Облокотившись на подоконник, я рассматривал солнце. С той стороны окна, на фоне ярко-голубого неба, оно казалось бледно-лимонным. Я отчетливо видел каждый его мускул. С их помощью, оно мощно отталкивало от себя напирающие черно-серые тучи. Казалось, что этим солнце пыталось хотя бы на небольшой срок задержать дождь. Птицы ужу давно не пели, ощущая каждой своей клеткой нависающую над ними влагу. Только деревья одиноко шумели густой листвой, доказывая этим, что природа еще не умерла. Издалека, казалось, с другой стороны нашего грязного шарика, послышался удар грома. Он раскатисто пронесся по еще светлому небу. Упали первые капли дождя на подоконник. Брызги от них ворвались в мою комнату через раскрытое окно.
1
То, что произошло со мной, случилось не здесь и в другое время. Все началось еще много лет назад, задолго до того как я очутился здесь. В этом сумасшедшем доме с болезнью, название которой я не смогу даже выговорить. Не хочу сказать, что эта болезнь привела меня к нынешнему моему положению. Я уверен, что тот диагноз, который дал мне доктор, можно дать половине населения земного шара. На моем месте мог бы оказаться любой из вас. Дело в случае. Или, можно сказать, в череде событий, которые могут привести к этому любого человека.
Не всю жизнь я провел в этой комнате сумасшедшего дома. Хотя, наверное, это единственное место, где можно спастись от всего. Тут не так уж и плохо. В конце концов, ты здесь отдан самому себе, и никто не вмешивается в твою жизнь. Время течет каплей за каплей. Ты видишь в окно как оно пробегает мимо тебя, спрятавшись в людях, проходящих за окном, машинах, заполняющих рокотом своих моторов и так, довольно-таки, шумный город. Все крутится, вертится, гремит, стучит. А ты смотришь на это в окно и понимаешь, что в этом всем ты не участвуешь, не участвуешь в их Жизни.
Кто дал определение понятию слова ЖИЗНЬ, кто дал смысл этому слову? Возможно ли трактовать его так, как общепринятое мнение?
Возможно…
Возможно, мы все так начинали его понимать с самого детства, но уже на закате своих лет, каждый говорит про это слово по-разному. За эти годы я часто задавал себе вопрос: «Нужна ли она»? И сам себе сразу же отвечал: «Да, нужна». И это тысячу раз правда. Мы должны прожить ее, пройти ее насквозь, обсосать ее всю, взять у нее все, что возможно, для того, чтобы перейдя через грань, можно было бы не торопясь сравнить ее с тем, что ты получил.
Смерть.
Почему это слово у нас ассоциируется с противоположностью слову Жизнь? Никто не знает, что происходит там… за гранью. А те, кто перешагнул ее, стараются умалчивать об этом. И это им удается.
На данный момент у меня довольно много времени, чтобы подумать об этом. Я не чувствую себя ущемленным и оторванным от общества. И хоть я не участвую в его Жизни, я незримо наблюдаю за ним, анализирую его. Я никогда не считал общество главным для себя. Я сам для себя общество и меня это устраивает. И мое безучастное отношение к жизни за окном нисколько меня не огорчает.
Я так могу сидеть очень долго. И то, что я теперь нахожусь в этом доме, для меня не играет ровным счетом никакой роли. Возможно, я потерял все, что у меня было. Тот мир, который находится за стеной, ограждающий сумасшедший дом от него, не так уж хорош, как мог бы быть. Хотя бы, достаточно того, что в нем есть ОНА.
Сделал ли я ошибку, оставив ее там? Не знаю. И на этот вопрос вряд ли отвечу. Просто я почувствовал, что больше она во мне не нуждается, хотя, возможно, и любит до сих пор. Кто знает? Но все, что у нас с ней было, останется навсегда со мной, и я не жалею о прошедшем. В конце концов, все можно понять.
— Ну-с, голубчик, как себя чувствуем?
Доктор внезапно открыл дверь в палату и быстрым шагом вошел (нет, ворвался) в нее. Его манера так (по-старому) говорить бесила меня, но я не подавал вида, чтобы не выглядеть еще более раздражительным, а может быть, по его мнению, еще более враждебным.
— Спасибо доктор, хорошо! — ответил я слегка рассеяно из-за резко прерванной моей мысли.
— Грустные мысли не посещают? — продолжил он и посмотрел на меня через стекла своих очков. Едва заметная улыбка скользнула на его губах под аккуратно подстриженными усиками.
— Нет. Ничего такого, доктор!
Мое сознание медленно стало возвращаться в реальный мир. Наверное, в этот момент я выглядел глупо или наивно, так как всем своим выражением лица я показывал рассеянность и по-детски растерянный вид. Примерно такой же, как когда ребенку на Новый год родители дарят велосипед, а не собаку, о которой он просил в течение полугода и с нетерпением ожидал наступления волшебного праздника.
— Сегодня гораздо лучше! — продолжил я и даже улыбнулся. Но улыбка получилась такая же растерянная, как и все мое лицо. Интересно, о чем в этот момент подумал доктор?
— Голубчик! Надеюсь, вы продолжаете принимать лекарства? И не выкидываете их в окно, как делают это ваши безответственные соседи по палате.
Когда доктор произносил эту фразу, он особо выделил ВЫ и ВАШИ таким твердым, но вкрадчивым голосом, что я побоялся бы ему соврать. Но так как мы довольно долго общаемся, я привык к этому и спокойно и уверенно сказал:
— Да, доктор, пока не прекращаю принимать, но если что, я вас об этом уведомлю!
— Я смотрю вы пытаетесь шутить, — сказал доктор. — Это первый шаг на пути к вашему выздоровлению.
