему высокомерному безразличию к человеку и человечеству. Океан вечен, а человек: сегодня есть, а завтра нет… Не гадил бы только слишком много. Поэтому океану и приходилось периодически напоминать людям, кто на самом деле здесь хозяин.
Подтверждение своего местонахождения, даже такое необычное – обонятельное, принесло Вадиму Захаровичу успокоение…
*
После пятимесячного плавания он вернулся уже в другую страну, где за это время успели упразднить коммунистическую партию и продолжить ускоренными темпами сокращение флота. Вадим Захарович, как выслуживший свой срок военный моряк, через неделю после своего сорокапятилетия приказом министра был отправлен в отставку в чине «кавторанга». Большей трагедии в жизни он ещё не переживал.
Он сделал несколько попыток трудоустройства, но принципиально не хотел, чтобы они были связаны с морской службой: обида затмила рассудок. Работал электротехником, водителем, связистом… Разумеется, никакая работа радости не приносила, а разочаровывала его в жизни всё больше и больше.
И Вадим Захарович стал запивать…
2.
Вы когда-нибудь бегали в туфлях на высоких каблуках? Нет? И не пытайтесь, если вы мужчина и если вы не хотите ближайший месяц ходить на костылях.
Но если вы девятнадцатилетняя девушка, то у вас уже накопился соответствующий опыт в этом акробатическом деле и вы сможете превратить короткую пробежку от подъезда до автобусной остановки в весьма привлекательное для окружающих мужчин зрелище.
Техникой бега на шпильках Кристина владела безукоризненно: локотки, как птичьи крылышки, поднимались в сторону, попка ещё более соблазнительно оттопыривалась назад, цоканье каблуков по асфальту сопровождалось ойканьем и молящим выкриком «Подожди-и-и-те, пожа-а-а-луйста!», рассчитанным в основном на окружающих представителей сильного пола, так как вряд ли был слышен водителю. Но всегда находился кто-нибудь из сочувствующих, который начинал махать руками и громко кричать шофёру:
- Эй, шеф, подожди! Девушка бежит!
На Кристинку после такого клича уже смотрели все разновозрастные мужчины, включая тех, кто сидел в автобусе, чтобы увидеть, как она будет подниматься по ступенькам. Во время этого процесса, как правомерно предполагали все наблюдающие, та часть её одежды, которая весьма условно выполняла функцию мини юбки, должна была подняться на захватывающее воображение высоту.
Вскочив в автобус, Кристина купила билет, заняла свободное место и, чувствуя, что половина пассажиров продолжает глазеть на неё, равнодушно подумала: «Козлы долбанные!». Открыла сканворд и, сморщив в умственном напряжении лобик, уставилась в журнальную страницу, чтобы все смотрящие на неё смогли убедиться, что видят перед собой не какую-нибудь шалаву, а серьёзную девушку. Чей-то идиотский вопрос: «Успела?» она высокомерно проигнорировала. Главное – была выполнена программа-минимум: Кристина успела на автобус, и к ней никто не привязался.
Теперь предстояло выполнить программу максимум: приехать до шести часов на рынок, найти там Серёгу и через него приобрести у таджика, торгующего фруктами, героин. Этот чурка никак не хотел признавать её за свою. Осторожничал, гад, и напрямую не продавал, хотя уже хорошо знал её в лицо. Ещё бы не знал! Ей один раз уже пришлось отрабатывать ему не достающие пятьсот рублей на дозу. Торговец отвёл её на край рынка за пустой ряд прилавков, пригнул к полу, а сам продолжал следить со стороны за своим товаром. Потом этот придурок ещё спросил:
- Красавица, а какой на вкус моё семя, а?
Кристина сначала растерялась от неожиданного вопроса.
- Солёный, да?
- Нет.
- А какой?
Наконец нашлась, что ответить:
- Вкус специфический!
- Это харашо-о-о, – протянул удовлетворённый таджик.
