НА СНИМКЕ: Одна из дискуссий, которая проходила в холле Дома учёных, но что обсуждалось на ней, мне неизвестно. Впрочем, это могла быть и пресс-конференция.
Руководители клуба «Под интегралом» расписали все дни и часы, так что участникам скучать не пришлось.
Рассказывает Анатолий Бурштейн:
«…Концертами дело не ограничивалось. Каждый день — или пресс-конференции, или дискуссии [а также встречи –МК], всё при магнитофонах, чтобы исключить возможные в будущем передержки и инсинуации».
Дискуссии были важнейшей составной частью фестиваля бардов.
Они задумывались организаторами, чтобы поговорить о самодеятельной песне, о её месте в жизни общества, в музыкальной и поэтической культуре.
Но дискуссии часто были о другом. Они всё время выливались в критику песенного творчества бардов партийными и комсомольскими функционерами.
Впрочем, все примеры для критики брались из песен Галича.
Сатира современников всегда была под огнём власть имущих. Всегда она была чрезмерной, всегда порочащей строй, всегда неправильной и по мнению властей, несправедливой.
Сатирические песни Галича не были исключением.
В конечном итоге их объявили антисоветскими, запретили, раскритиковали, не приняли никаких разъяснений, но тем самым только поспособствовали их широкому распространению.
Записи дискуссий сохранились , и дискуссии можно анализировать как погружаясь в прошлое, так и с точки зрения сегодняшнего дня, но подчеркну ещё раз, что тогда целью записи дискуссий на магнитофон была гарантия от всевозможных инсинуаций и передержек.
Партийные и комсомольские функционеры часто обвиняли клуб в том, чего, на самом деле, не было, в доказательство приводились фразы, которые никем и никогда не были сказаны, и запись на магнитофон могла послужить доказательством правоты клуба.
Слухи плодились с неимоверной быстротой.
Кто их распускал, я не знаю. Я знал людей, которые считали, что в КГБ был специальный отдел, который придумывал и распространял ложную информацию.
Некоторые слухи оказались весьма живучи. Вот, например, слух о болезни Галича и о том, что он попал по скорой в больницу. Этот слух попал даже в книгу Аронова (очередной миф!).
В книге написано:
«Одна из дискуссий была настолько острой, что Галичу стало плохо, и его отвезли в больницу».
Прочитав это, я, на всякий случай обратился к Валерию Меньщикову, и вот его ответ:
– Не попадал Галич в больницу во время фестиваля бардов. Опять это чья-то выдумка, подхваченная Михаилом Ароновым, – пишет Валерий Меньщиков.
Вернёмся к дискуссиям. Цитата из «Реквиема» Бурштейна»:
«…Мнения и позиции сталкивались не только в кулуарах. Дискуссии, шедшие ежедневно в кинозале , позволяли им выплёскиваться наружу, срывая маски».
Да, это было удивительно.
Идеологические работники решили дать бой на дискуссиях. Но они просчитались и бой проиграли. Переоценили себя. Разучились полемизировать. Привыкли к приказам, отвыкли от дискуссий.
Но была и другая сторона дискуссий: публика, почувствовав «излишнюю свободу», осмелела, раскрепостилась, резала правду-матку. Переходила невидимые грани, которые власть ещё могла терпеть.
«Одну из дискуссий, – пишет Анатолий Бурштейн, – Галич начал так:
– Мы, работники идеологического фронта....
Он был [тогда –МК] ещё членом двух союзов: кинематографистов и писателей.
Однако фронт как риторический образ вдруг материализовался, и оказалось, что он разделяет аудиторию.
Публика хлебнула слишком много правды за несколько дней и чуток опьянела, отбросила условности, говорила напрямик все, что думала.
Ну и ей сказали, что думали, тогдашние комсомольские вожди Новосибирска.
А думали они в то время, что хорошо бы кое-кого и к стенке, чтоб неповадно было», – заканчивает Анатолий Бурштейн свой рассказ.
Я обращаю внимание моего читателя на эти слова Бурштейна. Я знаю, и я это понимал.
Время, конечно, уже было не то. 30–50-е годы, вроде бы, ушли в прошлое, но ностальгия по ним кое у кого осталась, и, дай им волю, они бы, ни на минуту не задумались.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2018/09/19/109