Он подошел ко мне, слегка наклонился и взял меня за запястье. С минуту он так и простоял в задумчивой позе, меряя мой пульс.
— Ну что, прекрасно, голубчик! Я к вам зайду завтра, и мы еще пообщаемся.
Доктор отпустил мою руку и, посмотрев на меня теперь уже из-под своих очков, развернулся и вышел из палаты.
Проводив его взглядом, я выдохнул как только захлопнулась дверь.
Как стало прохладно! Надо будет закрыть окно, иначе дождь зальет мою кровать. Его серая стена похожа на полотно. Чистое-чистое, но поцарапанное невидимым художником. Наверно там внизу бегут веселые ручейки, но мне лень вставать, чтобы посмотреть на них и услышать их дружное пение. Сейчас ручейки живут и весело журчат по асфальту, который покрыт множеством трещин. Завтра, если встанет солнце, они умрут. И они будут знать вместе с избранными, что творится там… за гранью. Как настойчиво врываются раскаты грома в раскрытое окно. Я зажмурился от яркой вспышки молнии и подумал, что не самую короткую жизнь я провел на этом шарике.
Вот она грань между жизнью и смертью. Молния рождается и сразу же умирает, уступая место своей сестре, которая, в свою очередь, тоже погибает для других. Также и мы должны умирать в свое время для того, чтобы жили другие. Чтобы они тоже попробовали, что такое ЖИЗНЬ.
Мы плачем — потом смеемся,
Мы ссоримся — потом миримся,
Мы ненавидим — влюбляемся…
Я это слышал еще там, по ту сторону стены. Если было бы так просто жить… Не возникало бы никаких проблем. Я не хочу так жить. Система слишком проста, а человек не создан для этого. Ему нужно больше и сложнее, он идет на самоуничтожение. И нельзя ничего сделать. Человек дойдет до конца.
Помню, как впервые дни доктор, чтобы меня изучить и понять, задавал разные вопросы. Тогда он спросил меня: «Что такое Ненависть?» Я ему наплел что-то несуразное для того чтобы он от меня отстал.
Ненависть — это единственная характеристика человека. Только она может возвратить ему истинное лицо. Все остальное мишура, ненастоящее. Все ходят под масками, делая себя проще и, как им кажется, лучше. Но они ошибаются. В маске вечно не проходишь. И перед Смертью мы предстаем с нашими настоящими лицами.
Как-то на днях, я подслушал разговор в коридоре между двумя медсестрами. Они говорили вполголоса, но их оживленная болтовня все равно разливалась по коридору, проникая в каждую замочную скважину и густой суетливой массой в вплывала сквозь щели дверей палат.
Как противно. Меня выворачивает наизнанку. Все эти сплетни, шушуканье за спинами друг у друга, лживые улыбки. Каждый хочет угодить кому-то. Они злословят, очерняя и поливая друг друга ложью, чтобы в результате им было лучше, чем остальным. За этим всем стоит ненависть ко всему. Но в итоге, все это утонет в ручьях под моим окном. И все мои мысли уйдут вместе со мной. Я чувствую, что это произойдет очень скоро. И это уже ничто не остановит.
А еще существует такое слово как Счастье. Что за ним скрывается для меня не совсем понятно. Каждый готов это слово трактовать по-своему. У каждого счастье свое.
СЧАСТЬЕ. СЧАСТЬЕ. СЧАСТЬЕ.
«Ну-с, голубчик, — внезапно всплыло воспоминание разговора, проведенного дней пять назад, — а что такое Счастье?»
Тогда этот вопрос, заданный доктором, застал меня врасплох. Я на секунду замер и подняв свои глаза, посмотрел на доктора пристальным взглядом:
«Смотря, что вы имеете в виду под словом Счастье», — ответил я и, опустив глаза, стал рассматривать пол палаты.
Я практически всегда так делал при разговоре с доктором, так как боялся, что он может прочитать по ним истинное мое желание.
«Ну как же, голубчик! — воскликнул доктор. — Чувство, которое делает человека счастливым. Это же очевидно», — с укором и даже с каким-то подозрением сказал он.
«Но дело в том, что не всегда то, что воспринимается за Счастье является таковым, –ответил я. — Счастье легко спутать с Радостью»
«Поясните, голубчик», — заинтересованно произнес доктор и подвинул указательным пальцем свои очки на переносице.
«Ну смотрите сами, — неохотно ответил я. — Для одного человека рождение ребенка — это Радость. А для второго это Счастье. Разница только в том, что у первого не было проблем с деторождением, и появление на свет ребенка было для него, предсказуемым событием, хоть и делом времени, которое в итоге и принесло ему Радость. У второго были проблемы. Неоднократно он пытался зачать ребенка, но не получалось. И вот тогда, когда он опустил руки и смирился с этой утратой, вдруг неожиданно, он узнает о беременности. И для него это не Радость, а Счастье».
Доктор задумался и не прерывал меня, только внимательно смотрел из-под своих очков.
«Таких примеров очень много, — продолжил я. — Я мог бы приводить их весь день и всю ночь. Но я не хочу утомлять этим ни себя, ни вас. Я хочу сказать, что для одних Радость — это Счастье, а для других, наоборот, Счастье — это Радость. Надеюсь, этим примером я ответил на поставленный вопрос»?
«Хорошо, голубчик. Тогда вы можете сказать, что для вас Счастье»?
Я задумался и сначала хотел сказать, что это Любовь. Но передумал, так как боялся ошибиться. А может я просто не хотел ему об этом говорить?
«Нет, — ответил я, — боюсь перепутать Счастье с Радостью».