Уж лучше с Серёгой договориться: может быть, он найдёт бабки, с которыми у Кристины всегда был дефицит, а она с ним потом рассчитается. Серый, конечно, тоже ещё тот паразит! Чего ради Кристина пользуется автобусом? А потому что безопасно. С Серым поехала однажды и сразу нарвалась: задержали гаишники, сказали, чтобы он показал им руки. А у него там все веняки исколоты! Говорят: или пятьсот баксов выкладывай, или поехали на экспертизу – тогда совсем останешься без прав. И этот козёл заставил Кристину всю их смену обслужить, чтобы только самому отмотаться. И она ничего не смогла сделать! А куда денешься?.. Но больше таких радостей ей не нужно. Уж лучше на автобусе: медленно, зато бояться некого.
В тот день произошёл полный облом: ни Серёги, ни торговца! Как ветром унесло. Разумеется, что-то случилось. Может быть даже, кого-нибудь замели. Кристинка знала, что в таких случаях лучше и самой затаиться, а то в лихорадочных поисках порошка недолго нарваться на неприятность. Купишь второпях герыч у какого-нибудь лоха, а тут как тут сбоку подойдут двое в штатском… От них не отмотаешься. Если уж они идут кого-то целенаправленно вязать, то – бесполезняк. А ей только за решётку не хватало попасть! Нет, уж лучше снова к наркологу, переломаться на таблетках, сбить дозу, а там видно будет. А ещё лучше в больницу напроситься на пару недель. Главное – на время исчезнуть.
3.
Имя у Лёвы было звучное – Лев! И отчество нормальное – Наумович. Впрочем, пока учился в институте, до отчества дело практически не доходило. Но как только получил диплом, сел во врачебное кресло (это оказался на первых порах обыкновенный, довольно засиженный стул) и сказал медицинский сестре: «Пусть заходит первый больной», то уже окончательно превратился в Льва Наумовича. Звучало очень солидно и авторитетно.
Но всё впечатление портила на редкость неблагозвучная фамилия.
На последнем курсе Лёва даже носился с мыслью поменять её в ЗАГСе, чтобы уже получить диплом на новую фамилию. Вон Жорка Похмелкин, который вместе с ним тоже планировал специализацию по наркологии, резонно решил, что со своей «кликухой» в избранной области медицины карьеру не сделать. И поменял её. Правда, на такую, что Лёва, впервые услышав его новую фамилию, сказал другу: «Тебе не в наркологию надо идти, а в психиатрию. И лучше всего пациентом». Жора Похмелкин, ничтоже сумняшеся, стал ни кем-нибудь, а «Мак-Лаудом». Горец, мать его! И теперь небрежно представлялся в какой-нибудь компании на манер «агента 007»: «Мак-Лауд. Георгий Мак-Лауд». Это звучало!
А у Лёвы фамилия была Карлик. Ну, вот так получилось… И с его именем она никак не сочеталась. Ну, хотя бы Георгий Карлик и то терпимо. А то - Лев и Карлик!.. Нонсенс! Смешно и несолидно.
Когда намеревался изменить фамилию, отец, профессор-математик, обиделся.
- Твоё дело, конечно… Меняй хоть на Иванова, хоть на Петрова. Будешь Лев Наумович Петров! Ха-ха-ха… Только не забудь, что у тебя и дед был профессором и, между прочим, очень крупным в России генетиком. В своё время его даже за это репрессировали… Мне, например, его фамилию носить не стыдно.
- Да и я не стыжусь, папа. Ты не понял. Просто как-то не звучит. Ну, нелепо получается: Лев и вдруг Карлик… Я не в смысле национальности. Знаю, что сейчас она уже не играет такой роли, как раньше. Я о смысловом сочетании… Понимаешь?
- Это ты ничего не понимаешь. Наша национальность и сейчас играет очень важную роль, но только не со знаком «минус», а уже со знаком «плюс»… - Помолчав, добавил: - Ну, может быть, со знаком «плюс-минус» в зависимости от обстоятельств…
Изменять фамилию Лёва всё-таки не стал, чувствовал себя из-за неё немного ущемлённым и невольно компенсировал это ощущение напускной солидностью и самоуверенностью. То есть, как раз теми качествами, которые являются самыми неподходящими и неуместными для начинающего врача.
