Два романа Анатолия Кирилина

Русские Писатели Бийск Алтай
ДВА  РОМАНА  АНАТОЛИЯ  КИРИЛИНА


Честная реалистическая проза  Анатолия Кирилина хорошо известна читателям и  на Алтае, и  в России, потому что его произведения публикуются в толстых литературных журналах давно и регулярно. Если  читатель заглянет, например,  на сайт «Сибирских огней», то увидит, что Анатолий Кирилин – постоянный автор этого издания.   Герои его крупной и  малой прозы – люди разные, каждый со своим характером и судьбой.  Но, как мне кажется, наиболее полно, наиболее объёмно творчество писателя представляют два  романа – «Под знаком Творца» и «Семена для попугайчиков». Действие  в том и другом произведении происходит во времена, которые мы называем  эпохой перемен. Какою предстаёт перед нами эта самая эпоха перемен в романах Анатолия Кирилина?
Первая часть романа «Под знаком Творца» открывается эпиграфом  –  строчками из стихотворения Николая Шипилова, которого автор  хорошо знал  как человека, и как писателя.  Вот эти слова: «Но только нет страшнее этой пытки – глядеть в окно на родину свою». Вторую часть предваряют  строки из стихотворения Евгении Курдаковой: «Опять влачим привычный русский ужас, тоскуя на земле своей родной».  Оба эпиграфа очень точно отражают суть этого горького повествования.
Необъятное болото пошлости, суеты, криминала,  в которое погрузили народ 90-е годы, отправило всех нас на дно бытия, вернее, в пучину выживания. Вот это самое болото не оставило других вариантов и  герою романа журналисту Найдёнову. Осталась лишь одна задача  – не  упасть, несмотря  ни  на  что,  не  увязнуть  в  липких  волнах  нищеты,  безнадёжности,    НЕ ПОТЕРЯТЬ СЕБЯ.
Независимый  журналист  Найдёнов,  как  он  сам  себя   называет с иронией,    может  быть  и  циничным в  быту, но по сути своей – он истинно русский человек, имеющий больную, мятущуюся душу.  Ведь  это  он  кричит: «Россия  ещё  себя  покажет!  Она  не  потонет,  а  если  и  станет  тонуть,  в  воронку  за  ней  уйдёт  всё – от  Эйфелевой  башни  до  слоновьих  какашек!»
Это  он,  Найдёнов, добывает   корову  для  переселенца-фермера,  живущего в чистом    поле, в  землянке. Это  Найдёнов  занимает  деньги   для своего друга   саксофониста  Иванова,  чтобы  тот  мог  поехать в  Париж,  который превратился для музыканта  в  навязчивую  мечту. Занимает большую сумму денег, чтобы  Иванов мог поехать в город своей мечты и при этом  сохранить   инструмент –  единственное  его  имущество  и    спасение. Даже не имущество, а  единственную опору  для души.
На одном из журналистских собраний, Найдёнов  неожиданно  для  себя  самого    чувствует  жалость  к   сморщенному маленькому  человечку в  дорогом  костюме, по фамилии Фридман.  Явно не бедному!  Но вот эту жалость, неизвестно откуда являющуюся,  Найдёнов преодолеть не в силах.  Это  абсолютно  национальная  черта той самой загадочной русской души.
По-русски  же  он  восстаёт,  когда  болтун  Верясов – практически, виртуальный персонаж,  начинает  толкать  свою  теорию  счастья  для  нищего  богемного  люда.