Все хотят заполучить Счастье, но что они дают взамен? Чем могут пожертвовать ради него? Стремясь к Счастью, они сами не понимают, что в большинстве случаев они двигаются совсем к другим чувствам. Жадность, алчность и зависть — вот пороки человечества, и ни у кого счастья нет. И поэтому каждый несчастен по-своему. Потому что быть, например, завистливым легче, чем быть счастливым. А что я сам могу сказать про Счастье, сидя в этой комнате с кроватью, столом, стулом и окном? Где здесь мое счастье? Хотя… хотя я счастлив тем, что не похож на тех, кто за этой стеной. И в этом, наверное, все мое счастье.
А ведь я когда-то был по-настоящему счастлив. Я парил в небе и у меня были крылья, но я был так молод и неопытен. Все мое счастье превратилось в пыльную бутылку пива (а то и водки) и в замусоленную сигарету, которую мой друг (?) бережно достал из кармана своих штанов. Все это было, но со временем ушло.
Время…
Время лечит раны жестокие, глубокие. Они не болят от перемены погоды — они болят от состояния души. Рубцы дают о себе знать. Это невозможно забыть.
У меня был маленький друг. Черный котенок, совсем крохотный. Наверное, он несколько дней назад только открыл глаза. Я любил с ним разговаривать. Этим, в белой одежде, не понять меня. Но как мы с ним разговаривали! Как мы с ним разговаривали! Котенок понимал меня с полуслова. И он давал мне это чувство, называемое Счастьем.
Наша встреча произошла совсем неожиданно ранним утром. Проснувшись, я сел в кровати и протер глаза. Сначала я ничего не заметил, но вдруг на подоконнике что-то задвигалось. Оно было крохотным, но таким пушистым! Я встал с кровати и подошел к окну. На подоконнике сидел черный комочек шерсти с грустными глазками. Он посмотрел на меня и сделал два неуверенных шага в мою сторону. Потом он остановился и вопросительно посмотрел на меня. Я протянул к нему руки и взял в ладони. Котенок беспокойно стал переминаться с лапки на лапку, но потом, успокоившись, удобно устроился на моих руках. Да, да. У него были грустные и в то же время умные глаза. Не каждый человек имеет такой проницательный взгляд как у него.
Он был мне очень нужен. В его взгляде можно было прочитать понимание каждого твоего слова. За этой стеной, разделяющей меня с реальностью, котенок на несколько дней стал мне хорошим другом и отличным собеседником. Я любил рассказывать ему про свой внутренний мир. Я отдавал ему часть своего завтрака или обеда, а он в благодарность за это терпеливо сидел у меня на кровати, лизал мне руки или щеки. А иногда котенок настороженно поднимал ушки и, казалось, что он внимательно вслушивается в мою очередную историю. Но он не мог дать мне совет или сказать что-нибудь. Он просто сидел и терпеливо слушал. Это продолжалось недолго. Однажды утром я проснулся и не нашел его в комнате. Я до сих пор не знаю, где он и что с ним. Может, он ушел в мой внутренний мир, про который так часто слышал.
Но я даже не могу представить, что он там будет делать. Там очень одиноко. Весь мой мир заполнен красной густой массой, из которой формируются мои мысли в виде пузырей, создающих впечатление, что она кипит. Пузыри отрываются от нее и поднимаются в багровое небо, где они взрываются, лопаются и дают мне определенную информацию, которую я потом, возможно, вношу во внешний мир. А еще, кроме этой массы и пузырей, существуют черные деревья. Они могут находиться где угодно, напоминая мне о том, что не так уж и хорошо здесь. В моем внутреннем мире нет звуков, нет ветра. Все идет своим чередом. И там нет граней и всех принятых физических законов. Я сам формируюсь в этом мире. Только я могу в нем выжить. Я единственный сталкер своего мира.
Раньше у меня был другой внутренний мир, который отличался от этого. А может, у меня его и не было? Тогда я не обращал внимания на него и не придавал значение этому. А может, он был у меня таким же? Кто знает. Может, я себе нафантазировал, что прошлый мир у меня был хуже. Скорее всего, на это решение повлияло место, в котором я сейчас нахожусь.
Если вспомнить все мое прошлое, то это сплошной обман. Меня слишком много обманывали и играли мной. Я не хочу, чтобы это все повторилось и не хочу быть чьей-то игрушкой. А тем более здесь, в сумасшедшем доме, где привыкли командовать. Правда, отношение ко мне здесь хорошее, ведь я из ЭТИХ, как говорят врачи, «небуйных».
Все, что со мной происходило за эти годы, формировало меня, обновляло меня. Вылепливало из меня нового человека, с новым сознанием, новыми убеждениямии, несомненно, более трезво смотрящего на происходящее вокруг. Я стал осторожным. У меня выработались антитела. Это иногда мне очень мешает. Но мне помогает другое –все те, кто остался со мной. Там за стеной есть мои друзья и подруги. Они дают мне иногда необходимую часть кислорода для поддержания жизни. Ведь я несколько раз чуть-чуть не переступил грань. Я чуть не встретился со Смертью лицом к лицу. Но мне постоянно удавалось возвращаться обратно на сторону Жизни.
А сейчас, сидя здесь, я думаю: может и не нужно было возвращаться? Смерть приняла бы меня и стала бы мне и подругой, и женой, и любовницей. Она ждет меня, я чувствую это. Несомненно, я с ней встречусь. Но когда это произойдет: сегодня, завтра, вчера? А так наступает день за днем со своими двадцатью четырьмя часами Жизни. И у каждого встреча со Смертью назначена в определенный день и час, которые известны только ей самой.
Как это все скучно. Я не знаю, что придумать, находясь в этой палате. Когда у меня был котенок, я с ним проводил вечера и не замечал как они проходят. Но теперь я остался со своими мыслями наедине. Это очень меня терзает. От этого у меня слишком измученный вид.