На работу поначалу устроился в подмосковный городок, расположенный недалеко от кольцевой. Тем не менее, дорога у него занимала не больше часа: по московским меркам очень неплохо и близко. Решили с отцом, что наберётся немного опыта «на периферии», а потом он поможет ему перевестись куда-нибудь в более солидное учреждение уже в столице.
Своих первых больных Лёва, разумеется, запомнил.
Самой первой оказалась девушка Кристина. По юной внешности, как только та вошла в кабинет, Лёва сразу сообразил, что имеет дело с наркоманкой, а не больной алкоголизмом. После нескольких ознакомительных фраз решил сразу психотерапевтически «надавить» на неё:
- Тебе замуж выходить надо, детей рожать, а ты с иглы, дурочка, никак не слезешь!
- Да ребёнок у меня уже есть.
- Откуда? Тебе сколько лет?
- Девятнадцать.
- А ребёнку?
- Второй годик пошёл. Он у мамы.
- А муж где?
- Умер. Я вдова. А он ещё зимой от передозы кинулся.
- А как живёшь?
- Так и живу.
- Ну, я имею в виду – на какие шиши? Ты же не работаешь!
- Да по всякому получается… Иногда мама помогает…
Лёва растерялся. Психотерапевтический «нажим» оказался ошибкой. С женщинами всегда сложнее. Пришлось на ходу перестраиваться и выбирать другой стиль беседы…
Второй больной, к счастью, оказался мужчиной. И алкоголиком. И попроще. Но только на первый взгляд. С довольно запущенным внешним видом (затрапезный прикид, опухшее лицо) не гармонировала аккуратная эспаньолка. А главное – умный и холодный взгляд.
Уже научившись кое-что кумекать в физиогномике и имея представление о социальных встрясках общества в последнее десятилетие, Лёва проницательно спросил:
- Кем раньше работали?
- Я служил.
- Военный?
- Да. – Мужчина помолчал и явно через силу, нехотя добавил: - Я двадцать лет был капитаном дальнего плавания.
- Интересно! – невольно восхитился Лёва, но быстро понял неуместность своего восторга. Ему, может быть, и интересно, а каково больному? Раньше был, как говорится, «первый после бога» на своём корабле, а сейчас… - Вас по болезни комиссовали?
- Нет, я совершенно здоров… Ну, не считая той причины, по поводу которой обратился к Вам… Меня сократили.
- Обидно! А перейти на какое-нибудь гражданское судно разве нельзя было?
- Это долгая история, Лев Наумович. И очень для меня неприятная. Думаю, что я сказал Вам вполне достаточно, чтобы вскрыть, так сказать, корни моей… алкогольной зависимости. Вы считаете, у меня уже есть алкоголизм?
- По клинике – да, полный набор основных симптомов. Но это совсем не значит, что надо ставить на себе крест. Вы и по возрасту не старик, и здоровьем бог не обидел, и мне Вы представляетесь достаточно волевым человеком. Сломала Вас ваша отставка. Не смогли, видимо, пережить эту психотравму. А накопившуюся обиду и агрессию направили против самого себя. Себя и гробите водкой. Надо переступить через случившееся и наметить на будущее что-нибудь более достойное. Тогда и алкоголизм уйдёт на задний план…
С этим больным беседа вроде бы сложилась более удачно.
Потом были сотни других пациентов, но первых двух Лёва запомнил на всю жизнь. Дело в том, что буквально через неделю с Кристиной и капитаном хитроумная судьба свела его ещё раз во вполне предсказуемом месте – в наркологическом отделении, куда он сам их направил, но по очень неожиданному поводу.
4.
Отделение неотложной наркологической помощи состояло из тридцати коек (одна пятикоечная палата – женская) и было расположено в деревянном одноэтажном здании, построенном неведомо в какие годы. Рядом уже стояли два вполне комфортабельных трёхэтажных корпуса с другими отделениями городской больницы. А «наркологическое бельмо на глазу» давно планировали снести и построить новое.