«Присутствующие, – Найдёнов  с  трудом  выговаривает  слово, – жуки  на  булавках,  живые  пока,  трепыхаются. Но скоро  они  затихнут,  ты  спрячешь  их  в  коробочку  и   увезёшь в  свою  страну  Вонючию.  Ты  уже  сам  пахнешь,  чувствуешь?»   
Пучина  суеты  и  пошлости  необъятна,  ненасытна  и   требует   питания  каждый  день.   Много  питания,  много  энергии. Художник  Тимофей, ещё один друг Найдёнова, по  сути,  не имевший крыши над головой,  жил в  своей  мастерской. Он  держался  НАД этой бездной нищеты  на  крыльях  любви –  отовсюду  в  его  мастерской с портретов  смотрели  глаза  Ирины,  его  жены. И  вот  её  нет – не  выдержала  бездомной  нищей  жизни,  уехала.   Нет  тех  призрачных  крыльев,  которые   не позволяли художнику упасть на дно.
И  он,  понимая,  что   спасения  нет,  принимает  решение  похоронить  себя как художника, но попытаться сохранить семью и любовь. Тимофей принимает решение стать ремесленником – изготовителем резной мебели, и так зарабатывать на жизнь.
Никому  ничего не объясняя, как истинный  художник он  создаёт  полотно  своих  собственных  поминок. Торт  из  семидесяти  яиц  и  жареный гусь  украшают  стол.
Каждый из героев пытается удержаться НАД бездной небытия всеми доступными и недоступными способами. Но  в этой битве за жизнь Найдёнов теряет жильё – комнату  в общежитии, принадлежащем ведомству культуры.  Найдёнов когда-то был  поселён в это общежитие по просьбе руководства местного телевидения, ещё при социализме, когда журналисты были необходимы власть предержащим. А теперь какой-то богатый дядя купил пол-этажа, и жильцов, не имеющих документов с пропиской,  просто выселили на улицу. Ну, мы  прекрасно знаем это правило нашей жизни – без бумажки ты  букашка.  Так  бывший журналист  становится бомжом:
«И вот на пороге третьего тысячелетия Найдёнов сидит на мягкой мшистой подушке, покрывающей таёжную полянку, в одном  из немногих незагаженных мест на Земле.  Ему едва за сорок – ни маломальской болячки, ни обязательств, ни долгов. Из-за спины вынырнул (виртуальный- Л.К.) Верясов со своей вечной ухмылкой: «Ещё и ходить не начал, дитя Христово!»  Найдёнов отмахивается от него и внимательным взглядом ещё раз обводит буйно зеленеющий под пронзительно-голубой крышей мир. Всё бы не так уж плохо – если б не зима по семи месяцев в году!»
Вот с чем остаётся человек в свои более чем сорок лет!  Эпоха перемен ежечасно, ежедневно толкает человека на край  небытия. Пройдя  через самое дно – подвальную ночлежку бомжей, потерю паспорта, Найдёнов  выкарабкивается из тупика с помощью Иванова, которому он когда-то помог сохранить инструмент.
Саксофонист Иванов, сумевший всё же исполнить мечту – уехать на работу  в Европу, Америку – помогает ему  купить избушку в деревне и огород. Но судьба – штука безжалостная.  Лесной пожар уничтожает деревню и новое жильё Найдёнова. Снова долгие поиски работы, случайные заработки, неприкаянность и ненужность  никому. Лишь комната Иванова, уехавшего на очередные музыкальные заработки,  становится местом временного приюта. Во время очередного приезда Иванова, Найдёнов спрашивает музыканта, перестал ли он считать себя никому не нужным? На что Иванов отвечает: «Деньги от сиротства не лечат. Они только дают возможность увидеть, как много вокруг сирот кроме тебя» 
И Найденов понимает, что он – единственный человек во всё мире, кто связывает  безродную душу Иванова с Отечеством. Он, Найдёнов, нужен Иванову именно здесь – в этом городе, в этом месте! Это, конечно, отрадно, но   наш  герой, «однажды стоя на главной площади города,  видя её парадное величие и памятник великому игроку истории Ленину, задаёт себе жестокий вопрос: «А что тут делает некто Найдёнов, ни разу в своей жизни не вступивший в серьёзную игру? Он же не игрок».  Но кто-то строгий одёргивает его: «Дача, подвал, деревня – это всё ещё не всерьёз, так, прикидка. Настоящее начнётся только теперь. Впереди зима. В Сибири она не шутит».
И мы прекрасно понимаем, о чём идёт речь. Не о зиме как таковой – а о зиме человеческой жизни! О том периоде её, когда  человек должен стать взрослым и взять ответственность за всё на себя!

Вот об этом взрослом периоде жизни, когда приходится отвечать не только за свою жизнь, но и за жизнь близких людей, об этом  повествует роман Анатолия Кирилина «Семена для попугайчиков».  Обретением и опорой героя  романа становятся любимая жена и сын. Но судьба  безжалостна. Если она ставит человека на путь испытаний, то гонит его этим путём до конца – пока не будет найдена истина. Судьба в первую очередь  отнимает  тех, кого ты любишь больше всего на свете. Жена Галя погибает от самой страшной болезни 21 века – онкологии. Сына  растить, учить, воспитывать  приходится одному. К чему приходит наш герой после страшной трагедии, всех утрат, случайных встреч с  женщинами, поисков  внутренней опоры? Его мысли звучат так:
«Мера любви, той, прижизненной, определяет право властвовать  в доме. Очевидно, меня любили больше, чем я. Но ведь я сильнее никого не любил. Это я точно знаю. Всё равно мало, да?  Наверно. Любви никогда не бывает много. Я проплутал в лабиринте, где выход к любви ужасно запутан. Я проплутал всю жизнь. Хватит! Остановись!»
И завершается это повествование о жизни и смерти, любви и долге символической картиной – телефонным звонком с того света: «Мой телефон показал пропущенный вызов. Странно, он всё время лежит у меня перед глазами. Нажал на кнопку – определитель высветил в окошке: ГАЛЯ.
И мы понимаем, что герой вышел из лабиринта жизни  туда, где и находится истина  – спасительная и вечная любовь одного человека к другому!

Читать прозу Анатолия Кирилина непросто – здесь необходимо думать о тех вопросах, которые писатель ставит перед читателем   и впрямую, и  между строк. И главные из них – что такое человек, в каких пределах он может оставаться человеком, если волчий мир диктует жить по волчьим законам?  Если же  в человеке побеждает  его звериное начало, если это происходит так легко под действием обстоятельств, то в чём смысл человеческого бытия? Есть ли он вообще?  Вот  на такие жёсткие вопросы придётся отвечать вдумчивому читателю. А писатель свою нелёгкую миссию выполнил в полной мере – он эти вопросы  сформулировал,  вытащил их на свет  и показал, что происходит с людьми, когда  человек сдаётся на милость враждебных обстоятельств. Он падает на дно. Упасть легко, а выбраться оттуда почти невозможно. Показал, куда приводят эти вопросы  человека, не желающего смириться. Путь у такого  несогласного один – становиться воином  жизни и воевать – и за свою душу, и за душу своих близких и родных людей.

Проза Анатолия Кирилина – это зеркало, в котором  мы легко узнаём то подлое  время, где нам выпало жить, ту самую эпоху перемен. Кто-то увидит в этом зеркале и себя, найдёт отголоски своей собственной судьбы.
Я затронула лишь одну (семантическую) грань двух романов – их смысловую сторону, их философское  содержание. Но оба романа многогранны. Можно вести отдельный и  интереснейший разговор о том, каков сюжет  каждого романа,  каковы образы и судьбы  его героев, насколько эти романы можно считать  биографическими или наоборот,  повествующими о вопросах общечеловеческих.  А ведь есть ещё  художественный инструментарий,  присущий индивидуальному авторскому  подходу к прозе и т.д.  Хорошая проза всегда неисчерпаема.

Людмила Козлова
г. Бийск, Алтай