Последнее время мне что-то хочется от себя или от других. Чтобы я, или кто-то, что-то сделал бы или предпринял. Как это плохо, не знать того, что хочешь. Я непременно что-то бы сделал, но я совершенно опустошен. Во мне больше нет сил с чем-либо бороться. Я обескровлен.
Я часто вспоминаю свою подругу, которая уже несколько лет лежит в земле. Иногда ее лицо я вижу на белой стене комнаты. Она улыбается мне своей по-прежнему загадочной улыбкой. Она перешагнула за грань, заглянула туда. Она знает, что там. Но молчит. Говорят, глаза — зеркало души. Но ее глаза не так четко проявляются на стене, как ее улыбка. Как жаль, что я не могу видеть ее глазами или читать ее мысли.
Главное, не произносить это вслух, тогда ОНИ точно запишут меня в сумасшедшие.
Я буду с ней и со своими мыслями наедине, до того момента, пока не переступлю грань.
Я слишком много говорю о Смерти? Возможно, я состою из нее. Но это, несомненно, конечный результат моей прожитой Жизни. До сих пор я нередко вспоминаю как вместе с ребятами я ловил жучков. Они были безобидными и беззащитными. Мы собирали их в большую стеклянную банку, в которой были набросаны веточки. Их было много, но только одна веточка с самого дна банки торчала наружу. Я наблюдал с ребятами, как жучки ползут по веточкам, пытаясь выбраться из этой тюрьмы. И только немногие выбирали нужную веточку. Они инстинктивно пытались спасти свою жизнь. Но те жучки, которые выползали из банки, погибали от лезвия бритвы детей, жестоких в своей детской наивности. Никто не должен был выжить.
Никто…
Хочется верить во что-то светлое и доброе. Забыть всех этих жучков, но… Когда нам надоедало наблюдать за ними, мы выбрасывали полумертвых жучков в муравейник. И тут ни у кого не было шансов. Как это вседо противного элементарно. Сильный убивает слабого. Так будет всегда и ничто не изменится.
Практически все боятся Смерти и пытаются карабкаться вверх, толкаясь и залезая друг на друга, чтобы продлить еще хотя бы немного свою Жизнь. Захлебываясь, они пытаются как можно дальше уплыть от неизвестной грани. Но нужно ли это делать? Результат один… Смерть. Таких примеров, как с жучками, много. Мы заливали все те же муравейники одеколоном, и все только для того чтобы посмотреть, что будет. В детстве, мы награждали Смертью, сами еще не познав Жизни.
Что может быть хуже человека?
Мы балансируем на грани между Жизнью и Смертью. Достаточно один раз оступиться, чтобы был результат. И сидя в этой грязной, большой, пустой серой комнате, я долго думал и пришел к выводу: мы не знаем, что происходит после Смерти. Возможно, другая Жизнь. Значит, мы сейчас живем после Смерти. Соответственно мы уже перешли грань. И если это так, то что было до Жизни перед Смертью в эту Жизнь? Возможно, мы тогда думали, что эта Жизнь будет лучше. Если это так, то мы глубоко ошибались.
Все глубже уходят мои мысли. Но мне все равно. Дальше этого места, где я сейчас, мне уже не быть.
2
Солнце нещадно светило в глаза. Казалось, что оно своей напористостью вот-вот их сожжет. Ужасное настроение и духота разбавлялись мирным постукиванием колес поезда. Окруженный мрачными лицами, я вглядывался в них. Я хотел их понять. С первого взгляда было ясно, что каждый из них хотел быть лучше других. И всем было друг на друга наплевать. Казалось, что их ничего не интересует кроме самих себя. Тогда зачем они притворяются хорошими?
Окна в вагоне были закрыты, и духота раздражала меня все больше и сильнее. От этого мои мысли становились печальнее и мрачнее. В эти минуты я готов был провалиться куда угодно, лишь бы не видеть этих лиц. Но внезапно я увидел в этих лицах страх.
Страх…
Вы спросите, перед чем? Да перед всем тем, что их ожидает впереди. Старики и старухи боятся посмотреть друг на друга. Им становиться страшно, когда они понимают, что останутся такими навсегда. И, возможно, это НАВСЕГДА окажется очень коротким периодом. Они с завистью смотрят на еще молодых людей. Впиваются в них своими глазами, уже пожелтевшими от времени на бледном, усыпанном морщинами лице. Они готовы высосатьвсю энергию, думая, что они себе этим вернут молодость. Это придает им глупый, наивный и в то же время злобный вид.
А молодые, в свою очередь, смотрят на стариков и с ужасом думают о том, что это произойдет и с ними. Очень скоро они станут ненужными и беспомощными. А их красота и сила отстанут от них далеко позади, и эта потеря будет невосполнима и безвозвратна. И у них на лицах видны растерянность и отчаяние.
И те и те глупы, так как все это (все эти мысли) ненужная трата времени. Смерть уравновесит всех и все. Смерть — это весы.
Я смог бы бесконечно смотреть на эти лица. На каждой остановке они менялись.
Старые… Молодые… Старые… Молодые…
Все это происходило равномерно и плавно. Как будто какой-то игрок расставляет их поочередно на свои места. Так, наверное, должно было быть и будет так всегда. Но солнце будет светить всем одинаково, все будут просыпаться и ложиться спать, когда им необходимо. И лишь Смерть заберет их в разное время тогда, когда ей будет нужно.
Я давно заметил, что если приглядеться, то Смерть не так уж и трудно увидеть. Нужно немного воображения, фантазии. Всего лишь надо напрячь все, что у вас есть. И вы ее увидите: в груде разбитых машин на шоссе, на операционном столе, в сообщении по телевизору о бомбардировке очередной страны… И так можно перечислять бесконечно. Она везде. Ее присутствие ощутимо. Но все что мы о ней знаем — это ничего. Смерть не изучена.