Лёва взял себе два ночных дежурства в неделю: с восьми вечера до восьми утра. «Скорая помощь» успевала подкинуть за это время ещё двух-трёх больных с алкогольными психозами, но часа четыре в середине ночи поспать обычно удавалось.
Ординаторская была расположена между столовой и кабинетом сестры-хозяйки, которые ночами, естественно, пустовали. Да и слишком шумных больных всегда удавалось к этому времени утихомирить: современная фармакология представляла для этого достаточно возможностей. И вот однажды, в самый спокойный, третий час ночи, когда сам Лев Наумович и его дежурный персонал отдавал свою скоротечную дань Морфею, всё и случилось.
Лёва проснулся от стука, который явственно раздавался из-под пола. Сначала спросонья подумал: «Какого чёрта затеяли в подвале ремонт среди ночи?» Окончательно проснувшись, сообразил, что ремонтом сейчас заниматься просто некому. Следующая мысль была уже более реальной: «Кто-то пытается сбежать из отделения и выбивает раму окна или старые доски от пола».
Быстро оделся, вышел в коридор и пошёл сначала к выходу. У двери на обшарпанном кресле, как ему и полагалось в это время, спал санитар Кузьмич – сторожевая опора отделения. Его ступни упирались в дверной косяк: здесь как в Брестской крепости – «Но пасаран!» Лёва развернулся и пошёл вглубь отделения, прислушиваясь к стуку.
В коридоре на топчане лежала, прикрыв ноги одеялом, медсестра Марина Юнленовна. Но спала, как и полагается опытной дежурной, вполуха: стоило Лёве подойти поближе, как она, не шевелясь, открыла глаза и вопросительно посмотрела на доктора. Лёва отрицательно помотал головой: мол, всё нормально, отдыхайте. Пошёл дальше – к туалету и ванной комнате. «Интересно, а Марина Юнленовна слышит этот стук? – подумал он. - Надо было бы спросить её: она здесь сто лет работает, всё должна знать. Может быть, доска какая на ветру хлопает, и я зря переполошился». Но стук продолжал раздаваться явно откуда-то снизу, причём усиливаясь по ходу Лёвы.
Он зашёл в туалет и зажёг свет. В углу между стеной и унитазом сидел маленький старичок бледно-зеленоватого цвета. И Лёве сразу стало ясно: или у него самого начались «глюки», или это привидение - очень уж бестелесный и странный вид был у этого «пациента». В привидения он не верил. Но и галлюцинации у него развиться было не от чего. Подобные расстройства восприятия так просто не возникают.
- Вы кто такой?
- А ты сам догадайся. Впрочем, какая разница. Слухай сюда. - Старичок слегка поёжился и отодвинулся от унитаза. – У тебя в третьей палате больной помирает. Ему Катька вместо одного лекарства в капельницу другое добавила, и никому не сказала, паскуда. Чтобы Юнленовне досадить. Бежи, спасай. Для того тебя и вызвал.
- Что-то не то вы говорите, дедуля. Екатерина днём работала.
- Вот-вот. Перед своим уходом она эту капельницу с отравой и поставила. Ты там одни лекарства прописал, а она совсем другие сделала. Время зря не теряй, бежи, давай. Я не о тебе забочусь, а о Юнленовне. А с тобой ещё другой разговор будет. Зайдёшь потом сюда.
Старичок просочился сквозь пол и исчез.
«Ладно, пусть это будет галлюцинация. Кстати, зря я с ним вслух разговаривал, могли и услышать: доктор в туалете с «голосами» беседует. Этого мне только не хватало… Но в палату зайти можно. Кого этот дед имел в виду? Там капельницу только одному ставили, Макарову. О Юнленовне, старый козёл позаботился! Если что случится с больным, спрос будет в первую очередь с меня, а не с неё!»
Макарову действительно было плохо: слабый и частый пульс, бледный как мел. Больной явно «уходил»… Нет, только не это!
Лёва выскочил в коридор:
- Марина Юнленовна! Макарову плохо. Я сейчас тонометр принесу. А Вы сделайте для начала кордиамин.
В отличие от него, опытной сестре тонометр не понадобился. Она быстро оценила ситуацию и сказала:
- Лев Наумович, звоните, от греха подальше в реанимацию. И вызывайте перевозку. Надо его туда переправить, здесь потерять можем.
Лёва понял, что медсестра сообразила быстрее и лучше его, как надо поступить. И стал оформлять перевод больного в реанимационное отделение…
Через час Лёва снова вошёл в туалет. Старичок словно и не испарялся – сидел в своём углу.
- Спасибо, вам, дедуля. Благодаря вам больного спасли. Теперь выживет.
- Не, он всё равно помрёт. Но главное теперь - не у вас. Я Юнленовну пожалел. Она тут раньше жила. Здесь жилой барак был.
- А почему же Марина Юнленовна ваш стук не услышала? Её бы и позвали сразу.
- А ты здесь, паря, ещё гость, поэтому всё лучше других слышишь. Я тебя ведь ещё почему позвал? Специально такого случая ждал, чтобы ты мне быстрее поверил. А дело, стало быть, такое. Собралось вас тут трое, как и было предсказано: в одном месте и в одно время.
- Это вы про кого?
- Слухай и не перебивай! Первый, значит, ты – гость московский. Так? Так. Второй – бородатый моряк из пятой палаты. Матросня здесь появлялась иной раз, но сказано было – «морской волк». Вот тот бородатый капитан, которого ты сюда положил, он и есть. Так? Так. Ну, и девка эта беспутная с Христовым именем. И опять же - ты её сюда положил. Видишь, как всё одно к одному получается! Ежели бы её не звали Кристиной, то и не подумал бы, что эта шалава может оказаться третьей.
- Ну, трое. И что дальше?
- А вот что! Место здесь есть такое, которое счастье приносит. Навроде клада. А само место бабка Юнленовны заколдовала так, что открыть его могут только одновременно три человека: «московский гость», «морской волк» и девка с Христовым именем.
- А что в кладе? Золото?
- Что вы все на золоте и деньгах помешались?! Место такое есть под полом: какой человек его коснётся, то счастливым станет, все его желания исполнятся и жить будет долго-долго.
- Глупости это всё, дедуля.
- А я сам, по-твоему не «глупость», а? Если веришь, что я существую, и разговариваешь со мной, то почему не хочешь поверить в мои слова? Впрочем, не хочешь, так и не верь. Только Юнленовну с собой прихватите, пусть тоже дотронется. Я о ней больше пекусь. А вы для меня кто? Так, навроде ключа к замку. Сегодня здесь собрались, а завтра разлетитесь все как листья от мокрого веника… А ей здесь ещё работать и работать.
- А вот в этом ты, дедуля, неправ. Это здание уже под снос готовят. Скоро снесут.
- Ты мне, паря, не тыкай. А насчёт сноса, так его, почитай, двадцатый год сносить собираются. Но пока с запретного места заклятье не снято, кто ж его снесёт? Не получится ни у кого… А вот опосля, может, и снесут… - Старик заметно погрустнел. – Другой дом построят на этом месте. В нём Юнленовна и будет работать.
- Ну, и где же это ваше заветное место расположено?
- Ты, милок, сначала собери всех. Я посмотрю на вас, а потом и скажу. Это дело тонкости требует.
- А они вас увидят?
- Вот это я и проверю, чтобы ошибочки не вышло. Здесь, почитай, тыщи людей перелечились, но такого случая ещё не представлялось.
- Ну, приведу я всех, а они вас не увидят, и буду я тогда дураком выглядеть.
- А ты, паря, и так не шибко умный. Книжек, может, и много начитал, да вот ума настоящего пока не нажил. Ну, ничего, это с годами у некоторых проходит…
- Ладно, завтра всё решим. Вы здесь столько всего наговорили, надо обдумать.