Я смотрю на эти лица в вагоне и стараюсь угадать кто, когда и какой смертью умрет. Поезд монотонно стучит по рельсам, а люди едут по своим делам, не понимая, что с каждой минутой они приближаются не к очередной остановке, а к окончанию своего жизненного пути.
Сейчас, лежа на больничной койке, я очень отчетливо видел это. То, что когда-то со мной было. Еще в то время, когда стены этого дома не окружали меня. Я до сих пор вижу эти недовольные лица в поезде, на улице, в офисах и ресторанах. Теперь они далеко от меня, я защищен стеной от них. И я освобожден от их присутствия. В этих лицах была написана одержимость самосохранением, как у жука, попавшего в воду. Он перебирает лапками, старается поднять свои намокшие крылышки, но это ему не удается. Волна за волной накрывают жука, а он инстинктивно борется за свою жизнь, выбираясь и выбираясь на поверхность воды. Но сколько бы он ни боролся, силы его иссякнут и, в конце концов, жук утонет. Бессознательные действия, как и инстинкт самосохранения, выработанные эволюцией. Непонимание или нежелание понять то, что было бы после Жизни, заставляет делать это. И этот жук готов инстинктивно бороться за Жизнь, так как он есть здесь и сейчас, так как научила его эволюция.
Еще когда я был по ту сторону стены, я размышлял о старости. И пришел к выводу, что старость это ненужный и никчемный этап перехода из Жизни в Смерть. Это лишь усугубляет представление человека о Смерти. И единственное, чего я страшусь, сидя здесь, это СТАРОСТЬ. Как и те люди в поезде, я не хочу быть беспомощным, бесполезным и никому ненужным на конечном этапе своей Жизни. Я не хочу встретить таким Смерть, я не хочу встречать таким свое будущее. Я хочу ступить на другую сторону с такими же силами, с которыми я нахожусь здесь. И как раз именно это отличает меня от людей в том поезде.
3
Чтобы ни происходило на Земле, как бы человечество не повышало уровень своего развития, оно, на протяжении всей своей истории рассуждало и думало о Смерти. Человечество приписывало ей фантастические свойства, оно верило в нее, поклонялись ей и, наконец, оно было ею. Но человечество никогда не рассматривало Смерть с научной точки зрения. До поры до времени. И вот теперь, когда человечество считает себя всезнающим, оно пробует понять ее. Но ему это не удается, и от этого человечеству становится страшно. Оно всегда боялось неизвестности. Человечество привыкло сидеть годами в своих пропахших химией лабораториях, за заваленными бумагой столами. Но оно ни на сантиметр не продвинулось к ней. Смерть как была загадкой, так и осталась.
А на самом деле все очень просто. Здесь, где я нахожусь, есть намного больше времени для ее познания. Но даже за этой кирпичной стеной, отделяющий мой мир от основного, не так уж и легко узнать о Смерти то, что тебе хочется. Каждый относится к ней по-разному: c точки зрения своей религии, положения в обществе, воспитания. Но в итоге, какие бы мы не были разные, Смерть все равно равняет нас. И поэтому богатые и алчные люди боятся ее. Она отберет у них все без остатка, и они не смогут ничего сделать. Ведь Смерть нельзя купить и с ней нельзя договориться.
Смерть является зеркальным отражением Жизни. И зеркало, разделяющее ИХ, и есть та грань между реальностью и неизвестностью. Смерть можно постичь только пройдя сквозь зеркало, как в свое время это сделала всем известная Алиса. Возможно, данный рассказ это некая попытка донести до нас информацию о том, что происходит после Жизни. Одно я понял, находясь в этой пустой палате и глядя сквозь решетчатые окна на деревья и птиц, сидящих на ветках, что Смерти нельзя бояться. Хуже тебе от нее не будет.
А хватит ли у вас воображения…
Хватит ли у вас воображения представить и воспринять всерьез все то, что происходит вокруг нас? Есть ли у вас силы бороться с течением обстоятельств, которые манипулируют вами, переставляют вас как фишки с места на место? Предугадывают вашу судьбу и пользуясь этим толкают вас на безумные поступки. С этой стороны стены, все это воспринимается еще сильнее и отчетливее. Я ощущаю давление этого большого НЕЧТО, которое опутывает нас, обволакивает наши тела своей невидимой, безобразной массой. Оно не разделимо с Жизнью и Смертью. Это как дополнение… Нет. Скорее, это их частичка. И пока мы живем, это НЕЧТО сопровождает нас до самой Смерти. Как бы мне хотелось заглянуть этой массе в ее безобразные глаза. Все кажется слишком театральным, надуманным. Хотя я сомневаюсь, что это правильное определение. Хочется верить во что-то мифическое и сказочное. Хочется верить во что-то нереальное. Но все можно объяснить, дойдя до определенной точки. Если бы можно было дойти до опоры, от которой можно было бы оттолкнуться.
Сегодня на ужин опять дали перловую кашу. Некая субстанция, предназначенная для употребления живыми организмами. Я часами могу в тарелке ковырять ложкой, делая в каше борозды. Каша очень жидкая, и поэтому мне постоянно приходится создавать новые борозды на месте предыдущих. При этом, у меня возникают разные странные мысли. Они появляются ниоткуда, из пустоты. Из пустоты такой глубокой и бездонной, как Вселенная. Я пытаюсь хвататься, цепляться за них, но они слишком быстрые, а я слишком медлительный. Все это превращается в кашу. Такую же кашу, что нам дают на ужин.
Иногда мне хочется убежать отсюда. Да… Да… Мне приходят такие мысли. Но если все не торопясь взвесить, то ты поймешь, что все дело не в месте, в котором ты находишься, а в тебе самом. А от себя не сбежишь. Меня поражает строгая последовательность всего происходящего. Эта упорядоченность лишний раз подчеркивает грани Жизни и Смерти. Спираль времени как песочные часы бесконечна. Пока песочные часы поворачивают, песок будет сыпаться, а очередной виток на спирали подойдет к нулевой отметке, с которой все начиналось и повторит все с начало. Так что, выходит, мы боимся повторения. Каждая песчинка, олицетворяющая дыхание… Нет. Каждый вдох твоего организма проскальзывает в маленькое отверстие, и это все собирается в единое, большое и мощное. Но когда они все соберутся, все до самого последнего вздоха, ты не сможешь сделать один мощный вдох. Не правда ли, странно? Очень многое непонятно в этой суете. Она состоит из совокупности различных букв и знаков, название которой — Жизнь.
А какой здесь, в этом здании за высокими стенами, театр?! Здесь свою роль играют такие актеры!!! Некоторые из них упиваются своей ролью. Стараются играть ее как можно лучше. Они даже могут не обращать внимания друг на друга. Им достаточно только своего собственного присутствия.
Скрип открывающейся двери.
Вот…
Вот она спокойная и серьезная. Она уже старая, и старость не пощадила ее лица. Но она остается по-прежнему спокойной. И ее спокойствие меня раздражает все больше и больше. Я начинаю ощущать, чувствовать ее спокойствие, которое придает ей монолитность и непоколебимость, превращая ее в подобие скалы. И все происходящее с нами ее не касается. Она сама по себе. Славная старушенция. Она работает тут нянечкой, и она хорошо справляется со своей ролью. Убрав со стола тарелку, кружку и столовые приборы, она молча удалилась, закрыв за собой дверь. И опять она даже не поинтересовалась моим здоровьем. Ее шаги постепенно стихают в коридоре.
Как я устал здесь. Зачем нужны мысли, если тебе ими не с кем поделиться? Ну, если только с врачом. Но этих мыслей ему говорить нельзя. Он просто меня не поймет и спишет это на мою болезнь.
А птицы сидели на ветках, качая головами в разные стороны, как будто что-то спрашивая у меня. О чем они сейчас думают? Может, они смотрят на меня из другого мира, более просторного и чистого, чем наш с вами. Меня радует их независимость и свобода. В знак солидарности с ними, я поднял свою руку и сжал ее в кулак. Да… мое тело находится в этой палате, но душа парит на свободе рядом с этими птицами.
4
Вчера я постучал в дверь и попросил принести попить. Медсестра с нелепо ярко накрашенным лицом (в духе авангардизма) и с сигаретой во рту принесла мне стакан воды. Вода была мутная, почти молочная. В ней ничего не отражалось, и она не играла на солнце. Казалось, что в этой воде что-то скрывалось. Что-то неопределенное и это что-то на меня никак не действовало. Мне не было ни страшно, ни странно, ни… Впрочем, в этом стакане находилось что-то еще. А именно паучок. Он настолько был мал, что его никто не увидел. Он был один, и еще он был мертв.
Одиночество…
Задумывались ли вы об одиночестве? Что оно из себя представляет? О нем можно говорить бесконечно. Что может быть страшнее и лучше, чем это? Единственное что плохо в этом — то, что ты никому не нужен кроме самого себя. В эти минуты, часы, дни, кажется, что ты существуешь, действительно существуешь, но есть одно но. Ты существуешь один, все остальное для тебя неважно, потому что всему, что тебя окружает, ты не нужен.
И вот тут, в этот момент, ты понимаешь, что одиночество действительно страшно тогда, когда ты начинаешь привыкать к нему. Нигде, возможно, так не осознаешь это как за этими стенами. Хочется надеяться, что это на самом деле не так. Хочется верить во что-то другое. Пусть не хорошее, но только не в это. Одиночество дает путь всем чувствам человека. Оно может подтолкнуть на все. Полностью завладеть человеком. Превратить его в зомби, послушную марионетку. Подчинить его себе и управлять им как оно этого захочет.
Одиночество — это страх. Страх — это одиночество.
Оно нагнетает тоску, и тоска заполняет все тело, забираясь в каждый уголок, в каждое твое потаенное место. И, в конце концов, одиночество парализует тебя. Депрессия и уныние. Рожденные и вскормленные одиночеством. Они выгрызают человека изнутри подобно насекомым — паразитам. Человек иногда не выдерживает такой нагрузки и переступает грань. Но здесь, сидя в этой комнате, спрятавшись за увенчанными сталью окнами и надежным забором, чувствуешь себя более спокойно. Здесь ты привыкаешь к одиночеству и примиряешься с ним, в конце концов. Принимаешь этот страх как должное. Как что-то неотвратимое и ….
Желанное?!
Это и дает новому, непонятному чувству владеть тобой. Заполнение одиночеством палат сумасшедшего дома происходит плавно и равномерно. Ты начинаешь жить этим чувством. И здесь ты понимать, что сходишь сума по-настоящему. Действительно сходишь с ума именно сейчас, а не тогда, когда тебя привезли в этот дом. Твой мозг не может освоить все ЭТО. И ты понимаешь, что это конец. КОНЕЦ. Ты бессилен перед этим. Потому что только это имеет определенное место и ничто иное. И как бы ни был силен соблазн избавиться от этого, ты этого не сможешь сделать до самого конца. Когда тобой овладевает одиночество, ты не способен полностью контролировать себя, свои поступки, мысли, поведение, свое Я. Даже самый уверенный в себе человек начинает чувствовать себя ничтожеством и опускается на дно. Вот еще одно ребро, одна грань. Еще один шаг к Смерти.