- Очень-то не тяни. Вы здесь втроём не на всю жизнь собрались… В ванной вас ждать буду. Здесь что-то неуютно.
- А завтра меня в отделении вообще не будет. Я после приёма сразу домой уезжаю.
- Значит, сегодня все приходите ради такого случая. Я его сам давно поджидал…
5.
Часов в шесть утра Лев Наумович разбудил капитана и Кристину, и они вчетвером вошли в ванную комнату. Первым шёл Лёва, затем капитан и, уцепившись за его плечо, Кристина. Шествие замыкала Марина Юнленовна.
Никакой ванны в этой комнате, разумеется, не было: четыре душевых рожка и две деревянные скамьи вдоль стен. На одной из них, закинув ногу на ногу, сидел старичок.
- Ни хера себе заявки! Он кто? - первой отреагировала Кристина.
- Я тебя просил вести себя спокойно.
- Да я и не кричу вовсе, Лев Наумович. Просто спросила…
Старичок осклабился в довольной улыбке, ничего ей не ответил и перевёл взгляд на Вадима Захаровича. Они с минуту молча смотрели друг на друга, потом «морской волк» повернулся к Лёве:
- Лев Наумович, это ЧТО такое?
- В общем, так, - затараторил смущённый Лёва, но внутренне уже обрадовавшись, что домового видят все присутствующие. – Он сейчас сам нам всё расскажет. Вернее, попросит сделать одно дело. Мы можем выполнить его просьбу, а можем повернуться и уйти. Я думаю, что если мы послушаем этого дедулю, то ничего не потеряем. Единственное условие, которое нам придётся соблюсти, - принятое решение должно быть общим. Ну, в смысле, единогласным. Для начала я предлагаю его послушать. Согласны?
- Дядя, а вы весь голый? – с ёрническим любопытством спросила Кристина.
- Замолчи, бесстыдница! И как тебя только таким именем назвали!
- А маме Кристина Орбакайте нравится. Когда она меня родила, фильм такой шёл – «Чучело». Не видели?
- Кристина, помолчи. Мы пришли его выслушать, а не тебя. Вадим Захарович, послушаем?
- Ну, пусть говорит. – Бывший капитан скрестил на груди руки.
- Вы, молодые люди, присаживайтесь на ту скамеечку. А байка моя будет такая… Эта семья, - домовой тряхнул седыми космами в сторону Марины Юнленовны, - ко мне всегда уважительно относилась. Благодаря бабке, конечно, сами-то они не очень мне верили. А та и разговаривала со мной, и «дедушкой» величала, и кашкой угощала, а иногда и водочку в подпол ставила. Ведьма она была, но боялась очень, что другие об этом узнают. Время было суровое, несуеверное…
- Это Вы про кого? – впервые подала свой голос медсестра. – Про бабушку Пелагею?
- Про неё, ласточка, про неё. Ну, так слухайте дале. А перед войной посыпались на них несчастья: то одного убьют, то другого посадят. Остались одни бабы, да внучек малый, тот самый, кого «юным ленинцем» назвали. Отец твой, Юнленовна… Я и говорю Пелагее: «Помоги своим. Зачем дар хоронить? Ведь пропадёте все». А она говорит: «Мне порчу легче навести, чем добро сделать». А я ей говорю: «Ты сделай оберег, у тебя получится. А чтобы люди не приметили, устрой его в подполе. Семью свою сохранишь». Послушалась она меня. Вырезала вот на этом бревне, - домовой, не глядя, топнул пяткой по полу, - солнце и петуха, и заговорила на них свою родню. И после этого долго хорошо все жили. Даже война их не тронула. А когда Пелагея помирать стала, то поведала мне, что боится оставить оберег открытым. «Наложу, говорит, на него заклятье. Когда моим плохо станет, ты тогда и подскажи, как его снять». И сказала мне и про капитана, и про московского гостя, и про тебя, девка. И всё правильно угадала. В начале года у тебя, Юнленовна, муж помер. Думали, пора: сейчас рано мужики на тот свет уходить стали. А потом – несчастье с твоей дочкой… А потом у сына - вон что закрутилось…
Троица посмотрела на Марину Юнленовну. Та согласно кивала головой, на глазах у неё выступили слёзы.