В эти самые минуты и появляется тоска. Тоска по чему угодно. Возможно, и не нужен какой-либо предмет для этого. Тоска, неотъемлемая часть одиночества, погружается в тебя, питаясь тобой и твоей энергией. Что нужно, чтобы избавиться от нее? Что предпринять? Где можно скрыться от этого? На эти вопросы нет ответа. Возникая внезапно, она превращает твой мозг в жир. Увлажняя его, делая его сочнее и глупее. В это время тебя не интересует абсолютно ничего. Ты отдан ей. Ты принесен тоске в жертву. Некоторые ее сравнивают со смертью, ошибочно полагая, что ТАМ все протекает в медленном постоянстве. Это не так. От туда, где я нахожусь, это хорошо видно. Все имеет оборотную сторону, все имеет определенную маску и даже не одну. Смел и до смешного уверен в себе тот, кто говорит, что знает и понимает данное ощущение. Он просто ребенок!
Что может быть хуже этих ощущений? Что может еще толкнуть человека на последнее решение?
Как это ни смешно, но одиночество как раз и открывает человеку новые ощущения, на которые, возможно, он раньше не обращал внимания. Одиночество зарождает и дает нам любовь, ненависть, безразличие и многие другие чувства. Оно как Мастер, который знает, что делает и что дать тебе именно сейчас.
5
Кстати, я заметил сегодня беспокойство на лице врача. Что его беспокоит? Может, дело во мне? Когда он зашел ко мне в палату, он был серьезен. И по обыкновению своему, в этот раз не улыбался и был как будто насторожен чем-то. Он крепко пожал мне руку и посмотрел в глаза уверенно-твердым взглядом. О чем он думал в этот момент? Несомненно, дело во мне.
Он сел напротив меня и еще внимательнее посмотрел в мои глаза. Мне стало как-то не по себе от его взгляда. Казалось, он смотрит мне не в глаза, а прямо в душу. Его наглый и ненасытный взгляд копошился во мне, как будто чьи-то руки переворачивают все вверх дном в старом сундуке, ища необходимую вещь.
— Ну-с, голубчик.
Голос доктора вырвал меня из этого кошмарного чувства обратно в мою палату.
— Давеча, мы с вами говорили о Счастье.
Его голос продолжал оставаться серьезным, а его глаза до неприличия сверлили меня.
— Д-д-да-а-а… — услышал я свой запинающийся голос со стороны.
— А что вы думаете о Смерти?
Вопрос доктора попал точно в цель. Ведь я только о ней в последнее время и думаю. Я со страхом решил, что доктор знает все мои мысли.
— Я? О Смерти? Не думаю, — быстро ответил я.
Но мой ответ, произнесенный так поспешно, слегка испуганным голосом, мог только подогреть подозрения или подтвердить его догадку в отношении меня.
Но доктор принял расслабленную позу и взгляд его уже сверлил не меня, а скомканное одеяло на кровати.
— Я понимаю, что мой вопрос мог вас смутить, — мягко сказал он. — Но мне, после нашего последнего разговора, стало интересно, есть ли у вас свое мнение на этот счет?
Его непринужденность и, как мне показалось, какая-то откровенность в его голосе успокоили меня.
— Если честно, доктор, я не могу вам дать прямой ответ на ваш вопрос. Так как я могу только предположить, что это такое Смерть.
Мой голос уже не источал испуг, а приобрел интонации заинтересованного темой человека.
— Это любопытно, голубчик, — оживился доктор. — Я вас внимательно слушаю.
— Возможно, очень, много предположений существует о том, что такое Смерть.
— Первая и почти всеми принятая версия состоит в том, что после Смерти душа отделяется от тела и попадает в какое-либо другое место уже без материальной оболочки. Будем условно называть это место Раем или Адом. Там душа обретает новую жизнь, а покинутое тело превращается в прах.
Доктор кивнул, и поменяв позу на стуле, подпер рукой свой подбородок, всем видом показывая заинтересованность.
— Вторая версия нам указывает на то, что от человека остается пучок энергии, который может быть или положительным или отрицательным, в зависимости от того каким человек был при жизни. Эта энергия уходит во Вселенную, где соединяется с другими в одну массу и впоследствии влияет на развитие Вселенной и на все, что находится в ней.
Доктор не перебивал меня, а только молча качал головой: «Мол, давай говори, говори. Что еще придумаешь?».
— Третья версия. После смерти душа покидает физически истощенное или поврежденное тело и приобретает совсем новое, чистое, вне зависимости от расы, пола и даже вида живого организма, существующего на нашей планете. В этом теле она продолжает существовать до полного износа физической оболочки. После чего она находит новое тело и так до бесконечности.
— То есть вы имеете в виду реинкарнацию? Так, понятно, — задумчиво прервал он меня. Но тут же спохватившись, произнес:
— Извините, продолжайте.
— И, наконец, четвертая версия и самая простая. После смерти остается только тело. Которое, в связи с биологическими процессами, гниет и впоследствии смешивается с природной средой, которая нас окружает.
— Ага. Ясно, — также задумчиво произнес доктор. — Ну, допустим. А какая теория ближе вам?
— Любая из этих версий хороша по-своему. Но все они говорят о том, что в любом случае мы все умрем, — ответил я.
Доктор одобрительно кивнул и вставая, хлопнул себя по коленям.
— Вот именно, голубчик. Вот именно. Но на сегодня все, мне надо проведать ваших «соседей». Нельзя оставлять их без внимания. Я вижу, вы правильно улавливаете смысл нашего сегодняшнего разговора.