- Вот тогда я и подумал, что надо заклятье снять и стал эту троицу поджидать. – Старик хмуро осмотрел сидящих перед ним людей. – Вы трое должны наложить ладони на рисунок, что Пелагея вырезала, и произнести: «Как этот узел завязан, так и у нас развяжется». И всё. А потом ты, Юнленовна, ладони свои положишь. А что сказать, я тебе на ухо пошепчу.
- Так нечестно! – перебила домового Кристина. – Это что же получается: мы ради неё всё должны сделать? А нам что с этого обломится?
Домовой недоуменно посмотрел на неё, потом недовольно проворчал:
- Не боись! И вам всем удача перепадёт. На время, но обломится, как ты говоришь. Зато Юнленовна всех своих оберечь сможет. Да и саму себя тоже. Не чувствуешь, - повернул он лохматую голову к медсестре, - что и к тебе несчастья подбираются?
- Чувствую.
- Ну вот теперь и кумекайте, как что лучше сделать. Бревно это вот так идёт. – Он голой пяткой провёл линию по плитке, устилающей пол. - Хоть снизу подлезьте, хоть сверху, по всякому дотянуться можно.
Старичок закончил рассказ и торжествующим взглядом оглядел слушателей.
- Ну, блин, и дела! – снова первая прокомментировала услышанное Кристина. – Дядя, если вы такой волшебник, героин достать можете? – Заметив раздражённый взгляд доктора, с улыбкой добавила: - Я пошутила, Лев Наумович.
Вадим Захарович серьёзным голосом произнёс:
- Нам надо обсудить то, что вы нам рассказали, а потом мы дадим ответ. Лев Наумович, можно в ординаторской посовещаться, пока другие врачи не пришли? Надо решить всё до завтрака, потом будет уже поздно, что-либо предпринимать.
- Да, вы правы. Сначала надо посовещаться… Мы сейчас вернёмся, дедуля, вы нас подождите.
- Ну-ну. Совещайтесь, совещатели.
6.
«Святая троица» и Марина Юнленовна расположились в ординаторской.
- Меня больше интересует этот домовой, чем его «место счастья». Он пахнет плесенью. – высказал своё мнение Вадим Захарович.
- Ясен перец! Этому хмырю лет двести. – Кристина, хоть и не тянула на Милу Йовович, но в качестве «третьего элемента» в тени оставаться не собиралась.
- Я к тому, что ежели он пахнет, значит существует. Этот факт меня поражает больше всего! Мы с Кристиной, кстати, особенно ничем не рискуем, Лев Наумович. А вот Вас, если полы разберём, как бы во вредительстве не обвинили. Ответ Вам держать. Кстати, тут есть подвал?
- Не знаю. Это только моё третье дежурство. Марина Юнленовна, Вы не знаете?
- Под полом ничего нет: полметра пустоты и земля. Здание стоит не на фундаменте, а на каменных столбиках – их со двора видно. Положили на него брёвна и пространство под ними обшили досками. Там у нас как-то собака приблудная жила.
- Если собака поместилась, то домовой тем более, - уверенно заявила Кристина.
- Кстати, - продолжал размышлять Вадим Захарович, - Лев Наумович, а что Вы знаете о коллективных галлюцинациях?
- Ну, они чаще случаются в переломные моменты истории. В старом учебнике психиатрии описана коллективная галлюцинация шведского короля Кала XI. Должны присутствовать предрасполагающие факторы: усталость или психическое расстройство. Но мы вроде все в здравом уме…
- Если учесть моё похмелье, ломку у Кристины и ваше ночное дежурство, то я бы с Вами в этом пункте не согласился.