Доктор сделал шаг к двери, но остановился и обернувшись ко мне, серьезным голосом произнес:
— До завтра, — после чего вышел из палаты.
Этот разговор как-то раскрыл меня изнутри. Мне показалось, что стало легче дышать после высказанного мной доктору. Но, в то же время, он меня полностью обнажил. И я, сидя на кровати в больничной пижаме, чувствовал себя абсолютно голым.
Когда я стремился к ровно протекающей, однообразной, скучной жизни, я придумывал ее себе, искал кумиров. Я хотел жить сегодняшним днем, здесь и сейчас. Это делают многие люди. Но я понял, что слишком эмоционален для этого. Все что делают другие, для меня чуждо. И я решил создать свой внутренний мир и жить в нем, отгородившись от всех. От их чувств, действий, соблазнов и много чего другого, что раздражало меня. Сначала, конечно, мне это мешало, когда я находился среди людей. Но здесь, в сумасшедшем доме, у меня появилось много пищи для мыслей, формирующих мой внутренний мир. Я жив только там. Только там я что-то значу. В моем мире сливаются понятия Жизнь и Смерть. Он состоит из этого. Жизнь и Смерть в нем взаимно заменяют друг друга. Они смешиваются, и поэтому трудно определить и сказать кто из них кто. Да и в вашем мире за этой стеной, грань между Жизнью и Смертью еле заметна. Все происходит так незаметно и быстро, что грань между ними не видна. И только потом люди делят стороны на «до» и «после». И вот теперь, после разговора, я почувствовал, что доктор вошел в мой внутренний мир, который я так берег.
Солнце садится. Я так устал, что надо было лечь спать, но в последнее время у меня бессонница. И вот еще один день прошел, и он не отличается чем-то от прошедших. И завтра наступит еще один такой же унылый и бесконечный день, как этот, с пытливыми вопросами доктора. Завтра все будет так же как и вчера.
Обыденность. Скука. Грусть. Мысли?!
6
Я проснулся чуть раньше восхода солнца. Оно еще мертво, и вся природа дремлет подобно спящей красавице. Комната сдавливает мои виски, и я невольно вслушиваюсь в нее. В ее песню, однообразную и загадочную. Утренняя прохлада со всей силы бьется о стекла моей палаты, пытаясь добраться до меня. Но после каждого тщетного удара, она отходит прочь, подобно морским волнам прочь. Но она, все равно набирая силы, готовится к новому штурму. Сегодня должен быть хороший день, но такой же обычный, как и все предыдущие. Мне хочется снять с себя всю одежду и окунуться в тот мир за моим окном. И как ребенок бегать по нему, как по бесконечному полю. Полю подобному Жизни. Но Жизнь, как и любое поле, имеет края. И за эти края рано или поздно ты заходишь. И поле, вместе со своими обитателями и природой, забывает тебя. Они уже не помнят твой смех и твои руки, ласкающие колосья или траву. Забывают прикосновение ног, которыми ты ходил по нему. Хотя следы от твоих ног остаются на нем еще на короткое время. Жизнь — это поле. И сойдя с него, ты не прекращаешь идти, а идешь все дальше и дальше, встречая по пути другие поля. И промежуток между полями, наверное, и есть Смерть.
Я слишком долго просидел в этой палате. Я не был полезен людям, находясь здесь. Хотя, с другой стороны, я и не навредил им. Я все это время был не нужен обществу, как и общество не нужно самому себе. Нами руководит какая-то другая, непонятная сила. И у каждого человека своя сила, которая превращает его в эгоиста, любящего только себя и не интересующегося другими. Вряд ли найдется человек, который бросит монету в протянутую руку старушки, не подумав при этом, а надо ли это делать? И если я это сделаю, может, мне это за это воздастся? И меня судьба тоже наградит чем-то хорошим? Сущность человека — эгоизм. И даже когда человек уходит, якобы в последний путь, он эгоистично бросает оставшихся на произвол судьбы. Он предан себе. Все вокруг нас пропитано эгоизмом.
Мне трудно дышать в этом раздувшемся, от самолюбия мире. Мне не нравится эта Жизнь. Она сводит меня с ума. И то, что я сейчас нахожусь в сумасшедшем доме, не показатель моей неуравновешенности. Скорее, это от того, что неуравновешен сам мир. Я еще трезво смотрю на Жизнь. И если я в ней еще останусь, то тогда точно сойду с ума. Мне противна Она, как и я противен себе, потому что я такой же эгоист, как и все. Я стремлюсь к получению желаемого, не обращая внимания на других и не считаясь с ними. Я хочу переступить грань.
ЭПИЛОГ
Ярко светило солнце. По светло-голубому небу плыли барашки облаков. Теплый ветер играл последними листьями на деревьях за окном палаты, как шкодливый ребенок. Птицы щебетали, прыгая с ветки на ветку и, по-видимому, к чему-то готовились. Свернув налево по коридору, нянечка разносила утренние лекарства. Она остановилась перед дверью палаты №4. Открыв ее, она вошла, и в тот же миг по коридору раздался звон металлических предметов, упавших на пол. Так как в здании постоянно была пугающая тишина, звон показался оглушительным. Комок подкатил к горлу, и нянечка хотела закричать, но вместо этого из ее рта вылетел лишь едва слышный хрип. В открытое окно дул приятный ветерок только что наступившего бабьего лета. Внезапно открытая нянечкой дверь палаты создала сквозняк, и порыв ветра взлохматил волосы мертвеца. Несмотря на то, что его шея была крепко перетянута веревкой, привязанной к решетке, повешенный смотрел на нянечку уставшими, грустными глазами и удовлетворенно улыбался.
Еще один переступил грань. Еще один познал Смерть.