- Это Вы зря, я уже «перекумарилась». У меня голова пока соображает, и «глюков» до сих не бывало. Я эту страхолюдину чётко усекла. Надо было дотронуться до него. Вот! Лев Наумович, Вы до него не дотрагивались?
- Нет.
- Жаль. Тогда бы всё стало ясно…
- Я прошу вас всех, и Вас, Лев Наумович, в особенности, давайте попробуем. Весь грех на себя возьму. Детей жалко… - И Марина Юнленовна заплакала.
В образовавшийся в полу проём, когда они сняли небольшой участок метлахской плитки, первым спрыгнул Вадим Захарович. Пригнулся, посветил зажигалкой и произнёс:
- Да, здесь действительно есть два вырезанных рисунка на бревне. – Выпрямился, уровень пола приходился ему по пояс, и спросил: - Ну, что, молодёжь, будем руки накладывать?
Раздался просительный голос Марины Юнленовны:
- Сделайте, пожалуйста, как ОН сказал.
- Нет проблем. – Лёва спустился и встал рядом с Вадимом Захаровичем. Места для «третьего элемента» не оставалось.
- А я куда встану?
- Сверху руки опусти. Ты здесь не поместишься.
- Я не вижу, куда ладони прижимать.
- Протягивай руки. Мы сами их прижмём.
Кристина встала на колени и опустила в подпол руки.
- Сильно только не тяните, а то упаду. Господи, вот уж не думала, что мне колдовать «раком» придётся. Такой прикол! Кому рассказать – не поверят!
Раздался стук в дверь и возгласы. Мужчины невольно подняли головы и высунулись из подпола. Марина Юнленовна успокоила:
- Не бойтесь. Я дверь на контрольный замок закрыла. Вторая связка есть только у старшей. Быстрее говорите своё заклинание!
Произнеся несложный заговор, Вадим Захарович и Лёва вылезли из проёма в полу, отошли в сторону и посмотрели на Марину Юнленовну. Теперь наступала её очередь.
- Дедушка, где Вы?
- Здеся я, милая, - раздался знакомый голос снизу. – Спускайся, не боись…
Наконец раздался лязг замка и в ванной комнате появился заведующий отделением в сопровождении старшей медицинской сестры.
- Вы что, все с ума посходили?! Лев Наумович, а ты-то что здесь делаешь? Ну-ка, прекращайте сейчас же это безобразие!..
- Марина! Ты что, тоже охренела? – с чувством поддержала своего начальника старшая сестра…
Но необходимый ритуал уже был совершён.
7.
В ближайшие два месяца в судьбах наших героев действительно произошли радикальные изменения. При этом действительно раскидало их по жизни, как «мокрые листья от веника».
Вадим Захарович получил приглашение из Крымской обсерватории от своего старого сослуживца, бывшего штурмана. Предложение оказалось очень заманчивым, было связано не с морем, а с небом. Но эти две стихии объединялись любимыми им звёздами.
А Кристина завязала с наркотиками, встретила Макса и жила с ним в гражданском браке целый год. Была на седьмом небе от счастья и постоянно с благодарностью вспоминала домового. Потом, правда, ей пришлось убедиться, что наркоманы далеко не всегда бывают «бывшими»... Впрочем, это уже совсем другая история.
А Лёве, Льву Наумовичу, разумеется, пришлось уходить с этого совместительства «по собственному желанию». Но в его случае сработал диалектический закон, утверждающий, что нет худа без добра. Именно в это время организовывался Московский научно-практический центр наркологии, куда он и устремился, следуя по курсу телефонных звонков отцовских знакомых. Его приняли в штат, и Лёва был очень доволен этим обстоятельством.
Как сложилась судьба у Марины Юнленовны, никто из них позже не поинтересовался. Возможно, жизнь её родных тоже стала более благополучной…
Больше дороги героев нашего рассказа не пересекались. Лёва так до конца и не понял: существовал ли тот домовой на самом деле или он им всем привиделся? Может быть действительно - то была лишь «коллективная галлюцинация»?
* * *
Апрель-июль 2006.